Останься. В плену у зверя

Она чуть прикрыла глаза, будто вспоминая ощущения.

– Потом я тренировалась убивать быстро даже более сильного противника вроде медведя… Это помогло мне чувствовать себя защищённой, уверенной. Поэтому ты, как и все остальные, считаешь меня беспринципной стервой, не видя ничего кроме той брони, в которую я себя заковала. И нет, внутри я уже давно больше не напуганная девочка, которую обидели, я и правда стала сильнее, приняла и отпустила всё. Это было непросто, но у меня вышло. Так вот. Все знают, откуда ты привёз пару. И думаю, ты сам понимаешь, что не такой хотели бы видеть твою избранницу. Может тебе не скажут в лицо, но что думают, ты и без меня догадаешься. И у неё ведь кроме тебя нет никого рядом. Ни защиты в виде второй сущности, ни близких. Ты прав, что не мне читать тебе нотации, но ты ведёшь себя как мудак.

Это какой-то злой рок, что все мои женщины, что бывшие, что будущие, считают меня уродом?

– Серьёзно. Девочке помощь нужна, а ты таскаешь меня к вам в дом. Я молчала, чтобы не прогнал, но раз уж теперь всё равно, то решила высказать.

У меня сегодня день откровений, похоже.

– Хочешь, я сделаю ей успокоительный отвар? Он и на общее физическое состояние влияет. Мы в лаборатории с Эррин пытались травами тоже помогать. На людей лучше действует. Моя бабушка и мама травницы, и я занимаюсь тем же.

Эээ, Элика травница?! Никогда не интересовался, чем она занимается. И наверное от этой лавины информации и продолжал молча слушать.

– Ты можешь всё проверить, я не наврежу. Мне жаль её. Но только потому, что я примерно знаю то, что она может чувствовать. Остальным, как и твоему отцу, может казаться, что не произошло ничего ужасного. Что всё легко забыть. Так считает каждый, кто не пережил хоть нечто подобное. Хотя у тех, кто пережил есть другой минус – они считают, что если они справились отлично, то и другие на слабость не имеют права. Но это не так. Все же разные, кто-то будет биться в истерике, кто-то мстить, кто-то захочет забыть и не вспоминать больше. Универсального рецепта нет. Принято считать, что жертва насилия должна забиться в угол, замотаться в одежду с головы до ног и резко стать кроткой, тихой, забитой. Стоит проявить характер, а ещё хуже – хоть каплю возмущения – ты уже не жертва, ты уже абсолютно здоровая, нормальная. Значит, всё уже хорошо и спрашивать с тебя надо как с других.

И снова я понял, что камень достиг моего огорода и попал прямо в цель. Будто она мои мысли читала и знала, о чём мы говорили с Элиссой недавно.

«Вы делаете вид, что ничего не было. Но это Было! И я не могу забыть…»

– Но если же ты слишком долго помнишь – то уже слабачка, не способная переступить и жить дальше. Даже ты поначалу не приводил меня сюда, скрывал от неё, берёг. А потом устал и забил, я понимаю. Но представь, как она устала. И если я могла, ты можешь отвлечься, забыться, заняться чем-то другим в привычной для себя и комфортной среде, то она-то нет… Понимаю, что после этого разговора ты меня видеть больше не захочешь, но… имей ввиду, если я не найду другого способа, то продолжу всем врать, что по-прежнему твоя любовница. И мне поверят.

– Что мне сделать, чтобы хоть что-то исправить?

Вопрос вырвался сам, я не собирался спрашивать. Но её история так меня потрясла, что не мог рассуждать здраво прямо сейчас.

– Кто я такая, чтобы давать советы? Могу предположить, что нужно доказать, что ты другой. Что нечего бояться. Создать комфорт, ощущение безопасности.

С этим как раз и проблема.

– Эрнард, она ведь твоя пара, не моя. Ты должен чувствовать, что ей нужно. И только ты можешь помочь. Говорю же, нет универсального способа. Но сброшу тебе номер хорошего специалиста, который помог мне разобраться в себе.

– Он мужчина?

– Думаю, ты ошибаешься, что с женщиной будет легче. Дело в том, располагает собеседник к себе или нет. Иногда взгляды женщины, которая должна, казалось бы, быть солидарна, колют сильнее мужских.

– А про какой отвар ты говорила? Впервые слышу, что Эррин использовала травы.

Элика как-то странно усмехнулась, от чего мне показалось, что все вокруг знают тайну Эррин, кроме меня. Но ведь не скажет. А заставлять её силой главы прайда – просто нечестно.

– Я готовила ей много отваров, один из них– для подопытных. Им помогало. Сама при тебе выпью, можешь посмотреть, что ничего ужасного не будет.

– Ты знаешь, где она?

Оборотница промолчала, приподняв бровь. Знает.

– Я ищу её с фонарями по всему городу! Скажи ей, пусть вернётся и просит, что хочет. Я ошибся на её счёт.

– Окей. Но вряд ли она просто так поверит тебе.

– Ты знаешь, что произошло между нами?

– В общих чертах. Но гарантий, что завтра тебя овод в одно место не укусит, и ты не распсихуешься снова, у неё нет. У меня-то были свои способы тебя успокаивать, – она хмыкнула, – не у всех на тебе они сработают.

– Передай, что я извинюсь, если ей это важно. Не для себя же прошу. Там бывшие пленники дохнут, как мухи снова. И ещё. Если всё, что ты сказала, в том числе про отвары, правда, то я сделаю тебя правой рукой Эррин в центре и не позволю на тебя даже смотреть неуважительно, не только подойти к тебе ближе, чем следует. Но если ты солгала…

– Я сказала правду, Эрнард, – её глаза загорелись.

Сделав себе мысленную пометку всё проверить, я отправился провожать женщину к выходу. У самого крыльца она коснулась моих губ целомудренным поцелуем, вроде как в последний раз. Не ответить ей я причин не нашёл. Но в этот момент услышал за спиной грохот.

У лестницы стояла Элисса, а перед ней лежал разбитый стакан с молоком. Белое пятно растекалось по полу и ковру. Явно для Эмина предназначался ужин. Долбанное дежавю, только в прошлый раз застала меня тут с Эррин.

Девочка неотрывно смотрела на мои губы огромными глазами, потом оценивающе прошлась взглядом по фигуре моей спутницы, её губы скривились, будто собралась плакать, и бросилась наверх к себе в комнату.

– Неловко вышло, – стушевалась Элика, но уже не глядя на неё, я кинулся вслед за парой.

Глава 11

Нашёл её с затравленным взглядом, полным обиды у подстилки с Эмином. Девочка обнимала его и что-то горячо шептала в лохматое собачье ухо, а на её глазах и правда были слёзы.

– Что случилось, Элисса? Почему ты плачешь?

Осторожно и медленно приблизился, не имея сил отвести взгляд от трогательно шмыгающего носа и больших глаз в уголках которых блестели солёные капельки. Чем больше мы общаемся с ней, тем более красивой и притягательной она мне кажется. Даже этот её голосок с нотками упрёка:

– Вы не… сказали…

Отодвинулась от меня и вжалась в стену. Её нижняя, такая нежная, розовая губка дрожала, сама она всхлипывала. От этого я изо всех сил пытался держаться, чтобы не начать обнимать и гладить её по этим невозможно милым, светлым кудряшкам. И как же это сложно.

– Что я не сказал?

– Что теперь у Вас новая… пара…

Кто? Элика? С чего вдруг такие выводы? Удивила так удивила. Присел рядом прямо на пол, чтобы ей не приходилось запрокидывать голову, глядя на меня.

– Почему ты решила, что она мне пара?

– Вы… её… как меня… А когда теперь… мне собираться?

– Куда на этот раз?

– Ну… она же не захочет, чтобы я была тут… Можно Эмин останется?

– Элисса, – всё же взял её за ручку и даже не разозлился. Совсем, – никто никуда не уходит. Тем более, эта женщина не моя пара.

– Но Вы её…

– Что я её?

Серьёзно не понимал, как она определяет, кто кому пара. У нас же нет отличительных знаков. Вот, например когда видела со мной Эррин, почему-то не думала, что она моя пара. И до этого знала, что ко мне кто-то приходит, за что после разговора с Эликой теперь было ещё более стыдно, но всё равно, парой не считала. А тут-то что? Элисса перевела взгляд на мои губы.

Так вот как она определяет…

– Целовал?

Кивнула.

– И что? Я могу целовать любую, не обязательно пару, – ведь это чистая правда. И не думаю, что в ней есть хоть капля ревности по этому поводу.

Но её глаза расширились, словно всё это время я жестоко обманывал, а сейчас раскрылась правда… Так она думала, что я целую её только из-за того, что пара? Это потому, что до этого никто из наших не целовал, так решила? Или считает, что без парности меня уже никто целовать добровольно не готов?

Даже усмехнулся своему последнему предположению. Я ведь «ужасный», ну да. Настоящая, единственная и такая наивная пара замерла, глядя на мои губы.

– Вы… улыбаетесь, – прозвучало как-то неуверенно.

Будто она сомневалась, что я и на это способен.

– Улыбка у меня тоже страшная? – просто у неё сейчас было такое лицо…

– Ну… нет… просто Вы никогда не улыбаетесь. Это Вы… надо мной смеётесь?

– Нет, Элисса, конечно, не над тобой. Я просто рад, что мы разговариваем, а не ругаемся.

– Вам тоже… хочется… говорить со мной?

Из её вопроса я услышал главное – «тоже».

– Да. Тоже хочется. Но не потому, что ты моя пара. А потому что мне хочется говорить именно с тобой, кем бы ты мне не была. И даже если случится невероятное, и связь между нами исчезнет, то я никуда тебя не прогоню. И Эмина тоже, раз уж он с тобой. Он же с тобой, не передумала?

Она энергично закивала головой, видимо, всё ещё опасаясь, что я избавлюсь от этого наглеца.

– Ну вот. Поэтому не нужно собираться каждый раз, как у тебя возникают сомнения.

Она снова посмотрела на мои губы. Так, будто они испачканы чем-то. Я даже подумал, что может ей всё же хоть немного неприятно, что касался кого-то, как её. Но толком порадоваться этому не успел, как она приоткрыла ротик и сразу же закусила губу. Уже так выучил этот жест.

– Что, Элисса?

– А можно тогда меня больше не… ну…

Раскатал губу, болван. Ей просто не хочется с тобой целоваться! Едва подавил желание схватить её за шею и впиться в нежные губы. Так, чтобы стонала только от этого! Чтобы поняла наконец, что это не наказание, а наоборот! Я ведь очень приятно целуюсь! Ну правда. Честно.

Но ведь с ней так не сработает, поэтому ответил спокойно другое:

– Можно.

Она кивнула. Да. Прям образцовые отношение с женой: я вожу к себе кого ни попадя, она просит не целовать себя. Отличная семья, ничего не скажешь. Хотя я и не собирался целовать её в то время, пока встречаюсь с другой (хрен знает как с таким отцом моё воспитание было не совсем уж беспринципным), но всё равно её просьба задела. Интересно, сколько должно пройти времени, чтобы я перестал так реагировать на её ко мне настоящие чувства?

– Но Вы теперь… снова злитесь…

– Я не злюсь, Элисса!

Она съёжилась от громкости моего голоса, которую случайно не отрегулировал, как следует, подтянув колени к животу, а пёс глухо зарычал на меня, ощетинившись. Девочка смотрела мне прямо в глаза. С каким-то ожиданием что ли.

– Я правда не злюсь. И сам собирался с тобой поговорить сегодня. У меня к тебе есть предложение…

Кажется, она напряглась.

– Точнее просьба. Я хочу, чтобы ты попробовала пообщаться с одним специалистом.

Тут же моя крошка превратилась в колючий кактус.

– Он не будет тебя касаться, тем более изучать. Не станет ни на чём настаивать. Просто разговор. Если тебе очень сильно не понравится, то я не буду тебя принуждать. Но если понравится говорить с ним, то ты продолжишь. Хорошо?

На её лице мне почудилось разочарование что ли. Но почти сразу осознал, что не почудилось. Она же думает, что я не хочу говорить с ней о прошлом, что мне это неприятно. И тут – «поговори с кем-то другим, Элисса».

– Мы тоже будем с тобой много-много разговаривать. Правда. В любое время, как ты захочешь. Я не считаю тебя грязной, как ты сказала. Ты нравишься мне такой, какая ты есть. Честно, я не обманываю, – поймал себя на том, что общаюсь с ней почти как с ребёнком, слова такие выбираю, интонации, но может ей так и проще будет? – Просто я не могу тебе чего-то посоветовать, только поддержать, понимаешь? Я хочу, чтобы тебе больше не снились кошмары, чтобы ты не вздрагивала от громких звуков и не боялась всех чужих. Но это не в моих силах. Прошу тебя. Всего один раз. Вы поговорите, и если ты не захочешь, мы больше никогда его не позовём. Я тебе обещаю. Если будет нужно, я готов быть рядом с тобой. Никуда не уйду. Ты согласна?

Она пожала плечами. А я подумал, что впервые вот так начистоту разговариваю с кем-то. Действительно озвучиваю все свои мысли, признаю неспособность что-то решить. И вовсе не потому, что она не имеет возможности использовать эту информацию против меня, а просто… мне так сильно хочется быть с ней честным.

– Тебе же не нравятся кошмары, правда?

– Не нравятся.

– Ну вот. Нужно от них избавиться. Давай попробуем? Вместе.

– А Вам это… зачем?

– Мне не всё равно, хоть ты и думаешь иначе. Я очень переживаю за тебя. Но ты права, что иногда реагирую неправильно. Это не со зла, от непонимания. Я тоже буду учиться общаться с тобой.

В её глазах мелькнуло нечто похожее на сомнение и надежду одновременно, но озвучила она совсем другое:

– Вас там ждут, наверное.

– Меня там никто не ждёт. Но если бы и ждали, ты для меня важнее всех.

Конечно, она не поверила. Потому что совсем недавно я вёл себя иначе и не говорил того, что сказал сейчас. Но тот факт, что мы снова просто общались друг с другом, что она не кричала, не плакала сейчас навзрыд, обижалась, что я сразу не рассказал ей о том, что нашёл «новую пару», и успокаивалась от моих объяснений, уже говорил о том, что кажется мы наконец на верном пути. А через пару дней я в этом только убедился.

За это время проверил слова Элики и выяснил, что действительно пятнадцать лет назад молоденькая оборотница помогала в клинике. Что там же работала та старая медсестра. И именно в тот период поползли неприятные слухи. Спустя примерно год таинственным образом исчез ублюдок, о котором она говорила. А ещё спустя пару лет она впервые подошла ко мне сама на одном из собраний, якобы что-то спросить. Самого вопроса я не помнил уже, потому что вместо ответа мы тогда закрылись в ближайшей подсобке.

Тогда я не собирался с ней встречаться, и мне казалось, что ей это было и не нужно. Только удивляло, что она всячески демонстрировала наши… совсем не платонические отношения. Но среди оборотней с учётом горячего темперамента мало кто из девушек, а парней тем более, очень долго был один, да и смена партнёров не является чем-то ужасным, поэтому забил на слухи о ней. Мы относимся к такому проще, чем люди.

Ещё выяснилось, что пленникам Эррин правда давала какой-то отвар, и говорили, что делала его Элика. А перестали потому, что ей самой потом просто не поверили и не доверяли из-за её сомнительной репутации (считали дурочкой, способной только на одно). Вот они и дохнут у нас из-за этого!

Отдал приказ немедленно возобновить, и – о чудо почти всем стало лучше. Убедившись в этом и действительно заставив Элику саму пить из принесённой мне склянки, а потом всю ночь оставаться на виду (без обычного нашего развлечения, просто спать), я таки решился отнести кружку с отваром Элиссе. Хотя предварительно отхлебнул и сам, ощутив после какое-то общее спокойствие. Ну значит и ей навредить не должно. Да и бывшая любовница вроде понимает, что если поможет, то и я помогу ей, а если нет… Что я сделал с работниками лаборатории никто не забыл.

К моему удивлению, к отвару девочка отнеслась более благосклонно, чем к приёму лекарств, которые, как выяснилось, снова перестала принимать. Говорила, что ей от них плохо. Но зато после того, как выпила сладковатую мутную жидкость, которую я ей вручил, Элисса смогла почти нормально есть! Ну как нормально. Я бы с таким питанием долго не протянул, а вот для её комплекции – уже большой прогресс.

Не затягивая на этот раз, сразу проверил и того мозгоправа, контакты которого мне передала Элика, и оказалось, что он довольно известен в узких кругах. Да и опыт огромный. Убедившись, что на вид доктор представляет собой интеллигентного старичка, вроде нашего глав врача клиники, а не брутального мачо, я всё же связался с ним и попросил приехать. На что получил категорический отказ.

Вроде как в привычной атмосфере он проводит сеансы только если пациент себя там чувствуем максимально комфортно, а так как я не мог за это поручиться, он убедил меня привезти Элиссу к нему.

Моя крошка ехать куда-то, конечно, боялась, заставляя меня ненавидеть врача заранее, ещё до личной встречи. Но правдами и неправдами, заверениями и почти что клятвами я вроде бы смог убедить её, что рядом со мной даже за пределами дома ей ничего не угрожает. Это она в клинику ехала молча и безропотно, когда думала, что злюсь и собираюсь её там оставлять, а теперь, когда мы общались нормально, и я сразу объяснил, куда мы направимся, она сопротивлялась до последнего. Хотя всё равно в этом споре (если можно назвать её упёртое молчание и качание головой спором со мной) победил я.

Перед началом их более предметного общения сразу после знакомства, попросил доктора выйти из кабинета, чтобы понимать, что он собирается с ней делать. Мягко говоря, меня послали, уточнив, что помощь здесь оказываться будет пациенту, а передо мной отчитываться никто не собирается, ведь если мне не хватило ума за неполные два года предпринять хоть что-то, то ну такой из меня в этом деле помощник. Сказал он всё это крайне вежливо, но смысл был именно таким.

Единственное, что мне всё же посоветовали, чтобы я не навредил ей своими действиями, это то, что раз уж решил взять на себя ответственность за эту девочку, то теперь должен нести её и дальше (капитан очевидность, ты посмотри). И всё же кое-что из его длинного монолога с отчитывающими интонациями я почерпнул.

Например, что моя пара в стрессовых ситуациях может поступать нелогично для меня, руководствуясь лишь рефлексами и инстинктами, которые подсказывают ей, как избежать повторения уже пережитого. А если она с детства жила не в благоприятной среде, то можно умножить на сотню её переживания и травмы. И это нормально в её случае врать, изворачиваться, манипулировать, даже выстрелить снова в кого угодно, хоть в любимую собаку, лишь бы избежать угрозы, которую могу не видеть я, но видит она.

А ещё, что из-за травмы она может иногда сама не понимать, как ей лучше, не знать, что именно чувствует, но отвечать на мои вопросы исходя из того, что я хочу услышать, то есть как бы «подбирая» ответ. И мне нужно ой как постараться, чтобы перестать на самом деле быть чужим ей и стать другом. Тем, кому можно доверять.

Во время сеанса я сидел в коридоре один, думал. И чуть позже из кабинета появилась Элисса, даже без слёз и истерики, которых, признаться, я ожидал. Мне рассказывать, о чём шла речь с доктором, она отказалась. Врач тем более. Выходило, я один не у дел. Но когда пара несмело ответила согласием приехать ещё раз, был так рад, что хотелось этого вредного старика расцеловать просто. Пусть отчитывает меня дальше, только бы ей это помогало.

– Всё в порядке?

Девочка привычно кивнула и бросила на меня вроде как оценивающий взгляд. На предмет чего меня сейчас оценивали, я не знал, как и результаты этой оценки. Но она не отшатывалась от меня, позволила держать себя за руку по пути на парковку, и даже сокращала между нами расстояние, когда проходили скопление людей. Кстати, заметил, что сюда тоже поехала в той же закрытой, тёплой, мешковатой одежде, в которой ходила и дома.

– Тебе нравятся эти свитера или ты их носишь по другой причине?

Она замерла посреди улицы.

– А Вам?

– Мне всё равно, что на тебе надето. Правда. Главное, чтобы тебе было удобно. Просто интересно. Ты так больше и не покупала ничего с тех пор…

С тех пор, как попросила разрешение носить бельё и заказала три (всего!) комплекта. Да, я подглядел, что именно. Но не потому что я чокнутый сталкер, а… мне было любопытно, что ей нравится. Ну что сказать? Она купила обычные хлопковые вещицы крохотного размера. Всё.

– Мне ничего не нужно, – пожала она плечами.

Когда подошли к автомобилю, распахнул перед ней дверцу и помог сесть, поддерживая за руку для опоры. Лишь по губам прочитал «спасибо», так тихо она это сказала. Вообще на любой мой вежливый жест она реагировала именно так, терялась и еле слышно благодарила.

Усадив Элиссу на переднее сиденье, я аккуратно вёл машину и внимательно следил за ней, ожидая хоть каких-то комментариев. Но она задумчиво молчала, глядя в окно. Не рассматривала улицы или магазины, а просто смотрела в пустоту перед собой. Только чуть позже заметил её заворожённый взгляд на проходящего мимо ребёнка с огромным розовым облаком в руках. Впервые я видел, что ей что-то действительно нравится, поэтому спросил сразу же:

– Хочешь сахарную вату?

Элисса вздрогнула, словно я вырвал её из глубины мыслей, хотя наверное так и было, правда ведь задумалась, и перевела глаза на меня, чуть хмурясь. Но поняв вопрос, смутилась и отрицательно покачала головой, чуть подняв плечи. Словно я застал её не за разглядыванием ваты, а за совершением преступления.

Тогда сам прислушался к её ощущениям, натянув тонкую ниточку между нами. Почувствовал сожаление или нечто похожее. Вспомнил, что мне сказал вредный врач. И резко развернул машину на первом же перекрёстке. Она вцепилась в ремень безопасности пальцами, но не издала ни звука.

– Скоро вернусь, подожди меня, ладно?

Продолжая следить за ней (первую попытку побега я не забыл), отошёл к киоску и взял точно такое же огромное розовое облако, которое привлекло её внимание прежде. Его же и вручил ей, открыв пассажирскую дверь и чуть отодвинув кресло назад, чтобы уместилась эта громадная мечта диабетика. И только тогда снова вернулся за руль.

Элисса продолжала держать сладость, разглядывая, но не попробовала даже, лишь принюхивалась, стараясь делать это незаметно, и пододвинула руку с палочкой чуть ближе ко мне. Зачем?

– Почему ты не ешь?

Кажется, она смутилась, взглянув робко. Эээ… решила, что я себе купил эту ерунду, если она отказалась? Ну да. Поэтому молча и отдал ей, чтобы подержала. А прямо сейчас на её глазах сяду и съем. Даже представить эту картину было сложно, не то, что проделать в действительности. Но кажется её мышление и правда работает как-то иначе.

– Перестань так делать, прошу тебя. Я терпеть не могу сладкое, кроме того, что ты готовишь. И уж точно не стал бы ради своих желаний возвращаться. Мне хотелось сделать приятное тебе.

Её шея покрылась красными пятнами. Не только я не привык к её откровениям, но и она к моим, судя по реакции. Я не старался особо демонстрировать то, что замечал в ней раньше, а теперь говорил прямо, как думаю, надеясь получить то же в ответ.

– Всё хорошо, Элисса. Ешь. Если правда очень вкусно, то тоже попробую.

Отщипнув себе облачный кусочек, она отправила его в рот и чуть зажмурилась. Со следующим поступила так же, но перед этим облизала сладкие губы кончиком языка. И как-то сразу в машине стало жарко. Я бы включил кондиционер, конечно, на максимум, но кажется, жарко было мне одному. А медленно поедающей лакомство девочке точно нет…

Тут я и задумался, что моя Элисса (чёрт, как же приятно это произносить даже мысленно – моя Элисса) может быть сладкоежкой. У нас дома покупных сладостей вообще нет. Она вот только оладушки готовила, иногда домоправительница пекла какой-то пирог, да и всё. И я ни разу не подумал, что ей может нравится что-то вот такое.

Хотя прямо сейчас все свои силы бросил не на размышления и планы всё исправить, а на то, чтобы смотреть ровно на дорогу. Во-первых, чтобы не смущать её своими плотоядными взглядами. Во-вторых, мне нужно довезти её живой и здоровой. Но один глаз всё равно сам собой косил на пассажирское сиденье, не повинуясь мысленному приказу прекратить…

Было заметно, что Элисса наслаждается процессом, погрузившись к него. Всё её внимание было сосредоточено на сладости. Ни на меня, ни в окно она больше не смотрела. Крутила палочку в руках, глубоко вдыхала ванильный аромат и ела, облизывая губы, которые я вообще-то тоже хотел облизывать… Как перестать об этом думать?!

Когда объем облака уменьшился вдвое, всё же спросил на всякий случай:

– Ну как тебе, нравится?

Тихое «да» одновременно с благодарным (впервые!) взглядом пронзило меня просто насквозь. Шумно сглотнул, наблюдая, как она собирает губами прилипшую вату теперь со своих тонких пальчиков. Так, нужно сосредоточиться. Вся кровь от мозга отлила совсем не в то место, которое помогло бы мне вести автомобиль.

– А Вы хотите?

Вот это неожиданно. Но наверное вежливо.

– Если только ты мне подашь, нельзя же отпустить руль.

Она замерла на пару секунд, но всё равно оторвала кусочек и протянула мне. И повезло так, что мы оказались на зелёном светофоре, что позволило наклониться к её ручке и принять угощение, не останавливаясь и не отрывая рук от руля, чуть коснувшись губами сладких пальчиков.