Розы для магистра

– Вот такие два разных характера мучаются всю жизнь, – сказала Симочка, – она бы его давно бросила, но это преградит путь к её карьере. Её тогда заклюёт КПСС.

– Честно говоря, через стекло машины он произвёл на меня приятное впечатление на первый взгляд, – покривил душой Анатолий Романович.

– Взглядов будет ещё предостаточно, чтобы узнать его поближе, потом будете судить этого необыкновенного экземпляра, – встала из-за стола Симочка, – а сейчас нам пора заняться собой. Голодной женщине не терпится, ей хочется преклонить свою голову на колени повелителю сатаны!

Он улыбнулся на сказанную ей фразу и ничего, не говоря, отодвинул от себя недопитое им кофе, взял со стола папку и пошёл за ней.

«Вот Симочка и открылась перед ним, как женщина, – думал он, следуя, молча за ней. – И он готов прижать её обнажённое тело, к своей груди, слушая в экстазе её бранную речь, от которой приятный морозец по коже бежит». В прихожей её квартиры висело несколько картин, написанные акварелью. Он понял, что это её собственным творчеством украшены стены прихожей:

– Нравиться? – спросила она, заметив, что он внимательно рассматривает её картины.

– Я не силён в живописи, но хочу сказать тебе, что меня дилетанта твои картины в целом впечатляют! Красиво и понятливо!

– Это называется импрессионизм, – объяснила она.

– А Царица тоже такие картины пишет? – спросил он.

– Нет у неё сплошная абстракция и мне её картины не понятны, так же как и знаменитый Чёрный квадрат Казимира. Я писала всё это с натуры. Ездила в Вологодскую область, – в Пскове тоже была, и другие регионы посетила. Каждая картина – это моя географическая история.

– Никогда бы не подумал, что ты женщина, можно сказать складская богиня фабрики и вдруг творческая натура, – сказал он, особо подчеркнув слово, богиня. – А почему ты маслом не пишешь? – спросил он.

– Не люблю масло. Картина, написанная маслом, на глаза давит в маленьком помещении, а акварель живость придает и радует глаз. Я писала для своего удовольствия и раздаривала всем свои работы.

Она сняла с себя плащ и, повесив его на вешалку, прислонила свою ладонь к его спине.

– Ну, всё ознакомился с галерей? – спросила она, – теперь проходи в комнату, но не падай в обморок, когда посмотришь на потолок. Это не я делала, а Царица. Я не в восторге от её искусства, но менять потолок погожу. Не хочу, её обидеть. Хотя она ко мне уже две недели не заходила, ремонт можно было сделать за это время.

Он вошёл в комнату и обомлел. Увидав потолок, когда Симочка в зашторенной квартире включила свет, у него непроизвольно задёргался глаз от восторга. По белому потолку были нанесены коричневые квадраты, которые были больше похожи на тюремные решётки, а ближе к люстре сидели два золотистых голубя, отвернувшихся от ламп люстры. И создавалось впечатление, что эти птицы рвутся из этих решёток к свету, но яркий свет им слепит глаза.

– Странная тематика, – восхищённо сказал он, – но до того здорово выполнено. Вот это Наталья Дмитриевна, ну она дала. Не ожидал от неё такого порыва.

– Тебе нравится?

– Я просто поражён, что она способна творить такие вещи и у меня возник моментально к ней человеческий интерес. Наверняка она женщина загадка, как и ты, была для меня, пока я не отведал сегодня твоего пирога с осетриной.

– Не хочешь ли ты сказать, что я тебе уже не интересна?

– Что ты прелесть моя, я и подумать об этом не могу. Но волю своим чувствам я, кажется, сегодня дам до предела.

– Тогда присаживайся пока, а я пойду на кухню, приготовлю, что- ни будь лёгкое.

Анатолий Романович снял пиджак с себя и галстук, расстегнув до середины пуговицы на рубашке, чтобы была видна его грудь.

«Этой женщине нужно обязательно счастье, – подумал он, – и я ей помогу в этом. Долго со своей подчинённой нельзя быть в близости иначе рухнет вся работа. Лучше надо, как можно быстрее подобраться к телу Царицы. Этот потолок говорит, что человек, писавший такое панно, не имеет свободы и пытается вырываться из решётки, но ему что – то обжигает глаза, как этим голубям. Явно в этом рисунке был спрятан грустный замысел автора, который выразил свою жизнь на потолке».

Симочка пришла с подносом, застав его изучающим потолок.

– Никак не налюбуешься этой галиматьёй? – спросила она, – смотри не просверли потолок своими ясными глазами.

– Это не галиматья, напрасно ты так говоришь. Этот шедевр я бы назвал отчаянным криком души, – определил он. – Как она, интересно голубя с голубкой писала на потолке?

– Это две голубки, подразумевают меня и Царицу и написаны они темперой на мольберте, затем были приклеены к потолку. Вот и всё искусство, – объяснила она, – а сейчас оторвись от потолка и откупорь шампанское, а я пойду, переоденусь. Он посмотрел на поднос, на нём лежали бутерброды с осетриной и пироги, которые он ел утром. «Натюрморт» этот ему нравился. По нему для себя он тут же сделал логическое заключение.

«Видать, она материально неплохо живёт, если пироги печёт из осетрины и квартирка у неё богатая, для одинокой женщины. Всё со вкусом без излишеств, но шикарно. А диван почти новый, не разработанный совсем. Ничего, скоро и дивану, и Симочке жару дам. У меня уже кровь вскипает, только от одной мысли».

Симочка вошла, как индианка в жёлтом сари. Не хватало на её лице только мушек:

– Ты меня Симочка поражаешь, каждую минуту. Выкладывай, что у тебя за душой ещё есть? Пали меня, как этих голубок на потолке, чтобы я в сознание не мог прийти.

– Ты очень скор мой друг, всё сразу узнаешь обо мне, тогда всякий интерес потеряешь к моей персоне. Это сари мне подарили в городе Малегаон три года назад, когда мы с Царицей были в Индии по обмену опытом. Там очень развита хлопчатобумажная промышленность и ручное производство одежды. У неё, кстати, в точности такое же сари есть, но она его никогда не одевает, а я часто дома ношу и заглядываю на себя в зеркало. Подумаю, вот она я красивая, но никому не нужная и дошла до того, что бросила заниматься своими картинами. Подумала, что причина моего одиночества – это моё творчество. Существует расхожее мнение в народе, что люди искусства все испробовали пыльного мешка по голове, особенно поэты и художники. Вот я и поставила жирный крест на своём хобби.

– Так судят, только безграмотные и недалёкие люди, – привлёк он её к себе на колени, – а с тобой мне кажется, ни одному мужчине тоскливо не может быть. Давай мы с тобой, и выпьем за это?

– Опять меня посетил этот неукротимый прилив, – вытерла она мелкие росинки со лба, – пойду, принесу полотенце.

– Никуда не ходи? – не отпускал он её из своих рук, а взял салфетку со стола и вытер Симочке лоб, после чего поцеловал её в губы и вложил в руку бокал с шампанским.

Она одной рукой делала маленькие глотки, а второй рукой залезла к нему в брюки и, усевшись поудобней, стала рукой нежно ласкать его возбужденного «дружка», смотря своими искушающими васильковыми глазами ему в лицо. От чего Толику стало невозможно приятно. Ему казалось, что его мужское достоинство уже отделилось от его тела и находиться в её пухлом ротике. И на него нахлынули сразу приятные мгновения, подаренные в машине когда-то Машей, смуглой красавицы в красном. Ему стало не по себе, и он закрыл глаза, облизнув кончиком языка свою губу. Не смотря, что он только оросил свой рот шампанским, там было сухо. Он приспустил свои брюки до колен и слегка расслабил свои ноги, обняв её одной рукой за плечо, массируя пальцами нежную кожу Симочки при этом без лишнего напора постепенно начал её голову пригибать к низу. Она, понятливо не сопротивляясь, поддавалась ему и шла к цели, которую он ей условно наметил. Толик ощутил дыхание внизу, – словно из топки обдавал его теплом рот Симочки. И вот оно это безумное наслаждение настало. Симочка, взяла «дружка» в рот и начала с ним творить что-то неописуемое. Она окутала ласками его всего, после чего он повалился на спину, и открыл глаза, встретившись взглядом с двумя немеркнущими золотистыми голубками. Он вновь закрыл глаза, и приятная палитра бело-красного и золотистого цвета проплыла перед его глазами. После чего его тело взметнулось и он, схватив её руками за голову, громко застонал. Он на мгновение отключился и только почувствовал, как она снимает с него до конца брюки и расстегивает последние пуговицы на рубашке.

– Это моя квартира, – сказала она, – и позволь мне самой поухаживать за тобой и творить необдуманные поступки, которые бы мне запомнились на всю жизнь. Потому, что я знаю, что ты мне никогда принадлежать не будешь. Я не нагольная дура и смотрю на эти вещи реально. Ты только не думай, что я тварь и б – -дь не обузданная. Я просто спешу жить или иначе мне трындец наступит скоро, как женщине. Я это поняла после твоих напутствий. Ты не думай, я не скулю, как бездомная собака, я себя так подогреваю, чтобы отдать тебе себя всю.

– Симочка ты прелесть! В необдуманных поступках зарыта красота твоих действий, – не открывая глаз, прошептал он. – Продолжай и дальше так же поступать? А всё остальное мы обсудим с тобой во время перекура.

– А ты не устал? – Отчего уставать, я же ещё ничего не делал, – ответил он.

– Сегодня я тебя мой неистовый, никуда не отпущу, – сказала она, взяв «дружка» в руку. – Я буду всё делать, что ты пожелаешь, и за ухом тебе щекотать и целовать его до посинения.

Она села к нему на ноги и стала водить им по своему клитору. Его вновь сковала приятная истома, он всё принимал, что она делала с ним. Ему хотелось, чтобы она сама вошла в него. Но, чувствуя, как обильная влага обдала его теплым ручьём, она воскликнула:

– Я сейчас сойду с ума.

После чего она вновь припадала ртом к его дружку. И тогда он заорал словно подстреленный дикий зверь.

– Ты бесподобна Симочка! – еле двигая языком, сказал он ей. – У меня никогда ни с кем ничего подобного не было. Твой горячий ключ, словно гейзер, обдавал меня влагой, а нежный и безбрежный ротик привёл меня в неистовство.

– В такую бесцеремонную б – -дь ты меня превратил за один день, и я рада этому. Ты мне компенсировал, капельку невостребованных мною сексуальных удовольствий. Я поняла давно, что всю жизнь кощунственно относилась к себе. Он привстал, облокотившись на локоть, и посмотрел на Симочку. Она, не выпуская «дружка» из своей руки, смотрела на него со знаком восклицания! Он снял с себя рубашку и бросил её на пол:

– Теперь иди ко мне? Пришла пора и мне расточать на тебе свои силы, – потянул он её за руки.

Он вошёл в неё сразу, и отпустил её из своих объятий, когда на улице стало смеркаться. И когда на излёте полового акта Симочка выдала почти весь непристойный словарь Баркова.

– Неужели ты уйдёшь от меня сейчас? – спросила она, – как я этого не хочу. Я скоро кончусь одна в этих стенах.

– Мне дома непременно сегодня надо быть, – сказал он, гладя её волосы. – Нельзя в дом нести раздор и недоверие. У меня жена и так очень ревнивая.

– А я глупая тебя уже ревную сейчас ко всем, зная, что ты желанный мужчина, но не мой. И я думаю, что, когда ни – будь, Царица распознает в тебе истинного мужчину и обязательно соблазнит, как это было раньше с двумя моими гражданскими мужьями. Она разбирается неплохо в людях и многих просто насквозь видит.

– Это она тебе такую подлянку кинула, а ты её боготворишь? – спросил он, закуривая сигарету.

– Ничего она не кидала мне, я сама себе намеренно портила жизнь. Первый муж у меня был преподаватель по математике. Она мне сказала: «Симочка не верь ему он бабник. Ты с ним никогда счастлива не будешь. Если ты не веришь мне, давай я его соблазню. А ты меня накроешь вместе с ним и убедишься, что я была права». – У меня сердце колотилось, когда он думал, что я сплю пьяная в свой день рождения. А они были в ванной в это время, где я их застала в интересной позе. Я этого кобла тут же выперла из дома, собрав ему все его вещи в ящик для мусора. Мне страшно было, тогда. Всё-таки года я уже начинала считать. Боязнь остаться одной приводило меня в панику. А Наталье по барабану, у неё хоть и неполноценный, но всё же муж имеется. По утрам она подымала его при помощи неаккуратно сложенных брюк. Он у неё сонливый и тяжёлый на ногу был по утрам. Эта слабость у него пожизненно и осталась. И думаю, она до сих пор для подъёма использует его брюки. Она считала себя с этим мужем одинокой и терпела его только ради карьеры и сына. Царица тогда закройщицей работала, одевалась лучше всех. За, что её нарекли так величаво. И кроила она меня под себя, опекая от всякой мрази. А три года, назад в нашей индийской делегации был технолог с чулочной фабрики из Смоленска. Он меня на шесть лет был старше. Прохода нигде не давал. Сумел меня заманить в свои сети. Она меня ещё в поездке на обратном пути отговаривала от союза с ним. Но я не согласилась с ней. В общем, Царица через неделю после нашей совместной жизни уговорила меня повторить эксперимент на измену. До секса я не дала им дойти, но мне было достаточно повода, чтобы и ему собрать вещи и незамедлительно выставить его за дверь. Я тогда ужасно расплакалась. Она домой тогда не пошла, боялась меня в таком состоянии оставить одну. Мы с ней напились в тот вечер, и она легла спать со мной на этот диван. С ней в тот день мы в первый и последний раз обменялась прямыми контактными ласками.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.