Я приду за тобой

Ксения Винтер

Я приду за тобой

Западная башня – воплощение ужаса. Одинокая громадина, увитая плющом и хмелем, возвышающаяся над руинами королевского замка. «Сосредоточие зла и тьмы», – так говорят о ней при дворе. «Дом монстра», – называют её горожане. «Будешь плохо себя вести – из самого верхнего окна Западной башни вылезет мертвец и утащит тебя в своё логово», – пугают детвору крестьянки. И только два человека во всём королевстве знают правду.

Принц Ванфрейм не хотел жениться. Он любил охоту и военные походы, верховую езду и сражения на мечах. Красивых женщин тоже любил, но лишь как развлечение на одну ночь. Что совершенно не устраивало его отца. Его Величество Элдор Третий был уже немолод и страстно желал понянчиться с внуками. Мнение сына короля совершенно не волновало.

Смотрины невест прошли быстро. Ванфрейму было глубоко безразлично, кто из представительниц знатных домов станет его супругой, поэтому он оставил выбор за отцом. Элдор же, взвесив все «за» и «против», пришёл к выводу, что Кальмия – восемнадцатилетняя дочь Второго министра, – станет идеальной супругой для его сына. Темноволосая, с ярко-синими глазами, похожими на драгоценные камни, тонкая и изящная, покладистая, с неизменной мягкой улыбкой на губах – она была прекрасна. Лучшей кандидатуры в  будущие королевы найти было невозможно.

Пышную свадьбу сыграли через три месяца. А ещё спустя год Кальмия родила сына. Вскоре после этого король Элдор скончался, и Ванфрейм решил, что его отцу в фамильном склепе будет слишком одиноко.

– Мне очень жаль, моя дорогая, – с притворным сожалением проговорил Ванфрейм, когда двое стражников бесцеремонно схватили новоиспечённую королеву под руки, в то время как третий насильно вырвал у неё из рук свёрток с младенцем. – Не пойми превратно: ты отличная девушка, хорошая мать и достойная жена. Но я не готов к супружеской жизни.

– И что же вы собираетесь делать, Ваше Величество? – Кальмия не вырывалась и не сопротивлялась, её пронзительные синие глаза спокойно взирали в бесстрастное лицо мужа. – Заточите меня в темнице? Или сошлёте в монастырь?

– Ну, что вы, Ваше Величество, – на лице Ванфрейма расцвела зловещая улыбка. – Я не настолько глуп, чтобы оставить вам возможность сговориться со своим папенькой и устроить переворот. Нет, моя дорогая. Этой ночью вы умрёте.

Ни единый мускул не дрогнул на девичьем лице.

– Каждому приговорённому к смерти полагается последнее желание, – тихим, но твёрдым голосом напомнила Кальмия. – Ваше Величество не откажет мне в этом праве?

– Не откажу, – милостиво разрешил Ванфрейм. – Чего вы хотите, миледи?

– Я могу попросить Ваше Величество проявить великодушие и отдать Элейну мою брошь? – Кальмия коснулась изящного серебряного украшения на своей груди, представлявшего собой бутон розы, лепестки которой были усыпаны мелкими бриллиантами, а в центре сиял крупный рубин. – Чтобы хотя бы она была рядом с ним, раз уж я не смогу.

– Хорошо, – согласился Ванфрейм и властно протянул ладонь. – Я выполню твою просьбу. Более того, в комнате нашего сына будет висеть твой портрет – Элейн будет знать, что его мать была достойной женщиной.

– И что же с ней стало? – горько усмехнувшись, спросила Кальмия, отстёгивая брошь от платья.

– Её сгубила болезнь, с которой придворные лекари не смогли совладать.

– Как прискорбно, – Кальмия на мгновение сжала брошь в своей ладони, болезненно скривившись, а затем, глубоко вздохнув, аккуратно вложила её в протянутую руку мужа. – Могу я узнать способ казни, который выбрал для меня мой супруг?

– Сегодня праздник Кровавой луны, – заметил Ванфрейм, убирая брошь в карман сюртука. – Твоё сердце будет принесено в дар Адонару.

Кальмия судорожно сглотнула и нервно закусила губу.

– Ваше Величество весьма великодушен, – дрогнувшим голосом проговорила она. – Для меня честь стать жертвой Великому Чёрному Дракону, Пожирателю миров.

Ритуал, согласно древней традиции, проводился на крыше Западной башни. Жрец, облачённый в свободные алые одежды с вышитым на груди драконом, в специальной жаровне зажёг огонь, в который в определённой последовательности закидывал сушёные травы, от которых в небо поднимался столб белого дыма, наполненный удушающим терпким запахом. Рядом с жаровней был установлен крепкий дубовый стол, столешница которого была полностью покрыта руническими символами.

– Все посторонние должны уйти, – хрипло проговорил Жрец, бросив неодобрительный взгляд в сторону закованных в броню стражников, конвоировавших королеву. – Великий Чёрный Дракон является только Видящим. Если же простой человек взглянет на него хоть одним глазом, его разум не выдержит, и он сойдёт с ума.

– У нас приказ, – сухо сообщил один из воинов. – Мы должны проконтролировать, что воля Его Величества будет исполнена, и Её Величество выполнит свой долг.

– Разве моё мёртвое тело с зияющей раной в груди не будет достаточным доказательством? – мрачно спросила Кальмия, зябко поёжившись от вида огромного ритуального ножа, лежавшего на краю стола.

– Выйдите на лестницу и закройте за собой дверь, – распорядился Жрец тоном, не терпящим возражений. – Вы же не думаете, что Её Величество внезапно отрастит крылья и улетит?

Стражники обменялись быстрыми взглядами.

– Хорошо, – наконец, проговорил один из них. – Мы будем ждать вас прямо за дверью.

Жрец лишь махнул ему рукой, после чего отвернулся к жаровне и принялся громко проговаривать слова заклинания на незнакомом языке.

– Ваше Величество крепки в своём желании? – спросил Жрец спустя пару минут. – Пути назад уже не будет.

– Как будто у меня есть выбор, – губы Кальмии искривились в скорбной гримасе. – Ванфрейм не оставил мне иного пути, кроме как отдаться на волю Адонара.

– Адонар – жестокий бог, – напомнил Жрец. – Он щедро награждает своих слуг. Но он же истязает их страшно, подвергая жутким пыткам. И никто не знает, что может вызвать гнев или милость Великого Чёрного Дракона – он непостоянен, как сама стихия.

– Что ж, значит, мне предстоит выяснить это на личном опыте, – Кальмия нервно улыбнулась, а затем, поёжившись, спросила: – Мне необходимо раздеться?

– Да, – просто ответил Жрец. – Я должен нанести символы.

Вздохнув, Кальмия принялась развязывать шнуровку на своём платье. Затем раздался шорох ткани, и платье упало вниз. Внутренне ёжась от неловкости, девушка переступила через тёмно-зелёную ткань и, усилием воли распрямив плечи, вплотную приблизилась к Жрецу.

– Будет больно, – предупредил тот, затем в одну руку взял нож, а второй обхватил предплечье девушки, чтобы та не дёргалась, после чего начал аккуратными, выверенными движениями вырезать на её коже замысловатые символы.

Кальмия сдавленно застонала сквозь крепко стиснутые зубы, едва только лезвие рассекло кожу на плече. Девушка старалась абстрагироваться от боли, воскрешая в памяти самые счастливые моменты своей жизни: безоблачное детство в отцовском доме; пышная, весёлая свадьба, во время которой она ещё верила, что может быть счастлива со своим супругом; известие о беременности; кроха Элейн, ворочающийся в колыбели и старательно пытающийся запихнуть в рот свой кулачок.

– Готово, Ваше Величество, – объявил Жрец спустя довольно продолжительное время, когда всё тело девушки, за исключением лица, стало покрыто кровавыми рунами. – Теперь вы должны сказать: «Я отрекаюсь от прошлого, семьи и имени, отдаю себя во власть Великого Чёрного Дракона, клянусь служить ему верой и правдой, принимать всё, что он даст мне, будь то награда или наказание, и никогда не допускать даже мысли об иной судьбе».

По спине Кальмии пробежали мурашки. Всё её естество сопротивлялось подобным словам. Что значит, отказаться от семьи? Это невозможно! Она может отречься от себя, забыть своё имя и верой и правдой служить Чёрному Дракону. Но забыть сына? Отвернуться от отца? Никогда!

– Я отрекаюсь от имени и прошлого и отдаю себя во власть Великого Чёрного Дракона, – старательно игнорируя боль, проговорила девушка, осознанно меняя текст клятвы. – Клянусь служить ему верой и правдой, принимать всё, что он даст мне, будь то награда или наказание, и никогда не допускать даже мысли об иной судьбе. Клянусь хранить в своём сердце память о своей семье и защищать её, пока дух мой не уйдёт в царство Вечности.

В светлых глазах Жреца вспыхнуло раздражение.

– Упрямство погубит вас, Ваше Величество, – заявил он с неудовольствием. – Впрочем, воля ваша. Свидетельствую! – и бросил в жаровню какой-то порошок, от которого пламя резко взметнулось вверх, приобретя зловещий фиолетовый оттенок.

Воспользовавшись тем, что Кальмия отвлеклась на вспышку пламени, Жрец схватил ритуальный нож и резко вонзил его в горло девушки. Та издала странный булькающий звук и хаотично взмахнула руками. Жрец же резко выдернул клинок, и из раны толчками начала вытекать ярко-алая кровь. Кальмия инстинктивно попыталась зажать рану руками, однако никакого смысла в этом уже не было. Не прошло и пары секунд, как тонкие девичьи пальцы разжались, и руки безвольно повисли вдоль тела – Жрец в последнюю секунду подхватил королеву, не позволив ей упасть.

– А теперь самая важная часть ритуала, – пробормотал он, аккуратно укладывая тело на стол. – Жертва.

Закатав рукава по локоть, Жрец размахнулся и с силой вонзил нож в грудь девушки возле места схождения рёбер – во все стороны полетели брызги крови, но мужчину это совершенно не смутило. Сделав широкий надрез, он запустил руку в рану и принялся нащупывать сердце. Когда искомое было обнаружено, Жрец осторожно вырезал орган из тела и поднял на вытянутой руке вверх, к затянутому тяжёлыми свинцовыми тучами небу.

– О, Великий Чёрный Дракон, Пожиратель миров, прими нашу жертву, – торжественно проговорил он, слегка скривившись от ощущения скатывающихся по предплечью тонких струек крови, – и ниспошли нам свою милость и мудрость, – после чего бросил сердце в огонь и принялся нарезать круги вокруг жаровни, нараспев читая заклинания.

На рассвете Жрец покинул Западную башню. А стража незаметно от обитателей замка унесла в фамильный склеп в подземельях тщательно замотанное в чёрный бархат тело.

* * *

Ордроф не мог уснуть. Точно раненный зверь, он метался по замку, всклокоченным видом и безумным взглядом пугая слуг и рыцарей.

– Предатели… – бормотал Второй министр, перебирая склянки с различными настойками, которыми были заставлены многочисленные стеллажи в подвале. – Советники, рыцари… Все знали, что этот мерзавец затеял, и никто ему не помешал! – голос мужчины был наполнен болью, а руки дрожали, как с сильного похмелья. – Король… Какой он король? Элдор был королём, величественным, мудрым и справедливым. А его сыночек – лишь жалкая пародия. Гнус, недостойный права на жизнь.

– Не тебе это решать, отец.

Знакомый мягкий голос, раздавшийся откуда-то из темноты, заставил мужчину вздрогнуть. Схватив с полки свечу, Ордроф резко развернулся, с надеждой разглядывая подвал, в котором, кроме него самого, естественно, никого не было.

– Я уже схожу с ума, – пробормотал Ордроф, устало прикрывая глаза рукой.

– Ты в полном порядке, – вновь раздался женский голос, и снова из-за спины мужчины, но уже совсем близко, словно говорившая подошла к нему вплотную.

– Не оборачивайся, – опережая порыв Ордрофа, попросил голос с нотками отчаяния. – Я не хочу, чтобы ты видел меня такой.

Ордроф шумно вздохнул и коротко кивнул. В его голове всплыла тысяча мыслей, одна страшнее другой.

– Кальмия, – позвал он с надеждой.

– Да, отец, – отозвался голос. – Это я. Вернее, то, что от меня осталось.

– Ты – призрак?

– Не совсем, – последовал уклончивый ответ. – Я пришла к тебе с просьбой.

– Всё, что угодно, – заверил её Ордроф.

– Оставь Ванфрейма в покое. Я не хочу, чтобы ты ему мстил.

– Невозможно, – категорично отрезал мужчина. – Этот недоносок убил тебя, мою единственную дочь – и он заплатит за это. Кровью.

– Ванфрейм заплатит за предательство, – голос девушки похолодел на несколько градусов. – Но не тебе. И не сейчас.

Ордроф почувствовал, как по спине пробежали мурашки – его Кальмия была нежным, добрым и светлым ребёнком. Никогда он не слышал у неё подобных интонаций.

– Твоя дочь мертва, – словно прочитав его мысли, сказало нечто, прикидывающееся Кальмией. – Поплачь над ней и отпусти. Женись повторно, ты ещё не настолько стар, чтобы ставить на себе крест. У тебя ещё будут дети.

– Я дал клятву своей покойной жене, – твёрдо заявил Ордроф. – И я буду хранить ей верность до последнего вздоха.

Мужчина почувствовал какое-то странное дуновение на шее, словно лёгкий порыв ветра, которому неоткуда было взяться в подземелье.

– Ты хороший человек, отец, – голос девушки дрожал, словно она пыталась сдерживать слёзы. – Лучше, чем Ванфрейм и большинство его советников. Не позволяй им наполнить своё сердце чернотой. Откажись от мести – она совершится без тебя. В конце концов, подумай об Элейне – кто-то должен будет позаботиться о нём.

Ордроф вздрогнул: все эти дни, утопая в скорби и ярости, он совершенно забыл про внука. А ведь тот был единственным, что осталось от его дочери!

– Да, – проговорил он после паузы. Жажда мести угасла сама собой, точно слабое пламя свечи задул сильный ветер. – Я позабочусь о внуке.

* * *

Сэда не имела права спать по ночам. Будучи нянькой, она должна была неустанно следить за благополучием маленького принца.

Старой Сэде было жаль Его Величество – королева была прекрасной матерью и доброй женщиной, ко всем относилась с равным теплом и участием, неважно, благородный рыцарь был перед ней или простой слуга. Она, определённо, не заслуживала смерти.

Официально королева Кальмия умерла от неизвестной страшной болезни, прервавшей её жизнь буквально за считанные часы. Однако все обитатели замка знали – король казнил свою жену. Без какой-либо видимой причины, просто потому, что её наличие мешало ему вести разгульный образ жизни.

Днями напролёт принц Элейн плакал, пока не выбивался из сил и не засыпал тревожным сном. От еды отказывался и с каждым днём становился всё слабее и слабее. Лекари лишь разводили руками – принц был совершенно здоров. Однако старой Сэде, прожившей ни один десяток лет и многое повидавшей на своём веку, была известна истина – покойница-мать собирается забрать сына с собой.

Каждую ночь после смерти королевы Сэда, неподвижно сидя в кресле в углу детской, притворяясь спящей, слышала тихий скрип качающейся колыбели и знакомый женский голос, напевающий протяжную, заунывную мелодию. Старухе было страшно открыть глаза и увидеть покойницу, баюкающую принца. Ей достаточно была тусклого голубоватого света, который она видела сквозь полуприкрытые веки – не иначе как сияние мира мёртвых. Если верить легендам, всякий, кто его увидит – умрёт.

Ночь – единственное время, когда маленький принц не плакал и спал спокойно. Сэда знала, что это значит: мир живых мальчику уже стал чужим. Ещё чуть-чуть, и королева сможет забрать его с собой.

– Сэда, – на девятую ночь, изменив сложившейся традиции, королева заговорила. – Открой глаза, я знаю, что ты не спишь.

Чувствуя, как в жилах застыла кровь от того, насколько жутким и неестественным казался некогда знакомый голос, старуха выполнила приказ.

Королева, вопреки ожиданиям Сэды, находилась не возле колыбели в центре комнаты, а стояла в противоположном конце детской, возле окна, и её фигура лишь смутно угадывалась в неестественно густом мраке, который не мог рассеять даже свет луны. Что примечательно, несмотря на то, что королева не касалась колыбели, та всё равно мерно раскачивалась, тихо клацая деревянными ножками по каменным плитам. И голубой свет, тревоживший няню все эти ночи, исходил именно от колыбели – светилась серебряная брошь в виде бутона розы, пришпиленная к бархатной обивке в изголовье.

– Ваше Величество? – на негнущихся ногах Сэда поднялась из кресла и отвесила покойнице положенный низкий поклон.

– Завтра вечером сразу после ужина ты отправишься с Элейном на прогулку в сад, – проговорила королева тихим голосом. – Возьми тёплую одежду для вас обоих – гулять придётся долго.

Сэда судорожно сглотнула и кивнула – спорить с человеком, вернувшимся из мира мёртвых, было себе дороже.

– До этого ты ни разу не сказала королю, что я навещаю сына, – заметила Кальмия. – Я благодарна тебе за это. – Раздался негромкий металлический звон, и к ногам старухи упал объёмный мешочек, судя по всему туго набитый монетами. – Если и в этот раз промолчишь и с точностью выполнишь мои распоряжения, получишь ещё столько же.

Сэда нахмурилась.

– Выше Величество, вы ведь не навредите Его Высочеству? – взволнованно спросила она.

– Нет. Он будет жить и однажды станет королём. А ты и после завтрашней ночи продолжишь быть его няней.

– Хорошо, – Сэда почувствовала облегчение. Наклонившись, она подняла мешочек с пола и убрала его в карман своего платья. – Я ничего не скажу королю и сделаю всё так, как вы велели.

* * *

Ванфрейм боялся уснуть. Девятую ночь к ряду, стоило ему только закрыть глаза, как перед ним являлась Кальмия. Замотанная в непонятную белую хламиду, перепачканную кровью, со спутанными волосами, в которых копошились черви и опарыши, она стояла перед ним, вытянув вперёд тощие руки с неестественно длинными чёрными ногтями, напоминавшими когти хищной птицы, и, сверкая зловещими белёсыми глазами, замогильным голосом повторяла одну и ту же фразу: «Я приду за тобой».

Король не мог ничего поделать. От кошмаров не помогали ни снадобья лекарей, ни вино. В какой-то момент Ванфрейм начал путать сон и реальность. Передвигаясь днём по замку, он то и дело видел фигуру в белом, мелькавшую то тут, то там. Даже находясь среди своих рыцарей и советников в тронном зале или на пиру, он слышал зловещий шёпот: «Я приду за тобой», – и чувствовал направленный на себя взгляд, от которого кровь стыла в жилах.

Желая избавиться от наваждения, Ванфрейм приказал схватить бывшего Второго министра – и по совместительству собственного свёкра, – и вернуть его в замок.

– Угомони свою дочь! – потребовал от Ордрофа Ванфрейм, как только стража приволокла того в замок в кандалах. – Либо она оставит меня в покое, либо ты и вся твоя семья умрёте.

Ордроф поднял на короля тусклый взгляд и криво усмехнулся.

– Ваше Величество сам объявил, что его супруга скончалась от болезни. Как же я могу о чём-либо её просить?

Несколько мгновений Ванфрейм сверлил бывшего свёкра тяжёлым взглядом. А затем повернулся к страже:

– Уведите его в темницу. Возможно, посидев пару дней на хлебе и воде, он станет более сговорчивым.

Той же ночью стены замка содрогнулись от оглушительных ударов, донёсшихся откуда-то со стороны подвала. Дюжина солдат отправилась вниз выяснить, что произошло. И их поглотила тьма. До тех, кто остался наверху, только донеслись отчаянные крики и лязг мечей, а затем всё стихло. После чего со стороны подвала медленно, точно ленивая гусеница, выплыла тонкая струйка сизого дыма, за считанные мгновения заполнившая весь этаж.

В замке началась паника. Люди метались по коридорам, точно обезумевшие, сбивая друг друга с ног и беспощадно затаптывая тех, кому не посчастливилось оказаться на полу. Со всех сторон слышались надсадные крики, пронзительные вопли и мольбы о помощи. Ванфрейм в компании трёх десятков верных рыцарей заперся в тронном зале, даже не вспомнив о сыне, находившемся в детской в компании няньки, которая точно не сумеет его защитить.

С оглушительным грохотом тяжёлая дубовая двустворчатая дверь распахнулась, и из тумана в тронный зал неторопливо вошла невысокая фигура, облачённая в простое платье цвета запёкшейся крови. Рыцари, стоявшие в первом ряду ближе всего к двери, в ужасе отшатнулись – перед ними стояла покойная королева. Но как она выглядела! Неестественно бледное лицо было покрыто тёмными полосами, напоминавшими вспухшие вены, паутинкой расходившиеся от утративших какой-либо цвет глаз ко лбу и уголкам синеватых губ.

– Ты! – хрипло воскликнул Ванфрейм, выпученными глазами уставившись на супругу.

– Я же сказала, что приду за тобой, – замогильным голосом, что все эти ночи преследовал его в кошмарах, отозвалась Кальмия. – Я пришла.

Ванфрейм сделал жест рыцарям и те, несмотря на охвативший их страх, обнажили мечи. Кальмия даже не взглянула в их сторону – ледяной взгляд её белых глаз был прикован к лицу короля.

– Убейте её! – скомандовал Ванфрейм, и трое рыцарей сделали шаг в сторону девушки.

Кальмия вскинула вверх руки, и все рыцари разлетелись в разные стороны, с силой приложившись о стены. Двоим и вовсе не повезло – с жалобным звоном разбилось стекло, и бедолаги вылетели наружу.

– Ваше Величество помнит клятву, что давал мне перед богом и людьми? – медленно приближаясь к Ванфрейму, равнодушно спросила девушка.

Вместо ответа король выхватил собственный меч и бросился в атаку. Кальмия ему не мешала. Остановившись, она позволила клинку пронзить её грудь насквозь.

– Клянусь заботиться и оберегать, – отрывисто проговорила девушка, обхватив рукой лезвие, делая шаг вперёд и насаживаясь на клинок ещё сильнее. Ванфрейм дёрнулся назад, но хватка Кальмии оказалась неожиданно крепкой, и выдернуть меч у короля не получилось, а его собственные пальцы мёртвой хваткой вцепились в рукоять, совершенно не желая подчиняться воле хозяина, – ценить и уважать, – ещё один шаг вперёд, клинок вошёл на две трети, – пройти жизненный путь рука об руку и вместе спуститься в загробный мир, – ещё шаг, и рукоять меча упёрлась в рёбра, а перекошенное от ужаса лицо Ванфрейма оказалось практически вплотную приближено к лицу покойницы. – Настало время исполнить клятву. Я уже побывала в загробном мире – теперь твоя очередь.

Вскинув руку, Кальмия впилась острыми, как лезвие кинжалов, ногтями в шею Ванфрейма и легко, точно мужчина ничего не весил, подняла его в воздух. Сизый дым к этому моменту уже просочился в зал, но на этот раз не заполнил помещение полностью, а сгустился, приняв форму сотни острых клинков, которые вонзились в тело короля, превратив его в некое подобие подушечки для игл.

* * *

Жрец, облачённый в простую чёрную сутану, с медальоном в виде головы дракона на груди, стоял на пригорке и наблюдал за тем, как языки пламени медленно поглощают замок, при этом каким-то мистическим образом миновав Западную башню. Большинство людей, находившихся внутри, спаслось: он видел их фигуры, хаотично мечущиеся внизу, в долине, не зная, что делать дальше. Жрец не видел их лиц, но точно знал: среди них нет ни короля, ни его верных рыцарей.

Скорее почувствовав, нежели услышав, что его уединение нарушено, Жрец резко обернулся. Возле него, облачённая в бордовое платье с высоким воротом, стояла Кальмия, и её неестественно бледная кожа слабо мерцала в лунном свете. В окровавленных руках девушка держала свёрток, и мужчина пристально взглянул в безжизненные белые глаза, силясь разглядеть в них ответ на свой вопрос до того, как он будет задан.

– Ванфрейм мёртв, – безэмоционально сообщила Кальмия, укачивая спящего сына.

– Это было ожидаемо, – отозвался Жрец, стараясь ничем не выдать своего волнения при виде живого трупа – за тридцать лет он провёл сотни жертвоприношений, но подобное видел впервые.

– Его люди тоже мертвы, – добавила Кальмия всё тем же равнодушным голосом.

Жрец кивнул, принимая данную информацию к сведению.

– Ты освободил моего отца из темницы, когда я пришла в замок, – Кальмия не сводила с мужчины пронзительного взгляда.

– Кому-то придётся взять на себя воспитание принца после того, как он остался сиротой, – пожал плечами Жрец. – Ордроф – его дедушка. И последний живой кровный родственник. Уверен, Совет назначит его регентом.

– Пусть так, – Кальма подошла к мужчине и осторожно протянула ему свою ношу. – Но воспитанием Элейна будешь заниматься ты.

Глаза Жреца округлились в изумлении.

– Я, Ваше Величество? – переспросил он. – Но почему? Я всего лишь скромный служитель Великого Чёрного Дракона. Я никогда не воспитывал детей, тем более королевских кровей.

– И всё же его наставником будешь ты, – непреклонно заявила Кальмия, вкладывая свёрток с сыном в руки Жреца. – Ты будешь заботиться о нём и оберегать и воспитаешь его достойным человеком. – Взгляд девушки внезапно потяжелел. – Но если ты предашь моё доверие и позволишь кому-то ему навредить, или сам замыслишь недоброе, я приду за тобой. И судьба Ванфрейма покажется тебе сказкой.

– Да, Ваше Величество, – Жрец крепко прижал к груди свёрток с наследником и отвесил девушке низкий поклон. – Я исполню вашу волю.

– Никому не говори, что видел меня, – Кальмия отступила, бросив на сына прощальный взгляд, в котором, впрочем, не было и тени тепла. – Даже моему отцу. Незачем ни ему, ни Элейну знать, во что я превратилась.