Смерть Шекспира. Рассказы

Звонкий хлопок выстрела прервал заикающуюся речь Директора. Директор с дырой во лбу попытался улыбнуться, но это у него не получилось, да и было не зачем.

– Я не хочу тебя убивать, – пробормотал, опуская дымящийся револьвер, Й, – но Травести не любит плюшевые игрушки.

Й повернулся, вышел из вагончика и побежал через весь лагерь в сторону конюшен, где отдыхал приехавший из города экипаж…

Экипаж летел в столицу. Кучер прикрикивал на лошадей. Й сидел на скамейке и дрожал от нетерпения. Вокруг была ночь. Небо было чистым и прозрачным. Огромная желтая луна задумчиво покачивалась. Ветра не было. Высокие тополя неподвижно мерцали в темноте. Й положил револьвер на скамейку, достал из кармана красный фломастер и, прижавшись к спинке кресла, чтобы не трясло руку, стал медленно выводить слева на груди большой несимметричный иероглиф…

Мэр поднял с пола большой стильный пакет и бросил его под ноги замерзшей Травести.

– Это оперенье пастушка. Это твое оперенье. Одевайся, дура, и скорее. А то я сейчас взорвусь.

Травести стала быстро одеваться в свой сценический костюм. Мэр, заложив руки за спину, подошел к ней совсем близко и усмехнулся.

– Что-то быстро ты перестала брыкаться, – сказал он, воткнув свою винтовку девочке в переносицу, – или веселый холодок шепчет странные слова? Ты любишь Шопена?

Травести промолчала.

– Шопен – это божественно. Я скоро включу. Ты поймешь, что такое музыка и чем она отличается от слов. О чем ты так задумалась? Скажи мне, пожалуйста.

– Я не думаю, – сглотнула слюну Травести, – я жду. Я жду Й.

Мэр захохотал и весело запрыгал по комнате.

– Бог мой, бог мой. Ура-ура. Наконец-то нашелся герой. Или что-то вроде того. Глупый ребенок. Поверь, я просто пошлю твоему другу пару сотен баксов плюс пару моих однозначных охранников и он будет счастлив, а через неделю найдет себе другого зверька. Послать или нет?

– Боюсь, что он тебя пошлет так, что ты сам себя не догонишь, – огрызнулась Травести. Мэр улыбнулся, но на этот раз зло.

– А ты знаешь, что твой друг просто сбежал, просто исчез. Я хотел посмотреть на него. У меня были на него планы. Очень возбуждающие планы. Но твоего друга нигде не нашли. Честно сказать, я уважаю его чутье. Так мгновенно исчезнуть – это надо иметь очень чувствительный зад.

– Он уезжал на вокзал и купил два билета на поезд, который завтра увезет нас к морю.

Мэр окончательно разозлился

– Честно говоря, мне надоел твой друг. Причем, ой, как надоел. А я не люблю, когда мне надоедают. Любой надоедливый мне человек достоин любого наказания, потому что в этом мире нет ничего дороже моего хорошего настроения. Ты сама это сделала. Ты сама его убила. Я про него забыл. Я простил ему, то, что он твой друг, но ты меня достала. Я убью его на твоих глазах, что бы ты знала, что нельзя портить мне настроение, нельзя говорить мне то, что я не хочу слушать.

Травести во весь рот, вызывающе зевнула. Мэр что-то прорычал и наотмашь ударил девочку по лицу. Девочка упала. По ее губам потекла кровь. Мэр взял себя в руки, кашлянул и улыбнулся.

– Какие алые губы, – сказал он, – такие губы достойны настоящего поцелуя. Самого искреннего поцелуя. Настало время объясниться в любви. Я видел тебя раздетой. Теперь посмотри-ка на меня…

– Ты, Травести, не знаешь, что такое покорный мир, что такое сила и власть. Окружающий меня мир настолько покорен мне, что насиловать его мне так же легко как и дышать. Глоток удовольствия – как глоток воздуха. Знаешь, что значит дышать? Дыхание – это тот же секс, тоже сладкое насилие на котором держится этот недоделанный мир. Вдохни и выдохни по-настоящему и ты разгадаешь все тайны жизни. Ты разгадаешь все радости, которое нам может подарить время. Сейчас я вдохну и выдохну тебя и ты все поймешь…

– Знаешь, что такое герои? Герои – это куклы моего театра. Как говорила мама сыну: «Сынок, хочешь быть героем – иди в театральный». Каждый новый герой – это не более чем новый набор стереотипов, новая маска, новый штамп. Ниточки и кукловод – это идеальная рамка, идеальный пьедестал для их подвигов. Миром правят не герои, а хозяева. Герои бунтуют против Хозяев только потому, что Хозяевам нужно представление. У меня целая коллекция кукол, больших, красивых, но абсолютно деревянных. Я думаю, ты очень украсишь мою коллекцию, чего нельзя сказать о твоем дружке, потому что таких трагичных и трогательных у меня уже целый шкаф…

Мэр отбросил рубашку в сторону и стал расстегивать штаны. Травести опустила голову.

– Посмотри в глаза своей смерти, – захохотал Мэр, спуская штаны, – поверь, я хочу тебя больше, чем ты меня не хочешь, так что справедливость на моей стороне. Подними глаза.

Мэр опять схватил винтовку. Травести подняла глаза и заплакала от отчаянья. В этот момент в дверь постучали. Мэр недовольно вернул свои штаны на место.

– Кто это? – крикнул он. Дверь отворилась и в комнату, пошатываясь, вошел Цузаммер. По детски улыбаясь, слуга Мэра посмотрел на истекающую кровью Травести и упал. Только тут Мэр увидел на белой рубашке Цузаммера огромное красное пятно.

– Что за мать твою? – пробормотал Мэр и склонился над убитым слугой.

– Отбрось винтовку в сторону и вставай, – услышал Мэр над своей головой мужской голос. Мэр поднял глаза и увидел перед собой дуло револьвера, за револьвером молодого человека, а за молодым человеком, улыбающуюся Травести.

– Это и есть твой друг? – усмехнулся Мэр и, отбросив винтовку в сторону, встал в полный рост.

– А теперь два шага назад, – сказал Й.

– Пожалуйста, – сказал Мэр и шагнул назад, – в общем-то, я никогда не пятился. Очень странное занятие.

– Я люблю тебя, – прошептал Й Травести.

– Я тебя так ждала, – прошептала в ответ девочка.

– Господи, какая лирика, – засмеялся Мэр, – я сейчас кончу от умиления. Как ты сюда попал, герой? Где моя знаменитая охрана, 10 уровней защиты, сигнализация? Можешь объяснить?

– Могу, – сказал Й и щелкнул предохранителем.

– Я тебе не верю, – скривил улыбку Мэр, – не верю, что можно просто так взять меня и убить. Это не логично. Вы все пропадете. Потому что я – закон. Я – те ниточки на которых вы болтаетесь. Если рухну я, вы себя не найдете под обломками.

– Из всего, что я ненавижу, ты – во-первых, – сказал Й.

– Меня нельзя убить, потому что я – хозяин этого мира.

– Твоего мира больше нет, – сказал Й и спустил курок…

– Почему тебя так долго не было? Я устала тебя ждать, – шептала Травести. Й стирал намоченным платком кровь с ее губ.

– Я заблудился.

Все тот же экипаж нес их по дороге в сторону театра. Травести хотела забрать свои вещи. Уже светало. Солнце еще не появилось, но небо уже светлело.

– А билеты плацкартные или купейные?

– Купейных не было. Да и дорого. Купил плацкарт, но места не плохие. В середине. Правда, оба верхних, но зато можно будет валяться целый день.

– Никогда не ездила на поезде.

– Тебе понравиться. В поезде время полностью принадлежит тебе. Оно становиться, как шкатулка с двойным дном. Одно время уносит тебя по рельсам. Туда где ты должен быть. Другое – как бесплатный приз. Бери его и делай с ним, что хочешь, потому что оно тебя ни к чему не обязывает.

– А любовью в поезде можно заниматься?

Й пожал плечами.

– Не знаю. Наверное, можно, но в плацкарте вряд ли получиться.

– Жаль…

Театр догорал. Холстяной купол, тряпки, декорации уже давно сгорели, но деревянные опоры все еще время от времени вспыхивали огнем. Артисты собирали свои вещи. Новая жизнь, неизведанная и пугающая ждала их впереди. Совершенно новое солнце показалось на горизонте и затопило мир своим светом. Травести побежала за вещами, а Й подошел к Старому Клоуну, который сидел на скамейке и смотрел, как догорает его родина.

– Почему сгорел театр? – спросил Й, садясь рядом.

– Я его поджег, – ответил Клоун.

– Зачем?

– Было слишком темно.

Й достал сигарету и закурил. Клоун достал из кармана свои ножницы и бросил их в траву.

– Такое впечатление, что кончился свет, – сказал Старый Клоун, – вот где настоящий анекдот. На старости лет нам придется жить без написанного текста. Заново учиться говорить. Может быть, ты нам напишешь что-нибудь на первое время.

– Мне некогда. Я уезжаю.

– Ты просто не хочешь. Когда человек хочет, у него всегда есть время.

– Значит, я просто не хочу, – улыбнулся Й.

В этот момент прибежала счастливая Травести. Она взасос поцеловала Старого Клоуна, потом подбежала к догорающему Театру и бросила в него свой пастушечий наряд. Наряд быстро вспыхнул и, разбрасываясь искрами, сгорел. Й встал с лавки, пожал руку Старому Клоуну и пожелал ему удачи.

– Спасибо, – улыбнулся Клоун, – мне она понадобиться. Что бы сдохнуть поскорее…

Экипаж покачиваясь, развернулся и выехал на главную дорогу. Догоревший театр, мелькая за деревьями, становился все меньше и меньше, пока совсем не исчез. Травести бросила сумку на пол и толкнула задумавшегося Й в бок.

– Расскажи мне что-нибудь интересное, – сказала она, – только что бы веселое, необычное и без твоего занудства.

Й почесал затылок, кашлянул, спустя минуту кашлянул еще и сказал:

– Я люблю тебя.

Травести недовольно нахмурила брови.

– Как скучно. Одно и тоже каждый день.

Й пожал плечами, посмотрел на Травести и улыбнулся. Травести улыбнулась в ответ и, засмеявшись, прыгнула к Й на колени…

1996-1999