Неизбежность. Говорят, любовь делает человека бессмертным. Но так ли это, если ваше время истекает?

– Джастин, – говорю я, почесывая бровь, – он в сознании.

Он открывает дверь палаты и просит меня не беспокоить их минут пятнадцать, нужно оценить состояние пациента. Сначала я хочу сказать, что он прекрасно себя чувствует и даже имеет силы дерзить, но я делаю выдох-вдох и успокаиваюсь. Спускаюсь на лифте и выхожу на улицу, решив подышать свежим воздухом. Мурашки на коже, а всё потому, что я стою без куртки. На душе становится легче от ветра, сбивающего меня с ног. Я представляю, как он уносит мои проблемы далеко-далеко за горизонт. Если бы всё было так просто…

Когда я немного остываю от нахлынувших на меня впечатлений, захожу обратно и останавливаюсь у кофейного аппарата. Заказываю два мокачино: один – себе, второй – Джастину. Поднимаюсь к палате и пережидаю несколько минут, пока еще доктор ведёт беседу с пациентом.

– Ему можно кофе? – спрашиваю шепотом у доктора, когда тот выходит с комнаты Джастина.

– Не желательно, но в небольших количествах можно, – он осматривает стаканы, которые я держу. – Брат у тебя молодец.

– Не без этого, – я растягиваю улыбку, которая тут же пропадает, как только врач скрывается за моей спиной.

Толкаю дверь ногой. И вуа-ля – она открывается. Закрываю её таким же способом. Слышу, как Фишер пытается сдержать смех, но не реагирую. Я подхожу и протягиваю ему стакан.

– Спасибо, – улыбается он.

Я присаживаюсь на край постели Джастина, переживая не будет ли это наглым жестом. Он пьёт кофе и, кажется, ему нравится. Мы молчим. Никто не решается заговорить о теме, которую мы оставили. Но едва допив напиток, Джастин всё же переводит внимание на меня.

– Послушай, твоя попытка оправдаться тем, что тебя бросил парень, и ты была не в себе, не внушает доверия. Если ты не в себе – это повод не выходить из дома, хорошенько выплакаться, а если не помогает – вызвать психолога, поработать над закрытием гельшатов или как они называются. Я не горю желанием сейчас разбираться в истинных причинах твоего поведения, но предлагаю договориться. Я не буду заявлять на тебя в полицию. Это слишком заморочено. Я как-нибудь улажу шум с правоохранительными органами, но ты будешь мне должна.

– Буду должна что? – спрашиваю я.

– Допустим, исполнить три моих желания, – скептически отвечает парень. – По рукам?

Его заявление удивляет меня так, что я встаю с места и подхожу к окну. В голове у меня каша масляная, но я готова попробовать сыграть по его правилам.

– По рукам.

– Знаешь, есть такое народное средство для выздоровления…

– Речь идёт явно не о шалфее.

– О поцелуе.

– А ты не теряешься даже с сотрясением мозга, – я заправляю прядь волос за ухо. – Один раз?

– Начнем с одного, – протягивает Фишер, – с одного раза в день.

Я не сдерживаю свой смех, потому что его поведение, правда, очень глупое. Может, мне стоит позвать доктора, чтобы тот измерил температуру? Или это побочное действие одного из лекарств?

– Что такое, – Джастин тоже смеется, – тебе не нравится моя идея?

Я смотрю на него, привлекательного парня с голым торсом, забитым татуировками. Постепенно поднимаю взгляд выше, к лицу, и встречаюсь с его глазами. Я краснею и отворачиваюсь. Не могу же я прямо сказать, что меня всё устраивает.

– До завтра, – улыбаюсь я и хватаю куртку.

Мне приходится чмокнуть парня в щёчку перед своим уходом

На улице уже темнеет. Я набираю Эбби и говорю, что выдвигаюсь к ней, а после окунаюсь в музыку и размышления о Джастине. Такая странная встреча спустя шесть лет. И как ему могло прийти в голову подвязать меня в игру с желаниями?

Какой-то алкаш перекрывает мне путь, неожиданно выскочив передо мной. Отец учил меня, что их нельзя злить. Нельзя кричать на пьяного. Контролирую себя от желания вытащить пистолет, делаю несколько шагов назад и молча обхожу бедолагу.

Мой папа – коп. Он запирает таких как я за решеткой. Он многому меня научил, не зная, что однажды мне это очень-таки пригодится.

Глава 7

Джастин

Первым делом после ухода Мелани я пытаюсь уловить оставшийся от неё сладковатый запах. Должен признать, внешность у неё приятная – личико как фарфоровое белое-белое, аккуратный маленький нос, голубые широко распахнутые глаза. Павда губы у девушки тонкие и покусанные. Это ведь привычка невротиков – кусать губы?

Я не должен ей доверять. И то, что она навещала меня, не сглаживает её вины. Я заметил, как лицо девушки покраснело, в попытке скрыть правду. Поэтому версия о случайности аварии – смешная чушь.

Мой нелепый уговор был придуман на ходу, я не знаю, зачем это сделал. Видимо во мне есть желание понаблюдать за Мелани ещё какое-то время.

Не скрою, я неимоверно рад, что всё-таки заставил свои мышцы шевелиться и отлепил скотч от глаз. Я снова живой, снова подвижный, жизнеспособный.

Оглядываю место пребывания и отмечаю, что стиля здесь особо не наблюдается. Хотя чего я требую от простой больницы?

Когда на следующий день приходит доктор, он вертится вокруг меня, как оса, собравшаяся ужалить. Однако, он радует новостью, что меня ожидает выписка через неделю.

В этот же день меня навещает сотрудник полиции, он берёт у меня показания – мою версию случившегося. Что ж, я беру вину на себя, смахивая на то, что потянулся за упавшим вниз телефоном. А сотрудник полиции – не дурак, разговаривал со свидетелями, а те утверждают, что передо мной выскочила белобрысая девушка. Я тихонько смеюсь, и говорю:

– Конечно, я бы мог скинуть ответственность на ту девушку. Только мне это не к чему, мне не нужно, чтобы кто-то со стороны покрывал мои ошибки. – Я смотрю прямо в глаза мужчине. Держу взгляд. Знаю, что если отведу его вниз – это будет признаком моей лжи, попыткой ухода от ответа. – Она не виновата, просто стечение обстоятельств.

Я подписываю несколько бумаг и облегчённо вздыхаю. Мне жалко автомобиль, но так важно не привязываться к вещам. Они не могут подарить людям ничего, кроме комфорта и чувства радости, которое, между прочим, испаряется через короткое время после приобретения данной вещи. Сначала мы радуемся обновке как ненормальные, а после находим радость в других покупках.

После обеда заходит Мел. Целует – по уговору. Рассказывает о погоде, о людях, встречающихся по дороге ко мне. И ни слова о себе. Даже не знаю, хорошо это или плохо.

Так повторяется несколько дней подряд. Я слушаю её, киваю, кидаю безразличные фразы, смотрю в потолок, слежу, как передвигается стрелка на настенных часах. Замечаю, как растёт моя борода. Приходит медсестра, чтобы помочь мне. Я отказываюсь от помощи, ссылаясь на то, что уже могу вставать с кровати и, к тому же, у меня есть две руки.

Кайл не объявляется. Я прошу доктора принести мои вещи, если таковые имеются. Он приносит мой мобильник и папку с документами, которая всегда лежала в бардачке моей Ламбо. На вопрос об одежде мужчина ответил, что она размещена в шкафчике моей палаты. Как я сам об этом не догадался? Видимо, хорошенько я в тот день ударился головой.

Включив мобильник, я замечаю десятки входящих сообщений. Мысленно шлю всех к чертям и направляюсь в телефонную книгу. Я набираю Кайла и выслушиваю нудные гудки.

– Ты не хочешь меня забрать? – говорю я, как только он поднимает трубку.

– Тебя выписывают? – тут же подлавливает друг, – ну, наконец-то!

– По моему желанию и под твою ответственность.

Бороду я так и не сбрил. Зато сижу уже нарядный, с зачесанными назад отросшими волосами, готовенький, в ожидании свободы. Когда в дверном проеме появляется Кайл в джинсовой куртке с дырками, я растягиваю улыбку до ушей и направляюсь к нему.

– Выглядишь постаревшим, – Кайл пожимает мою руку.

– И ощущаю себя на лет сорок.

У регистратуры женщина в белом халате вызывает доктора, тот советует мне соблюдать постельный режим, не заниматься физическими нагрузками, подписывает какие-то документы и желает удачи. Я заполняю анкету перел д уходом. Затем нам выдают стопку бумаг для ознакомления. Оказывается, я ещё должен выписать нескромный чек этой организации.

Добравшись до выхода, я не без усилий отталкиваю дверь вперёд и выхожу на свет. Во время этих двух месяцев я не особо четко видел свою дату смерти и, честно говоря, предполагал, быть может, с ней что-то произошло. Но оказавшись на воле, где ветер разносит во все стороны мои волосы, я снова вижу её. Не изменившуюся.

В детстве я не понимал, что означают эти палочки да завиточки. Это было до тех пор, пока мама не научила меня считать и писать. Я вывел последовательность цифр в своей тетради, а мама спросила: «Твоя дата? Ты видишь это?». Я кивнул, а мама прижала меня к себе и поцеловала в лоб.

Однако, мне кажется, что моя дата была не такой, какой представляется сейчас. По-моему, вместо шестерки была тройка. На каком этапе жизни ко мне добавились тридцать лет, как будто бонусом, – остаётся для меня загадкой.

Мама тогда пояснила мне, что наше сознание – система, которая выбрасывает информацию порой совершенно ненужную. Оно показывает дату естественной смерти человека. Сознание выдает эти числа у всех в разном возрасте, например, мама увидела свою дату только после окончания седьмого класса, а папа после того, как упал в обморок на первом свидании, дед Фишер и вовсе узнал свою дату в подростковом лагере. Странно это, но я вполне доволен, что мне уготована долгая жизнь.

– Долго стоять будешь? – выкрикивает Кайл из окна своего автомобиля.

Я жадно вдыхаю свежий воздух, а затем сажусь на переднее сидение авто. Кайл заводит мотор, и мы двигаемся с места.

– Куда мы? – спрашиваю я.

– Если ты так хочешь, я могу отвезти тебя домой. Но, по-моему, тебе не мешало бы развлечься.

Это вполне в его стиле. Я широко улыбаюсь.

– Мелани приходила?

– Да, мозолила глаза. Я ничего не понимаю…

– Откуда ты её знаешь? – спрашивает Купер.

– В том-то и дело, я понятия не имею, кто она. Знаю только то, что это она кинулась под колеса моей машины в тот день.

– Вот это поворот.

И правда, такого поворота я не ожидал. Зачем я вообще пошёл на контакт с Мелани? Можно было сказать, чтобы она выметалась с палаты. Шла своей дорогой и не боялась, что я заявлю на неё в полицию. Зачем я придумал глупый уговор? Мне остаётся надеяться, что за пределами больницы мы больше не увидимся.

Я отвожу взгляд в окно со своей стороны, мельком осматриваю здания, которые мы проезжаем. Но когда Кайл жмёт на тормоз, я округляю глаза, потому что вижу стриптиз-бар.

– Что, по-твоему, может быть лучше? – смеется Кайл.

– Ты видишь, как я выгляжу? – я оглядываю себя в зеркало заднего вида. – Посмотри на эти волосы, бороду…

– Все в порядке. Выглядишь, как деловой мужик, у которого нет времени на уход за собой.

– Ну, спасибо, – я закатываюсь смехом.

Улицы в этом районе невероятно пусты. Со здания стриптиз-бара доносится музыка, а дверь в это заведение блистает неоновыми электродами.

Мы переглядываемся с Кайлом, а затем он первый заходит в бар. Я следую за ним. За дверью нас встречает темный коридор с такими же неоновыми, как на входе, стрелочками, указывающими вперед. Через шагов двадцать появляется ещё одна дверь, уже стеклянная, – последняя преграда между нами и стриптиз-шоу. Мы проходим к кожаному дивану, находящемуся в самом дальнем уголке зала.

Кайл заказывает виски.

У меня мутнеет рассудок.

Девушка ведет меня за руку в приватную комнату.

Глава 8

Мелани

Он сваливается на мостовую, качаясь, будто пьяный. Кровь неприятного тёмного цвета всё ещё хлещет. Я оттираю нож досуха об куртку уже беспомощного человека, прячу обратно в рюкзак и собираюсь уходить. Но чтобы убедиться, что мужик на самом деле мёртв, я два раза стреляю ему в лицо из пистолета с глушителем, и только тогда позволяю себе уйти, едва не поскользнувшись в луже крови, что натекла около его черепушки.

– Адам, Адам, – качаю головой и бросаю прощальный взгляд.

Спускаюсь по улице и выхожу из темноты, прямо как в кино. Через несколько секунд появляюсь у супермаркета, какой-то парень приглашает меня войти. Там я всё ещё не могу прийти в себя, как зомби брожу по рядам, хватая всё, что попадётся под руку, разглядывая упаковки и откладывая продукты обратно – на полки. Я приобретаю всего один продукт, выхожу из магазина, вскрываю пачку хлопьев, на ходу зачерпываю их горстями и отправляю в рот. Пытаюсь в то же время присвистывать «Sweet dreams», а затем раскрываю зонт и несусь сломя голову по Фултон роуд, сперва – в одну сторону, затем – обратно и вновь назад.

***

Утром меня встречает мысль взглянуть на календарь. Под вчерашним числом аккуратно вывожу «+1», перечеркиваю сегодняшний день – 21 октября и поднимаю брови. Осталось чуть больше девяти месяцев.

В моих планах почти четко прописанный график работы вплоть до марта. Затем мне хочется оторваться на заработанные деньги, так сказать, заранее отпраздновать свои похороны. Я не из тех, кто желает провести последние свои дни в кругу семьи, крича навзрыд и утираясь платочком. Но где буду отдыхать – я ещё не определилась. Это, несомненно, должно быть великолепное место с пляжем неподалеку, где каждый вечер будут вечеринки в мою честь.

Немного подумав, я решаюсь выйти из комнаты и спускаюсь вниз, где меня встречает Аманда, вцепившаяся руками за стопку бумаг.

– Доброе утро, Мел. Зайди к Саймону, – поспешно говорит она.

– Привет, ты к девочкам?

Замечаю, что Аманда сегодня выглядит хуже обычного. Как будто проснулась не в настроении и решила не тратить время и силы на макияж. Складывается впечатление, что её волосы собраны в хвост на скорую руку – они выглядят неопрятно, торчат холмиками разных размеров до самой резинки.

– Да, – вздыхает она, – снова будем философствовать на тему жизни в этом доме.

– Есть те, кто противятся?

– Можно сказать и так, – она поспешно скрывается за поворотом коридора. У меня складывается впечатление, что её нежелание продолжать разговор как-то связано со мной.

Я стучусь в дверь Саймона, пытаясь одновременно предугадать, по какому поводу он хочет меня видеть. Но ни одна мысль не успевает прийти ко мне в голову, раздается голос Беллами:

– Войдите.

Я без единого слова прохожу в кабинет. Сажусь на дымчато-серый диван возле окна и отправляю свою улыбку Саймону. Он складывает руки в замок на столе. И мне становится душно то ли от его напряжённости, то ли от моего волнения. Парфюм Беллами обжигает мой нос. Не подавай виду, проносится в голове.

– Тоже рад тебя видеть, – уголки его губ поднимаются, но тут же улыбка ускользает.

– Что-то не так?

– Да, Мелани. Конечно, я бы хотел сказать, что всё прекрасно, но ведь это не так. Добавилось головной боли.

Щурю глаза, ожидая пояснений от Беллами.

– Творится какой-то хаос. Ты не замечаешь?

– Нет, – честно отвечаю я.

– Конечно, ты ведь тут в свободном режиме, хочешь – живешь, хочешь – шляешься где-то.

Я закусываю нижнюю губу и отвожу взгляд на пол. Услышать такое я была не готова. Это обидно настолько, что слёзы подкатывают к глазам. Силой сдерживаю их, вспоминая, что Саймон сам разрешил мне остаться здесь без всяких обязательств. Я поднимаю взгляд, но не на него, а на колышущуюся занавеску, и произношу:

– Сказал бы раньше, что я путаюсь под твоими ногами.

– Нет. Извини. Я не это имел в виду.

– Разве? – я непонимающе смотрю на Саймона.

– Вчера случился инцидент в твое отсутствие. Эта… Как там её… последняя, кого ты привела… Лара…

– Лана, – поправляю его.

– Не важно, – он закатывает глаза и взмахивает рукой, будто произошедшее вчера действительно имеет не малую роль. – Она напала на клиента. В новой обустроенной комнате она устроила разгром, расцарапала до крови лицо Тима Рентона, и я уже не говорю об ударах в слабое мужское место.

– Разве она прошла медицинский осмотр? – я спрашиваю спокойным голосом.

– Нет, ты ведь знаешь об отъезде Чеза. Как только он приедет, Лана первая у него на очереди, – он пилит меня взглядом, а я молчу. – Черт возьми, Мел, ты думаешь, это меня больше всего интересует? Тим захотел новенькую, я отправил ему новенькую. Разве ты не понимаешь? Рентон – наш первый и, отмечу, постоянный клиент. Сама знаешь, что большинство посетителей собираются у нас по его рекомендациям. Нет его – нет посетителей, нет нас.

Беллами хватается за голову. А мне совершенно нечего сказать.

– Как он вёл себя после случившегося?

– Разумеется, он был в бешенстве. Его дома ждёт жена, а он приедет с расцарапанной рожей. Это нормально? Нет. Я извинялся перед ним, предлагал денежную компенсацию, но Тим совершенно не хотел меня слушать. А теперь скажи мне, кто в этом виновен?

– Давай, скинь всю вину на меня, – срываюсь я.

– Лана изолирована до тех пор, пока не просветлится её разум.

– Да плевать я хотела на Лану, и на твои обвинения, – повышаю голос и направляюсь к двери. – Вчера меня здесь не было. Саймон, я ни в чем не виновна! Во-первых, Лану для начала должен был осмотреть врач. Во-вторых, Аманда должна была провести с девушкой определенное количество бесед перед тем, как допустить её к клиентам. Ты всё ещё думаешь, что виновата я? А где была твоя голова в тот момент, когда ты согласился пустить в расход новенькую, которая ещё не вошла в курс дел, происходящих в этом доме?

Парень молчит и это сводит меня с ума. И я думаю, что это судьба решила дать мне пощёчину за то, как я поступила с Джастином, и вот – подкинула мне ссору с Беллами.

– Да у неё, может, вагон венерических заболеваний, – вскрикиваю я, – а ты допустил ситуацию, что она могла заразить клиента. Почему ты сам нарушаешь уже устоявшиеся правила? – я ищу ответ в глазах собеседника, а он отворачивается. И я понимаю, что беседой он хотел перекинуть ответственность на меня. Умыть свои руки. Эта ситуация становится для меня смешной и противной одновременно. Я встаю с места и двигаюсь к двери, – Когда разберешься в себе, тогда и поговорим.

В стрессовые ситуации у меня всегда появляется аппетит и этот случай не исключение. На кухне Сара предлагает мне лазанью, и я с радостью принимаюсь за её поедание.

– Что-то ты не в духе, деточка, – Сара садится рядом.

Эта женщина всегда восхищала меня простотой. С самого первого нашего знакомства она дала понять, что в ней живет только доброта и ничего кроме. Тихая, спокойная и в то же время милая Сара. Не знаю, почему она согласилась здесь работать, я никогда не говорила с ней об этом, но, по словам Аманды, у Сары нет семьи, и детей она иметь не может, дома её никто не ждёт. Если это действительно так, я понимаю её решение работать у Беллами. Здесь она – наша поддержка и опора. Она любит всех, все любят её.

– Вы слышали о вчерашнем? – спрашиваю я.

– Такое невозможно пропустить мимо ушей, Лана так кричала и молила отпустить её.

– Саймон обвиняет меня в этом, – говорю я, прожевывая пищу.

– Глупости, Мелани, всё это глупости. Не принимай близко к сердцу. Ты же знаешь его, он отойдёт.

Взглянув на часы, вспоминаю про Джастина. Я не могу оставить дело – не завершить его. Вполне логично, что если не я – его убьёт другой исполнитель. И другого выхода я здесь не вижу. На душе беспокойно, болезненно, как будто я собираюсь совершить самый дурацкий из всех промахов моей жизни.

Спешу наверх, чтобы переодеться. Возле моей комнаты меня поджидает блондинка, я вопросительно смотрю в её сторону.

– Лана хочет поговорить с тобой.

– Лана? – удивляюсь я.

– Да. Именно она.

– Хорошо, загляну, как будет время. Ты же знаешь, что тебе запрещено находится на этом этаже? – спрашиваю я у девушки.

– Но ты ведь никому об этом не скажешь?

– Не знаю, не знаю, – вздыхаю я, пожимая плечами, и захожу в комнату.

Какую-то долю секунды я думаю, что надо бы послать всё к черту и проваляться весь день на кровати. Однако, нахожу в себе силы перебороть свою лень и принимаюсь копаться в шкафу.

Глава 9

Джастин

Я пробуждаюсь и резким движением сажусь на кровати. Во сне машина, за рулем которой я находился, на большой скорости врезалась в несущийся по встречной полосе грузовик. Мало приятного. Голова начинает трещать по швам, и эта боль заставляет меня схватиться руками, буквально окутать свою макушку.

– Последствия вчерашнего? – доносится до меня голос Кайла. – Воды принести?

– Да, – соглашаюсь я.

Шаги друга становятся всё тише и тише. Я падаю обратно на простынь и протираю глаза. Действительно ли я изрядно повеселился накануне?

Мне не часто доводилось оставаться у Кайла с ночевкой, в большинстве случаев я всегда стремился попасть домой, не смотря на своё состояние.

– Вайлет приготовила завтрак, – говорит Кайл, протягивая мне минеральную воду.

– Я не голоден, – выпиваю содержимое стакана до дна.

Кайл смеется и приземляется в кресло, откашливается и берет журнал с миниатюрного столика. Он пытается сделать вид, что читает, пытается сдержать смех, быть серьезным парнем, но у него не выходит, и он громко заливается на всю комнату.

– С чего ты веселишься? – я не могу понять, но смеюсь вместе с ним.

– Не голоден он.

– Да, не голоден.

– Что ты делал в приватной комнате вчера целых четыре часа? Ну, объясни мне, – смеется Купер.

Я качаю головой, не скрывая улыбку.

– Я понимаю, что ты почти два месяца провалялся в больнице, что тебе хочется…

– Еще скажи, что ты все эти четыре часа сидел и грустил в одиночестве, – говорю я, натягивая футболку.

Раздаётся стук в дверь, мы с Кайлом переглядываемся. Вайлет смотрит на нас, выглядывая из дверного проёма. У меня складывается впечатление, что я не видел её очень давно, она стала ещё красивее.

– Привет, Джас, – мило улыбается она.

– Привет, – я треплю свои волосы, пытаясь привести их в порядок.

– Я только хотела узнать, скоро ли вы спуститесь? – девушка обнимает Кайла, сидящего в кресле.

– Мы сейчас, любимая, буквально пару минут, – он целует её в губы и растягивает улыбку.

Когда она уходит, мы с Купером безмолвно смотрим друг на друга. А затем меня начинает грызть совесть. Чёрт, какой же я идиот, думаю я, не слежу за языком в доме друга.

– Извини, Кайл, – выдавливаю из себя.

Он приподнимается с кресла, подходит ко мне и хлопает по плечу:

– Все в порядке, – говорит он, – надеюсь, она не услышала.

Их кухонька бело-чёрных оттенков имеет минималистский дизайн. Вдоль одной стены размещается всё: две большие плиты, громоздкий сервант, двухдверный холодильник. Напротив расположен стол, маленький, на четыре персоны.

На завтрак Вайлет преподносит традиционную яичницу с беконом, и я с радостью уплетаю всё за обе щеки, так соскучился за домашней едой. Вайлет улыбается и, кажется, её ничто не беспокоит.

– Готов к работе? – впервые за время завтрака Кайл обращается ко мне.

– Соскучился, – коротко отвечаю я.

– На выходных сможешь поработать вместо меня, мы хотим съездить на юбилей матери Вайлет.

– Конечно.

– Позвоню ей сегодня и обрадую, что у нас получится приехать, – еще ярче засияла девушка.

По пути в «Дороти» Кайл останавливается, чтобы купить себе сигарет. Мы с Вайлет остаемся в машине наедине, она упирается взглядом в мой затылок, сидя на заднем сидении. Я чувствую, что её что-то тревожит, и оказываюсь прав. Она подает голос:

– Он изменяет мне?

– Нет, – словно на автомате выговариваю я. Терпеть не могу подобные разговоры. Но я не могу позволить, чтобы его отношения разрушились из-за моего болтливого языка.

– Не прикрывай его, Фишер. Я знаю, что он не из тех, кто дорожит отношениями настолько, чтобы…

– Я говорю правду.

Мне хочется добавить: «А какого черта ты тогда с ним, раз он не дорожит вашими отношениями», но я сдерживаю себя, сжимаю губы и смотрю на дверь магазина, в который зашел Кайл. Где же его черти носят?

– Скажи мне это в глаза, если это действительно так, – говорит она, и я резко поворачиваюсь в её сторону.

Мы смотрим друг на друга. У меня появляется чувство, будто она сейчас расплачется. У нас глаза одинакового оттенка. Карие глаза бывают разными: желтоватыми, ореховыми, золотисто-коричневыми, зелёно-карими, почти чёрными и, наоборот, довольно светлыми. В нашем случае – золотисто-коричневые. Это говорит о том, что Вайлет прежде всего сильная, решительная натура, умеет общаться с людьми и добиваться своего – я читал об этом в одной из еженедельных газет, что приносят нам в паб. Глядя на неё, мне хочется закричать, чтобы она бежала от него. А потом я вспоминаю, что он мой друг.

– Он не изменяет тебе, Вайлет. Ты – всё, что у него есть, – я говорю ей это прямо в глаза.

И она верит мне. Точнее, мне хочется, чтобы она поверила. Я возвращаюсь в прежнюю позу и наблюдаю в окно, как Кайл двигается к автомобилю.