Дьявол на плече

– Что это за болезнь?! Кто меня заразил?!

– Ничего не знаю! Не знаю! Только не ешьте меня! У меня дети!

Все лицо Гали залили слезы, она была в таком состоянии, что слова не достигали ее разума. Поняв, что уговорами от нее мне ничего не добиться, я схватил ее за грудки и, четко разделяя слова, попытался вбить в нее свой вопрос:

– Где?! Тот?! Врач?!

На последнем слоге я почувствовал, как шрамы разошлись в стороны. Пасть раскрылась и вместо обычного звука получился звериный гортанный рык.

– Я не… – что-то промелькнуло в ее голове. – Врач?

– Тот, что удалял мне зуб! Он что-то знает?!

Она неуверенно кивнула.

– Он сегодня здесь?!

Галя отрицательно помотала головой.

– Где мне его найти?

Удивленная Галя крепко задумалась.

– Где мне его найти?!

– У него кабинет. На Гоголя.

Пока я спешил на указанную улицу, все думал о ребенке с бабушкой. Они были такими же? Они не выглядели больными. В голове всплыли слова бабушки. Что-то о том, что от старых зубов нужно избавляться. Я провел языком по рядам ноющих зубов, и меня пробил холодный пот. Клыки лезли отовсюду. Пришла пора решительных действий.

Оглядевшись, я приметил вывеску магазинчика, продающего тысячи товаров по фиксированной цене. В нем я приобрел чекушку самой дешевой водки и одноразовые плоскогубцы. Запершись в кабинке общественного туалета, я включил фронталку и стянул шарф.

Шрамы стали еще больше. Я открыл рот. Внутри сразу стали заметны лишние зубы. Сначала я осторожно запустил в рот два пальца и коснулся старых добрых моляров. Они шатались как молочные зубы. Затем я ощупал новые клыки – острые как бритва. Когда я прилагал к ним небольшое усилие, было ощущение, что я давлю на всю челюсть, словно они были ее продолжением.

Около десяти минут я сидел размышляя. Я взвешивал все «за» и «против». Неизвестно, сколько бы еще я так просидел, если бы коренной, с которым я все это время играл языком, не отозвался острой болью, пронзающей меня насквозь. Я снова ощупал зуб пальцами.

Решительно залив в себя половину чекушки и прополоскав рот, я запустил внутрь плоскогубцы. На удивление, я довольно безболезненно схватился за зуб и практически сразу выдернул его. Так мне показалось вначале.

Несмотря на то, что зуб шатался во все стороны, корнями он плотно сидел в челюсти. Приложив огромное усилие, невзирая на боль, я начал расшатывать его во все стороны и брать на излом. Челюсть ходила вслед за движением плоскогубцев. Пришлось упереться ею в грязную стену общественного туалета. Набравшись смелости, я вложил все силы в поворотное движение зуба вокруг своей оси. Шрамы разошлись. Пасть раскрылась еще шире. Боль была неописуемая, но я чувствовал, что зуб поддается, а потому не сдавался.

Плоскогубцы сорвались и упали на пол. Кровь снова сочилась изо рта. Я, взмокший от боли, трясущимися руками поднял телефон и заглянул в пасть через фронталку. Радостно улыбнувшись, я почувствовал облегчение. Первый готов.

***

Через двадцать минут я подходил к указанному Галей адресу. В поредевших рядах зубов сквозь быстро затухающую боль ощущалась приятная легкость.

Частный стоматологический кабинет находился во дворе обычного многоквартирного дома. Мигалки скорой помощи и полиции безостановочно вращались, освещая лица собравшихся поглядеть на происшествие зевак.

– А что случилось? – спросил я у молодого человека.

– Да порешили нашего стоматолога.

– Как порешили?!

– Ну так. Там, похоже, вообще одно мясо осталось. Какие-то спецслужбы понаехали, даже ментов не пускают. Говорят, похоже на дворнягу бешенную, но мы-то знаем, у нас тут дворняг отродясь не водилось. Его же дружки его…

Он манерно провел большим пальцем по горлу.

– Дружки?

– Конечно. А то мы не знаем, что за сброд он там принимал. Из наших-то к нему никто не ходил. И принимал он всегда по ночам. Чтобы никто не видел, кто приходит и кто уходит. Работал на братву, наверное.

Я заметил среди полицейских девушку, которая пристально смотрела в мою сторону. Она была в гражданском, на ее голове был красный капюшон худи. Один из медиков что-то нервно ей втирал. Когда она двинулась в мою сторону, я поспешил удалиться.

Подходя к углу, здания обернулся, она бросилась ко мне. Я побежал. Бежал дворами и улицами. Один раз хотел обмануть ее и, спустившись в метро, немного побродив среди людей, выскочил с другой стороны улицы. Я был уверен, что она потеряла меня из виду. В такой толпе невозможно не потерять человека из виду! Но она, высоко задрав голову, словно двигаясь по запаху, выскочила из метро и двинулась в моем направлении.

Не знаю, что это было, но, пробегая мимо небольшой церкви, я бросился внутрь. В пустом зале недоуменным взглядом меня встретил батюшка, но, недолго раздумывая, жестом, без слов, указал, где мне спрятаться. Задергивая шторку, он прошептал:

– Не шуми. Здесь не тронут.

Тяжело дыша, преследовательница ворвалась в пустой церковный зал и подошла к покорно ожидавшему ее у алтаря батюшке. Низкий и громогласный бас гремел, отражаясь от пустых сводов.

– Вам здесь не рады.

– Где он?

– Вам не положено здесь находиться.

– Он, может, человека убил!

– Неисповедимы пути Господни.

– Так ты тогда соучастником получаешься. Раз убийцу покрываешь.

– На все воля Господа.

Дверь в церковь снова отворилась, но открывший ее человек не вошел. Он со своими дурацкими усами из восьмидесятых остался на пороге.

– Вероника, пойдем. Нам он ничего не скажет.

Девушка попыталась снова.

– Мы же людей хотим спасти.

– Спасение – от Господа! – прогремел гневный бас батюшки. – Не от Дьявола!

Он злобно уставился своими густыми бровями в сторону мужчины, который оставался на пороге и безразлично поддерживал входную дверь открытой.

Когда они ушли, батюшка вернулся ко мне. Он посмотрел на меня сверху вниз и своими огромными руками стянул шарф с моего лица. Его выражение лица ни капли не изменилось.

– Ты человека убил?

– Никого я не убивал!

Здесь батюшка удивился и затем спокойно выслушал всю мою историю.

– По-разному таких, как ты, называют, но суть везде одна – сила бесовская тебя коснулась. Душу твою получить хочет. И хоть Душа твоя принадлежит Господу Богу, сражаться за нее придется тебе. Коли выдержишь испытание, узришь спасение во Христе!

– И что мне делать?

– Надобно отказаться от бесовской натуры. Не важно, сколько у тебя зубов. Даже если ты и убийца, Господь готов просить тебя, но только если ты покаешься и откажешься от бесовской натуры. Дьявол каждый день сидит у тебя на плече. Так же, как и у всех смертных. Он нашептывает тебе в ухо. Искушает тебя. Склоняет на свою сторону. Найди силы отречься от него, и тогда Господь спасет тебя.

Ночь уже давно опустилась на город. Я бесцельно бродил, размышляя о своем положении.

Ощупав лицо, я убедился – шрамы стали больше. Челюсти снова болели, а проверять наличие новых зубов во рту было страшно. Я и так чувствовал – они там.

Доктор, у которого я был на приеме, явно был как-то во всем этом замешан, хотя у него на лице и не было никаких шрамов. Возможно, он как-то лечил этих убогих созданий. Может, действительно вырывал им лишние, старые зубы? А может, он был как Виктор Франкенштейн, сам сотворивший этих созданий. Вероятно, они же его и прикончили. Так или иначе, как сказал батюшка, мне придется сражаться с самим Дьяволом.

Затем вспомнил о Лерочке. Вчера вечером у меня еще не было никаких шрамов и новых зубов. Надеюсь, с ней все в порядке.

Неизвестно, что ждет меня. В кино самым страшным проклятьем вампиров всегда показывают не боязнь света или серебра, а их голод. И кажется, я уже давно его ощущаю. Все чаще в памяти всплывает тот сочный стейк. Не та зажаренная падаль, которую принесли мне, а сочное, еще почти живое мясо за соседним столиком. Все чаще вспоминаю, какой сочной была Лерочка.

Очнувшись, я понял, что уже не первый раз прохожу мимо одной и той же мясной лавки. Она была уже закрыта, но запах мороженного мяса пробивался на улицу сквозь опущенные роллеты.

Вдруг я услышал, как в переулке хлопнула дверь. Запах лишил меня возможности контролировать свои ноги, и я побрел в переулок. Заглянув за угол, я увидел, как вокруг вышедшего продавца кавказской наружности в неутомимом восторге крутит хвостами небольшая свора дворняг.

– Вот тебе и тебе. Кушай, дорогой, – с искренним удовольствием поговаривал продавец, разбрасывая небольшие куски мяса. – Все равно человек из города такой не купит, а я сам все не съем. Вай, ти какой хороший. Держи и тебе. Ти же друг человека, а Гагик твой друг. Ми друг друга нэ брасаем.

Присев на колени, он, улыбаясь, трепал довольную дворнягу по холке. Увидев меня, продавец насторожился.

– Эй! Што тебе нада?

Я чувствовал, как промок шарф на моем лице. Через расходящиеся в стороны шрамы сочилась слюна.

– Здесь для тебя ничего нэт.

Я смотрел как дворняги прогладывают куски мяса, отдающего тухлятиной. Вспомнил слова того человека: «У нас тут дворняг отродясь не водилось». Чем не еда? У корейцев – деликатес. А наши во время блокады и не такое ели.

– Э! Па-русски панимаешь? Уходи давай! Ти что, наркаман?! – возмутился продавец, начав размахивать руками.

Боже, я что, и вправду раздумываю над тем, не съесть ли мне дворнягу?

Мои глаза следили за руками кавказца, источающими аромат свежего мяса. Пасть начала раскрываться сама собой.

Собачий лай заставил меня очнуться. Встрепенулся. Собаки почуяли недоброе и начали рычать и лаять или просто подхватили настроение их кормильца и встали на его защиту.

Я выскочил из переулка. Побежал по пустым улицам. Фонари. Падающий снег. Изредка проносящиеся машины. Который вообще час?

На телефоне пропущенные звонки. Сообщения. Есть от Лерочки! Голосовые!

«Что это было! Ты мне вчера шею прокусил! У меня кровь шла! А сегодня ни следа! Это что, какой-то дурацкий пранк?!»

«Перезвони мне срочно! Кажется, я схожу с ума! Мне кажется, у меня растет новый зуб!»

«Мне так плохо. Извини что ругалась. Хочу увидеться. Давай снова сходим в тот ресторан? Я же так и не попробовала тот аппетитный стейк».

«Почему не отвечаешь? Ты дома? Я сейчас приеду».

Я попытался перезвонить, но Лерочка была недоступна. Наверное, уже в метро. Она тоже заразилась. Кажется, у нее все стадии протекали быстрее. Нужно как можно раньше встретиться с ней, пока у нее не появились шрамы и голод. Я уже хоть что-то об этом знаю. Знаю, что нужно вырывать старые зубы. Знаю, что можно побороть голод. А она наверняка напугана и ничего не понимает.

Опасаясь, что Лера, выйдя из метро, не сможет дозвониться до меня, я отправился домой пешком. Снова бежал по улицам, как какой-то сумасшедший. Усталость, как и холод, больше не ощущались, только боль в пасти, к которой я уже начал привыкать. Боль и голод.

Я перезванивал, пытаясь дозвониться до Лерочки.

Вдруг прорвался входящий вызов, и я машинально ответил:

– Алло! Сергей, это ты? Это Вероника! Я хочу помочь! Я знаю, ты никого не убивал!

Я сбросил и снова попытался дозвониться до Лерочки.

Голод теперь мой самый страшный враг. Теперь мне понятно: чем больше во рту зубов, тем сильнее голод. Возможно, за этим их и удаляют. Голод – это поле боя, на котором я сражаюсь с самим Дьяволом за свою Душу. Дьявол на плече, да? Теперь он еще и на плече Лерочки. И за ее Душу я готов сражаться более яростно, чем за свою. Лерочка Белоголовцева. Какими теперь станут наши отношения? Мы сможем остаться вместе? Сможем закончить университет? Сможем любить друг друга?

Я перезванивал и перезванивал, пока не прорвался очередной входящий с неопределенного номера. Вдруг это Лерочка?

– Алло, Сергей! Я могу помочь! Пока еще не поздно!

На той стороне послышалась небольшая борьба, и мужской голос, вероятно, принадлежавший тому с усами, начал сыпать угрозами:

– Мы все про тебя знаем! Знаем, где ты живешь! Тебе никогда от нас не скрыться! Лучше приходи сам по-хорошему!

Телефон разрядился.

Добравшись до квартиры, я обнаружил что дверь не заперта. Душнила забыл запереть или преследователи нашли его?

За дверью слышалось сопение. Бежать вниз и караулить Леру из-за угла? Боясь пошевелиться и издать малейший шорох, я вдруг услышал, что из-за двери доносится запах крови. Но даже в самом страшном сне я мог представить той ужасающей картины, что развернулась, когда я, набравшись смелости, не дыша, заглянул в дверную щель.

Лерочка в блаженном экстазе спала прямо на полу прихожей. На ее окровавленном лице с бо́льшими, чем у меня, шрамами была довольная улыбка. Рядом лежал подранный сосед-душнила. Сейчас, после смерти, его лицо с застывшим на нем удивлением, казалось более живым, чем при жизни.

Что-то с силой врезалось мне в грудь. Ноющая боль пронзила мироздание. Я зажмурился так, что все побелело. Пусть это будет сон. Пусть я окажусь сумасшедшим. Пусть врач переборщил с анестезией и у меня действительно на нее аллергия. Пусть я окажусь в коме. Пусть я даже умираю прямо сейчас. Пусть произойдет что угодно, лишь бы не это.

Когда белая пелена отошла, пугающая картина осталась без изменений.

Покрывшись холодным потом и оцепенев на несколько минут, я размышлял, не стоит ли мне закончить страдания Лерочки. Будет ли так лучше для нее? Но затем, вспомнив слова батюшки, я ошибочно убедил себя, что ее еще можно спасти.

Я захлопнул дверь. Лерочка испуганно очнулась. Она какое-то время удивленно смотрела на меня, на свои руки и на то, что осталось от моего соседа. Затем она радостно вскочила и бросилась мне на шею.

– Это невероятно! Это восхитительно!

Ее губы припали к моим, и я почувствовал вкус крови. Кровь человека, которого я ненавидел всем сердцем, на губах человека, которого я этим же сердцем любил. Я оттолкнул ее от себя.

– Я не знаю, как тебя благодарить. Мы теперь прямо как Белла и Эдвард.

Она снова бросилась целоваться, но я отстранился.

– Что такое?

– Ты убила его.

– Ну и что? Он же тебе никогда не нравился.

Она испуганно схватилась за щеки.

– Ах! Ты сам хотел? Ну извини, котик! Я не додумалась!

– Ты. Убила. Человека.

– Да что тут такого?

– Ты убила человека и спрашиваешь, что тут такого?!

– Люди постоянно убивают! В том числе друг друга! А что до этого… Так нам за него еще спасибо должны сказать.

– Но… но он же был человеком. У него была мать. Он просыпался каждое утро. Он жил со мной в одной квартире. Он кого-то любил в этом мире, и кто-то наверняка любил его.

– Да какая разница, человеком он был или коровой. У нас клыки, а значит, мы решаем, кто добыча!

– Ты проиграла!

Я попятился назад.

– Что?

– Ты проиграла! Твоя Душа у него!

Я бросился из квартиры и побежал вниз по ступеням, чуть не столкнувшись лбом с девушкой в красном капюшоне. Лерочка, летевшая за мной, почуяв беду, распахнула свою пасть, оголив несколько рядов зубов и выдав гортанный звериный рык. Находящийся за спиной девушки в капюшоне усатый мужик уже доставал из-за пазухи пистолет.

Девушка передо мной была удивлена не меньше меня. Ее зеленые глаза испуганно округлились, и она трясла поднятыми перед собой руками, призывая всех успокоиться. Понимая, что у меня есть лишь одно мгновение, я бросился наперерез пистолету, направленному на ту, кто раньше была Лерочкой.

Я уже чувствовал, как пуля проходит сквозь меня. Чувствовал, как жертвуя собой, спасаю заблудшую душу. Чувствовал, как Господь собирается простить меня, а Дьявол на плече снова гневается, терпя очередное поражение. Ведь любви в этом мире больше, чем боли.

Но пуля не успела пройти через мое тело. Девушка в красном капюшоне с невообразимой скоростью ударила меня в грудь с такой силой, что сломала мне не меньше половины ребер. Я отлетел в сторону. А пуля, аккуратно войдя в лоб, разнесла голову Лерочки. Лерочки Белоголовцевой. Девушке, которую я любил и которую я не спас.