
Полная версия
Дневники дьявола
– Вкусно ?
– М-м-м, ещё как… Ты даже не представляешь, какая ты вся вкусная !
– Тогда почему ты меня больше не хочешь ?
– С чего ты такое удумала, дурочка ?
– Я хочу по-настоящему и там, что бы ты был во мне и что бы опять в космос, понял ? – забавно повысив голос требовательно произнесла ученица, указав пальчиком сначала вниз живота, а потом на его торчащий колом член.
Антон захохотал и, вскочив одним прыжком на ноги, подошёл к девушке, сидящей на его куртке, и, взяв член в руку, весьма ощутимо постучал им по лбу девахи, внимательно наблюдая за её реакцией. Она не шарахнулась, брезгливо не поморщилась, а только удивлённо заметила:
– Какой он горячий и твёрдо-мягкий у тебя!
– Я тебя обожаю, Анька ! – жарким шёпотом опалил ушко ученицы Антон и молодым сайгаком подскочил к коряге, на которой он сидел, когда утешал Анюту и поволок её в воду. Умастив корягу так, чтобы над водой осталось гладкое и почти плоское место без коры, он удовлетворённо крякнул и взял анюткино полотенце, скатал из него подобие подушки и прикрыл им гладкую часть коряги, торчащую над водой. Анюта с любопытством наблюдала за его приготовлениями и, когда он подошёл к ней и подал ей в приглашающем поклоне руку, легко вскочила и взяла его под руку. Вот так чинно они и подошли к коряге, и Антон объяснил, что её задача положить голову на импровизированную подушку, закрыть глаза, слушать своё тело и действовать так, как оно подсказывает. Нельзя задавать вопросы и хохотать, нести же бред, стонать и даже орать во всё горло можно, если захочется. Девушка улыбнулась, послушно присела в воду и откинулась головой на полотенце, вытянув по бокам руки, закрыв глаза и гулко сглотнув. Антон успокаивающе погладил её по плечам, устраивая поудобнее, опустил в воду её плечи и развёл в стороны руки, как бы приглашая к полёту и девушка ответила ему уже легким вдохом, поднявшим её пышную и упругую девичью грудь, израненную его страстью, на что его плоть сразу откликнулась зудением в паху. Антон присел между ног девушки, поднял бёдра ученицы и, закинув её ноги себе на плечи, снова начал орудовать губами в облюбованном им треугольничке, а пальцами в заветной норке лишь слегка придерживая её тело на воде. Уловив одному ему понятный момент, он встал на ноги и стал так же медленно и аккуратно, но ритмично и настойчиво, вводить член во влагалище на всю длину. Анюта стонала в голос так томно и волнующе, что он уже еле сдерживался, дожидаясь её готовности вместе взлететь в космос. Наконец он как можно легче коснулся набухшего до состояния самого чувствительного сенсора бугорка и стенки влагалища сжались с гораздо сильнее, чем в первый раз, потом ещё и ещё. Антон взревел оленем в гоне и ошалел от каскада ярчайших разрядок, сосчитать которые он не смог. Тело сжимало и отпускало от сладчайшей боли на грани ощущений. В висках стучало, голова кружилась. Ни в юношеских ночных полюциях, ни от «дуньки кулаковой» на сеновале, когда он маструбировал в такт движениям отца, наблюдая за послебанными утехами родителей, ни в дуськиной бане в момент его первой в жизни разрядки, ни с одной из изведанных им женщин он не испытал и десятой доли этого наслаждения тягучего и реально космического. На этот раз он кончил через несколько секунд после прихода оргазма у его женщины, и он это знал наверняка и разрядились они уже одновременно. Антон снова на мгновение потерялся в пространстве, осознав себя уже уткнувшимся в шею Анютки. Они оба громко и прерывисто дышали, голова отходила от яркой вспышки, а по его телу всё ещё катались каскадом отголоски ярчайших волн наслаждения, забирая остатки сил. Он собрался с духом и, скатившись с Ани, прислонился, как и она, спиной к коряге. Немного придя в себя, они, не поднимаясь на дрожащие ноги, ползком переместились на мелководье и упали навзничь, раскинув широко руки и наслаждаясь ощущением полёта в невесомых после полной разрядки телах.
Немного отдохнув они снова потянулись к друг другу, не чувствуя ни голода, ни усталости. Коряга верно служила разнообразию любовных игр, но теперь каждый раз, они предусмотрительно, перед завершением, перебирались к берегу и заканчивали одновременной разрядкой в безопасном месте. Антон ликовал, он не ошибся в Анютке, она была идеальной партнёршей и чувствовала его, освободив от необходимости контроля и предоставив просто ловить кайф. Они провели на речке ещё несколько часов, прежде чем оба окончательно утомились и насытились друг другом. Антон мысленно благодарил Аннушку за то, что она пришла именно сегодня, рано утром, в выходной воскресный день, когда с вчера пятницы до середины воскресения половина строителей укатила в район, а вторая набухалась в субботу до зелёных соплей и дрыхнет, а ещё за то, что она любит купаться так далеко от всех…
Расстались они поздним вечером, когда лесные кровопийцы жалили уже нестерпимо и просто выгнали их со своей территории, но вернулись по своим вагончикам не только разными маршрутами, но и в разное время. Антон по леску обошел стройку и выскочил недалеко от неё на разбитую строительной техникой дорогу, ведущую от трассы к вагончикам, что бы сделать вид, что доехал попуткой из района, куда часто мотался по выходным к Татьяне, по грунтовке до поворота. Анечке же пришлось ждать в леске, кормя комаров и мошкару, пока не разойдутся по вагончикам все соседи, что бы незаметно прошмыгнуть в свой. Благо в воскресенье укладывались спать рано, ведь на работу в понедельник вставать с рассветом.
Встречаться регулярно в их тайном местечке почти в трёх километрах от вагончиков они смогли только через месяц, когда унялась шумиха, поднятая соседкой Анюты, которая через неделю случайно заметила следы антоновой страсти и потребовала у начальства найти и наказать гада, который пробовал изнасиловать девчонку. Анюта молчала как партизан в гестапо. Через пару недель следов на теле девушки почти не осталось и, наконец добравшийся до строительного городка участковый милиционер, возбуждать уголовное дело не стал, сообщив громко и ясно всем интересующимся, что от самой потерпевшей заявления нет, а остальные прочие права не имеют ничего с него требовать.
****
Они сидели на своем обычном месте. Был поздний сентябрь, Аннушка ежилась под свитерком и все крепче прижималась к Антону. Ее по-собачьи преданные глаза искали что-то на его застывшем лице:
– Антошенька, ты что не рад?
– Почему, рад, но не знаю, как нам теперь быть. Как с ребенком в зиму и в таких условиях? И потом, как ты здесь рожать собралась?
– Я в район поеду.
– А потом?
– Не знаю.
– А я знаю. Здесь ни рожать, ни с ребенком жить тебе нельзя.
– А как же теперь?
– Поедешь к маме, родишь, а там видно будет. Может я к тому времени смогу перевестись в район или еще куда, где цивилизация есть и заберу тебя с ребенком.
– А поженимся здесь?
– Анюта, не говори глупостей. Ну кто мне повышение даст, если узнают, что я тебя обрюхатил до свадьбы ? Ты же знаешь, комсомол осудит, партия накажет и прощай карьера. Никто же до сих пор не знает, что мы с тобой встречаемся.
– Ты же сам просил не говорить.
– А как можно было сказать, когда твоя соседка ор на всю стройку подняла, когда ты тогда с речки вернулась? Помнишь как тебя всем профкомом пытали, что бы узнать имя насильника. Как я после такого мог объявиться? Антон подчеркнул слова нарочитой печалью в голосе и выдержал паузу, что бы Аня прочувствовала и осознала всю безвыходность ситуации.
Увидев, что девушка согласно закивала головой, он продиктовал принятое решение голосом, не терпящим возражений:
– Выхода другого нет, уедем отсюда и поженимся. Кто знает, может я тебя с чужим ребенком взял. Это благородно, так карьера вверх полетит, а не пойдет прахом,– и Антон быстро и так сильно стиснул Анюту, что она охнула, но тут же жарко начала его целовать и через несколько минут они скрепили договор бурными ласками.
Аня оказалась послушной, толковой и благодарной ученицей, с готовностью и уже вполне профессионально занималась любовью, меняя позы с азартом и готовностью, для неё не было ничего запретного.
– И надо же ей было залететь, теперь или снова дрессировать кого-то надо, а это не безопасно или Танюшей довольствоваться – раздраженно подумал Антон и недовольно оттолкнул Анюту, откровенно требующую продолжения.
– Устал, Анька, да и тебе студиться нельзя. Давай, дуй вперед и завтра же оформляй очередной отпуск перед декретом, а то пропадет . Поезжай к матери, там и больничный предродовый оформишь и пришлешь сюда вместе с заявлением на декретный отпуск. Надо хорошо подготовиться к родам, мне наследник здоровый нужен! – выдал Антон безотказные аргументы и теперь не сомневался, что влюбленная дурочка исполнит все в точности и незамедлительно. Он проводил Анюту взглядом, сладко потянулся и стал бросать в осеннюю воду камешки.
Письма Анютки он получал в районе до востребования, как договорились. Сам же не написал ни одного, отделываясь открытками к праздникам с дежурными пожеланиями, да вызвал ее на переговоры пару раз, когда она сообщала, что хочет приехать к нему, чтобы показать сына. А потом он перевелся со стройки на Север и почти на два года Анюта потеряла его.
Их последняя встреча в областном центре, куда Анютка приехала, прочитав о молодом перспективном главном инженере стройки в газете, закончилась ее гибелью.
****
– Антоша!
Максюта вздрогнул и резко обернулся. У порога здания областной администрации стояла белокурая красавица и тянулась к нему всем телом. Он узнал в красавице его Аннушку. Чувства смешались в один скрежещущий и пылающий нарастающей страстью ком. На миг Антона охватило прежнее, умопомрачительное желание и он чуть не схватил Анютку на руки и не потащил к машине, до того ему захотелось ее отдрессированных им ласк. Но другой Антон так же мгновенно просчитал ситуацию и его душа наполнилась лютой ненавистью к этой идиотке, караулившей его в центре города у здания, где его знала каждая собака.
Он быстро спустился со ступенек и, взяв Анюту за руку, торопливо зашептал ей :
–Анечка, какое счастье! Я думал, что не найду тебя! Адрес потерялся вместе с вещами при переезде, а выяснять в кадрах было опасно.
–Антошенька, я так и подумала, что что-то случилось. Два года ни словечка, а тут в газете тебя пропечатали. Я Кирюшку с мамой оставила и сегодня утром приехала. Вот стою, думаю, узнаю поди здесь, как тебя найти, а тут ты сам из машины и выскочил. Торопишься куда?
–На совещание опаздываю, любимая. Ты меня подожди на набережной, там речпорт есть, найдешь легко, подожди на скамеечке у входа. Я как освобожусь, сразу к тебе прибегу. Все мне расскажешь, а потом отвезу тебя в гостиницу и решим как тебя в мой город завести, ко мне ведь так просто не попадешь – режим.
–Да я все знаю! Беги, конечно, я найду этот речпорт и буду тебя ждать сколько надо.
Они разошлись по сторонам, и Антон пулей влетел в вестибюль административного здания. К его счастью, кроме скучающего охранника там никого не было, значит из здания их видеть никто не мог. Антон постоял еще минут пять, дожидаясь кто войдет в здание, но все уже явно были в нужных кабинетах, значит и на улице на них , скорее всего, никто не обратил внимания. Антон перевел дух и быстро пошагал к лифту.
Решив только неотложные проблемы и корректно отказавшись от обычных дружеских ста граммов конъячка, Антон торопливо покинул здание, метнулся на стройку, что бы дать указания заму, заскочил домой, что бы переодеться и взять ключи от катера. По дороге к лодочной станции он забежал в спецмагазин и набрал полную сумку продуктов и вина «из под прилавка». Счастливая и дрожащая от восторга и возбуждения Анютка вспорхнула с лавочки ему навстречу, но он холодным тоном остудил ее желание повиснуть на его шее и деловито проводил до катера.
Отдыхающих в этот еще прохладный июньский вечер на реке было мало и Антон, окинув набережную и причал внимательным взглядом, к своему полному удовлетворению, не заметил никого из знакомых. Когда город скрылся за крутым поворотом, Антон уткнул катер в песок противоположного берега и заглушил мотор. Не раздеваясь, он расстегнул ширинку и с звериным рыком, грубо овладел Анютой сзади, уперев её руки в борт катера и получив разрядку, бухнулся на решетку между сидениями. На этот раз он не слышал Аннушку, забыл за эти годы как это именно с ней. Что бы ублажить Татьяну он вспоминал их первые любовные игры с Анюткой и член его ни разу не подвёл. Но чувства полной разрядки и полёта он не испытал за эти годы разлуки с Анечкой ни разу. Отвык. И вот теперь она настоящая и ещё более соблазнительная рядом, а он овладел ей как портовый шлюхой матрос, отпущенный на берег. А она только счастливо улыбалась, одергивая платье и смотрела на него, как на небожителя. Он оттолкнул катер от берега багром и направил его к острову на середине реки, выбрал место и, умело поставив палатку, стал разводить костер.
Аня с не сходящей с лица блаженной улыбкой на светящемся от счастья и умиротворения лице, тихо сидела на бревнышке и ласкала его тело откровенно зовущим взглядом. Она любовалась им. Антон же, оставив на себе только дорогущие джинсы, бывшие вожделенной мечтой практически всех мужчин Союза и атрибутом исключительности, с удовольствием впитывал ее восхищение, все больше возбуждаясь от скользившего по его телу ее жаркого взгляда оголодавшей по своему самцу течной самки, только распалённой его кратким и грубым натиском в лодке.
Антон умело играл мускулами, принимал выгодные позы и только изредка встречался с её умоляющими глазами озорным взглядом. Блаженное выражение лица женщины сменилась сначала настороженным ожиданием, но когда он очередной раз бросил на нее горящий и откровенный взгляд, она стремительно поднялась. Незаметным движением спустив бретельки сарафана с плеч, через секунду Аннушка переступила через соскользнувшую ткань и протянула к Антону руки. От нереальной красоты ее налившегося женской статью и непреодолимой притягательностью тела у Антона перехватило горло. Аня была хороша неимоверно. Она неторопливо сняла через голову чёрную кружевную сорочку, расстегнула красный лифчик тоже кружевной, явно купленные у спекулянтов за бешенные деньги только для него и , скомкав, кинула этот кружевной ворох в Антона. Он поймал бельё и уткнулся в шелк и кружева, вдыхая всей грудью её запах. По его телу прошла жаркая волна страсти. Анна же спокойно дождалась, когда он снова посмотрит на неё и, неторопливо покачивая бёдрами и мягко переступая с ноги на ногу, спустила уцелевшие, как ни странно, при его первом натиске в лодке, кружевные шелковые трусики черного цвета, а может и другие, незаметно смененные, переступила их и положила на брёвнышко, повернувшись к нему спиной и нагнувшись так, что влажно блестящий вход в заветную норку в окружении золотистых волосиков призывно подмигнул. Антон гулко сглотнул и стал расстёгивать ремень на джинсах. Аннушка, как бы не замечая его движения, присела к нему лицом на свои трусики, расставив красивые и слегка пополневшие, но всё ещё стройные ножки ровно на столько, что бы треугольничек между ними слегка приоткрылся и, послюнявив средний пальчик на правой руке, погрузила его в норку, раздвинув губки влагалища двумя пальчиками левой руки и медленно повела пальчиком влажно блестящий сок вверх к на глазах увеличивающемуся бугорку. Антон застыл рукой в конце расстёгнутой уже молнии на джинсах и словно в замедленном кино минуту смотрел как Аня ласкает себя, как туманятся её глаза, как учащается её дыхание, а потом сорвался с места. Он едва успел стащить с задницы словно прилипшие к телу джинсы, пока налившийся, казалось до неимоверных размеров, член не лопнул от прилива крови, семеня и подскакивая в попытке сдернуть хоть одну штанину, споткнулся и навалился на Анюту, спихнув её на траву за брёвнышко. Аня ойкнула, а он, схватив её руку облизал средний пальчик, который был с запахом и вкусом со вкусом её желания ,её страсти, её любви к нему, её единственному мужчине. Он громко заревел от наслаждения, но сумел сдержать извержение семени, застыв и заскрипев зубами от напряжения. Ему хотелось продлить это давно забытое острое ощущение, которое могла подарить ему только эта женщина. В Москве, в Питере и даже в квартале красных фонарей Амстердама, где он побывал в этом мае, устав от фальшивых стонов Татьяны и прочих многочисленных его баб, похотливых неумех, он снимал за бешенные бабки десяток жриц любви, но и дорогие заграничные, московские и питерские шлюхи, профессионалки, несмотря на все их старания, не могли довести его наслаждение и до половины того неземного восторга, который он три года назад каждый раз получал от этой деревенской дурочки. Анютка знала только его и ни черта не смыслила в любовных забавах до той школы, в которой он обучал её на песчаном берегу таёжной речки. Он поднял Аннушку на руки, аккуратно понёс и положил на плед, развернув ее к себе лицом. Она послушно закинула свои красивые полные ножки ему на плечи и выгнулась всем телом, подаваясь навстречу его отвердевшему до сладкой боли члену. Он прикусил один сосок и смял пятернёй другую грудь и Аннушка так застонала, что он не выдержал и позволил себе разрядиться, но удержался на вытянутых руках и, едва помутнение отхлынуло от головы, продолжил медленно и плавно двигаться в жарком лоне, лаская смоченным в её соке пальцем набрякший клитор. Снова случилось давно уже забытое чудо и через несколько минут они снова, как тогда, на берегу таёжной речки, дошли до пика одновременно и рухнули на плед уже без сил, но в сладкой истоме, которая волнами прокатывалась в теле, затухая мучительно сладко и умопомрачительно медленно. Но на этот раз им не мешала даже мошкара, её сдувал ветерок с реки, и они ненадолго задремали. Антон очнулся от поглаживания его груди мягкими пальчиками Аннушки. Она потянулась было к нему, но он с рыком снова навис над Анюткой и залюбовался великолепием лежащей под ним женщиной. В ней не было ничего лишнего и недостающего, она была идеальна. Отвердевшие соски на красивой и упругой груди, длинная гладкая шея, чуть прикрытые голубые глаза, подернутые поволокой истомы, едва приоткрытые пухлые губки, белые гладкие ручки и шаловливые пальчики, теребящие его волосы на затылке и одновременно скользящие с тёщиной дорожки в пах мгновенно помутили его сознание, и он снова издав рык оленя в гоне, вошёл в женщину жестко и требовательно, а она счастливо и громко вскрикнула, а потом перешла на протяжный сладкий стон.
Когда Антон пришел в себя, солнце уже цеплялось за макушки елей. Он взглянул на часы и присвистнул от изумления.
– Антошенька, нам что уже пора? – встревожено поднялась на локте Анюта.
– А, гори оно все огнем!,– Антон картинно махнул рукой и игриво укусил женщину за большой палец на ноге. Она засмеялась и попыталась отдернуть ногу.
– С ума сошел, грязные ноги в рот тащить!
– Я хочу тебя съесть! Ты понятия не имеешь, какая ты вкусняшка!– прорычал Антон и стал аккуратно прихватывая зубами ножку женщины медленно подниматься вверх и явно наметившись на заветный треугольник. Но тут Аня тихонько, но твердо придержала его голову:
– Стоп, стоп, стоп! Мне надо искупаться, и вообще ты столько всякой всячины кому привез ?
Антон вдруг и сам почувствовал жуткий голод, поэтому легко согласился на перекур. Он быстро развел костер и накрыл импровизированный стол. Аня недолго поплескалась в еще прохладной воде, но вышла на берег снова такой соблазнительной, что Антону стоило немалых усилий оторвать от нее взгляд и ,завернув ее в теплый плед, выпустить из своих объятий.
Подогретое на костре вино с гвоздикой и корицей Ане очень понравилось. Она быстро согрелась и попыталась скинуть плед, но Антон, организм которого требовал отдыха, решительно воспротивился:
–В воде холодной наплавалась, да и ветерок с реки дует, еще простудишься, а мне жена и мать моих детей здоровая нужна!
Он всегда умел найти нужные слова и от сказанного Аня зарделась как девчонка. Она покорно закуталась в плед и подоткнула его полы под ноги. Антона позабавило ее простодушие и доверчивость, но решение было принято и изменению уже не подлежало. Он только отложил его исполнение на время, уж больно хорошо ему было с Анюткой. Такого каскада ярких разрядок у него не было уже несколько лет, с того дня, как Анечка уехала рожать их сына. Ни с кем из его женщин, кроме Анютки, он не чувствовал себя таким великолепным и неутомимым самцом, единение с этой женщиной было просто невероятным. Это не только льстило его самолюбию, но и требовало повторения.
Истома в теле прошла, а изысканная закуска и некрепкое вино укрепили силы.
Антон подошел к Анюте, скинул с нее плед, медленно вылил ей на грудь бокал теплого вина и, подняв сомлевшую под его взглядом женщину на руки, понес ее в палатку, покрывая на ходу ее лицо, шею и грудь нежными поцелуями, слизывая с её тела разлитое вино.
Антон терял голову от возбуждения. Анюта, толи от выпитого вина, толи от магии наступившей ночи с каждой минутой становилась все искуснее, требовательнее и слаще, а подаренное ею наслаждение всё ярче и насыщеннее. Он снова открывал ее, хотя она ничего не забыла из того, чему он ее учил когда-то. Но тогда он и сам еще мало что понимал в изысках любви. Теперь же все его тайные и до сих пор нереализованные фантазии он смело осуществлял, и Анюта мгновенно подстраивалась, точно угадывала, что он и как хочет, чтобы она сделала, удивляя его безмерно.
Некогда отвергнутая и уже забытая им женщина ласкала его так, как ни одна из многочисленных его любовниц. Послушная и внимательная, она не торопила его и не торопилась сама, поэтому сладкая и болезненная одновременно истома разливалась по телу медленно и доводила его до полного и какого-то неземного восторга.
Антон уже почти искренне клялся ей в любви и верности, а она, задыхаясь от нахлынувших чувств, то таяла в его руках, то набрасывалась на него с обжигающей страстью. И все в ней было так вовремя и так в меру, что Антон уже не понимал, что доставляет ему большее удовольствие, его или ее ощущения и чувства.
Когда он проснулся, был уже полдень. Аннушка сладко спала, свернувшись калачиком под легкой простынкой. Он силой заставил себя отвести взгляд от ее волнующих форм и вылез из палатки. Еще очень холодная вода сибирской реки быстро остудила тело и голову.
Нет, он не будет менять решения. Она хороша, чертовски хороша, но оставлять ее нельзя. Их связь, при ее наивности и слепой вере в их совместное семейное будущее, тут же станет известна, а это просто похоронит все его надежды и карьеру. Выпроводить теперь ее обратно к матери тоже вряд ли удастся.
Антон тихо вернулся в палатку и нежными поцелуями стал будить Аннушку. Разомлевшая ото сна, теплая и пахнущая луговыми травами женщина, томно потянулась к нему всем телом, и голову Антона снова окутал жаркий туман.
«Ладно, пусть напоследок, порадуется »– почти теряя сознание от страсти и желания сказал себе он и, не в силах справиться с собой, снова утонул в ее ласках.
****
Уже разложившееся тело Аннушки нашел в конце лета грибник недалеко от северной трассы. Рядом валялась разорванная сумочка с ее паспортом. Деньги, колечко и золотую цепочку Антон захватил с собой, имитируя разбойное нападение.
Кирилл мать помнил только по фотографиям, слишком мал был, когда она погибла, да и хоронили ее по понятной причине в заколоченном гробу. Немного правды о своем отце он узнал только накануне выпускного вечера, когда наткнулся на маленькую коробку с пожелтевшей газетной вырезкой, несколькими поздравительными открытками и материными письмами к Антону, вернувшимися, как невостребованные.
Отца Кирилл ненавидел за то, что он их бросил, что мать погибла, когда поехала к нему, но готов был его простить, однако Антон так и не признал в нем сына. Если бы Кирилл знал то, что знаю теперь я, он вполне мог бы убить отца. Бог уберег его хотя бы от этого.
Глава семнадцатая.
Удивительно, но, видимо, это июльская жара, накрывшая не только Сибирь, но и всю европейскую часть континента и переместившая население к любым резервуарам с водой, выгнала- таки и неугомонного Михалыча из его прокуренного кабинета. «ГлавВред» окопался на своей даче и наконец-то посвятил себя рыбалке, о которой самозабвенно мечтал все годы нашего с ним знакомства, сбросив все дела на заместителя. Матвей же скорее войдет без оружия в клетку с тигром, нежели рискнет побеспокоить меня в отпуске. Я впервые могла распоряжаться своим временем без боязни быть отозванной в редакцию и решила перед отъездом на дачу для празднования дня рождения дочери, напроситься на встречу с Лугиным, чтобы дополнить моё расследование смерти Максюты.
****
Весьма импозантный и стильно одетый молодой мужчина вышел мне навстречу, едва секретарь доложила ему о моем визите. Бережное рукопожатие мягкой ладони выдавало человека, привыкшего решать проблемы без конфликтов, а дальнейшее наше знакомство только подтвердило мое первое впечатление. Дмитрий Сергеевич Лугин предпочитал тянуть время, отодвигая решение любой проблемы, пока «оно само не рассосется».