Ящер

– Ничего не меняется, Робби, – бормотала она с набитым ртом. – Все, как текло, так и течет. Раньше принцев ждали, сейчас каких-нибудь фарфоровых итальянцев. Чтобы обязательно с тачкой и виллой. И чтобы жизнь навороченную устроил. Короче, чтобы ни о чем не думать… – Она, отпыхиваясь, развалилась на диванчике, одну ногу забросила на стол, показав мне румяную пятку. – Знаешь, чего я сейчас вдруг сообразила?

– Не знаю.

– А то сообразила, что мы победили, понимаешь? Всех этих лордов и байронов, астрономов в жабо и профессоров кислых щей!

– Да откуда ты это взяла?

– Точно тебе говорю! Ты просто не задумывался никогда. А я вот сейчас задумалась и поняла.

– Что поняла?

– А то, что революция на самом деле случилась. Не какая-нибудь криминальная, а самая наинароднейшая. И не только у нас, – во всем мире.

– Ну-ка, ну-ка, поясни! – я заинтересованно пересел к ней, придвинувшись ближе, обнял за талию.

– Запросто, – она принялась загибать пальцы. – Ты прикинь, раньше чего было? Моцарт с Пушкиным, Диоген с Гамлетом, так? Король Лир и прочие аристократы. В карты и домино не играли, в вены и ноздри не ширялись. Собирались себе в залах с колоннами, слушали симфонии разные, поэтов со сцены. Ну, а народ горбатился в это время, пахал, сеял.

– Ну?

– Вот тебе и ну! Теперь-то видишь, как все обернулось? Королей нет, всех на фиг повывели, у каждого дома по двадцать каналов. Жрачки хватает, вместо симфоний – Алена Апина. А что? Девочка стильная – и все, главное, понятно. Тут тебе любовь, а тут опять же разлука, слезы-мимозы и прочее. А когда помню поставили раз в школе пластинку этого самого… Шестаковича, что ли? Так ведь скука! Чуть челюсти не вывихнули – так зевали. Или стихотворения опять же! Ты хоть одно знаешь наизусть? Я так нет. Потому как тоже скука. Если их не петь, конечно. А раньше-то их взахлеб читали, в театрах вместо Райкина с Арлазоровым слушали. Наверное, и билеты покупали, вот ведь смех! Сейчас-то, ясное дело, не купят. Вот и получается, что наша взяла. Те, кто пахал, они, может, и трудяги, но только ни симфоний, ни балета им даром не нужно.

– Так уж и не нужно?

– Точно тебе говорю! Включи-ка свой ящик! Много там тебе балета покажут? Или картин каких-нибудь из музея? И не увидишь никогда! Потому как паханы, что телевидением командуют, тоже из пахарей да купчишек… – Надюха фыркнула. – Да ты наших министров послушай! Дундуки – дундуками! Только-только от сохи отошли! Ударение ставят хуже моих подруг. Я и то, пожалуй, грамотнее говорю. Вот тебе и плоды победы. Скажешь, не так?

Нахмурившись, я припомнил, как совсем недавно слышал радиотрансляцию религиозных проповедей. То есть, поначалу я даже подумал, что это гонят какой-нибудь рэп-концерт, а потом с опозданием дошло, что это новый разжеванный донельзя вид проповеди. Гремела музыка, и дяденьки, перехватывая друг у дружки микрофоны, частили скороговоркой молитвенный текст и точно припев хором выкрикивали «алилуйю». Удивительно, но, кажется, Надюха была права. Масс-культура сглодала эстраду с литературой, добралась и до религии. В самом деле, зачем народу храм, если молиться на стадионах под ударник с пивком и попкорном куда веселее!

– Интересно, ты сама до этого додумалась или кто подсказал?

Она снова фыркнула.

– У меня что, своей головы нет?

– Да вроде есть, – я ухватил ее покрепче, усадил к себе на колени. – Даже погладить можно.

– Гляди, не оцарапай. Скальп у меня, понимаешь, нежный.

– Постараюсь.

Неожиданно в глазах Надюхи вспыхнули бенгальские огоньки. Она отстранилась.

– А хочешь, наверну тебе по кумполу? Вот этой самой бутылкой?

– Зачем?

– Ну как же! Все тебя боятся, а я нет.

– Девонька моя! – я рассмеялся. – Это опасно!

– Знаю. Только потому и интересно. Когда, значит, опасно. – Рывком поднявшись, Надюха схватила со стола бокал и, внимательно наблюдая за выражением моего лица, взмахнула рукой. Бокал полетел, но не в меня, а в стену.

– Ух, какие зрачки у тебя стали! – она передернула плечиками и, перегнувшись через подлокотник, крепко взяла меня за ухо. – Прямо как у змеи. Я думала, ужалишь. Ведь мог ужалить? Мог, признайся?

– Мог.

– Вот видишь. Я вашу породу знаю. Как с кобрами нужно себя вести.

– А ты знаешь, как меня зовут коллеги?

– Робби бешеный! – сходу выпалила она.

Я покачал головой.

– Ящер.

– Точно! – Надюха аж взвизгнула от восторга. – Ящер – это ведь тот же дракон, точно? А на дракона ты и впрямь похож. Этакий варан-динозаврище!..

Что-то она еще собиралась сказать, но в этот момент дверь распахнулась, и в комнату вошла моя жена. Законная, так сказать, супруга.

Глава 6

У женщины – все сердце, даже голова.

Жан Поль

Был у нас один комичный эпизод: стояли мы как-то с Гансом и Безменом на обочине, курили, перетирая наши скорбные делишки, скрипели мыслишками. Не мозоля глаза, охрана паслась на отдалении, а мы жмурились на утреннее солнышко, вдыхали весеннюю прохладу и радовались жизни. Только жизнь, плутовка, обожает плюнуть в самый неожиданный момент. Вот и плюнула. Со всем смаком, на какой была способна. С торжествующим подвыванием мимо на скорости промчался какой-то удалой, «Жигуль». Нас окатило музыкой из окон машины и ржавой водой из ближайшей лужи. Бывает так, что брызгами пачкает только брюки, нас омыло куда более щедро – что называется в полный рост.

Как объяснить то, что мы тогда испытали? Половодье чувств, водопад разноименных эмоций… В общем передать сие крайне затруднительно, однако картинка взору обывателя явилась редкостная. Три крутых мена стояли на тротуаре и платками утирали с физиономий ошметки дорожного суфле. Разумеется, не молчали, высказывая мнение о происшедшем вслух. Карикатура для журнала «Крокодил»! Озвученная «немая сцена» из гоголевского «Ревизора»! Так или иначе, но нечто подобное испытал я и сейчас при виде женушки «бешеного Робби». Только тогда у дороги все обошлось своим законным порядком. Чуть опомнившись, Ганс с матюками полетел следом за «Жигулями», и уже через несколько минут троих бритоголовых гонщиков приволокли к нам на аркане. Уложив в ту же лужу, заставили слезно просить прощение, машинку на их же глазах малость побили и немного поцарапали. Сейчас царапать было некого, разве что меня, тем паче, что ни Ганса, ни охраны поблизости не наблюдалось.

– Та-ак… – Елена обвела комнату шальным взором. В эту секунду она тоже походила на человека готового швыряться чем попало. Может быть, даже не только бокалами, но и самыми настоящими гранатами.

– Та-ак! – вновь повторила она. – Вот, значит, где мы развлекаемся!

– Как в анекдоте, – вполголоса фыркнула Надюха. – Надо было мне под диван залезть. Или в шкаф.

– Залезешь, милая! – грозно пообещала Елена. – В такое место залезешь, что обо всем на свете забудешь!

– Ты ее боишься? – Надежда с любопытством покосилась на меня. Я холодно покачал головой.

– И все-таки с колен твоих я слезу, ага? Неудобно как-то. Шваркнет табуретом – и одним ударом семерых. В смысле, значит, двоих…

А Елена и впрямь наступала. В руке она сжимала кнопочный нож – маленький, но вполне убеждающий в серьезности намерений. Надежда вскочила с дивана, ухватила за угол подушку.

– Только подойди!

– Да я тебя насквозь… Пигалица! – Елена задыхалась от ярости. Рот у нее гневно кривился, из глаз в три потока бежали слезы.

– Давай, давай! – подзадоривала Надюха, помахивая подушкой. – Мне терять нечего.

– А мне есть! – фальцетом выкрикнула Елена. – Есть, гадина такая! У нас семья, к твоему сведению! Понимаешь ты это, дрянь мерзкая?

Напряженная ее фигура в усыпанном блестками голубом платье, с шарфиком, свисающим чуть ли не до пола, выглядела более чем нелепо. Да еще этот ножик в руке.

Елена сделала неумелый выпад, Надюха ловко отбила удар подушкой. В воздух взвились мелкие перышки, словно столкнулись на рыцарском поединке два петушка. С концертом пора было заканчивать.

– Сядь! – гаркнул я, указывая Елене на кресло. – Сядь, я сказал!

Окрик подействовал на нее, как удар плетью. Вздрогнув, супруга остановилась. Дурацкий ножик, кувыркнувшись, упал к ногам, она обмякла.

– Сядь! – более спокойно повторил я, и она послушно рухнула в кресло. – А теперь ты выслушаешь меня. Молча и без истерик.

– Босс, – в комнату шагнул Витек, телохранитель Елены. Только сейчас до меня дошло, что в квартиру женушка по своей собственной воле проникнуть никак не могла. Даже если бы узнала адрес. У нее просто не было в наличии нужного ключа. Вывод напрашивался наипростейший: Витек, некогда водивший дружбу с гастролерами-домушниками, кое-что, должно быть, еще помнил о замках и запорах. Именно он и впустил сюда Елену. Рыцарь хренов!

– Пошел вон!

– Босс! Вы не должны так с ней обращаться…

Почти не думая что делаю, я выхватил «Беретту» и выстрелил. Все-таки рефлексы у Витька были неплохие. Свой собственный «тэтэшник» он тоже почти высвободил из-за пояса, но с Ящером ли ему тягаться? Натовская пуля угодила в цель, опередив советскую, и поваленным деревом телохранитель с грохотом обрушился на ковер. Не глядя на дам, я дотянулся до трубки сотового телефона, машинально набрал код. При сгустившейся тишине сухо отдал необходимые указания экспресс-группе. Нечего моей охране заниматься похоронными делами. А гаврикам, что сутки напролет крейсировали на тачках в указанных районах, я отстегивал немалые суммы. Денежки следовало отрабатывать.

– Ты убил его… – дрожа, прошептала Елена. Красивое лицо ее было сморщено и искривлено, губы прыгали, обещая скорые рыдания. Сунув трубку телефона в карман, я плеснул в бокал сока, сунул под нос супруге.

– Пей!

Она машинально взяла, несколько раз глотнула и раскашлялась. Все с той же продырявленной подушкой в руках Надюха стояла посреди комнаты и смотрела на нас круглыми глазами.

– Это была самооборона, ты видела.

– Ничего себе самооборона!

– Не переживай, показаний никому давать не придется, – я тоже налил себе порцию сока, воняющую порохом «Беретту» сунул в кобуру. Не забыть потом отдать Сене Рыжему. Пусть почистит…

Слыша, как тикают настенные часы, я молча цедил апельсиновый нектар. Девочки мои, по счастью, тоже молчали. Должно быть, минут через пять за окном взвизгнули тормоза, прибыла похоронная команда. Вбежавшим, я указал на тело Витька.

– Заберите.

Они деловито ухватили лежащего за руки и за ноги, рывком подняли. Витек протяжно застонал.

– Гляди-ка, живой! – я удивился. – Значит, судьба.

Парни с немым вопросом уставились на меня. Живых, как известно, не хоронят. Разве что в исключительных случаях.

– Что ж, его счастье. Везите к лепилам.

– К Артуру?

Я кивнул. Если дело экстренное и не самое сложное, Артур – надежнее всего. Добротный хирург, не гнушающийся левым заработком, с основательными связями в белохалатном мире выручал нас и раньше.

– Пусть обслужит по полной программе. И еще… Кого-нибудь обязательно оставьте рядышком. Как говорится, на всякий пожарный.

– Могут за ним прийти?

– Да нет, как раз наоборот. Это он может уйти.

Парни покинули квартиру, замок деликатно щелкнул. Дверями в моих апартаментах не хлопают. Потому как не принято.

Пройдя в прихожую, я все-таки проверил замок. Выглядело все на первый взгляд чисто и опрятно, ни царапин, ни заусениц. Витек работал отнюдь не топорно. Я в сомнении пожевал губами. Может, не следовало совать его в примитивную охрану? И от кого, если честно, охранять мою женушку, когда все знают, что она «ящерица»? Знают и обходят далеко стороной. Правда, Витек, кажется, осмелился… Вернее, это она осмелилась, а он, дуралей, просто потерял голову. В двадцать лет не слишком напрягают извилины, по себе помню. Потому и двинул в свое время прямиком на филологический. Вопреки логике и советам. Потому и с парашютом первый раз сиганул, зная только что дергать надо за кольцо, потому и декану залепил пощечину не втихаря, а на виду у всего педсовета. Злым был, дурным. То есть я и сейчас злой, но уже не дурак. Далеко не дурак…

Вернувшись, я с удивлением застал рыдающую Елену в объятиях у Надюхи. Мелкая соплюха гладила по золотистым волосам моей женушки и простодушно утешала:

– А ты брось его на хрен. Чего мучиться? Другого, что ли, не найдешь? С твоей-то внешностью. Да этих козлов на каждом углу, на каждом курорте – все равно как окурков. Детей нет – и ладно. Значит, проще будет расстаться. Себя надо устраивать, а не за мужика держаться. Хочешь, вместе время покантуемся? Дельце какое-нибудь замутим. Ты же дура бестолковая, ничего о жизни не знаешь, а я учить тебя буду. И хахаля тебе нового найдем.

Я приблизился к столику, повторно налил себе сока. Картинка, которую рисовала Надюха, показалась мне комичной. Эта соплюха в роли поводыря моей супружницы! Самое настоящее ха-ха!..

Услышав стук графина, новоиспеченные подруги вздрогнули и враз подняли головы. И у той, и у другой глаза были на мокром месте. Великолепно! Вот уж многое можно в жизни предвидеть, но только не подобный союз.

– Жив будет твой охранничек, – буднично сообщил я. – Так что нечего прежде времени слезы лить.

– И ты… Ты его не тронешь?

– Зачем трогать? Я его даже скорее всего обратно приму на работу. Отчаянный парень, на шефа хобот поднял. Таких, грех, упускать. – Я посмотрел в зареванные глаза Елены, сумрачно улыбнулся. – И, судя по всему, не только на шефа, а?.. Признайся, ты ведь наставила мне рога?

– Я… Ты… Ты сам мне сто раз говорил…

– Мне нужен прямой и четкий ответ: было или нет?

Елена мучительно замотала головой. По всему телу ее побежали волны дрожи.

– Я…

– Понятно, – процедил я. – Выходит, было. Вот уж действительно анекдот из анекдотов.

– Да что тебя понятно? – вмешалась в разговор Надюха. – Сколько, небось, у тебя самых разных перебывало, а она это сделала от отчаяния. В первый и, может быть, в последний раз, ясно?

– Куда уж яснее!

– Ни черта тебе не ясно! Ты же Ящер! Холодный и тупой Ящер!..

– Помолчи, – я протянул руку и стиснул Еленину кисть. Она и впрямь дрожала, точно пребывала в малярийном приступе.

– Послушай, женушка, рожки это, конечно, неприятно, но дело в общем житейское. Пожалуй, мне следует тебя простить.

– Простить? – фыркнула Надюха. – Да это тебе у нее надо просить прощения!

– Возможно, и попрошу, – я пытался поймать взгляд Елены, но глаза ее убегали в сторону. – Пошли, подружка. Нам есть, о чем поворковать.

Елена вжала голову в плечи. Кажется, она готова была сдаться.

– Не ходи с ним. Он тебя обманет! – предупредила Надюха. – Я его насквозь вижу. Заведет в спаленку и даст с оттяжкой. Ты, дура, расклеишься, а он опять обманет.

– Может, хочешь стать свидетелем? – я взглянул на Надюху.

– Еще чего!

Выпустив кисть супруги, я подошел к двери, ведущей в спальню, осторожным движением распахнул створки.

– Я тебя жду, Елена. Если боишься, тогда и впрямь забирай с собой эту соплюху и проваливай. Никого возле себя не удерживаю силой. – Губы мои искривила усмешка. – А хочешь, пригласи ее к нам в спальню. Пусть посмотрит на любовь взрослых. Кто знает, может, и совет путный даст. Видишь, как она за тебя печется. А ты, по ее словам, дура бестолковая.

Елена потерянно поднялась.

– Ну так что? Остаешься?

Не глядя на меня, она кивнула, шагом зомби двинулась в ванную. Надюха поспешила следом, бубня о чем-то своем, но я их уже не слушал. Дело было улажено, Ящер укладывался баеньки. И обошлось даже без фокусов, без гипноза и прочей мистики. Уж кто-кто, а Елена знала, на что я способен. Потому и страшилась заглядывать в глаза.

Перед тем, как шагнуть в спальню, я замешкался. Черт его знает почему. Что-то почудилось в темноте или послышалось. Но нога уже была занесена, и лишь мигом позже я сообразил, что ни ковра, ни половиц в спальной комнате нет. Сразу за порогом зияла черная пропасть, в которую меня несло с неудержимой силой.

Кажется, я и охнуть не успел. Свободный полет, посвист ветра в ушах, удар о камни – и никакой боли, никакой обморочной встряски. Я был цел и невредим, хотя и ощущал чудовищную нереальность происходящего. Словно после цвета и звука все враз приобрело серые бесплотные оттенки. Абсолютная пустота и абсолютный холод. Впрочем… Кое-как поднявшись, я обнаружил, что стою возле огромного гранитного памятника. Круглая знакомая голова, вознесенная ввысь каменная длань… Я силился разглядеть черты человека, но было темно, и меня трясло от холода. И по-прежнему чего-то крайне простого я никак не мог понять. Это непонимание и приносило единственную физически ощутимую муку. Непонимание было причиной моего холода. Только что я где-то был – и вот уже нахожусь нигде, потому что памятник – это сублимат забвения и зона иллюзий. И все же каким-то невообразимым образом я чувствовал, что это теперь тоже МОЕ. И я, как этот каменный идол, вынужден довольствоваться вечной мглой и равнодушием проплывающей мимо жизни…

Наверное, это длилось не долее двух-трех секунд, и я даже не успел упасть – всего-навсего пошатнулся. Вскрикнула Елена, и крик ее иглой вошел в мозг, вывел из оцепенения. Я стоял, хлопая глазами, а обе дамочки взирали меня с нескрываемым испугом.

– Что с тобой, Паша!

– А что со мной? – я криво улыбался.

– Ты весь белый и чуть не упал.

– Не знаю… – Язык мой едва ворочался, мышцы по-прежнему сотрясал озноб. – Вот до чего доводят семейные дрязги.

– Сердце? – одними губами шепнула супруга. – Может, дать что-нибудь из аптечки? Или врача?

Не отвечая, я прошел в спальню. Пол пружинил под ногами, но веры в эту древесную прочность уже не было. А про сердце я ничего не знал. С самого детства. Разве что некоторые анатомические моменты – вроде того, что его легко остановить пулей или током. Говорят, в ФБР разрабатывали одно время резонансные генераторы для остановки сердечных мышц на расстоянии. Наверное, и у нас ломали головы над подобными темами. Талантов на планете хватает. Может, что у кого и вышло?..

***

В себя я пришел часика через три. Правильно говорят, что более могучего источника релаксации, нежели водка и женщины нет. Пока Елена мирно посапывала в подушку, я осторожно растолкал Надюху, пальцами изобразил, что пора линять. Опытная девчушка все поняла без звука, спорить и переспрашивать не стала. Стремительно одевшись, отправилась на улицу. Чуть позже следом вышел и я. Таилась зыбкая надежда, что, проснувшись, Елена ни о чем не вспомнит. Либо решит, что все случившееся ей только приснилось. Тем более, что в один из бокалов я кое-что успел подсыпать. Ну, да уж как получится. Загадывать подобные детали – вещь неблагодарная.

Отвезя Надюху на очередную явочную хату и разрешив таким образом путанные семейные дела, я двинул на родную работу. Один, без сопровождения, что случалось со мной не столь уж часто. Верно, горько было на том свете Морозу с Хромом. Смотрели, небось, и ногти кусали. Такой замечательный случай, и как нарочно ни одной пушки под рукой, ни одной гранаты. Когда еще подобное повторится? «Никогда! – мысленно внушал я им. – Хрен, дождетесь такого подарка!..»

Глава 7

Друзья наших друзей – наши друзья, но это не относится к друзьям наших подружек.

Х. Ягодзинский

Безмен выражал недовольство, Безмен откровенно вибрировал. Его золотая головушка божественно разбиралась в юриспруденции, легко ориентировалась в бухгалтерских катакомбах и электронных криптограммах. Парень с удовольствием брался за изобретение самых вычурных финансовых афер, однако с обычном мужицким азартом у этого бумажного гения наблюдались явные нелады. Потому и берегли его, как зеницу ока, потому и знал он только то, что положено было знать. К боевым делам корпорации Безмена обычно не привлекали. После особо крутых перетрясок – вроде той, что позволила нам в прошлом году основательно подоить английские банки, Безмен вполне добровольно усаживался в кресло перед Артуром, который бархатистым голоском посылал моего зама в гипнотический транс, аккуратненько стирая из памяти все лишнее. Иначе давно бы Безмен превратился в психопата и неврастеника. А хуже того попался бы на чей-нибудь премудрый крючок, тем паче, что те лихие месяцы и впрямь доставили нам массу хлопот. Да и как иначе? С помощью дюжины мощных компьютеров наши парни умудрились через «Интернет» расколоть финансовую сеть компании «Мориссон-Дельта», в состав которой входило более десятка лондонских банков. Семь часов напряженной работы принесли нам восхитительный куш. Бедные англичане оказались просто не готовы к столь грубому взлому. Охранные их программы, рассчитанные на борьбу с хитроумными отмычками тамошних «хаккеров», разумеется, не устояли перед нашими фомками и бердышами. Программы, которые сочинялись под руководством Безмена в течение нескольких месяцев, попросту протаранили зыбкий заслон детей туманного Альбиона, и на заранее оформленные счета веселыми ручейками потекли денежки, которые тут же и сняли мои агенты, переведя на нужные счета, а с них слив в далекие офшоры.

Переполох, разумеется, был поднят до небес, но лишь через толику времени, на которую мы и рассчитывали. Пса спустили с поводка слишком поздно. Ни один из агентов не угодил в лапы полиции. Не удалось им и прищемить электронные хвостики, стремительно втянувшиеся в пределы российских вотчин. То есть, город и телефонные номера они в конце концов вычислили, но что толку, если реквизиты тоже оказались временными. Дураков ждать расправы – среди нас не водилось, и квартиры, в которые, спустя пару-тройку дней ворвались ощетинившиеся пушками руоповцы, встретили своих гостей голыми стенами и опустевшими столами. Оно и понятно! Довольно опрометчиво играть в подобные игры, расположившись в собственных апартаментах. Незадачливые наследники Шерлока Холмса остались с носом, а я позволил себе красивый жест, пожертвовав кругленькую сумму на поддержку любимого мэра и одновременно выделив налик на реставрацию городского музея живописи. Не в деньгах было дело, а в самом деле. И это отнюдь не тавтология. Как говорится, процесс увлекает и умудряет, а первый философский закон гласит: не стой в стороне от прогресса, иначе в этой самой стороне навеки и застрянешь. Как говорится – в чем дело, товарищи? А дело, товарищи, в деле!.. Замечательный фразеологический кульбит, между прочим! Попробовать на вкус, покрутить головой и принюхаться, испробовать мускульную силу – вот чем следует жить и дышать современному человеку! Разумеется, консерватизм – штука не в пример спокойнее, однако при этом и изрядно скучная. Впрочем, об этом уже говорилось в байке про орла и ворона, а главная закавыка в том и состоит, что не космос и звезды нам нужны, а те премудрые технологии, на которые мы воленс-неволенс натыкаемся, изобретая и свинчивая из гаечек ракету…