Гномья летопись, или Быль об Олвине

И дошли печальные известия до Зайна, и вот: едва не прервался род его, но сжалились над гномами все боги, и носила Зайнова супруга, чьё имя – Шинойя, под сердцем дочерь милую, родную, хотя обыкновенное женское у неё давно уж прекратилось, и было ей уже порядком лет. И страшно обрадовался этому мастер Зайн, но слишком поздно: и вот, с улыбкой на устах, и, не дождавшись дочери рожденья, испустил великий гном свой дух в обители своей; на смертном одре, в трауре высилась над ним Шинойя, будучи беременной. И лет жизни Зайна было тысячу и два года, ибо на него, Зайна, за все заслуги его не распространилась кара богов, ведь не в ответе он был за злодеяние младшего из своих сыновей. И все те, кто был рождён до Паркунова грехопадения, также доживали свой тысячелетний срок, и вошли в царствие небесное, для того, чтобы воссесть за стол рядом с богами; но все те, кто зачат был после, лишены были сей радости, сей чести, и убавлен был им жизненный путь в три раза.

И радовалось этому Зло, ведь всё шло по его плану: свой сгубил своего, и теперь дело за малым; но содеянное было лишь началом бедствий, обрушившихся на Гномгард и Эльфхейм.

И вот, содрогаться начала гора; неспокойно стало на обратной, неведомой взору гномов стороне.

И вышли из-за горы Энгер великаны, что были немногим меньше самой этой горы, с массивными дубинами в руках; недобр был их взгляд, ибо направляемы они были Злом в нужное Злу русло. И вёл великанов гигантский колосс Еттин, и не было никого в Волшебных странах, кто бы сравнился с ним по росту и весу. И подвизались в сподвижники к великанам также и тролли, ведь лучшими побратимами им они являлись. Вот и гоблины, скуластые и узкоглазые уродцы ликуют, предвкушая быструю победу. И шло от гоблинов невыносимо смрадное амбрэ, ибо не мылись они никогда; сопутствующими же товарищами им были гниль, и гной, и грязь, и слизь, и болотный ил, и горная пыль, и несвежий перегной, коими поливали, посыпали себя проклятые гады.

И случилось так, что не оказалось в это время гномов на поверхности земной, ибо трудились они во глубине Энгерских руд. Не слышали они ни гула, ни раскатов горы, ни топота, потому что в поте лица, в шуме великом, изрядном добывали они сланцы. Не похолодело у них внутри, не содрогнулись плечи от приближающегося лиха на друзей исконных, эльфов их родимых, что не по крови, но по духу стали побратимами гномам уже давным-давно.

Эльфы же лесные, которые ближе всех были на пути злодеев, попрятались было на всякий случай среди деревьев, ибо поначалу не сразу разгадали замысел новоявленных проходимцев. Поняв же и раскусив весь коварный их план, начали отстреливаться стрелами из луков, звеня тетивами, но было уже слишком поздно – ибо, хоть и медленно перемещались великаны, но верно, и один их шаг был равен нескольким эльфийским. И глубоко вдавались в почву их стопы, давя грибы и ягоды, что служили эльфам пропитанием.

И вскочил на своего белоснежного единорога королевич Рилиас, дабы предупредить отца своего, Бальдиса, о грядущей катастрофе. Бальдис же, выслушав сына, велел тому запрягать гиппогрифа и лететь к равнинным эльфам, дабы известить о возникшей проблеме и их.

Когда же Рилиас очутился на землях сородичей своих, то заприметил, что расползся моровой туман – и вот, стенают эльфы, ибо хворь приключилась со всем скотом их; болезненные язвы на телах их. И жалкое, неприятное это было зрелище, и отвернул Рилиас лик свой, дабы не видеть этого ужаса. Понял он, что опоздал, но упрямо выставил вперёд подбородок свой, и пешим ходом направился ко дворцу короля своих собратьев.

Что же увидел королевич? Тихо в покоях короля, а сам Мейленггр с ног до головы покрыт белою пеленою из плотной ткани, ибо наслал на него враг проказу.

Тогда укротил королевич жеребца из конюшни, и не воспрепятствовал его самоволию никто, ибо не до него было равнинным эльфам. И поскакал Рилиас к морским эльфам, и обрадовался страшно, ибо только их пока что не настигло ещё никакое бедствие.

И призвал Рилиас, вместе с королём морских эльфов Хелембордом, богов на помощь. И спустились с небес боги, недовольные весьма.

– Чем провинился народ наш пред вами, что испытываем мы страшные горести и ужасную нужду? – Вскрикнув, возвысил свой голос Рилиас и умолк, отчаянно всхлипывая.

И скупы были боги на слова, и медлили с ответом. И через некоторое время, а именно через три четверти часа соизволили они, наконец, ответить так:

– Не слишком ль полагаетесь на нас? Ведь созданы вы по нашему образу и подобию, и великая сила, магия дремлет в вас, не находя выхода, ибо закупорена. Выплесните же её! Вы же мужи, не жёны! Подобает ли столь светлой расе бояться каких-то пришлых увальней, которых и войском-то назвать сложно? Неужто эльфы – трусы? Жёны гномов перещеголяют вас в храбрости, силе, отваге, чести и достоинстве…

И хотел было ответить богам Рилиас, что магия эльфийская, вступив в единоборство с магией пришельцев, пока жестоко уступает, терпя позорное фиаско, но король Хелемборд остановил его.

– Не перечь богам, Рилиас: они правы. Мы сами виноваты, засидевшись в своих светлых залах, под дворцовыми люстрами из горного хрусталя, в цитаделях своих белокаменных, вкушая яства и совсем не тренируя ни своё тело, ни свой изначально пытливый ум. Изнежены мы стали, в отличие от гномов, которые и по сей день достойны называться гномами. Пора же показать врагам, кто хозяева здешних мест! Пора доказать, что морские эльфы умеют не только строить лодки да ловить рыбу; пора доказать, что равнинные эльфы – не только лишь пастухи; пора доказать, что лесные эльфы – не только собиратели цветов, грибов и ягод!

С этими словами Хелемборд простёр длань свою, и вложил в неё всю силу, всю мощь свою великую, и вот: защитный купол опустился на земли эльфов; невидимой преградой стал он всей той нечисти, что перелезла через горный хребет.

И сказал Хелемборд Рилиасу:

– Давай, скорее к гномам! Ибо, хоть и не по зубам великанам магия, что я наслал – однако ж, и они не лыком шиты: есть среди их сброда те, кто не только устоит, но и продерётся сквозь тот временный заслон. Купол дарую я на время, дабы успели все эльфы сплотиться, и дать отпор своим обидчикам, грабителям поганым. Торопись же, ибо один я не удержу наши владения, хоть был бы даже купол тот магический – тройной.

И опасен был бы до крайности путь Рилиаса к гномам, ибо путь лежал к горе Энгер, а великаны вышли именно оттуда, хоть и с другой стороны, шутя перевалив через неприступные скалы. На счастье удалого эльфа, в небо взмыл один из драконов.

«Наконец-то вы проснулись», обрадовался королевич: драконы пробудились от сна даже раньше обычного, и это было ему на руку.

Сначала стая хвосторожек кружила над горой – скорее всего, так они делали перекличку, или это был какой-то их обычай – после сна облетать Энгер по кругу.

Наконец, один из драконов учуял эльфа, и прищурился: и впрямь, кто-то отчаянно машет руками, зовя на помощь. Стрелой понёсся ящер к эльфу, и уже через пару мгновений остановился перед ним.

– Что-то стряслось? – Вырвалось из груди ещё сонного дракона.

– Стряслось! – Передразнил своего друга эльф. – Великаны! Они пошли на нас войной, и застали врасплох. Моих уже смяли, а равнинных поразил мор вместе со всем скотом их; болеют весьма. Только племя Хелемборда ещё держится, ибо до морского берега, хвала богам, даже великанам шагать целые сутки.

– Так вот оно в чём дело… – Зевая, протянул дракон. – То-то я смотрю, шевелится что-то по ту сторону давеча; движение какое-то, непривычное.

– Почему же вы нас вовремя не предупредили?! – В сердцах бросил лесной эльф.

– Мы же плохо видим! – Обиделся дракон. – Мы нюхали, вдыхали воздух что есть мочи – пёрло камнями, как от гномов; ну, думаю, решились-таки обогнуть гору, а то всё вглубь да вглубь…

– Довольно тратить драгоценное время на пустую болтовню! – Чуть не плача, обратился Рилиас. – Быстрей лети к гномам: они обычно в это время уже вылезают на поверхность. Только будь осторожен: тот, кто нам друг, великанам – враг.

– Не достанут! – Успокоил того дракон, и на полной скорости полетел к горе.

И вправду: гномы, с высоты драконьего полёта казавшиеся просто тёмными точками, уже вовсю копошились, регулируя подъём и спуск вагонеток по вертикальному лифту; в вагонетках были золото, серебро и самоцветы. Руду они не поднимали, переправляя вагонетками же, но по лифтам горизонтальным в те сектора подгорного подземелья, где были у гномов подземные кузни.

И приземлился дракон, и спустился Рилиас на землю, и поспешил к гномам. Но сегодня они были отнюдь не рады визиту эльфа, ввиду занятости работой; неприветливы, а то и вовсе не в духе.

– Доброго дня и успехов в делах! – Поприветствовал гномов эльф лесной.

Но многие из этого гордого, важного, коренастого народа даже не обратили на него абсолютно никакого внимания.

– Да послушайте же! Я не то, что с просьбой, а с мольбой: идёмте биться!

Наконец, гномы остановились, как вкопанные, и с явным сомнением уставились на Рилиаса, ибо намять друг другу бока они любили.

– Вы же, эльфы, вроде бы не признаёте состязаний наших, не хаживаете на них. – Заметил один из гномов.

– Глупцы! Роетесь в своих подземках, и даже не знаете, что началась война, и неприятель шествует по землям нашим! – С горечью и укором воскликнул Рилиас, топнув ногой.

– А вот это уже оскорбление… – Начал другой гном.

Тут вмешался Ронфутт, который только что вылез на свет богов:

– Оставь, Фнатт... О какой ещё войне речь? – Спросил гномий король.

И эльф рассказал тому в деталях обо всём.

– Мы глубинный народ, и нет нам дела до ваших распрей! – Заявил гном из рода Железа. – Лично на нас пока никто не нападает.

– Это надо собирать Совет… – Нехотя приподнялся гном из рода Меди. – А на это уйдёт время.

– Почему же молчат гномы из рода Олова? Им нечего сказать? – В отчаянии вскричал Рилиас; он был молод и горяч.

– Сиюминутно такие решения не принимаются. – Выдавил, наконец, из себя король Ронфутт. – Я даже не знаю, что тебе ответить, друг.

– Друг??? – Вскипел лесной эльф. – Друг познаётся в беде! Пока мы с вами тут разглагольствуем, враги, возможно, убивают мою родню и грабят наше добро!

– Что же вы не поделили, с великанами-то? – Съехидничал кто-то вдогонку.

Рилиас обернулся, и со слезами на глазах ответил:

– Я думал, что мы друзья. Запомните этот день, ибо придёт другой день, и уже на гномов пойдёт враг!

– Так мы его встретим! – Воздели руки гномы, и в руках у них были и кирки, и ломы, и мотыги, и кайлы, и секиры, и боевые топоры, и молоты, и кувалды, и копья, и мечи.

– Вы действительно пахнете одинаково. – Вмешался тут дракон, до этого сидевший молча. – Одинаково с великанами, ибо одной с ними породы; каменной. Полетели, Рилиас: наше племя не оставит твоё в беде; огнём драконов, мечом эльфов изгоним мы всю ту шваль обратно.

С этими словами подхватил дракон эльфа, усадил к себе и исчез высоко в небе.

Свиток #04. Сигрун Победитель

Некоторым гномам стало не по себе после драконьих слов.

– Что он хотел этим сказать? – Гадали они.

– Что нам до великанов? Пусть только сунутся – мы зададим им жару! – Перебили их другие гномы, и гномов этих было большинство.

И ушли гномы к себе обратно, в свои норы и пещеры. Оттого весьма опечалился Хелемборд, глядя в свою Призму, ведь гномы были очень устойчивы к магии, и хорошим подспорьем бы были.

– Выходит, мы можем рассчитывать лишь на собственные силы. – Его плотно сжатые губы сомкнулись ещё крепче, а на лице не дрогнул ни один мускул. – Драконов слишком мало; всего одна стая, против такой тьмы.

И выступили морские эльфы в путь, дабы отвоевать поруганные земли. И по пути к ним часа через два присоединились эльфы Кермотта и эльфы Рилиаса – все те, кто не испугался и мог дать сдачи. Над войском эльфов чешуйчатым щитом расположились все пять драконов-хвосторогов, летя на такой скорости, чтобы эльфы за ними поспевали.

– Самих великанов немного. – Высказался Кермотт, вглядываясь вдаль, на приближающийся пылевой смерч. – Но с ними поганая шушера вроде гоблинов, которые берут количеством, и василисков, которые убивают одним лишь взглядом; остерегайтесь их.

– Я высылал дракона на разведку. – Добавил Рилиас. – По его словам, к великанам и троллям присоединились циклопы и летающие глаза.

– Я опасался худшего. – Сухо и хладнокровно изрёк Хелемборд. – Я боялся, что грохот великанов разбудит духов гор, и неизвестно ещё, чью бы сторону они приняли; не стоит лишний раз их тревожить.

Противник приближался; шёл, а точнее, бежал навстречу эльфийскому войску. И вступили эльфы в ближний бой, и засверкали на свету их клинки. И редеть начало вражье войско, пока не прогрохотали гигантские тамтамы, и не ударили в гонги барабанщики – гоблины расступились, и показалась ходячая гора с палицей в руке.

– Это Еттин. – В страхе попятились многие эльфы, но Хелемборд, Кермотт и Рилиас не повернули своих лошадей вслед за ними, и наиболее верные воины также остались при них.

– Коли суждено… – Проговорил Хелемборд, без тени страха в голосе, выступая вперёд, но его опередили.

Какой-то пеший воин, в мифриловой кольчуге, в стальном шлеме, с тяжёлым молотом в одной руке, и с не менее тяжёлым боевым топором в другой руке пошёл на Еттина в одиночку.

– Гномы! – Обрадовались эльфы, уступая дорогу смельчаку и храбрецу.

Однако Сигрун, которого многие эльфы (особенно дикие и зелёные) знали лично, пришёл один.

– Иди-ка сюда, мелкотня! – Скосив на гнома свои глаза, зарычал Еттин. – Отведай-ка моей дубинки!

– Ага, аж два раза разбежался! – Ухнул ему в ответ Сигрун. – Попробуй-ка, достань!

Раз ударил Еттин дубиной – лишь пыль столбом; ударил и во второй – снова отскочил наш гном, и показалось Еттину, что этот комок попросту потешается над ним.

Взревел от ярости Еттин, и обрушил на гнома удар такой силы, что, пожалуй, попадали бы все птичьи гнёзда с деревьев, и море вышло б с берегов. Но Сигрун был ловок и увёртлив; хоть бы хны ему.

И стояли, и смотрели на это противостояние как эльфы, так и их враги, потому что поединок считался боем священным; таким боем, в котором могли участвовать лишь двое, и в который никто не посмел бы вмешаться.

Удар за ударом, вновь и вновь; казалось, силы великана неиссякаемы, неисчерпаемы. Одолевать он стал Сигруна, и даже обидное «Эй, карлик!» уже почти не подзадоривало гнома бравого, отважного. Уже вторые сутки бился он с колоссом гигантским, и пришла, закралась к нему усталость. Уж давно слетел с главы его шлем, и можно было разглядеть его огненно-рыжие волосы – бакенбарды, усы и борода которых были завязаны косичками. Сломался боевой топор; лежит древко уж на земле. Но и Еттинова дубина приказала долго жить, от постоянных потрясений.

И кинули великаны Еттину тяжёлый металлический шар на громадной стальной цепи, и шар этот был весь утыкан острейшими шипами. И кинули эльфы гному щит, но тот насмешливо пнул его ногой обратно – слишком был он горд.

С молотом в руке он прыгнул, дабы проломить Еттину его великанью башку, но потерпел неудачу, ибо отшвырнул от себя великан гнома, словно надоедливую букашку. Больно ударился гном, и вывихнул руку; и чуть не потерял сознание, и капала изо рта и носа кровь. Но поднялся Сигрун без рук, и бешеным, непокорным взглядом смерил своего противника. И поднял израненный Сигрун свой молот снова, и понял великан, на котором было ни царапины, что бой продолжится, и закончится ещё не скоро.

И бросили великаны Еттину копьё, и кинул он его в Сигруна. И еле увернулся гном на этот раз, ибо силы начали изменять ему.

И бросили эльфы гордому гному пращу, и принял на сей раз помощь воин, и подстрелил он пращей великану глаз.

К этому моменту подоспело к месту сечи гномье войско, вооружённое до зубов. Но великаны не увидели этого, ибо столбом стояла пыль, да и всё их внимание было сконцентрировано на поединке.

– Каким ветром? Ну, надо же… – Сузил лаза Рилиас, восседая на своём гнедом скакуне.

– Ты звал; мы явились. – Без красок в голосе отозвался Ронфутт.

– Лучше поздно, чем никогда?

– Мы пришли, как только закончили все свои дела…

Между тем завязалась борьба не на жизнь, а насмерть: стиснул в своих объятьях гнома великан, и только чудом у того не переломились рёбра; но и гном был страсть как силён и могуч – несладко пришлось и великану.

И бросили Еттину его лиходеи ещё одно, неведомое, незнакомое ни эльфам, ни гномам оружие; и бросили родичи Сигруну его меч, который он не взял с собой. И понял в тот миг гном, что он не один, и ощутил прилив сил. Вселилась в его сердце надежда, закрепилась в нём; уповая на богов и веруя в себя, твёрдой рукой обхватил он рукоять своего меча и, собрав остатки сил и волю в кулак, рассёк он Еттина пополам, перерубив ему ещё и голову при падении его туши на землю.

Скатившись вместе с великаном оземь, вскочил Сигрун на свои ноги, и, сплюнув на изуродованный, обезглавленный труп, победно и не без бахвальства крикнул:

– Ну что, уродцы, получили? Отныне знайте своё место, ибо мёртв ваш предводитель! Как – вы не расходитесь?! Кто следующий? Я жду…

Но чудовища и не собирались расходиться, ибо Зло, что направляло их, ещё было среди них, присутствуя незримо. С воем они бросились в атаку, ибо терять им было уже нечего; и в первых их рядах были Груунк, вождь гоблинов, что припадал к земле, кривляясь, и вождь троллей Тхроугхт, что похлопывал себя по свисающему, отъетому курдюку.

И тяжкой, непростою была битва, но всё же гномы одолели великанов, и отогнали их обратно за гору Энгер, в их городище Абр-Дабр – но не без помощи драконов, которые пикировали нечисти на головы, изрыгая пламя; и не без помощи статных эльфов, которые прикрывали гномов, обрушивая на врага град стрел, а также бились плечом к плечу с двуручными мечами в своих ладонях.

Убит Груунк, повержен Тхроугхт – однако, не обошлось и без потерь: пал на поле брани Ронфутт, что гномьим королём являлся, и Хелемборд, что властвовал над эльфами морскими; на носилках унесли и Кермотта, и Рилиаса, и Сигруна – хвала богам, всё обошлось. Но сёстры-близнецы из эльфийских воительниц, Джайс и Дэллис, таки встретились нечаянно взглядом с василиском – они слегли, и не вставали, и вскоре отправились к богам: нет от взгляда василиска никакого противоядия, и любая магия бессильна.

И вот, закончилась та битва в пользу сил добра, и исцелившийся от проказы Мейленггр жалился, что не смог быть рядом в трудный час – равно как и Бальдис, который остался охранять леса. И шёл пятнадцатый год Второй эпохи; последний год правленья Ронфутта, погибшего в войне с троллями да великанами. И было Ронфутту сто пятьдесят годков, и пожил он хорошо.

И предложил после сраженья Рилиас Сигруну омыть чресла свои в лесной реке, что исцеляла раны:

– Не бойся, гном: не заржавеет твоя бронь от наших вод; ведь знаю я, как цените вы каждый свой доспех, и как относитесь к воде.

На что ответил ему гном не без улыбки:

– Как странно это слышать, эльф, и вместе с тем – приятно; да будет же тебе вдомёк, что из мифрила сделан мой доспех. Не грозит ему ни ржавчина, ни потускнение.

Но всё же принял доблестный и сильный гном приглашение от любезных эльфов, и, залечив немного свои раны, отправился на пир по случаю свадьбы между Рилиасом и избранницей его, Вреоной.

– Отпей же, о герой, из сего кубка. – Предложили гостю эльфы. – Это молоко коз, и его пьют даже наши дети; надеемся, что тебе понравится.

И выпил это гном, и был на седьмом небе. Тогда говорили эльфы ещё:

– Испробуй же на вкус и следующий наш напиток: это мировур, он редок на нашем столе; придаёт он силы и бодрость, а делается он с использованием неувядающих цветов дерева Йаванны.

После же всего, отъехал гном в свои края обратно, и по пути в своё королевство повстречался с королём эльфийским, Мейленггром, что прибыл из равнин в совершенном здравии и скакал на вороном коне в ту же сторону, что и Сигрун.

– Знавал я двух величайших гномов – Нейна и Зайна, – Начал эльф свою речь так. – Теперь же довелось мне лицезреть и Сигруна, которого не зря теперь повсюду кличут Победителем! Весьма лицеприятен ты мне, и сочту за честь скакать я рядом, бок о бок, ибо давненько не бывал я в краю вашем – коль ты не против.

– Может, наоборот? – Краснея, улыбался гном.

И прибыл Сигрун прямо на Совет, где гномы короля себе искали. И нашли его в лице Сигруна, встретив, как героя.

– Нехорошо это, Сигрун, после пораженья великанов ехать к эльфам в их лесок. – Нашёлся Фнатт, гном дерзкий, беспокойный.

– Ждали мы тебя; мы ждали короля. – Сказал ещё один гном.

– Да какой с меня король, коль просто воин я с рожденья? – Смеялся от души Сигрун, прекрасно понимая, что гномы обожают и его, и эльфов, и попросту скучали.

– Послушай мудрого совета у Совета. – Внёс лепту тут Мейленггр.

– А, и ты тут, славный эльф? Какие новости привёз? – Загалдели гномы.

Вообще-то, на Совет не-гномы не допускались, но Мейленггр был им свой, и как родной, ведь многим он напоминал о Нейне, ведь были они с ним огромными друзьями.

– Спешу заверить вас, что весточки хорошие: поженились Рилиас с Вреоной в землях лесных эльфов; а также, после гибели Хелемборда, взяла Альтинда, дочь его, и скипетр, и жезл – бразды правления теперь в её руках.

И дозволили Мейленггру присутствовать на Совете, и держали гномы Совет семь дней, хотя уж на шестой всем было ясно, кого хотели королём. И избрали гномы Победителя, и не смел Сигрун им отказать. И воссел Сигрун на трон из лилового мрамора, и воцарился в Гномгарде. И возвысил он по правую руку наиболее сильного из гномов (после него), и заделал заместителем; и усадил по левую руку наиболее смышлёного из гномов, и только тогда угомонился. И закатили гномы пир на весь мир, и ели, намазывая на свои твердокаменные лепёшки, вересковый мёд, что гостинцем привёз им Мейленггр из равнинной части королевства Эльфхейм.

И пробыл Мейленггр во владениях гномов ещё три недели, но внезапно нашёл там свою смерть, ибо однажды в одиночку пошёл осматривать окрестности Энгерского хребта.

– Так вот ты какая, о великая гора! – Ахнул эльф. – Поистине, и впрямь: высокая весьма. Жаль, драконы ещё спят…

– Зато я давно уж не дремаю! – Сказал некто, выглядывая из-за горы. – Ну, здравствуй, достопочтенный, вечный эльф!

Отпрянул Мейленггр, не веря ни своим ушам, ни своим глазам: он увидел ладони великана, ухватившегося за гору, и саму голову, показавшуюся следом.

– Еттин?! – С недоверием выпалил эльф.

– Он самый, – Кивнул ему громыка и громадина. – А, точнее, его кровный брат. Пришёл я по Сигрунову душу – но, так уж и быть, полакомлюсь тобой; надеюсь, ты не против?

– Как бы не так! – Не осрамился Мейленггр: с собой, не будь дурак, он прихватил эльфийский арбалет.

Что тычешь мне игрушкою своей?

Сие оставь ты для детей!

И рявкнул брат Еттинов, и зашиб Мейленггра навсегда – но, прежде того, успел великий эльф прицелиться, и в грудь врага вошла стрела. И рухнул оземь великан, Мейленггра придавив. И спровоцировал сей грохот извержение Энгера, и вот: раздался гул, и задрожала почва. Ходуном пошла земля, и взмыл вверх с кончика горы столб сначала белый, аки облако. Но после, мгновения спустя, повалил с Энгера чёрный, плотный дым, и переполошились тут проснувшиеся хвостороги, и забили враз тревогу. И цепкими когтями перенесли они свои яйца на безопасное расстояние, но потоки жидкого огня, потоки вязкого пламени неумолимо катили сверху вниз, сжигая на своём пути буквально всё.

В это самое время Шинойя (которая есть великая целительница и прорицательница), уже родив, бродила у горы, собирая травы. И не смогла уберечь она саму себя, ведь у основания горы раскрылись поры, и пошёл оттуда серный газ.

Хоть разорвись: драконы, спасая своё потомство, не могли приблизиться к Шинойе, дабы забрать и её. Более того, один из драконов обжёгся от исходившего с Энгера пара, и летал неважно.

– Бегом в пещеры! Беги, и не поворачивай назад!

Как ни кричали сверху ей драконы; как ни старались предотвратить ужасное – однако ж, не послушалась Шинойя, и женское любопытство пересилило страх: обернулась она на приближающийся шум, и вот: обошли её потоки лавы, пойдя по другому руслу; но тотчас превратилась гномиха в соляной столп… И умерла Зайнова жена, и упокоила её возмутившаяся гора камнепадом. И было лет жизни её двести девяносто девять.