Альманах «Бесконечная история»

– Здравствуйте, Орихара-сан, – низко поклонившись, сказала она. – Меня зовут Нагаёси Иоши, я вдова потомка семьи Нагаёси… Если, впрочем, Вам это о чем-то говорит.

Окончивший на «отлично» университет адвокат Орихара хорошо знал историю своей страны, и такая фамилия не могла проскользнуть мимо его ушей, оставшись незамеченной.

– Конечно, подвиг клана Нагаёси по защите сегуната в середине 16 века – это наша история, – Орихара ответил посетительнице поклоном с большим уважением. – Но что привело Вас ко мне? Чем я могу помочь представительнице столь знатного рода?

– Хоть род и знатный, – отвечала она, – но мы давно обеднели. Реставрация принесла нам одни печали. Много поколений до моего мужа просто не находили себе места в жизни, да и муж не стал исключением. Он совершил сеппуку 15 лет назад, и с тех пор мы с сыном живем практически на грани. Я ткала холсты и тем жила, а он учился в школе… Учился хорошо, как и все его предки. А сегодня я узнала, что он совершил кражу на рынке и теперь его хотят судить. Я пришла просить Вас о помощи, чтобы Вы приняли на себя его защиту.

– Я готов помочь знатному роду, так много сделавшему для моей родной Японии.

– Вы не должны давать обещаний раньше времени. Я была у многих адвокатов, и все они отказывались помочь, узнав, что у нас мало денег, и я не смогу заплатить столько, сколько платят другие клиенты при обычных схожих обстоятельствах!

– Иоши-доно, меня не интересует в данном случае вознаграждение. Я готов бесплатно помочь тем, чей предок не дал нашей стране погибнуть в лапах кровожадного безумца Харумото!..

Суд был тяжелым. Доказательств вины юноши собрано было предостаточно, да он и сам не отрицал своей причастности. Когда Орихара в разговоре с ним убеждал его солгать, чтобы избежать тяжелой ответственности, он горделиво отпирался – все-таки, потомок самурайского рода! Суд назначил ему два года тюрьмы.

Орихара извинился перед клиенткой, но она, как и ее сын, была очень спокойна и сдержанна в эмоциях. После этого в Синдзюку его больше не видели, а дорога Иоши никак не лежала в Эдогаву – что там делать бедной ткачихе и торговке?

Прошли годы. У адвоката родилась дочь Йоко. Поступила она учиться в университет и в один из дней, возвращаясь с учебы, остановила рикшу – подвезти. Внимание Йоко привлек высокий и статный юноша, загорелый, с роскошной черной шевелюрой, спадающей на плечи и глазами огненного дракона, чей блеск случайно задел ее лучом из-под широкополой шляпы – наподобие таких, в которых раньше ходили самураи.

– Куда хотите, госпожа? – скромно спросил юноша, стараясь не поднимать глаз.

– В Эдогаву, пожалуйста.

Йоко взгромоздилась в неудобную повозку, на которых прежде никогда не ездила, и парень, держа поводья тележки сильными руками на уровне своих бедер, бросился бежать по вымощенной камнем дороге что было сил.

Они ехали так минут пять – сил у юноши все не убавлялось, хотя путь предстоял еще приличный и ему следовало бы отдохнуть. Она хотела было сказать ему, чтобы он сделал паузу – человек не может так долго бежать, не сбавляя темпа, да и пожалеть себя надо, думала она, но грохот несущихся мимо конок и трамваев заглушал ее негромкий голос. Юноша ничего не слышал.

Солнце заходило. Йоко смотрела на своего возницу. Сейчас только она разглядела его стать, рост, сильные плечи и руки, изрытые вздутыми от перенапряжения венами. Кожа его была бронзового цвета- от постоянной работы под открытым небом ее коснулся суровый загар. Гладкие, шелковистые черные волосы лишь краешком виднелись из-под шляпы, укрывавшей его голову от палящего солнца.

Йоко тронула его плечо.

– Не беги так, мне страшно!

– Не стоит бояться, я хорошо знаю свое дело!

– И все же, прошу, перейди на шаг. Мне жаль тебя.

Гордый юноша покраснел и опустил глаза.

– Прошу, не унижайте меня. Я всего лишь рикша, но у меня есть свое достоинство.

– О, – Йоко скромно поднесла ладонь ко рту, – я вовсе не хотела тебя обидеть, я лишь сказала, что хочу, чтобы ты передохнул немного. Ты же не лошадь!

Он улыбнулся ее шутке.

– Отдыхать я не стану, а вот уменьшить шаг могу.

– Хорошо и это.

Дальше они ехали медленнее.

– Как тебя зовут? – чтобы убить время, спросила Йоко.

– Рю, – ответил парень.

– Рю… – процедила она. – Это означает… дракон? Почему? Почему родители дали тебе такое имя?

– Я родился девятнадцать лет назад – в год земляного дракона!

– Надо же, – всплеснула руками Йоко. – Я тоже родилась в тот год, первый год Мэйдзи.

– А Вас как зовут?

– Меня зовут Йоко, но… мне кажется, ты можешь обращаться ко мне на ты, мы ведь ровесники.

– Мне, полагаю, это не позволено. Вы живете в Эдогаве, судя по одежде, учитесь в университете, а я всего лишь рикша.

– Наша страна вступила в великую эпоху с нашим с тобой рождением, и с предрассудками ей не по пути, так что оставь свои причитания.

Юноша снова улыбнулся.

– Чему ты улыбаешься? – спросила она.

– Не каждый день встретишь такого веселого пассажира.

На этот раз расхохотались оба.

– А что касается того, что я живу в Эдогаве, то это ничего не значит. Мы переехали сюда, когда мне был один год – приехали из Йокогамы. Отец учился и много работал – в итоге стал адвокатом, и только несколько лет назад, когда я уже заканчивала школу, мы купили дом в Эдо.

– А мой отец умер, когда мне был год…

– Прости.

– Вам не за что извиняться.

– Мне, может, и не за что, а вот для тебя такой повод явно скоро сыщется – мы же договорились на ты…

В такой милой беседе прошло еще двадцать минут. Собеседники не заметили, как оказались у ворот дома адвоката Орихары в Эдо.

– Спасибо тебе, – протягивая ему деньги, улыбнулась Йоко.

– И тебе. Я буду рад, если встречу тебя еще когда-нибудь…

Йоко улыбнулась ему и упорхнула.

Вечером, оставшись вдвоем в девичьей спальне, дочери адвоката – старшая Йоко и младшая Юми – болтали о чем-то и слушали доносившееся из тянивы пенье камышовки.

– Ты, кажется, познакомилась с рикшей?

– А ты, кажется, никак не поймешь, что не надо совать свой нос во все дела, что тебя окружают? Лучше бы думала о школьной успеваемости.

– Я и так о ней думаю, могу я хотя бы в каникулы отдохнуть?

– Так у вас каникулы… не знала…

– Ну так что?

– Что?

– Он рикша? И он тебе нравится?

Йоко окинула сестру взглядом и поняла, что она не успокоится, пока не услышит утвердительного ответа.

– Да, но это ровным счетом ничего не означает. Мне еще и император наш нравится, и что с того?

– Перестань, я в другом смысле. Он нравится тебе как мужчина?

Йоко подсознательно вернулась к вечернему разговору с Рю. Ей против ее воли вспомнились его черты лица, его смуглая кожа, жесткий взгляд карих глаз – такой взгляд носили самураи, в нем была одновременно сила, и защита; умение наводить страх и сводить с ума от влюбленности. Она вспомнила, как его сильные руки держали поводья тележки, как быстро он бежал и с какой неподдельной гордостью отвечал на ее колкости. Она улыбнулась.

– Вот уже и улыбаешься, – захихикала сестра.

– Кто улыбается?

– Что за глупости?

– Посмотри в зеркало.

Йоко подошла к трельяжу – и впрямь улыбка красовалась на ее юном девичьем лице.

– Ты знаешь… – задумчиво произнесла она, – что «Рю» означает дракон?

– Так значит, его зовут Рю?..

– Дракон… – Йоко словно не слышала вопроса сестры.

– Фу, – хмыкнула Юми, – драконы все страшные. Я в сказках читала.

– Нет. Он прекрасный дракон. Огнедышащий прекрасный дракон.

А после была ночь, и девушки сладко почивали в объятиях Морфея. А в это время Рю, высокий юноша в лохмотьях, шел мимо дома адвоката. В неурочный час – поздно ночью, когда на улице из прохожих оставались только пьяницы да дворовые собаки. Он остановился у ворот и посмотрел в окна – кругом было темно. Он стоял так долго, минут двадцать, пока наконец дремота не овладела им и не приказала возвращаться домой, далеко отсюда, на другой конец Токио.

Утром Йоко отправилась на учебу, а после вновь спешила к стоянке рикшей.

– Рю.

Словно на молитву откликнулся на ее зов парень – но это был не тот, кого она искала.

– Вы ищете Рю?

– Да. Вы не знаете, где он?

– Его мать больна, и сегодня он не сможет прийти. Но если Вы что-то передадите ему, я обязательно скажу.

– А где он живет?

– Он живет в Синдзюку, далеко отсюда. Да и район там такой, что Вам, барышня, пожалуй, лучше там не появляться, – хохотнул парень.

– Да, пожалуй ты прав, – пробормотала Йоко. – Тогда вот что. Скажи ему, что приходила Йоко и чтобы он…

Она замялась.

– Чтобы он что?

– Нет, ничего. Просто скажи, что приходила Йоко… Хотя, в общем, ничего не говори.

Весь вечер ей было грустно, и уснуть она толком не могла. Попила воды, вслушалась в песню камышовки за окном. Но внезапно птичка замолчала – Йоко поспешила на улицу, чтобы посмотреть, в чем причина тишины. Она вышла в сад и… увидела перед собой Рю. Поначалу она едва не потеряла сознание от представшей перед ней картины. Рю стоял посередине сада, под цветущей сакурой и держал камышовку на ладони. Опуская маленький клювик в сжатую ладонь парня, певчая птичка пила оттуда воду.

– Ты… – еле слышно произнесла Йоко.

– Ты искала меня?

– Что за вздор? Кто тебе сказал?

– Разве об этом обязательно говорить? Разве нельзя почувствовать?

– Ты почувствовал что-то?

– Наверное, не пришел бы, если б не почувствовал.

– Что же именно?

– Самураю не пристало распространяться о том, что у него в душе.

– И все же, если ты стоишь здесь, значит, что-то есть?

– Определенно.

Она подошла ближе и погладила птичку, беспечно сидевшую в руке парня.

– Как тебе удалось ее приручить?

– Я и не думал об этом. Лишь позвал ее, чтобы напоить.

Оба замолчали. Йоко ждала какого-то действия или хотя бы слова от него, но он, как назло, ничего не делал и не говорил.

– Я нравлюсь тебе? – наконец спросила она напрямую.

– Ты чудесна как весенний цветок – самый прекрасный из всех, что я когда-либо видел.

– И? Что из этого следует?

– Что ты пытаешься вытянуть из меня слова…

Йоко взволновалась.

– Зачем ты пришел? Уходи.

Она повернулась к нему спиной и собралась идти в дом, когда вдруг рука парня коснулась ее плеча.

– Что? Что тебе?

– Я хочу, чтобы ты стала моей женой.

Сказать, что Йоко была не готова к такому повороту событий – значит, ничего не сказать. Естественно – сначала он стоит здесь и ничего толком не говорит, хотя знает, что она искала встречи с ним и вообще он всецело владеет ее мыслями, а потом вдруг такое!

– Что я должна ответить?

Она смотрела в глаза юноши, и ей казалось, что она уже принадлежит ему. Принадлежит как дорогой красивый меч, как исключительная по изяществу эбонитовая статуэтка, как украшение, как деталь, как вещь прекрасного во всех отношениях воина.

– Наверное, согласиться?

– Да, но как же мои родители? Они будут против. Твое происхождение и вообще…

– О моем происхождении лучше бы тебе не говорить.

И он рассказал ей знатную историю своего рода и того, как, с легкой руки императора Мэйдзи, остался этот род неудел. А после спросил:-Что ты сама думаешь о моих словах? Пусть твое решение будет зависеть от воли твоего отца, но ты, твое отношение ко мне? Или я зря пришел сюда?

Йоко посмотрела в глаза дракона своими влюбленными карими угольками и прошептала:

– Конечно, не зря.

Юный самурай старался сдерживать эмоции, но у него плохо получалось – он весь покраснел и опустил глаза. Птичка вспорхнула с его руки и улетела. Что же спугнуло ее? Это была Йоко, приблизившаяся к юноше и привставшая на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку, а потом упорхнуть, подобно птичке, оставив Рю под сенью цветущей ягоды.

Каждый вечер Рю забирал Йоко и отвозил ее домой. Правда, теперь, чтобы лишний раз не попадаться на глаза отцу, ему приходилось высаживать ее на соседней улице и долго смотреть ей вслед.

В редкие минуты встреч они разговаривали обо всем на свете —о природе, о любви, о самураях. Эту тему Рю любил особенно – теперь у Йоко не оставалось никаких сомнений в том, что он действительно потомок знатного рода. Слушая его рассказы, она словно бы мысленно переносилась в далекие времена периода Муромати, сегуната Асикага, в которые посчастливилось жить его знаменитому предку – Миёси Нагаёси, вошедшему в историю как человеку, короновавшему сегунов.

В один из дней Йоко решилась поговорить с отцом обо всем, что случилось между ней и Рю. Ответ его был предсказуем – конечно, глава семейства был в гневе. Он вспомнил юношу, которого защищал от суда много лет назад, но забыл те отблески достоинства и порядочности, что жили в его душе в грязном Синдзюку и начисто испарились в богатой и дорогой Эдогаве. Ответ юного самурая был один…

– Ты и вправду думаешь о смерти?

– Да. Так заканчивается путь самурая. И начинается другой – в ином мире.

– Тогда я уйду вместе с тобой.

Руки Рю похолодели – к такому исходу он не был готов. Он дорожил этой тян больше всего на свете, и никак не желал для нее смерти.

– Но… почему?

– Потому что жена самурая следует за ним везде и всюду. Я готова умереть с тобой.

В ту ночь стены старого дома в Синдзюку были увешаны белыми шелковыми тканями – благо, их было много в доме Иоши. Сами влюбленные оделись в такие же белые синисо-дзоку.

На полу разложили белые циновки, а поверх них еще полоски из белого полотна. В двух углах – крест-накрест – стояли андоны, еще в двух – свечи, чтобы лучше видеть. Здесь же, недалеко от освещенных мест, стояли на подставках изречения из священных книг, изложенные на красивых холстах красивыми, ровными иероглифами.

Пододвинув письменные принадлежности, он сделал несколько мазков кистью на белом холсте – на глазах Йоко появилось красивейшее, как ей казалось, из всех стихотворений, что читала она за свою жизнь.

Двое влюбленных

Нашли друг друга поздно —

Всему вышел срок!

Она смахнула слезу с век.

Он положил перед ней короткий дзигай, а сам взял в руку кусунгобу. Она взглянула на мечи в последний раз. Она думала о том, что никому не известно, что же там, после смерти, никто не знает, что именно ждет каждого из нас за пределами земной жизни, и вполне может статься, что они не встретятся там и не суждено им быть вместе. Так стоит ли идти на такие жертвы сейчас?..

Рука, державшая рукоять кусунгобу, двинулась в районе живота юноши – там, где запахивалось белое кимоно, дважды – сначала слева направо, а затем сверху вниз. Но Йоко не видела этого – те несколько секунд, что он сидел рядом с ней на циновке, склонив голову, показались ей вечностью.

Вскоре она пришла в себя – не прошло и получаса, хотя ей казалось, что прошла вечность. В испуге она осмотрелась – в происходящее трудно было поверить, но факт оставался фактом. Мертвый Рю лежал на полу, вытянувшись во весь рост и спокойно закрыв глаза – так, словно спит после суетного дня. Йоко подскочила с места. Мышцы ее были словно скованны, но она сделала усилие над собой – и секунду спустя была на улице. Как оглашенная, не помня себя, бежала она вдоль грязных улиц Синдзюку в надежде убежать от самой себя. Страх не позволял ей понять то, что будет потом мучить ее в течение нескольких лет – стыд перед своей слабостью. Стыд перед любимым. Стыд обмана и предательства.

…Прошло пять лет. Позади были эти страшные воспоминания. Позади была, казалось целая жизнь. После самоубийства Рю Сёку отвез ее в Киото – купил там дом и открыл практику куда более успешную, чем была у него в столице. Дом был больше и красивее дома в Эдо, который, правда, так и не получилось продать – никто не давал достойной цены, а продешевить адвокату не хотелось. Он не был стеснен в средствах и потому мог содержать два приюта для своей семьи.

Как-то в летний день Йоко шла от модистки, где примеряла новое платье. Солнце светило ярко и играло всеми лучами на отливе ее алого кимоно. Путь предстоял неблизкий, а по такой жаре идти пешком было довольно тяжело. Она подошла к сидевшему на корточках рикше. Он держал в руках газету, которая полностью закрывала его лицо.

– Мне нужно в Нидзе, уважаемый, – сказала она.

– Хорошо, госпожа…

Голос показался ей знакомым. Рикша отнял от лица газету. Она оцепенела. Ей прямо в душу с до боли знакомого лица смотрели яркие, карие и такие мертвые глаза Рю!

…Она не помнила, как добралась до дома – рикша исчез в ту же минуту, как и появился, но усомниться в том, что это был Рю, настоящий, живой, она не могла. За вечерним чаем Йоко почти не отвечала на вопросы и все больше смотрела на Юми – сестра достигла того самого возраста, в котором пребывала Йоко, когда они с Рю повстречались. Ей думалось, что у этой девочки как раз сейчас начинается самая яркая полоса в жизни, полная интересных событий и волнительных переживаний. Ей, должно быть, так же открывается мир любви… Йоко вспомнила, как они секретничали по ночам в их доме в Эдогаве, вспомнила их разговоры о Рю… Вечером, когда стемнело, а Йоко никак не могла уснуть, сестры решили прогуляться по тяниве в этих поистине королевских по красоте местах.

– Послушай, – начала Йоко, – а тебе нравится какой-нибудь юноша в университете?

– Я еще не думаю об этом.

– А я, если помнишь…

– Помню. Только воспоминания не очень хорошие.

– Согласна. Если быть честной, они до сих пор не отпускают меня.

– Я понимаю. Смерть любимого – тяжелое испытание, и последствия его могут не отступить на протяжении многих лет.

– Я не об этом.

– А о чем?

– Мне кажется, что все еще продолжается…

– Но ведь Рю мертв!

– Нет!

Глаза Юми вспыхнули огоньком ужаса.

– Что ты говоришь?! Ведь папа присутствовал на его похоронах.

– Знаю. Но, по-моему, я видела его недавно в Киото…

– Как такое возможно?

– Сама не пойму. Я шла от модистки и встретила его. Клянусь тебе, это лицо, этот взгляд, этот голос… это был он!

– Миражи… Должно быть, жара на тебя дурно влияет!

– Я сначала тоже так подумала, но сегодня снова встретила его в центре. Я побежала за ним и хотела догнать, но не смогла. Я очень прошу тебя – не говори ничего родителям. Ты знаешь, как тяжело им далась вся эта история тогда, пять лет назад…

– Конечно. Обещаю.

Снова ложь во спасение. Юми слишком любила сестру и беспокоилась за нее, чтобы вот так просто оставить все как есть и никому ничего не сказать. Нет, это было выше ее сил – ведь она никогда не простила бы себе, если бы знала о беде, в которую попала Йоко, но ничего не предприняла.

Это Йоко поняла уже на следующий день, когда, оставшись наедине с ней, отец после завтрака начал ее в буквальном смысле допрашивать:

– С тобой все в порядке?

– Да, мне уже лучше.

– А по-моему, тебе еще очень плохо. Тебе все эти пять лет очень плохо! И я знаю, кто всему виной! Рю!

– Что Вы говорите, Сёку-сан? – Йоко повинно опустила глаза и так испугалась, что стала разговаривать с отцом на Вы.

– Я говорю то, что вижу. А вижу я, что ты снова страдаешь. И снова – он всему виной. Скажи мне, где и когда ты встретила его?!

Она молчала, но отец был непреклонен.

– Где и когда вы встречались?!

Отпираться было бесполезно.

– Несколько дней назад и вчера, в центре.

– И это был он?

– Да.

– Ты уверена?

– Да.

– Что ж, тогда знай и передай ему – если он не умер тогда, я помогу ему умереть сейчас. Клянусь!

Вечером следующего дня Сёку-сан принимал в тясицу одного из своих клиентов – устраивать с ними риндзитяною стало для него доброй традицией еще со времен Эдогавы: он был немного кичлив и любил демонстрировать как свое богатство, так и следование японским традициям. Закончив церемоню, он проводился гостя и вернулся в тясицу, чтобы вдохнуть дивный аромат, что источали распустившиеся фиалки – казалось, надышаться ими он не сможет до самой смерти!

Вдруг позади себя он услышал грохот – стоявший у входа андон свалился и пламя из него перекинулось на ширмы и холсты, висевшие тут же на стенах! Сёку бросился было тушить их, но стоило ему подбежать к выходу из домика, как знакомая до боли фигура, сжимавшая в руке вакидзаси, показалась в дверном проеме. Он подошел ближе – и обмер. Этого не могло быть!

– Ты?! Ты здесь?! Что ты здесь делаешь?!

Договорить он не успел – резкий взмах вакидзаси рассек его горло от уха до уха. Попятившись назад, Сёку упал, свалив стол и все чайные принадлежности. Закричать он не мог, а издаваемого им грохота не было слышно в доме – он стоял далеко от тясицу, который к утру выгорел практически дотла…

В это самый момент Йоко дома не было, хотя домашние не знали о ее отсутствии. Она бродила по окрестностям Нидзё, в густых зарослях вечнозеленых сосен, и вдыхала их умиротворяющий запах. Ей становилось тепло и спокойно здесь – вдали как от города, так и от треволнений, захвативших их дом последние дни. И чем темнее на улице становилось, и чем глубже заходила она в чащу леса, тем спокойнее себя ощущала.

Вдруг у дальнего оврага она увидела чью-то фигуру в кимоно, хакама и самурайской шляпе. Она вздрогнула – видеть здесь кого-то, а тем более в такой час было для нее делом не привычным.

– Кто здесь? – спросила она.

Путник обернулся. И снова она увидела перед собой Рю.

Но нет – на этот раз она решила не поддаваться обману так легко. Она зажмурилась и стала бить себя по щекам; быть может, случайно заснула под сенью этих удивительных хвойных деревьев и все это только кажется ей.

Ошиблась. Открыв глаза, она снова увидела своего возлюбленного в красивом кимоно с мечами на поясе. Осторожно, едва ступая по сухому валежнику, стараясь не шуметь, чтобы не спугнуть ту иллюзию, которой так дорожила, она на цыпочках подошла к нему и коснулась его шелковой одежды рукой. Он улыбнулся. Она ощутила его тепло – снова, как тогда, когда они шли по грязному Синдзюку, в их последний вечер. Ей трудно было поверить в то, что происходило сейчас – да она к этому и не стремилась. Вед чем больше она обо всем этом думала, тем менее реалистичным ей казалось происходящее.

– Ты здесь… Что ты здесь делаешь? И как…

Он дотронулся указательным пальцем до ее губ. Она прикрыла веки и поцеловала его ладонь. От нее по-прежнему веяло тем же теплом и той же любовью, которую этот юный рикша дарил ей пять лет назад. Далеких пять лет назад…

… -Я должен сказать тебе что-то, что не говорил прежде… Я люблю тебя.

– И? Что же из этого следует?

– Только то, что ты слышала.

– А разве раньше я не знала об этом?

– Возможно, но я не говорил этого, хотя от тебя слышал много раз.

– Почему же ты не говорил об этом прежде?

– Потому что самураю негоже делать или говорить что-то под влиянием эмоций. А чтобы разобраться в истинности чувств, должно пройти время. Только оно сможет ответить на вопрос, действительно ли это любовь или просто страсть, охватившая двоих внезапно и так же внезапно оставляющая своих жертв.

Когда она открыла глаза, его уже не было. Но вместо грусти ей почему-то овладело спокойствие и безмятежность, каких она не знала все эти годы. Она была твердо уверена теперь, что он вернется, и ей не придется больше лить слезы или беспокоиться о будущем. Почувствовав невероятную усталость, она присела под сосной и вскоре забылась здесь же детским, безмятежным сном до самого утра.

Утром она вернулась и с ужасом узнала о смерти отца. Но еще больший ужас доставило ей то, что смерть Сёку-сана не так занимала ее мысли, как встреча с покойником. Чтобы прояснить все сомнения, она решила отправиться к шаманке.

Она жила в подвале многоквартирного дома в Ямасине. Подвал являл собой затхлое, грязное, отталкивающее место, терпко окуренное ладаном.

– Позвольте войти, Химико-сан?

– Входите, коль пришли, – скрипучий старый голос был скверным приветствием. Йоко поморщилась – все здесь пугало и отторгало.

В воздухе стоял запах непрестанно воскуриваемого ладана. По углам стояли статуэтки тезки хозяйки жилища – богини Химико, которой поклонялись все синто. Под низким потолком были протянуты веревки, на которых тоже висело какое-то тряпье – несвежее, грязное, оно говорило о том, что жизни здесь нет. Несколько свечей освещали небольшую комнатку- и оттого здесь вечно царил полумрак, что днем, что ночью.

Слепая хозяйка сидела за столом перед большим и пыльным шаром, изнутри которого исходил искусственный свет. Она курила трубку и перебирала свои замшелые грязные волосы. Зубов у нее не было, казалось, отродясь, что ничуть не смущало ее – она улыбаясь «глядела» своими белыми слепыми зрачками на вошедшую девушку и складывалось впечатление, что видела ее черты – она не отводила от нее взора, словно бы так же была заворожена ее красотой, как многие видевшие ее мужчины. В руках она вертела эбонитовую статуэтку – такую же, какую сегодня принесла с собой Йоко. От буравящего слепого взгляда дочь адвоката чувствовала себя хуже обычного, ей хотелось заплакать и поскорее убежать отсюда. И все же отыскала слова, чтобы рассказать все слепой старухе, которая слышала и видела куда лучше, чем все зрячие. И попросить о том, чтобы она совершила синикути – обряд воскрешения мертвеца, когда дух его спускается на землю и словно бы живет среди людей.