Первая жертва

– Понял.

– Ну так иди.

Гарольд не сразу двинулся с места – Альбани подумал даже, что его парализовало со страху. Только этого ему и не хватало – дебютант-охотник, испытывающий страх перед сценой. Надо было настоять на авансе.

Потом Гарольд кивнул и вышел на улицу. Альбани ощутил нечто вроде теплого чувства: похоже, с парнем все будет в порядке.

Лувейн не мог понять, на кой черт он заказал двойной клубничный «дайкири». Потому, наверно, что стакан с ним достаточно большой и достаточно яркий, чтобы заметил даже такой тупой егерь, как Альбани, и его тупые агенты. Он отпил глоток – приторно, как всегда. Затрещал крошечный передатчик в ухе: Соузер, сидящий на крыше, вышел на связь.

– Оба на месте, Альбани и Эрдман. Стоят у входа в бар через улицу, осматриваются.

– Скорей бы уж, – пробормотал Лувейн в такой же крошечный горловой микрофон. – Голова болит от этого пойла.

– Гарольд выходит, – продолжал рапортовать Соузер. – Идет в обход квартала, как я и предполагал. Вы готовы?

Лувейн кивнул, но вспомнил, что Соузер сквозь пять этажей бетона и стали его не видит, и сказал вслух:

– Готов.

– Зеркало в порядке?

– Да, отлично работает.

В телескопическое зеркало, прикрепленное Соузером к стене, Лувейн видел улицу, по которой должен был прийти Гарольд. Когда тот появится, Лувейн с помощью пульта, замаскированного под пачку сигарет, задействует дробовик, который Соузер пристроил в почтовый ящик. Кнопку надо нажать в тот самый момент, когда Гарольд покажется в зеркале – об остальном позаботится двустволка на расстоянии десяти футов. Неплохой план, хотя придумали его наспех – самое главное, что Альбани купился. Только бы никто не прошел мимо почтового ящика перед Гарольдом. Дяде Эзре стоило некоторого труда уладить дело несколько дуэлей назад, когда Лувейн метнул ручную гранату в людном универмаге и уложил, кроме своей цели, еще несколько человек. По иронии судьбы, там как раз была распродажа бронежилетов.

– Поворачивает за угол, – доложил Соузер. – Приготовьтесь, он всего в десяти футах от ящика… нет, подождите…

– Что? Что там у вас?

– Остановился.

– Как то есть остановился? С чего?

– Разговаривает с кем-то. Боже ты мой!

– С кем? Кто там с ним?

– Чертов Гордон Филакис!

35

В Мире Охоты семь телевизионных каналов. Шесть из них, спутниковые, транслируют передачи американского телевидения; седьмой, круглосуточный, целиком посвящен Охоте, и заведует им Гордон Филакис.

У него квадратное загорелое лицо, большая челюсть и короткая стрижка. Комментирует он с пулеметной скоростью и не теряется, даже когда сказать особенно нечего, что в прямом эфире бывает нередко.

– Привет-привет. Гордон Филакис ведет свое шоу прямиком из столицы убийц, доброй старой Эсмеральды на солнечных Карибах. Да, друзья, это убийственная программа, которую можно видеть в любой точке планеты. Некоторые правительства пытались ее заблокировать, считая, что вас следует оградить от показа честного убоя в прямом эфире, ограничившись фейковыми криминальными сериалами. Но вы им не позволили – снимаю перед вами шляпу за это. Когда нас блокируют, вы покупаете наши кассеты на черном рынке, зная, что нет ничего плохого в показе документальных насильственных сцен, если в них участвуют только взрослые люди с обоюдного согласия.

Сейчас наша съемочная команда вновь вышла на улицы Эсмеральды. Мы берем интервью у охотников, снимаем убийства вживую, вводим вас в захватывающий мир насилия.

– Простите, сэр, по вашему значку видно, что вы охотник. Это у вас «смит-и-вессон», не так ли?

– Чего? Ну да… Прошу извинить, мне надо…

– Сколько дуэлей у вас на счету, мистер…

– Эрдман, Гарольд Эрдман. Эта первая.

– Дебютант! Как вам это, дорогие друзья? Откуда вы приехали, Гарольд?

– Послушайте, поговорим в другой раз, а? У меня…

– Туристская тошниловка? Или охотничья отрыжка, как иногда говорят?

– Нет, ничего такого.

– Так в чем же дело? Не стесняйтесь, мы здесь люди простые и все поймем. Свидание с девушкой?

– Ну, если хотите знать, я собирался кое-кого убить.

– А, так вы охотитесь! Что ж сразу-то не сказали? Теперь уже поздновато, пожалуй. Но вы не волнуйтесь, выследите еще свою жертву. Вы ведь не обижаетесь на меня, Гарольд?

– Может, оно и к лучшему, – усмехнулся охотник. – Не нравился мне что-то этот расклад.

– Охотничье чутье, – важно кивнул Филакис. – Все победители Охоты им обладают. Кто ваш егерь, Гарольд?

– Майк Альбани.

– Один из самых известных и популярных мастеров старой школы. Последнее время ему не везло, но вы вернете ему удачу, верно ведь, Гарольд?

– Я постараюсь.

– Знаете, Гарольд, мне не по себе оттого, что я лишил вас шанса убить свою жертву. Хотелось бы как-то это вам возместить. Вы еще не обедали?

Гарольд не обедал.

– А не хотите ли в таком случае стать гостем нашего ресторанного обозрения? Прямо сейчас. Отведаем лучшие на острове блюда и повеселимся, надеюсь.

Филакис взял Гарольда под руку и повлек за собой, сопровождаемый операторами и кучкой зевак, стремящихся попасть в камеру и увидеть себя в телевизоре.

Так они дошли до ресторана под названием «Le Morgon»[8]. Филакис, Гарольд, операторы, осветители, ассистентки и стажеры-рекламщики втиснулись в вестибюль, где их встретили вкусные запахи и маленький озабоченный человек средних лет в белом смокинге.

– Привет, Гордон.

– Привет, Том. Вот, решили проинспектировать твое заведение.

– О боже, – сказал Том.

– Познакомься с нашим гостем. Мистер Гарольд Эрдман, недавно прибывший на наш солнечный берег, аккредитованный охотник и твой клиент. Все, что от вас требуется, Гарольд, – это кушать и делиться своими впечатлениями.

Том проводил Гарольда к столику, осветители наладили софиты на заднем плане. Положили салфетки и серебряные приборы. Принесли, откупорили и разлили красное вино с французской этикеткой. Гарольд поднес бокал к губам, попробовал, отпил глоток.

– Ну, что скажете? – подмигнул Филакис, и Гарольд все понял. В моменты прозрения человек способен преодолеть даже правила приличия и честной игры, с детства ему внушаемые.

– Неплохо… – протянул Гарольд. «Смотри не подведи», – сказал ему взгляд Филакиса, и он добавил: – Для мытья полов в самый раз.

Это сломало лед. Все блюда, которые им подавали, Гарольд встречал комментариями, сочиняемыми в спешке, чтобы не выглядеть деревенщиной. Иногда получалось удачно – например, с зеленым черепаховым супом, который он обозвал застойным болотом.

Филакис помогал ему, охаивая интерьер, обслуживание, оркестр, хозяина, хозяйскую жену и даже хозяйского кокер-спаниеля. В это же время Громилы Шоу – четверо амбалов в полосатых купальниках с бейсбольными битами – разносили весь ресторан, кроме того уголка, где Гарольд доедал креп-сюзет, которые расценил как сладкий холодный суп на лепешке: свиньи и те есть не станут.

Эспрессо он вообще выплюнул, за что его наградили аплодисментами.

Когда есть и громить стало больше нечего, Филакис обнял хозяина за плечи и сказал, что тот вел себя как настоящий спортсмен. Ущерб ему студия, естественно, возместит, а в награду он получит ложу на Охотничьих Играх.

– И тебе спасибо, Гарольд, ты превосходно мне подыграл. Не терпится увидеться с тобой снова – возможно, в выпуске новостей о твоем первом убийстве.

36

Альбани швырнул верблюжью куртку на стул.

– Ну, как прошло? – спросила Тереза, не отрываясь от телевизора.

– Катастрофа. Жертва была у нас на мушке, но тут приперся клятый Гордон Филакис и стал брать у Гарольда интервью. Вся операция коту под хвост.

– Ничего, дорогой, в другой раз убьете.

– Вряд ли нам так повезет в другой раз.

– Как тебе Гарольд?

– Вполне. На одно хорошее убийство его авось хватит – надеюсь. Нам оно позарез нужно.

– Поправит ли это наши дела? – с грустью спросила Тереза.

– Конечно. За мной сейчас многие наблюдают. Пошли сплетни – не говори, что их нет, – будто я качусь по наклонной плоскости.

– Да как они смеют!

– Мои последние засады сделали примером некомпетентности.

– Знаешь, тут они в чем-то правы. Все дело в Джеффрисе.

Альбани поморщился.

– И перед ним тоже был… как его…

– Антонелли. – Альбани скинул пиджак и ослабил галстук. – Не напоминай лучше. – На расходы он не скупился, ну и я ему подогнал все тютелька в тютельку. Шестнадцатилетняя девочка, представляешь? Притом девственница – это ее первая охота была.

– Дети в наше время способны на все.

– Он опять-таки на мушке ее держал – только и оставалось, что нажать на курок, – так нет же, насладиться захотел, сибарит поганый. На девчонке, правда, почитай и не было ничего. Никакого оружия мы не видели. Она как раз и рассчитывала на такую его реакцию и в ту долю секунды, которую он ей дал, задушила его сеточкой для волос.

– Не понимаю, как ей разрешили такое оружие.

– Суть не в этом. Главное, что я не распознал ее сетку как оружие. Еще одно пятно на моей репутации. Ты тоже думаешь, что я конченый человек, Тереза?

– Тебе надо сосредоточиться, вот и все. Есть у него хоть какие-то шансы, у твоего Гарольда?

– Да пес его знает. Шансов у него нет, но победить он обязан, и я добьюсь его победы любой ценой. От этого зависит нечто большее, чем чья-то дурацкая жизнь.

– Уверена, что добьешься, мой дорогой. Давай ужинать.

37

Лувейн сидел дома в глубокой задумчивости, горько сожалея об упущенном шансе. Пришла Джасинта, посмотрела, как он горбится за рабочим столом, переоделась и снова ушла. Когда стемнело, он приготовил себе легкий ужин из шеек омара на тосте.

Позже явился Соузер, налил себе выпить, сел на хромированный, с кожаным сиденьем шезлонг и стал ждать, когда Лувейн обратит на него внимание.

Тот наконец вышел из ступора, перелистал записную книжку, кивнул и сказал:

– Соузер!

– Да, босс?

– Знаете Хортона Фута?

– Конечно.

– Не скажете, где он сейчас может быть?

– Скорей всего, в баре «Клэнси» на Трокадеро. Пьет и жалеет себя.

– Найдите его и приведите ко мне. Немедленно.

– Есть, босс, только ведь он… злейший ваш враг на всем острове.

– Потому-то он мне и нужен.

– Ясно. – Соузеру не было ясно, но он знал, что спрашивать бесполезно: у босса свои секреты.

– И еще…

– Да?

– На выходе скажите швейцару, чтобы мою машину заправили. Не «Бьюик» – «Мерседес».

Егерь хотел было спросить, что задумал Лувейн, но воздержался. Тот сам все скажет, когда захочет.

Весь следующий час Лувейн просидел на телефоне, обзванивая своих городских друзей. Когда он закончил последний разговор, вошел Фут – человек небольшого роста лет под сорок, с красным родимым пятном на коричневом лице. На нем был грязноватый белый костюм, шляпа с лихо заломленными полями и сандалии.

– Садись, – сказал Лувейн. – Налей себе что-нибудь. Ты, наверно, не совсем понимаешь, зачем я тебя позвал.

– Только потому и пришел. – Фут остановил выбор на лучшем хозяйском бурбоне.

– Знаю, ты меня ненавидишь. Думаешь, что я убил твоего брата нечестно – так ведь?

– А то нет, что ли?

– Если между нами, то да.

Фут не сразу нашелся с ответом.

– Так я и думал, – сказал он наконец, силясь изобразить праведный гнев.

– Мне помнится, ты брата не слишком любил.

– Терпеть не мог сукина сына и хотел, чтоб он сдох, но при чем тут это? Я не позволю мочить моих родных вот так походя. Это бы дурно выглядело.

– Так вот, я хочу предложить тебе возмещение.

– Интересно какое?

– Ты получишь две вещи, которые любишь больше всего.

– Это какие же?

– Первая – это деньги.

– Деньги, – сладким как мед голосом повторил Фут. – Ты хочешь дать мне денег? – Он даже несколько просветлел.

– Нет, конечно. Это значило бы унизить тебя.

– Да, пожалуй, – погрустнел Фут.

– Я предлагаю тебе заработать их.

– А-а, – столь же разочарованно протянул Фут.

– Делая то, что ты любишь больше всего после денег.

– И что же это?

– Подстава.

Фут откинулся на спинку стула, думая, что в жизни все-таки есть хорошее. Бывают дни, когда все оборачивается в твою пользу и удача приходит откуда не ждешь.

– Ты хорошо меня знаешь – что верно, то верно.

– Да. Без подстав ты и дня бы не прожил.

– В корень зришь. Мне и психиатр говорит, что это необходимо для моей эмоциональной стабильности. Говорит, что и убийство сгодилось бы, но тут ведь тебя самого пришить могут. Ты не обижайся: каждому свое, вот и все.

– И не думал. Я заплачу тебе пять тысяч долларов за то, что тебе понравится.

– Десять мне бы понравилось еще больше.

– Сойдемся на семи пятистах – мы ведь старые друзья, несмотря ни на что?

– Заметано. Кого надо подставить?

– Приятеля твоего. Микеланджело Альбани.

– Не. Друзей предавать нехорошо.

– А кого ж еще можно предать, по-твоему?

– Это да… Ты башковитый мужик.

Лувейн, скромно пожав плечами, стал излагать свой план. Фут выслушал и в последнюю минуту снова заколебался.

– Уж очень паршиво придется Альбани. Если он и на этот раз оплошает, то обанкротится – а тебе известно, что это значит.

– Для того чтобы он получил премию и рекламу, которые ему так нужны, надо, чтобы его клиент Гарольд меня ухлопал. Вот такая альтернатива. Тебе-то что, если он обанкротится?

Фут пораздумал.

– Вообще-то, если он станет госрабом, я смогу Терезу заполучить. Ты ее видел, нет? Он ее дома держит, хитрая сволочь, а она такая вся…

Лувейн прервал его, нетерпеливо махнув наманикюренной рукой.

– Я тебя не баб обсуждать позвал. Мы говорим о деньгах и подставе.

– Ладно, я весь твой. Что делать-то надо?

Лувейн подошел к стене, где под стеклом, в серебряных рамках висели его наградные листы. Снял один, вынул грамоту, дал ее Футу, повесил рамку на место.

– Знаешь, что это?

– Карта предателя. В руках никогда не держал, но знаю.

– Слушай меня внимательно…

38

На следующее утро Альбани, узнав через свои источники, что Лувейн взял свой бронированный «Мерседес» и поехал с несколькими закадычными друзьями на загородную виллу устроить предсатурнальную вечеринку, затребовал в Информационной Егерской Службе план виллы и карту окрестностей. Вилла, как он и опасался, очень хорошо охранялась, но тут один его информатор сообщил по телефону интересную новость. Друг Альбани, Хортон Фут, заполучил каким-то образом карту предателя и хочет ее продать.

Карта предателя! Именно такого прорыва и ждал Альбани. Он попытался дозвониться до Фута, но у того отключили телефон. Тогда он стал звонить информаторам, и кто-то сказал, что Фута видели у зоопарка в длинном черном плаще, надеваемом в дни особо злостной хандры. Фут будто бы до того дошел, что хочет скормить себя львам, но боится, что даже звери его жрать не станут. Другой осведомитель видел Фута в Южной гавани: тот прислонился к причальной тумбе и созерцал плавучий мусор, явно желая слиться с ним воедино.

– Похоже, он совсем плох, – сказал Альбани Гарольду во время ланча. – Собирается покончить с собой, а нам это на руку. Купим у него эту карту по сходной цене.

– Не понимаю, – сказал Гарольд. – Что это за карта предателя?

– Правительство выпускает их иногда. С ней можно сделать предателем самого верного человека. И пройти на виллу Лувейна так, чтобы тот не узнал.

– А потом?

– Потом ты, само собой, его шлепнешь. – Альбани посмотрел на часы. – Уже три? Надо поторопиться, чтобы успеть к вечеринке. Завтра с утра, говорит мой агент, Лувейн вернется в город готовиться к сатурналиям. Чтобы застать его врасплох, надо проникнуть на виллу сегодня вечером. Худо нам будет, если такой шанс упустим.

– Ладно, я готов.

– Сначала Хортона Фута надо найти. Разделимся: я посмотрю, нет ли его в зоопарке, а ты в гавани поищи. Как только получим карту, поедем разбираться с Лувейном.

39

Альбани сел за руль в подавленном настроении. Он подозревал, что опять связался с неудачником, поставил последние деньги на идиота, который так туп, что ничего не боится и не понимает, когда надо хвататься за подвернувшийся шанс.

Правда, новички иногда на удивление хорошо расправляются с опытными охотниками. Есть в атмосфере Эсмеральды нечто расслабляющее, заставляющее давних обитателей острова забывать об опасности.

Но Лувейн ее влиянию не поддался, изобретательности и осторожности не утратил. Одно из его ранних убийств было своего рода шедевром. Переодетый хирургом, он пристрелил свою жертву, меланхоличного латыша, в операционной больницы Сестер Милосердия, не дав ему открыть огонь из двуствольного протеза. Что может Гарольд противопоставить чему-то такому? Не стоит ждать по-настоящему стильного убийства от деревенщины – разве что карта предателя поможет.

Думая обо всем этом, Альбани вел машину на автомате, почти не обращая внимания на дорожные знаки, и спохватился, лишь когда позади завыла сирена. Он затормозил у обочины, полицейская машина подъехала, вышел дорожный инспектор в наглаженной форме хаки, начищенных черных ботинках, темных очках. На портупее у него висели две кобуры с пистолетами калибра 44 «магнум».

– Сбавили немного? – осведомился он с обманчивой мягкостью. – Не видели знака?

– Видел, офицер. «Опасный поворот, прибавить скорость». Я и собирался прибавить, да нога соскользнула с педали и тормоз заклинило. С каждым может случиться.

– Я за вами следил. Вы ехали по городу на недопустимо низкой скорости. Насмехаетесь над законом о неосторожной езде?

– Что вы! Я один из самых бесшабашных водителей на всем острове!

Полицейский, слышавший все это не раз, осмотрел машину на предмет положенных неисправностей. К несчастью для Альбани, все фары и поворотники у него работали, откровенно нарушая закон.

– Понятно, – сказал полицейский. – Ставлю вам таймер нарушителя. – И подключил что-то к компьютеризированной приборной панели.

Альбани молил об отсрочке и даже взятку хорошую предлагал, но ему снова не повезло: сегодня был вторник, иначе говоря, День без взяток.

Напоследок полицейский удостоверился, что ремень не пристегнут.

– Удачи, приятель. У вас всего десять минут штрафных, а движение сейчас не особо сильное.

Прибор вдавил в пол педаль газа. Машина рванула с места, воняя горелой резиной.

Вести о штрафниках разносятся быстро. Легковушки, грузовики и автобусы заезжали на тротуары, пешеходы шмыгали в спецубежища. Альбани мчал во всю прыть «Ламборгини», чудом вписавшись в левый поворот на выезде из города. Его вдавило в сиденье. Когда включилась команда вихляния, его вынесло с автострады в поле, а оттуда на другое шоссе. Он боролся с рулем, как с питоном, и жал на тормоза, стараясь их не спалить.

Близился кульминационный момент: в ста ярдах виднелась пробка, заполонившая всю дорогу в пределах видимости. Альбани поставил машину на два колеса и зажмурился.

Но тут штрафное время истекло, педаль газа отскочила назад. Альбани быстро выпустил парашют, которым снабжены все автомобили на Эсмеральде, и остановился в паре футов от пробки.

До зоопарка он ехал на черепашьей скорости. Водители, пережившие штрафное ускорение, награждаются сутками сколь угодно медленной езды, и двадцать миль в час Альбани вполне устраивали.

Служитель зоопарка долго раздумывал, и лишь пятидолларовая купюра помогла ему вспомнить человека, похожего на Хортона Фута. Тот посетитель долго стоял у клетки с бабуинами, но ушел с полчаса назад.

40

На обратном пути Альбани нарушил достаточно правил, чтобы удовлетворить самого взыскательного инспектора, а Гарольд тем временем наводил справки в гавани. Фут, по слухам, часто бывал в салуне-ночлежке Маллигана «Последний шанс», высоком узком здании у самого порта.

– Фут? – повторил хозяин. – Маленький такой, щуплый, в длинном черном дождевике? Да, захаживает – но где он теперь, не знаю.

– Мне он срочно нужен.

– А вы посмотрите в рыбных рядах, угол Лейкхерст и Вианд. Фут иногда нанимается рыбу чистить, когда свинокомбинат закрывается.

В порту стояли на якорях корабли с Кубы, Гаити, Багамских островов, чайки кружили на фоне заката, мелкие суденышки покачивались, скрипя мачтами. Многие пришли сюда к сатурналиям, канун которых отмечался сегодня вечером. В гавани будет процессия судов, иллюминация, фейерверк.

Старый оборванец, сидевший на тумбе, на вопрос Гарольда произнес следующее:

– Фут? Хортон Фут? Кто знает ночного тумана путь, знает его привал.

– Чего? – сказал Гарольд.

– Киплинг. Вам позарез надо его найти?

– Да.

– И двадцать баксов не пожалеете, раз позарез?

Гарольд заплатил, и старик повел его по извилистым улицам старого города. Здесь несло помоями из сточных канав и скворцы дрались с крысами из-за отбросов. Женщина высоко на балконе пела жалобную, старую как мир песню о том, как грустно стирать целый день, зная, что твой мужчина больше не вернется домой.

Местные жители, одни мордатые и небритые, другие узколобые самого гнусного вида, торчали в дверях, покуривая глиняные трубки, – им явно недоставало Гольбейна, который бы с удовольствием написал их портреты. Газовые фонари, окруженные ореолом, взяли будто из фильмов жанра нуар, где играл злодеев Лэрд Крегар. Только что кончилась вечерня в церквях, и синие сумерки переходили в полную шепотов безысходную ночь.

– Вон он, – сказал старик и растворился в боковом переулке.

Гарольд посмотрел в указанную сторону. За уличным столиком кафе, из-за ярких огней и зеркал казавшегося шикарней, чем в реальности, сидел человек в длинном черном дождевике и пил, при ближайшем рассмотрении, лаймовый рики. Рядом попивал негрони не кто иной, как Микеланджело Альбани.

– А, Гарольд, – сказал он. – Присаживайся. Я только что сам пришел. Хортон, это мой друг Гарольд Эрдман – ему твоя карта предателя тоже без надобности. – «Подыграй», – яснее всяких слов говорил его взгляд.

– Это точно, без надобности. – Гарольд подвинул себе стул, сел и спросил у Альбани: – Что новенького?

– Мне поставили таймер осторожного водителя, представляешь? А тут еще вторник без взяток, уж везет так везет. Ну что ж, что-то теряешь, что-то находишь. А ты что поделывал?

– Эй, ребята, – вмешался Фут, – думаете, у меня своих источников нет? Я точно знаю, что вы хотите купить эту карту.

– Насквозь меня видишь, Фут, – сказал Альбани. – Да, я хочу ее купить, но не сейчас. Недельки так через две, через месяц я смогу сделать тебе хорошее предложение.

– Слишком долго для меня.

– Да, я слышал, – с искренним сочувствием сказал Альбани.

– И ты, мне сдается, тоже не можешь ждать столько времени.

Гарольд, не умеющий торговаться, откашлялся.

– Ну и сколько ты хочешь? – спросил Альбани.

– Двести долларов.

– Идет, – сказал Гарольд.

Альбани посмотрел на него с укором, но тот уже доставал бумажник.

– Я бы сбил до пятидесяти, – заметил Альбани, когда они отошли подальше.

– Так ведь время-то уже позднее.

Альбани посмотрел на часы и впервые заметил, что на дворе в самом деле ночь.

– Черт! Надо спешить, если мы хотим попасть на виллу до завтра! А мы еще даже не придумали, кем нам переодеться!

41

Джасинта круто остановила свой красный спортивный автомобильчик перед городским домом Лувейна в коротких, но прекрасных островных сумерках. В глазах ее отражался не вечер – в них пылал гнев.

Хлопнув дверцей, она зашагала к дому со всей быстротой, доступной в мини-юбке и тугом жакетике-болеро. В квартиру звонить не стала – открыла дверь ключом, который дал ей Лувейн в более светлую пору их отношений.

– Лувейн? – Ответа не было, лампы внутри не горели. Она включила свет и прошла в его гардеробную. Недоставало верблюжьей куртки, твидовой шляпы и трости-штатива. Значит, Лувейн действительно уехал на виллу, как ей доложили. Без нее! Не сказав ей ни слова! То, что это может быть связано с дуэлью, не оправдание. Взял с собой десяток приятелей, а ее не позвал.

Ярость не мешала ей размышлять, с чего он уехал так внезапно и почему все-таки без нее, если отбросить все личное. Она уселась в избыточно мягкое кресло и закурила сигарету с легким наркотиком.

Ей вспомнилось, как Лувейн называл Гарольда идеальной жертвой, – и смотрите-ка: компьютер из многих тысяч комбинаций выбирает ему в пару именно Гарольда. Подозрительно что-то. И почему он уехал на виллу с кучей друзей, а ее не взял? Хорошо, давайте порассуждаем. Лувейн хочет заманить Гарольда на свою вечеринку, но Гарольд со своим егерем тоже не дураки. Он не поедет туда, где Лувейна хорошо знают и любят за щедрость.

Что-то здесь не сходится. Не хватает важной части головоломки – не понять только, какой именно. Джасинта начала расхаживать взад-вперед, и взгляд ее упал на стену, где висели грамоты и трофеи Лувейна. Все верно: маленькая серебряная рамка пустует. Вспомнить бы еще, что в ней было. Она уже собиралась выбросить все это из головы, но по наитию сняла с гвоздя рамку. На обороте четким почерком Лувейна было написано: «Эту карту предателя я унаследовал от дяди Освальда, мир его праху».