Опасный цветок

Ковалькова брезгливо сморщилась.

– А Сергей знал, что его пассия была беременна?

Елизавета кивнула:

– Ну да, знал. Она на свидании рассказала ему про выкидыш, а в ту же ночь у него в СИЗО случился обширный инфаркт. Спасти его не смогли и связали его смерть со стрессом. Арест, еще и потеря ребенка невестой так называемой. В общем, из них обоих сделали мучеников, а мою сестру смешали с грязью. Еще и ставили Камилле в упрек, что квартира Сергея досталась ей после его смерти, они ведь не успели официально развестись. А каково было моей сестре, что ей-то пришлось пережить, об этом хоть кто-нибудь подумал?!

Елизавета почти кричала, и собиравшаяся уходить юная парочка с интересом посмотрела в нашу сторону. Ковалькова замолчала и жестом подозвала официанта.

– Кофе, будьте добры, – потребовала она. – И можно коньяка добавить.

Официант понимающе кивнул и отправился выполнять заказ.

– Вы сказали, что вашу сестру смешали с грязью, – осторожно начала я. – А в чем конкретно это выражалось? Ей кто-нибудь угрожал?

– Да не то чтобы угрожал… – Елизавета откинулась на спинку стула и нахмурилась. – Были похороны, на них Камилла, естественно, не пошла, решила, что это будет неэтично. По понятным причинам. Зато была эта… Несостоявшаяся вдова.

– Вероника? – уточнила я.

Ковалькова кивнула:

– Рыдала там как ненормальная. Ну явно напоказ, как в театре. Мне ведь тоже пришлось там быть, я организацию похорон взяла на себя. У Сергея других родственников не было, только Камилла, ну и я, сестра жены. Ну и друзья Сергея пришли какие-то, с работы, наверное. На меня косо посматривали, но вели себя тихо. В общем, похороны прошли гладко, а вот поминки на девять дней – это что-то…

– А что случилось на поминках?

Ковалькова ответила не сразу, видимо, испытывая неловкость.

– Понимаете, я решила, что раз я полностью взяла на себя хлопоты и расходы о похоронах, то на этом моя миссия окончена, – Елизавета посмотрела на меня с некоторым вызовом, но в то же время в ее взгляде читалось смущение. – Поминки устроила Вероника, а Камилла решила туда прийти, хотя я ее и отговаривала. И, как оказалось, правильно делала. Я тоже пошла с ней в то злосчастное кафе на всякий случай. Так вот, едва мы пришли, как это самая Вероника бросилась нам навстречу как разъяренная курица. Причем накинулась она именно на Камиллу, меня не трогала. Наверное, признавала мое право скорбеть, я ведь все расходы на погребение и прочее оплатила. За деньги ко мне проявили лояльность!

Елизавета зло рассмеялась:

– А на Камиллу она просто орала, обзывала ее последними словами, обвиняя в смерти Сергея. Ее послушать, так это Камилла его и убила. А ничего, что он ее изнасиловал, а перед этим измывался над ней столько времени?! Да эта Вероника радоваться должна, что случай избавил ее от такого муженька. Такие, как он, не меняются, уж вы мне поверьте.

– Если Сергей давно издевался над Камиллой, почему она раньше не обратилась в полицию? – поинтересовалась я. Женщина пожала плечами:

– Любила, наверное. Вот и терпела, надеялась, что все наладится.

Ковалькова тщательно размешала ложечкой кофе, который ей только что принесли, и, отпив глоток, задумчиво замолчала.

– Елизавета Валерьевна, – спросила я после недолгого молчания, – я понимаю, что вам очень тяжело об этом говорить, но все же… Как именно погибла ваша сестра? Ведь есть же какие-то детали, которые навели вас на мысль, что Камиллу убили?

– Да, есть, – в голосе Елизаветы звучала решимость. – Камиллу нашли возле дома, под окнами ее квартиры. А в руке она сжимала ромашку, вы понимаете?!

– Ромашку? – удивленно переспросила я, не понимая, каким образом цветок в руке погибшей девушки может указывать на то, что она стала жертвой убийства.

Елизавета несколько раз энергично кивнула, пристально глядя мне в глаза:

– Да! Следствие пришло к выводу, что Камилла сидела на подоконнике, держа в руках цветок, задумалась и потеряла равновесие. Вот такая роковая случайность! – Ковалькова презрительно фыркнула: – К тому же перед смертью Камилла выкурила сигарету, опрокинутая пепельница валялась возле подоконника.

Я представила себе эту картину и пришла к выводу, что версия следствия выглядит логично. Велика вероятность, что именно так все и произошло, а Елизавета Ковалькова попросту себя накручивает. И все же я решила уточнить:

– А что именно заставляет вас думать, что это не так?

– Да Камилла всегда терпеть не могла ромашки и никогда бы не стала вертеть в пальцах этот дурацкий цветок, как это пытались представить следователи!

– Терпеть не могла именно ромашки? – я не смогла удержаться от удивленного возгласа.

– Представьте, да! Именно ромашки! – раздраженно подтвердила Ковалькова. – Это все из-за ее имени. С какого-то там языка оно переводится как ромашка. Ее мама в детстве так называла, и Камилла закатывала из-за этого такие бурные истерики, так что мать пообещала никогда ее так не называть. Ну и потом тоже случалось… Страшно подумать, сколько вокруг нас образованных людей! И буквально каждый второй считал своим долгом сообщить Камилле, что означает ее имя! Ее это буквально доводило до белого каления. Хотя во всем остальном она была пофигисткой. Смешливой, добродушной, немного наивной. Ей и так от жизни досталось, за что было ее убивать?!

Ковалькова выхватила из сумочки салфетку и приложила к глазам, потом схватила чашку и залпом допила кофе.

– Но это еще не все, – многозначительно добавила она. – Когда я пришла в квартиру сестры, чтобы забрать документы Камиллы и подготовить все для похорон, то у нее в спальне на комоде увидела вазу с цветами. С теми самыми ромашками! И было их четыре штуки, представляете? Словно кто-то заранее знал, что Камилла умрет. И стояла эта ваза возле фотографии Камиллы, которую она держала у себя на комоде. Очень нравилась ей эта фотография, Камилла и вправду очень удачно на ней получилась. Красивее, чем в жизни.

Я внимательно выслушала эти странные подробности и была вынуждена признать, что все это выглядело как чья-то дурная шутка. Вот только эта шутка привела к смерти молодой женщины.

– Ну, теперь-то вы видите, что я права и Камиллу действительно убили? – взволнованно спросила Елизавета. Однако я предпочла не спешить с выводами. Прежде чем начать расследование, мне предстояло обговорить с потенциальной клиенткой весьма щекотливый момент, к чему я незамедлительно и приступила.

– Елизавета Валерьевна, вы ведь понимаете, что, несмотря на некоторые настораживающие моменты, очень многое все же говорит в пользу версии официального следствия – ваша сестра стала жертвой собственной беспечности. То есть несчастный случай – наиболее вероятная причина смерти Камиллы.

Елизавета Ковалькова оказалась сообразительной особой.

– Я в любом случае оплачу вашу работу, – заявила она, твердо глядя мне в глаза. – Даже если подтвердится, что это несчастный случай. Но я уверена, что Камиллу убили. Сколько я вам должна?

Я назвала сумму задатка, и Елизавета, осведомившись, привязана ли моя банковская карта к номеру телефона, деловито принялась производить манипуляции на своем смартфоне. Через несколько секунд на мой счет поступила указанная сумма, и я приступила к необходимым расспросам.

– Елизавета Валерьевна, расскажите о круге общения вашей сестры. Вы упомянули, что Камилла работала в парикмахерской?

Ковалькова кивнула:

– Да, это мужская парикмахерская «Ваш стиль». Там она и познакомилась с Сергеем. На свою беду…

– Камилла и после свадьбы продолжала там работать? – уточнила я. – Может, дружила с кем-нибудь из коллег?

– Да, дружила, – Ковалькова почему-то неприязненно поморщилась. – С Ариной, фамилии не знаю. Она тоже стилист в этой цирюльне. Кстати, она была свидетельницей на свадьбе Камиллы.

– Вы можете описать эту Арину? – спросила я.

– Да что там описывать! – на губах Ковальковой появилась презрительная усмешка. – Невзрачная такая, моль серая. Худенькая, маленькая, с короткой стрижкой. Бойкостью, правда, отличалась. В общем, из тех, что в каждой бочке затычка.

– Недолюбливаете вы подругу вашей сестры, – вскользь заметила я. Елизавета пожала плечами:

– А за что мне ее любить? Она же видела, что этот Сергей – урод. И что, не могла отговорить Камиллу? Нет же, стращала Камиллу, что упустит классного парня. Давай, говорит, тащи его в ЗАГС, на свадьбе погуляем. Вот и погуляли…

Что ж, в последовательности госпоже Ковальковой не откажешь. То заявляет, что сначала муж сестры ей понравился, теперь же обвиняет подругу Камиллы в том, что та не отговорила ее от неудачного замужества. Однако озвучивать я свои выводы не стала, лишь мысленно взяла эти подробности на заметку и продолжила расспросы:

– Вы упомянули, что Камилла после ареста мужа обращалась за консультацией к юристу. А вы, случайно, не знаете, к кому именно?

– Прекрасно знаю, – заявила Ковалькова. Это Городишин Борис Павлович, известный адвокат в Тарасове. Может, слышали? Очень дельный, между прочим, и Камилле помог.

Я сдержанно кивнула. Мне приходилось пару раз обращаться к Городишину в связи с предыдущими расследованиями. Ковалькова не зря назвала Бориса Павловича дельным адвокатом. Гонорары Городишина были не из доступных, но всецело себя оправдывали. Казалось, не было такой передряги, из которой Городишин не смог бы вытащить своего клиента. Несколько удивило меня то, что к нему обратилась Камилла – с ее-то маленькой зарплатой, которой и на съем квартиры не хватало. Зачем она это сделала?

– Вы упомянули, что в квартире вашей сестры появилась какая-то странная инсталляция, – обратилась я к своей клиентке.

Ковалькова непонимающе посмотрела на меня.

– Я имею в виду тот букет ромашек возле фотографии Камиллы, – напомнила я. – Он еще в квартире?

– Ах да, – Елизавета кивнула. – Да, скорее всего, он еще там. Я еще ничего не убирала после смерти сестры, разве что смахнула пыль с мебели и прошлась пылесосом по паласу. До сорока дней не принято выбрасывать вещи покойного…

– Вы не могли бы дать мне ключи от квартиры Камиллы? – попросила я. – Мне хотелось бы лично все это увидеть. Возможно, удастся что-нибудь обнаружить.

Ковалькова кивнула и принялась рыться в сумочке.

– Да, у меня есть свои ключи от квартиры, – пояснила она, выудив из сумочки связку ключей и протягивая ее мне. – Камилла специально для меня их заказала, еще в прошлый мой приезд.

Ковалькова неуверенно посмотрела на меня и, сама того не подозревая, ответила на вопрос, который давно вертелся у меня на языке.

– Я не могу долго находиться в квартире Камиллы, – пояснила она, негромко всхлипнув. – Поэтому сейчас живу у подруги, она приютила меня на несколько дней. Пока… Пока все это не закончится. Но вы можете туда заходить, когда захотите. Если вдруг соседи начнут любопытствовать, пусть звонят мне, я все объясню.

– Спасибо, – я убрала связку в сумочку.

Больше никаких сколько-нибудь значимых подробностей Ковалькова сообщить не смогла и, попросив меня держать ее в курсе расследования, попрощалась и поспешно покинула кафе. Я же, напротив, не торопилась уходить из прохладного зала и, заказав еще кофе, принялась просматривать заметки в своем блокноте, которые делала во время беседы с клиенткой.

Информации было, прямо скажем, негусто. Я позвонила Кире и выяснила, что да, Камилла Шальновская как минимум трижды обращалась в полицию по поводу побоев и издевательств мужа. В первый раз он отделался штрафом, во второй – был задержан на сутки, а в третий, по пьяни, еще и с полицейскими вел себя агрессивно, потому его и оставили в отделении на пятнадцать суток. До СИЗО, кстати, дело не дошло – Елизавета перепутала, наверное. И он правда умер в отделении. После чего я решила начать с юриста, Городишина Бориса Павловича. Порывшись в смартфоне, я убедилась, что с нашей прошлой встречи Борис Павлович не поменял место своей дислокации, то есть продолжал принимать клиентов в своей адвокатской конторе на одной из центральных улиц Тарасова. Я мысленно прикинула, что от кафе, где я расположилась с таким комфортом, до адвокатского бюро Городишина примерно полчаса хода. Быстрым шагом удастся добраться минут за двадцать. Топать по жаре, конечно, то еще удовольствие, но мысль, что придется возвращаться к себе во двор, чтобы очутиться в нагретом салоне авто, казалась уж и вовсе нестерпимой. Немного поколебавшись, я все же сделала выбор в пользу пешей прогулки и с сожалением покинула свое прибежище.

Глава 2

– Татьяна, вы ли это?! – Борис Павлович громогласно приветствовал меня на пороге своего кабинета. На лице солидного адвоката читалось радостное изумление, смешанное с жадным любопытством. Причем последняя эмоция явно превалировала.

Высокий и довольно плотный, но не тучный мужчина средних лет, Городишин являл собой образчик так называемого успешного человека. Один из лучших юристов в городе, Борис Павлович зарекомендовал себя как адвокат по уголовным делам, способный вытащить, казалось бы, самого безнадежного клиента. О величине его гонораров, причем даже за краткую консультацию, говорилось шепотом. Однако я вполне могла рассчитывать и на продолжительную беседу с прославленным адвокатом, не потратив при этом ни копейки. Объяснялось подобное бескорыстие довольно просто – Городишину не раз случалось обращаться ко мне по поводу нюансов дела, если его клиент оказывался по совместительству фигурантом моего расследования. Моя помощь порой оказывалась весьма значимой, что позволяло Борису Павловичу в который раз оправдывать свои заоблачные гонорары.

– Прошу, прошу! – Городишин широким жестом пригласил меня в свою обитель, и я с огромным удовольствием опустилась в уютное кожаное кресло, вновь очутившись в просторном помещении, где превосходная сплит-система обеспечивала превосходный комфорт.

– Горячих напитков не предлагаю, горячительных – тем более, – ворковал между тем Борис Павлович своим глубоким бархатным баритоном. – А вот от настоящей минеральной воды вы, надеюсь, не откажетесь.

Что ж, после Ковальковой настала моя очередь восстанавливать водно-солевой баланс. Минералка не относилась к моим излюбленным напиткам, но, сделав несколько глотков из высокого бокала матового стекла, я с благодарностью улыбнулась хозяину кабинета. Прохладный напиток с удивительно приятным вкусом подействовал освежающе, что сейчас было весьма кстати. Борис Павлович ответил самодовольной улыбкой.

– Я в этом знаю толк, – добродушно хохотнул он и тотчас принял деловитый вид: – Ну-с, чем могу помочь?

– Борис Павлович, вы помните некую Камиллу Шальновскую? Она еще обращалась к вам за консультацией около года назад, хотела узнать, каковы ее шансы упрятать за решетку мужа-насильника?

– Хм… – Городишин озабоченно нахмурился и принялся щелкать по клавишам ноутбука. – Имя вроде знакомое, но все же год прошел. Сейчас посмотрим… Ага, вот. Шальновская Камилла Дмитриевна.

Городишин внезапно оживился и всем корпусом обернулся ко мне:

– Да, я вспомнил эту особу. Запомнил, потому что она отсчитала сумму за консультацию наличными трясущимися руками. Да, буквально тряслась от страха, без преувеличения. Сознаюсь, на меня она произвела не очень приятное впечатление, хотя мне было ее жаль.

– Жаль? – переспросила я. Городишин кивнул:

– Очень уж боялась она своего муженька и пыталась выяснить, каковы его шансы остаться на свободе. Что ж, ее опасения были вполне понятны, вы ведь знаете, что дела об изнасиловании одни из самых неоднозначных.

Я кивнула.

– Но в данном случае переживания моей клиентки оказались абсолютно беспочвенными, – заявил Городишин. – Со слов гражданки Шальновской, я уяснил, что улики против ее горе-муженька были серьезными, результаты экспертизы полностью подтверждали, что молодая женщина подверглась сексуальному насилию. Кроме того, эта самая Камилла поступила весьма предусмотрительно, сохранив результаты медицинских экспертиз. То есть, попросту говоря, после каждого избиения она обращалась в травмпункт, чтобы зафиксировать побои. В полицию тоже обращалась, – добавил он то, что я уже успела выяснить у Кирьянова. – Я имею в виду – по факту причинения легкого вреда здоровью. Хотя и боялась, что мужа это лишь еще больше разъярит. Ну а после этой гнусной истории с изнасилованием эти свидетельства очень даже пригодились. Своего рода отягчающее обстоятельство. Конечно, дело небыстрое, но девушка была готова ко всему, лишь бы засадить муженька за решетку. А почему вас заинтересовала эта давняя история? Появились новые обстоятельства?

– Появились, – вздохнула я. – На днях Камилла погибла.

Брови моего собеседника изумленно изогнулись.

– Погибла? – недоуменно переспросил он. – То есть ее убили? Вы ведь занимаетесь криминальными расследованиями…

Городишин с нескрываемым любопытством взглянул на меня и проговорил:

– Значит, сбылись худшие опасения Камиллы Шальновской? Рискну предположить, ее муж вышел из заключения по УДО и первым делом решил разобраться со сдавшей его женушкой.

Я покачала головой:

– Нет, до заключения дело не дошло. Сергей Шальновский скоропостижно скончался еще до суда.

– Вот как… – задумчиво протянул Городишин. – А кто же тогда расправился с юной прелестницей? Вы кого-то подозреваете?

– Я даже не уверена, что с ней, как вы выразились, действительно кто-то расправился, – откровенно призналась я и вкратце рассказала Борису Павловичу известные мне детали гибели Камиллы.

– М-да, – скептически произнес Городишин, когда я закончила, – ровно поровну аргументов как в пользу убийства, так и несчастного случая. Возможно, депрессия из-за того, как повел себя муж. А может быть, и скрытое чувство вины – сами понимаете, Татьяна Александровна, женщины – создания нежные и ранимые. Отправила мужа за решетку, он там умер, а Камилла подумала, что из-за нее. Хотя… пожалуй, все-таки суицид мы с вами можем осторожненько исключить.

– Почему? – заинтересовалась я, поскольку доводы с чувством вины и возможной депрессией казались мне вполне логичными.

– Камилла Шальновская была натурой устойчивой в психическом плане, более чем. Барышни подобного типа, судя по моему опыту, скорее виновника негативных эмоций прикончат, нежели себя. Она себя любила искренне и безусловно.

– Постойте, а как же тогда объяснить то, что она не ушла от мужа при первых признаках агрессивного поведения? – Городишин и впрямь мужик опытный, адвокат отличный и в людях разбирается, так что я могла ему верить. Но все же…

– Ой, Татьяна Александровна! Мало ли объяснений можно отыскать? Возможно, материальный вопрос сказался. Шальновская сама по себе – парикмахерша, заработки не сказать чтобы большие. А муж у нее все-таки состоятельный… был. И она вполне могла надеяться, что все утрясется постепенно – и терпеть, не желая расставаться с обеспеченной жизнью. Может быть, кстати, и чувства, и много разных факторов.

– То есть вы полагаете, что она не самоубийца?

– Полагаю, что так, с высокой долей вероятности. В непростое дело вы ввязались, Татьяна Александровна. Даже не знаю, что вам посоветовать…

Борис Павлович сочувственно посмотрел на меня и тут его взгляд оживился.

– Да! – почти вскричал он. – Ведь у истории с этим Шальновским было продолжение!

Его холеные пальцы вновь забегали по клавиатуре, и через пару минут Городишин довольно кивнул:

– Буквально вслед за Камиллой ко мне за консультацией обратилась некая Вероника Гаврютина. Это была довольно нервная молодая особа примерно одних лет с Камиллой.

Услышав имя упомянутой особы, я вся обратилась в слух. О Веронике говорила и Ковалькова, причем в весьма негативном ключе.

– Так вот, – увлеченно продолжал Борис Павлович, – если Камилла хотела узнать, насколько велики шансы Сергея Шальновского оказаться за решеткой, то Вероника Гаврютина, наоборот, жаждала выяснить, есть ли у него шансы там не оказаться.

Я несколько секунд обдумывала это замысловатое заявление.

– Иными словами, она хотела, чтобы вы защищали Сергея в суде?

Городишин кивнул:

– Примерно так. Но в первую очередь ей нужна была именно консультация. Вернее, Гаврютина хотела, чтобы ее успокоили и уверили, что все обойдется. И вот именно этого я ей пообещать не мог, я ведь знал, насколько серьезно положение этого самого Шальновского. Поэтому я в обтекаемой форме объяснил ей, что шансов немного, но не следует поддаваться унынию. Сам я отказался представлять интересы Шальновского в суде, я не берусь за заведомо проигрышные дела. Напрямик я этого, разумеется, не сказал, сославшись на то, что этот период у меня полностью загружен. В сущности, я оказал этой Веронике услугу. Вы ведь знаете, какие у меня гонорары. Девушка бы попросту напрасно потратилась, а так она хотя бы не выбросила деньги на ветер. Однако я дал ей координаты другого юриста, Арсентьева Георгия Дмитриевича.

Я сделала пометку в блокноте и уточнила:

– Это адвокат по уголовным делам?

Городишин кивнул:

– Да, молодой человек, из тех, кого принято называть перспективными. Это дело он бы, конечно, не потянул, но все же лучше, чем ничего.

– А вы не могли бы и мне дать координаты этого Арсентьева?

Борис Павлович кивнул и, порывшись в ящике стола, извлек небольшой серый прямоугольник из неплотного картона.

– Вот, пожалуйста, – улыбнулся Городишин, протягивая мне визитку. Я поблагодарила и убрала кусочек картона в сумочку. Тут дверь в кабинет Городишина приоткрылась, и в нее робко заглянула худенькая девушка в темно-коричневом костюме. В руках у девушки был блокнот. Вероятно, это была секретарь Городишина, которую я попросту не заметила, проходя через приемную, до того неприметный у нее был вид.

– Борис Павлович, – произнесла секретарь тихим, слегка испуганным голосом, – к вам представители оптового объединения, говорят, у вас назначена встреча…

При этих словах девушка виновато оглянулась.

– Да-да, я помню, – Городишин явно смешался, но я тут же пришла ему на выручку. Поднявшись из уютного кресла, я проворковала с очаровательной улыбкой:

– Спасибо, Борис Павлович, что уделили мне время и за помощь.

Городишин вежливо улыбнулся в ответ, на его лице читалось явное облегчение.

– Ну что вы, не стоит благодарности, Татьяна Александровна. Рад был с вами повидаться. Всегда к вашим услугам.

Распрощавшись с Городишиным столь церемонным образом, я вышла в приемную, едва не столкнувшись с упомянутыми торговыми представителями. Два типа в футболках и спортивных брюках, которые, скорее всего, были попросту владельцами оптового склада на ближайшем рынке, уставились на меня с вожделением, разве что слюна не капала. Меня всегда выводили из себя подобные знаки внимания, и я едва удержалась от того, чтобы не показать язык, а заодно и средний палец этим ценителям женской красоты. Вместо этого я, не одарив визитеров Городишина ни единым взглядом, презрительно прошествовала мимо них к выходу из приемной. Услышав позади восхищенный шепоток «Классная телочка!», я вновь сделала над собой усилие, чтобы, резко развернувшись, не врезать им обоим с размаху между глаз, продемонстрировав таким образом свою неоспоримую классность. Вместо этого мне пришлось ограничиться мысленным пожеланием, чтобы Борис Павлович не смог им помочь. А заодно основательно разорил их своими баснословными гонорарами так, чтобы этим типам пришлось сдать в ломбард свои печатки из дутого золота.

Подбадривая себя подобными кровожадными фантазиями, я вышла из прохладного офиса, с ходу угодив в объятия душного города. Свернув в небольшой скверик, я уселась на лавочку в тени раскидистой липы и извлекла из сумочки телефон, а заодно и визитку, которую заполучила у Городишина. Набрав номер Георгия Арсентьева, я услышала «информативное» сообщение, что абонент недоступен или находится вне зоны доступа. Попросту говоря, господин Арсентьев отключил телефон. Ну что тут скажешь, если Георгий Дмитриевич часто практикует подобный прием, ему так и суждено оставаться перспективным адвокатом. Причем без достижения серьезных карьерных достижений. Что ж, коль скоро беседу с Арсентьевым пришлось отложить на неопределенное время, я решила побывать в квартире Камиллы.

Высотка, где на днях разыгралась трагедия, находилась в другом конце города, поэтому о том, чтобы идти туда пешком, не могло быть и речи. Я со вздохом поднялась со скамейки и побрела к своему дому. Перспектива оказаться в душном салоне авто удручала, но так хотелось поскорее найти хоть что-то, что могло бы навести на след преступника. Если, конечно, Елизавета, ослепленная жаждой отомстить за свою сестру, не ошибается и преступник действительно существует.

Оказавшись в машине, я некоторое время ждала, пока полуисправный кондиционер создаст хоть какое-то подобие прохлады. Наконец, когда температура в салоне стала чуть ниже, чем за пределами машины, я порулила в сторону Старой Набережной.

Оказавшись возле единственного подъезда тридцатидвухэтажной высотки, я невольно подняла голову, пытаясь всмотреться в окна, расположенные примерно посередине здания. Никаких шансов… Расположение высотки было таково, что некому было бы заметить что-нибудь подозрительное из окна противоположного дома. Объяснялось это тем, что никаких противоположных домов попросту не было. Небоскреб высился словно одинокий монументальный шпиль, если, конечно, бывают шпили прямоугольной формы. Возможно, в недалеком будущем у высотки появятся соседи-человейники, как ныне принято называть многоквартирные дома. Но сейчас дом, где некогда проживала молодая чета Шальновских, пребывал в гордом одиночестве посреди обширного участка, именуемого Новомостовой площадью.