«Робот-зазнайка» и другие фантастические истории

Мердок Макензи ухмыльнулся и вышел, тихо притворив за собой дверь.

– Люди способны постичь природу вещей, – произнес Джо тоном сугубой убежденности.

В этот момент ситуация еще больше усложнилась: на экране видеофона появилось лицо седоволосого мужчины, заявившего, что один из чеков Гэллегера отклонен. «Триста пятьдесят кредитов, – сказал седоволосый. – И как это прикажете понимать?»

Гэллегер оторопело вчитался в возникшую на экране идентификационную карту.

– «Объединенные культуры»? А что это?

Седоволосый вкрадчиво ответил:

– Биологические, медицинские и лабораторные товары, мистер Гэллегер.

– И что я у вас заказывал?

– Мы получили заявку на шестьсот фунтов «Витаплазма» высшего качества. И срочно отправили их вам – даже часа не прошло.

– А зачем…

Седоволосый кое-что объяснил. Гэллегер дал несколько лживых обещаний и отвернулся от потемневшего экрана. Он обвел лабораторию диким взглядом.

– Шестьсот фунтов искусственной протоплазмы, – бормотал он. – Заказано Гэллегером-Штрих. Он явно переоценил мое финансовое благосостояние.

– Заказ доставили, – сообщил Джо. – Ты подписал накладную. Это было в ту ночь, когда исчезли Джонас Гардинг и Дедуля.

– Но на кой черт мне понадобилась протоплазма? Она применяется в пластической хирургии и протезировании. Фальшивые конечности и тому подобное. Этот «Витаплазм» – искусственно выращенная клеточная ткань. Я что, пустил его на изготовление каких-то животных? Вроде биология такого не позволяет. Как я мог вылепить из «Витаплазма» крошечную бурую зверушку-невидимку? Что там с мозгом, с нервной системой? Джо, шестьсот фунтов протоплазмы – это же целая гора. Куда они подевались?

Джо не ответил.

Через пару часов Гэллегер исполнился энтузиазма.

– Идея в том, – объяснил он роботу, – чтобы разобраться по максимуму с этими тварями, узнать о них все, что только можно. Надеюсь, тогда я получу ответ, откуда они взялись. А это, в свою очередь, позволит выяснить, куда подевались Дедуля и Гардинг. Потом…

– Почему бы просто не посидеть и не поразмыслить?

– Вот в чем разница между нами. У тебя отсутствует инстинкт самосохранения. Ты можешь сидеть и размышлять, не замечая, как в ступнях зарождается цепная реакция и ползет вверх. А я слишком молод, чтобы умереть. Я не могу выбросить из головы мысли о Редингской тюрьме. И мне необходимо выпить. Если бы я захмелел, мой подсознательный демон запросто решил бы проблему за меня. Глянь-ка, нет ли поблизости мелкого коричневого животного?

– Нет, – ответил Джо.

– Ну тогда, может, успею хлебнуть. – Гэллегер сорвался с места, но отчаянная попытка закончилась полным провалом. – Откуда у него такое фантастическое проворство?

– Это ускоренный метаболизм. Животное, должно быть, обоняет алкоголь. Или у него есть еще какие-нибудь органы чувств. Даже мне трудно его варишировать.

– А если подмешать керосина к виски? Может, такой коктейль мелкому бухарику не придется по вкусу? Впрочем, мне тоже не придется. Ладно, вернемся к нашему упрямцу.

Все новыми химреактивами Гэллегер поливал синеглазый генератор, но так и не достиг ни малейшего результата.

– Люди способны постичь природу вещей, – повторил Джо.

– Заткнись! Я вот что думаю: может, нанести толстое гальваническое покрытие? Оно, конечно же, обездвижит эту тварь. Но ведь она и так не шевелится. Интересно, как она ест?

– Логика подсказывает, что осмотически.

– Очень может быть. И что же она осмотически впитывает?

Джо раздраженно застрекотал:

– Есть десятки подходов к твоей проблеме. Инструментализм, детерминизм, путь от апостериори к априори… Для меня совершенно очевидно, что ты решил задачу, поставленную перед тобой фирмой «Надпочечники инкорпорейтед».

– Думаешь, решил?

– Не сомневаюсь.

– И как же?

– Да очень просто. Люди способны постичь природу вещей.

– Хватит повторять этот допотопный трюизм, попробуй в кои-то веки принести пользу. И вообще, ты не прав. Постигать природу вещей людям помогает эксперимент в сочетании со здравым смыслом.

– Чепуха! – не согласился Джо. – Философская некомпетентность. Если не сможешь доказать свою правоту посредством логики, ты проиграешь спор. Тот, кто полагается на эксперимент, даже презрения недостоин.

– Ну почему я тут сижу и дискутирую с роботом на философские темы? – проговорил Гэллегер, ни к кому не обращаясь. – Хочешь, я докажу, что твоему мышлению придет конец, когда твой радиоатомный мозг рассыплется по полу?

– Что ж, убей меня, – предложил Джо. – Это будет великая потеря – и для тебя, и для мира. Планета Земля осиротеет. Но насилием меня не испугаешь, ведь я лишен инстинкта самосохранения.

– Вот что, дружище, – попробовал Гэллегер сменить подход, – если тебе известен ответ, почему бы не поделиться со мной? Продемонстрируй эту твою чудесную логику. Убеди меня, не полагаясь на эксперимент. Обойдись одним здравым смыслом.

– Да с чего бы мне тебя убеждать? Сам я убежден, мне этого достаточно. Я такой прекрасный, такой совершенный. Восхищаться самим собой – вот высший смысл моего существования.

– Нарцисс, – прорычал Гэллегер. – Помесь нарцисса с ницшевским сверхчеловеком.

– Люди способны постичь природу вещей…

Вскоре прозрачный робот получил повестку в суд. Это пришла в движение юридическая машина – невероятной сложности устройство с логикой, вывихнутой даже покруче, чем у Джо. Самого Гэллегера она решила пока не трогать – видимо, в силу некой странной интерпретации некоего закона. Но государство блюло железный принцип: сумма частей должна быть равна целому. Робота сочли одной из частей, которые в сумме приравнивались к Гэллегеру. Вот так Джо оказался в зале суда, где внимал полемике с холодным презрением.

Рядом с ним сидел Гэллегер в плотном окружении Мердока Макензи и толпы адвокатов.

Это было предварительное слушание. Гэллегер почти не реагировал на речи, он все ломал голову, как вытянуть необходимую информацию из упрямого робота. Он пытался читать труды философов, чтобы сразиться с Джо его же оружием, но заработал лишь головную боль и почти невыносимую тоску по спиртному. Даже за стенами своей лаборатории он оставался Танталом. Невидимый коричневый зверек следовал за ним по пятам и неизменно похищал алкогольсодержащие напитки.

Вот взвился на ноги один из адвокатов Макензи:

– Я возражаю!

Последовала короткая пикировка на тему, кем считать робота Джо, свидетелем или главным вещественным доказательством. Если последним, то в суд он вызван необоснованно. Судья призадумался.

– Насколько я понимаю, – заявил он, – вопрос из разряда «детерминизм против волюнтаризма». Если этот… э-э-э… робот обладает свободой воли…

– Еще чего! – воскликнул Гэллегер.

На него зашикали адвокаты, он умолк и набычился.

– …то он – или оно? – является свидетелем. С другой стороны, есть вероятность, что в его действиях, подразумевающих самостоятельный выбор, механически отражается наследственность и былая окружающая среда. Под наследственностью следуют понимать… э-э-э… изначальные механические основы.

– Господин судья, вопрос, является робот разумным существом или нет, к делу не относится, – вмешался прокурор.

– Не соглашусь. Закон зиждется на уважении к…

– Господин судья, могу я сказать? – спросил Джо.

– Безусловно, ваша способность говорить автоматически дает вам такое право, – произнес судья, озадаченно разглядывая робота. – Мы вас слушаем.

Похоже, Джо обнаружил связь между законом, логикой и философией. Он радостно заявил:

– Я со всем разобрался. Мыслящий робот – это разумное существо. Я мыслящий робот, а следовательно, я разумное существо.

– Ой, дурак! – простонал Гэллегер, истосковавшийся по трезвой логике электронов и химии. – Это же древний Сократов силлогизм. Даже я способен доказать его несостоятельность.

– Цыц! – шепнул Макензи. – Адвокаты протянут ноги от голода, если не будут запутывать до невозможности судебные дела. Возможно, ваш робот не так уж и глуп.

Завязался спор, на самом ли деле роботы – разумные существа. Гэллегер затосковал. Он не понимал, из-за чего юристы ломают копья. Не стало яснее, даже когда из лабиринта противоречий выползло осторожное предположение, что Джо является разумным существом. Но оно несказанно обрадовало прокурора.

– Господин судья, – заявил он, – мы выяснили, что несколько суток назад мистер Гэллегер выключал робота у нас на глазах. Или это не так, мистер Гэллегер?

Рука Макензи удержала Гэллегера на стуле. Зато встал один из адвокатов защиты.

– Мы ничего не подтверждаем, – сказал он. – Впрочем, если это теоретический вопрос, мы ответим.

– Вопрос теоретический.

– Тогда, господин прокурор, теоретический ответ – да. Робота такого типа можно включать и выключать.

– А способен ли робот отключиться самостоятельно?

– Да.

– Но ведь в данном случае было не так? Мистер Гэллегер выключил робота позапрошлой ночью, когда в его лаборатории находился мистер Джонас Гардинг. Это верно?

– Теоретически – да. Но отключение было временным.

– В таком случае мы бы хотели допросить робота, только что классифицированного судом как разумное существо.

– Как предположительно разумное существо, – возразил защитник.

– Ну допустим. Ваша честь…

– Ладно, – сказал судья, все еще наблюдавший за Джо. – Можете задать ему вопросы.

– Э-э-э… – Глядя на робота, прокурор замялся.

– Зовите меня Джо.

– Спасибо. Э-э-э… так это правда? Мистер Гэллегер вас отключил в указанное время и в указанном месте?

– Да.

– А коли так, – торжествующе произнес прокурор, – я намерен выдвинуть против мистера Гэллегера обвинение в нападении и избиении. Поскольку этот робот предварительно классифицирован судом как разумное существо, любая деятельность, имеющая целью лишить его сознания или подвижности, является предосудительной и может расцениваться как насильственная.

Зашушукались адвокаты Макензи.

– И что это означает? – спросил Гэллегер.

Адвокат ответил ему шепотом:

– Вас могут задержать. И робота тоже – как свидетеля. – Он встал. – Ваша честь! Наши утверждения основывались на чисто теоретических предположениях.

– Зато утверждение робота, – возразил прокурор, – является ответом на совершенно конкретный вопрос.

– Робот свидетельствовал не под присягой!

– Сейчас поправим, – пообещал прокурор, развеяв последнюю надежду Гэллегера и заставив его крепко задуматься. – Джо, вы торжественно клянетесь говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, и да поможет вам Бог?

Гэллегер вскочил:

– Ваша честь, я протестую!

– Да? А что вас не устраивает?

– Законность присяги.

– Ха-ха! – сказал Макензи.

Судья сдвинул брови:

– Мистер Гэллегер, не соблаговолите ли пояснить, по какой такой причине этот робот не может свидетельствовать под присягой?

– Эта присяга применима только к человеку.

– В смысле?

– Она подразумевает присутствие души. По крайней мере, в ней упоминается теизм, персональная религия. Ну как может робот сдержать подобную клятву?

Судья пристально посмотрел на Джо:

– Определенно, это аргумент… Э-э-э… Джо, вы веруете в личное божество?

– Да.

Прокурор аж расцвел:

– Значит, мы можем двигаться дальше.

– Минутку, – поднялся Мердок Макензи. – Господин судья, позвольте задать роботу вопрос.

– Задавайте.

Макензи воззрился на Джо:

– Нельзя ли узнать, как выглядит это твое персональное божество?

– Охотно, – ответил Джо. – Точь-в-точь как я.

Процедура сразу же выродилась в теологический диспут. Предоставив адвокатам до хрипоты выяснять, сколько ангелов разом могут сплясать на острие иглы, Гэллегер вместе с Джо отправился домой. Арест ему пока не грозил – сначала юристы должны разобраться с религиозными воззрениями робота. В авиатакси Макензи всю дорогу расхваливал перед Джо достоинства кальвинизма.

У дверей шотландец незло пригрозил Гэллегеру:

– Как вы наверняка понимаете, в мои намерения не входит снимать вас с крючка. Перспектива оказаться за решеткой должна послужить хорошим стимулом. Не знаю, долго ли еще я смогу спасать вас от ареста. Если не получу ответ…

– На какой вопрос?

– Ну, меня вполне удовлетворит подсказка, где спрятан труп Джонаса.

– Тьфу ты! – в сердцах бросил Гэллегер и вошел в лабораторию.

Там он уселся на диван, налил себе крепкого и с досадой вспомнил о коричневом зверьке.

Потом Гэллегер лежал, поглядывая то на синеглазый генератор, то на Джо. Наконец заговорил:

– Древняя китайская мудрость гласит: кто первым закончил спорить и начал махать кулаками, тот и проиграл в интеллектуальном поединке.

– И это истинная правда, – подтвердил Джо. – Важна аргументация; если для доказательства точки зрения тебе нужен эксперимент, значит ты никудышный философ и логик.

Гэллегер пустился в казуистику:

– Первая стадия: животное. Махание кулаками. Вторая стадия: человек. Чистая логика. Но как насчет третьей стадии?

– А третья стадия – это что?

– Люди способны постичь природу вещей – но ты к людям не относишься. Твое персональное божество даже не антропоморфно. Три уровня: животное, человек и тот, кого удобства ради мы назовем сверхчеловеком… Хотя не обязательно он должен развиться из человека. Мы всегда наделяли теоретическое сверхсущество божественными признаками. Просто для того чтобы как-то обозначить этот третий уровень, назовем его Джо.

– Почему бы и нет? – сказал робот.

– Выходит, две основные логические концепции неприменимы. Человек способен познавать природу как чистым разумом, так и с помощью эксперимента и логики. Но это концепции второго уровня, для Джо они так же примитивны, как для Аристотеля идеи Платона. – Гэллегер скрестил за спиной инструментарий познания третьего уровня.

– Нечто божественное? – спросил робот.

– Как нам известно, у тебя есть особые чувства. Ты можешь варишировать, что бы это ни означало. Нужны ли тебе заурядные логические методы? Предположим…

– Да, – перебил изобретателя Джо, – я действительно умею варишировать. А еще скренировать. Гм…

Гэллегер сорвался с дивана:

– Какой же я идиот! «Выпей меня!» Вот он, ответ. Джо, молчать! Ступай в угол и там варишируй.

– Я сейчас скренирую, – сказал Джо.

– Вот и скренируй. Наконец-то до меня дошло! Вчера утром, проснувшись, я подумал о флакончике с ярлыком «Выпей меня». Алиса, хлебнув из этого флакончика, уменьшилась, верно? Где справочник? Эх, мне бы получше разбираться в науках… Вазоконстриктор… гемостатик… Вот оно: демонстрирует метаболическую регуляцию механизмов вегетативной нервной системы. Метаболизм. Так-так… – Гэллегер подбежал к рабочему столу и принялся перебирать бутылки. – Витализм. Жизнь – это главная реальность, все остальное – ее формы или проявления. Ага… Я получил задание от «Надпочечников». Здесь были Гардинг и Дедуля. Гардинг дал мне час сроку. Заказ: свирепый, но безвредный зверь. Парадокс. Клиенты Гардинга желают разом получить экстрим и безопасность. А я, как назло, не припас лабораторных животных… Джо?

– Что?

– Смотри! – Гэллегер налил в стакан спиртного – и опять не успел даже пригубить. – Ну, что произошло?

– Все выпило мелкое коричневое животное.

– А это мелкое коричневое животное, часом, не Дедуля?

– Он самый, – сказал Джо.

Гэллегер обрушил на прозрачный корпус робота самые злобные проклятия:

– Ах ты!.. Почему сразу не сказал?!

– Ты спрашивал, я ответил, – чопорно проговорил Джо. – Дедуля коричневый, разве не так? И с биологической точки зрения он животное.

– А как же «мелкое»? Я решил, что это тварюшка не крупнее кролика.

– Единственный критерий сравнения – усредненный размер одной из множества особей. Если взять за эту меру средний рост человека, то Дедуля совсем невелик. Мелкое коричневое животное.

– Значит, все-таки Дедуля, – сказал Гэллегер, возвращаясь к рабочему столу. – И он просто-напросто ускорился. Разогнанный метаболизм. Адреналин. Гм… Пожалуй, я теперь знаю, что искать.

Но уже свечерело, когда Гэллегер перелил содержимое пузырька в стакан, качнул туда виски из органа и увидел, как смесь исчезла.

Зато появилось мерцающее пятно, оно металось по лаборатории из угла в угол. Постепенно к мерцанию добавились коричневые разводы, и наконец окончательно проявился Дедуля. Он стоял перед Гэллегером и трясся как безумец – из организма выветривались остатки разгоняющего снадобья.

– Здорово, Дедуля, – сказал Гэллегер.

На ореховой физиономии запечатлелась лютая ярость. Впервые пожилой джентльмен напился досыта. Гэллегер взирал на него в кромешном изумлении.

– Я возвращаюсь в Мэн! – возопил дедуля и опрокинулся навзничь.

– В жизни не видал столько копуш, – сообщил Дедуля, пожирая стейк. – Черт, до чего же проголодался! В следующий раз крепко подумаю, прежде чем позволю тебе тыкать в меня шприцем. И сколько месяцев я так прожил?

– Два дня, – ответил Гэллегер, тщательно смешивая ингредиенты. – Это был ускоритель метаболизма. Ты просто жил быстрее, только и всего.

– Только и всего? Проклятие! Я не мог ничего съесть. Пища была тверда как камень. Одно лишь спиртное лезло в глотку.

– Сочувствую.

– Виски ее обжигало. А стейк я даже вставными челюстями не мог жевать.

– Ты жил ускоренно, – повторил Гэллегер и глянул на робота, который тихо скренировал, стоя в углу. – Так, есть мыслишка… Антитезис разгону – торможение. Дедуля, где Джонас Гардинг?

– Здесь, – указал Дедуля на синеглазый генератор и тем самым подтвердил догадку Гэллегера.

– Ага! Вот, значит, для чего я заказал такую уйму «Витаплазма» пару дней назад. Гм…

Гэллегер снова занялся синеглазым псевдогенератором. Но теперь уже не пытался продырявить гладкую оболочку, а изготовил новую смесь из содержимого стоявших на рабочем столе бутылок.

Там, где упала капля полученной жидкости, корпус моментально размягчился. Гэллегер сделал инъекцию через это место, а потом с восторгом наблюдал, как от него распространяется волна меняющегося цвета. И вот уже вся глыба стала бледной и мягкой.

– «Витаплазм»! – воскликнул изобретатель. – Самые обыкновенные клетки искусственного белка. Теперь понятно, откуда такая твердость – я подверг их тормозящему воздействию, довел практически до молекулярного стазиса. Любая живая материя с настолько замедленным метаболизмом уподобится стали.

Он снимал суррогатную протоплазму большими горстями и бросал в подходящий по объему чан. Вскоре начало формироваться нечто: череп, широкие плечи, торс… Наконец целиком появился сидящий на корточках Гардинг, безмолвный, как статуя. Он не дышал, и сердце не билось. Стазис держал его мертвой хваткой.

Ну не такой уж и мертвой. Гэллегер поднес было шприц, но задержался и посмотрел на Джо, а затем на Дедулю.

– Ну и зачем я это сделал? – спросил он. И сам же ответил: – Лимит времени. Гардинг отмерил мне час на решение его проблемы. А время – категория относительная, особенно когда у тебя заторможен метаболизм. Пришлось вколоть Гардингу замедляющее вещество, чтобы он не мог смотреть на часы.

Гэллегер капнул на непробиваемую кожу и опять полюбовался ее размягчением и сменой цвета.

– Вот так-то. «Затормозив» Гардинга, я получил вдоволь времени на работу, а ему по пробуждении покажется, что прошло всего ничего. Но для чего мне понадобился «Витаплазм»?

Дедуля оторвался от пивной бутылки.

– Ты, когда пьян, горазд на всякие штучки-дрючки, – заявил он и занялся новым стейком.

– Истинная правда. Но Гэллегер-Штрих рационален. У него очень странная логика, вывихнутая-перевывихнутая, но все же это логика. Давайте подумаем. Я вколол Гардингу замедляющее вещество, и вот он перед нами – не дышит и даже не моргает. Не мог же я оставить его в таком виде, верно? Кто-нибудь зайдет и решит, что я держу в лаборатории мертвеца.

– А он что, не мертв? – спросил Дедуля.

– Конечно нет. Всего лишь заторможен. Ответ такой: маскировка! Я заказал «Витаплазм», облепил им Гардинга и обработал замедлителем. На искусственные клетки он подействовал точно так же: затормозил их жизнедеятельность. И Гардинг стал совершенно неузнаваем.

– Ты безумен, – заключил Дедуля.

– Ума мне не хватает, – согласился Гэллегер. – По крайней мере, это относится к Гэллегеру-Штрих. Представь, он оставил глаза Гардинга на виду – они должны были подсказать мне, когда просплюсь, что клиент спрятан в глыбе. А для чего я собрал записывающее устройство? Воистину, логика у Гэллегера-Штрих даже фантастичнее, чем у Джо.

– Меня прошу не беспокоить, – подал голос робот. – Я скренирую.

Гэллегер проткнул иглой шприца размягченную кожу на руке Гардинга.

Через минуту-другую Джонас Гардинг зашевелился, заморгал синими глазами и встал.

– Ой! – сказал он, потирая руку. – Вы что, укололи меня?

– Случайно, – ответил Гэллегер, настороженно глядя на клиента. – Ну а что касается вашей проблемы…

Гардинг нашел стул и уселся, зевая.

– Решена?

– Вы мне дали час.

– А-а… Ну да. – Гардинг глянул на свои часы. – Стоят… Так что с решением?

– По-вашему, сколько времени прошло с того момента, как вы переступили мой порог?

– Полчаса? – предположил Гардинг.

– Два месяца, – буркнул Дедуля.

– Вы оба правы, – сказал Гэллегер. – У меня есть третий ответ, и он тоже верный.

Гардинг, судя по его лицу, подумал, что Гэллегер все еще пьян. Он грозно уставился на изобретателя.

– Так что насчет заказанного мною особого зверя? У вас еще есть полчаса…

– Они мне не нужны, – ответил Гэллегер, у которого в голове разгорался яркий белый рассвет. – Ответ уже получен. – Он развалился на диване и устремил взгляд на алкогольный орган. Теперь снова можно выпивать, но почему бы не растянуть предвкушение? Вот только это не совсем тот ответ, которого вы ждете.

– Трепотня, – сказал Дедуля.

– Клиенты «Надпочечников инкорпорейтед» желают охотиться на зверей. Им требуется встряска, волнение, азарт, а для этого, по вашему мнению, необходимы опасные животные. Выглядит парадоксально, но на самом деле никакого парадокса нет. Проблема кроется не в звере. Проблема кроется в охотнике.

Гардинг растерянно заморгал:

– Опять начинаете?

– Тигры. Коварные тигры-людоеды. Львы. Ягуары. Водяные буйволы. Самые свирепые, самые хищные животные, каких только можно добыть. Вот часть ответа.

– Мистер Гэллегер, вы явно заблуждаетесь, – вскинулся Гардинг. – Мы не собираемся поставлять клиентов зверям. Совсем наоборот!

– Нужно кое-что проверить, – сказал Гэллегер, – но основной принцип уже есть. Метаболизм! Латентный ускоритель обмена веществ и мощный выброс адреналина в качестве катализатора. Представьте такую сценку. Клиент с ружьем наперевес в поисках добычи пробирается по искусственным джунглям. Заплатив «Надпочечникам инкорпорейтед», он получил внутривенно дозу латентного ускорителя. Это вещество разошлось по кровеносной системе, но оно пока не действует, ждет катализатора.

Вдруг из кустов выпрыгивает тигр. Он стремительно мчится к клиенту. Тот пускается наутек, а за ним по пятам несется воплощенный ужас: клыки оскалены, когти тянутся к спине жертвы. Надпочечники выбрасывают в кровь щедрую порцию адреналина. Это и есть катализатор, запускающий разгон метаболизма.

Клиент бежит все быстрее, даже не бежит, а летит как пуля, оставив тигра неподвижно висеть в воздухе. Паника не позволяет человеку остановиться, он может думать только о своем спасении – и он будет спасаться, пока не прекратится действие ускорителя. Когда это произойдет, он уже будет находиться на базе «Надпочечников», где получит новую дозу внутривенно, если сразу не прикончит беспомощного тигра.

– Десять тысяч кредитов, – радостно говорил Гэллегер, считая деньги. – Остальное выплатят, как только я получу катализатор. Ну это уже пустяковая задача, любой третьеразрядный химик справится. А вот что меня всерьез интригует, так это предстоящий разговор Джейсона Гардинга и Мердока Макензи. Хотелось бы посмотреть, как они будут разбираться с отведенным мне сроком!

– Выпить хочу, – проворчал Дедуля. – Где бутылка?

– Думаю, я даже в суде смогу доказать, что потратил не больше часа. Конечно, это был час Гардинга, но время – категория относительная. Энтропия, метаболизм – какая могла бы получиться тяжба! Но до суда не дойдет. Только я знаю формулу ускорителя. Гардинг отдаст сорок тысяч, а Макензи не рыпнется – как ни крути, я вручил «Надпочечникам инкорпорейтед» ключ к успеху.

– В Мэн вернусь, – пригрозил Дедуля. – Прямо сейчас уеду, если не получу бутылку.

– Сгоняй за ней. – Гэллегер сунул пожилому джентльмену несколько кредитов. – Да не одну купи, а десяток. Дивлюсь тому, кто продает вино…

– Чего?

– …Ценней вина едва ли что найдешь… Нет, я не пьян. Но собираюсь напиться. – Гэллегер нежно взялся одной рукой за краник алкогольного органа, а другой сыграл на клавиатуре спиртуозное арпеджио. Поглядев на это непотребство, Дедуля укоризненно хмыкнул и удалился.