Канарейка для ястреба

– Ага, таланты, блин… шпана с улицы, может, еще и заразные, с помойки-то их вроде вытащили…

Вот так, не зная людей, две высокомерные девицы уже нацепили на нас ярлыки и оскорбляли за глаза только по тому, что нам не повезло родиться в семье богатеев. Стало мерзко. Гадости говорили они, а неприятно стало мне, стало невозможным находиться рядом с ними, дышать одним воздухом. Захотелось уйти подальше, но возглас одной из них заставляет меня остановиться как вкопанную и во все глаза уставиться в ту сторону, в которую указывает девчонка:

– Смотри, Тайгер Ривз приехал! – с придыханием и вожделением практически кричит шатенка, облизнув полные подкрашенные помадой губы. – Говорят, папаша Тая нацелился в сенаторы, вот и лоббирует нововведения, очки перед грядущими выборами зарабатывает.

Смотрю на своего «Черного Ястреба», что привлек их внимание, и сердце словно пропускает удар. Высокий молодой человек с прокачанным телом в клетчатой распахнутой сорочке и потертых джинсах с рюкзаком наперевес направлялся в нашу сторону. Понимаю, что погружаюсь в какие-то странные чувства. В груди становится непривычно тепло.

Наблюдаю, как сквозь майку-алкоголичку, облепившую мощный торс, отчетливо прорисовываются мышцы, как они напрягаются и перекатываются при движениях, плавных и размеренных.

Высокий черноволосый красавчик притягивает к себе взгляды. Он излучает уверенность и силу. Сшибает магнетизмом, заставляет всех обратить на себя внимание, подчиняет… Не прикладывая к этому никаких усилий. Это у него в крови. Такая у него энергетика.

Две девчонки, только что выражавшие свое недовольство, сразу же спешат к нему. Я смотрю, как он улыбается этим девицам, игриво и нагло. Я наблюдаю, как в этой пошлой улыбке блеснули белоснежные зубы с мощными клыками, и мне от этого становится не по себе.

Его глаза проходятся оценивающе вдоль выпяченных оформившихся женских фигур, которые старались быть выставленными в лучшем свете. Его улыбка, как мед вязкая, растекающаяся, заставляющая поджать пальцы на ногах.

Знакомый незнакомец, перекинувшись с девицами парой фраз, продолжает свой путь, и проходит мимо меня, бросив невидящий взгляд, словно смотрит сквозь…

Меня для него не существует. Приходится даже посторониться с его пути, чтобы он меня не сбил своим рюкзаком.

Конечно, он меня не помнит. Я – никто. Где я, а где он? Кто я, а кто он?

Вон, какие девчонки жаждут его внимания, готовые лужей у ног растечься…

А я – малолетка. Для него я пигалица, да и в нашу встречу он ведь меня мелочью обозвал… У него таких, как эти девицы, фанаток, наверное, море, зачем ему я? И почему странное чувство болью расцветает у меня в груди и глаза щиплет? Почему мне до слез обидно из-за того, что он меня не заметил? Прошел мимо, словно я пустое место. Будто не было меня вовсе…

Это я – дура. Все время после нашей встречи, как последняя идиотка вспоминала этого красавчика, мысленно окрестив его «Черным Ястребом», с которым он так ассоциируется.

Стоит закрыть глаза, и вижу перед собой его профиль с ровным носом и резко очерченными бровями, четкой линией волевого подбородка…

Он весь словно высеченный из мрамора, резкий, острый, опасный. Когда он прошел совсем рядом, увидела перед собой кусочек его загорелой кожи в вырезе майки, и мне показалось, что такая кожа наверняка пахнет солнцем и морем.

Наивная дура… с первого взгляда влюбилась в хищника, и мне нужно бежать от него без оглядки, да на пути не попадаться. Спрятаться и молить, чтобы эти холодные, как лезвие, глаза не остановили своего внимания на мне, глупой девчонке, которая готова мотыльком лететь на пламя…

Я, как и в прошлую нашу встречу, снова смотрю ему вслед и сердце больно сжимается, почему-то передернула плечами, словно от холода, и поняла, что действительно мерзну. Стоя под палящим августовским солнцем, я чувствовала, как вымораживающий холод проникает в самое сердце, которое отзывается болезненной пульсацией.

Оказывается, когда тебя не видят в упор, это очень обидно. Особенно, когда тебя не замечает парень, который по какой-то непонятной причине запал в сердце, став твоим первым серьезным чувством…

Глава 9

Начало занятий очень сблизило меня и Луизу…

В первые дни обучения мы перезнакомились со всеми счастливчиками, которые также выиграли гранты, но среди них были в основном ребята постарше.

Так одаренные спортсмены сразу же влились в круг избранных, став представителями футбольной и баскетбольной команд школы. После этого они перестали нас замечать.

Фактически мы с Луизой были самыми младшими среди победителей, и для оставшихся счастливчиков не представляли особого интереса.

Мы сдружились и стали держаться друг за дружку. Чужая среда стала для нас враждебной, а мы остались не у дел. Вскоре стали чувствовать нападки со стороны некоторых учащихся, которые не могли свыкнуться с присутствием детей НЕ своего круга.

От обиды я часто тихо плакала в подушку. Тосковала по дому, по матери и Эйрин.

Однако все переживания ушли на второй план с первым домашним заданием. Я не смогла осилить материал! Просто не смогла справиться с заданием, оказавшись совершенно не готовой к такой нагрузке…

По сравнению с моей старой школой, эта лучше в разы и программа оказалась неподъемной для меня. В моих знаниях – огромные пробелы, которые не позволяют усваивать новый материал.

Накатывает паника. Я не справляюсь…

Пришлось засесть в библиотеке в попытке нагнать пропущенное. И я не знаю, смогла ли бы я справиться, если бы моя новая подруга не являлась гением математики.

Луиза – хваткая, цепкая, восприимчивая к новой информации, которую впитывает, как губка. Сидя рядом со мной, она с легкостью решает то, что никак не укладывается в моих мозгах. В этом ее необыкновенная одаренность. Все точные науки ей даются на порядок легче, чем другим. Кажется, мне очень повезло, что она возится со мной, пытаясь помочь заполнить пробелы:

– Адель, как можно не понимать – это логарифмическая функция! Легко ведь, смотри, – усердно водит пальцем по своим конспектам Луиза, а у меня от этих цифр с переменными голова трещит. В висках бьется мысль:

«Я не смогу… Я не смогу и вылечу, к чертям, после первых же экзаменов».

– Эй, – машет рукой перед моими глазами подруга, пытаясь пробиться сквозь мою истерику. – Прием… Земля вызывает!

Я в упор смотрю на Луизу и, растерявшись, шепчу:

– Я не понимаю. Ничего не понимаю… Меня исключат…

Прячу лицо в ладошки, уже готовая разрыдаться от накатывающей истерики. Однако моя реакция лишь веселит подругу. Луиза отводит мои руки, заставляет посмотреть себе в глаза. Произносит спокойно и четко, пытаясь достучаться до меня:

– Адель, послушай меня! Успокойся! Ты думаешь, что те качки – футболисты, прям виртуозы точных наук?! Да ладно, футболист и книга – это вообще из разряда фантастики. Никто нас не исключит! Мы нужны для рейтингов, которые за счет наших талантов будут расти. Так что, подруга, не будь дурой и соберись уже. Здесь нет ничего сложного, осилишь. Я объясню!

Вглядевшись в острое смуглое личико Луизы, я понимаю, что не готова сдаться! Сцепив зубы, я фокусируюсь лишь на листах, испещренных математическими символами.

Другого пути у меня нет. Только вперед. Я обязана наверстать! Несмотря ни на что. Все мои переживания загоняются в самые глубины сознания.

Я не могу себе дать слабину и позволить акцентировать внимание на продолжающихся бесконечных подколах и неприятных репликах, косых взглядах и прочих атрибутах неуважения к нищенке в моем лице со стороны школьной элиты.

Главная цель – продержаться и закончить эту чертову школу, которая оказалась так далека от придуманных мною идеалов! Сейчас мне предстоит нагнать материал, нет времени для душевных терзаний и метаний. Плакать я буду потом.

Глава 10

Единственной отрадой в школе становились уроки музыки в общих группах. Но и то это продлилось недолго.

Однажды занятие музыкой прервал стук в дверь, которая открылась, не дожидаясь позволения миссис Роуз – нашего педагога по вокалу. В проеме появился высокий сухощавый блондин, элегантный и ухоженный.

– Мистер Уильямс! – встрепенулась женщина, вставая, однако мужчина мало обращал внимание на окружающих, его взгляд был устремлен в глубь классной комнаты, которая в этот ранний час утопала в солнечном свете.

– Адель Соммерсье, – четкий приказ и я встаю, подпрыгнув.

– Госпожа Роуз, – легкая пауза и мужчина степенно проходит в глубь класса, – с сегодняшнего дня я лично беру шефство над этой ученицей. Мисс Соммерсье освобождается от общих занятий. Ей предстоит подготовка к грядущему конкурсу.

Мужчина кивает, давая понять, чтобы я следовала за ним. Я еще не подозреваю, что именно сейчас начинается настоящий ад.

Мистер Артур Уильямс, руководитель по культурной линии развития школы, с первого совместного занятия буквально уничтожил меня своей критикой, разбив мое умение в пух и прах. И мне уже начало казаться, что то, что меня выбрали – было ошибкой, ведь я не умею ничего.

Оказывается, мое пение и восприятие музыки – крупицы. Музыка – своего рода наука, которая состоит из правил, знаний истории, сольфеджио и много чего еще.

С каждым последующим занятием я убеждалась, что я со своим природным талантом не более чем пустое место…

Артур Уильямс оказался человеком педантичным, вспыльчивым, не дающим спуска и пресекающим малейший намек на ошибку. Сухой как палка, ровный, резкий. Жесткий в своей критике. С каждым занятием он выкорчевывал из меня всю веру в свой талант, заставляя стремиться к определенному идеалу, известному лишь ему.

– Нет, Адель, хватит! Я не слышу мелизмов! – резко прекращая игру на рояле, Артур поднялся. Его осанка была безукоризненной, дорогой костюм без единой складки сидел как влитой, подчеркивая худобу, а большая яркая бабочка – в горошек, под самым горлом, выдавала нестандартность характера.

В целом, мой преподаватель – мужчина видный и эффектный, но странноватый, полностью подаривший себя своему делу, музыке. Он курировал всю музыкальную структуру школы, в его подчинении был и школьный оркестр, и хор, и бюрократический аппарат.

Он был руководителем, но взялся учить меня лично, заметив что-то для себя интересное. Однако я его вывожу своей абсолютной безграмотностью в его понимании. Мой талант – природный. До последнего времени я не владела ни нотной грамотой, ни определенной техникой, не знала тонкостей. Напор этого преподавателя заставлял меня теряться.

– Что такое голос, мисс Соммерсье? – приподняв бровь и вцепившись в меня острым темным взглядом, спросил мужчина, но, стоило мне попытаться открыть рот, как он продолжил, взмахом руки призвав меня к молчанию: – Не стоит разочаровывать меня глупым ответом. Вопрос был риторическим. Голос является инструментом самовыражения для певца или певицы!

У этого человека есть интересная черта – подчеркивать свою речь взмахами красивых ладоней, управляясь ими словно дирижер палочкой. Я смотрю на эти руки как завороженная, вот они взмывают ввысь в театральном жесте, затем опускаются, словно поникнув от негодования, что переполняет моего учителя:

– Голос – это всего лишь инструмент – запомните это, Адель! Исполнитель состоит из комплекса неких переменных, которые в целом помогают грамотно донести нужную эмоцию до публики! Я ясно выражаюсь, мисс Соммерсье?

Я киваю, изо всех сил пытаясь не разрыдаться. Мой учитель сейчас мастерски унижает и оскорбляет лишь взглядом, интонацией и пренебрежением, проскальзывающим во всем.

– Умение быть услышанным публикой, на мой профессиональный взгляд, условно состоит из следующих категорий, – проговаривает он, а я слежу за красивыми пальцами, которые проделывают в воздухе пируэты, то смыкаясь и собираясь в кулак, то раскрываясь, словно птица в полете.

– Голос, харизма, техника, знание, – перечисляет Артур и смотрит мне прямо в глаза, заставляя прочувствовать собственную никчемность.

– Отсутствие одного элемента и вы – ничто! – на последнем слове его указательный палец взмывает ввысь, и учитель отворачивается, заложив руки за спину, начинает прогуливаться вдоль огромного музыкального зала с многочисленными инструментами, продолжая вбивать в меня истину.

– Лучшие хормейстеры могут раскрыть голос, увеличить его силу, глубину, они учат красиво работать во всем диапазоне, но в основе всего стоит талант.

На этом слове мистер Уильямс резко оборачивается ко мне, заставляя замереть перед ним как кролик, я ожидаю услышать все, что угодно, но следующие его слова влетают в меня лучом надежды, почти заставляя вспорхнуть.

– В вас есть талант, Адель, бог не скупился в вашем случае, но я не потерплю лень! Вы должны отрабатывать свое нахождение в этих стенах и с честью представлять школу на грядущих конкурсах! Я не просто так взялся за вас! Не разочаровывайте меня!

Занимаясь со мной почти каждый день, мистер Артур Уильямс с фанатизмом гения принялся шлифовать самородок в моем лице. После занятий и часов, проведенных в библиотеке, я почти все свободное время проводила в музыкальном классе.

Постепенно это становилось моим серьезным увлечением, я втягивалась в процесс обучения и музыка стала моим единственным спасением, единственной радостью и убежищем…

Глава 11

Первое полугодие проскочило для меня как в тумане. Экзамены были сданы. Не скажу, что получила привычные отличные оценки, но я была рада и этой победе. Я была в отстающих. Мне все же требовалось время, чтобы нагнать школьный курс.

После экзаменов нас отпускали домой на праздники. Пожалуй, этих каникул я ждала как никогда прежде. И с радостью покинула стены элитной школы.

Как только переступила порог дома, бросилась на шею матери и зарыдала от облегчения. Когда Ивет спросила, почему я плачу, соврала, что просто очень соскучилась.

Помню, как мы сидели за скромным рождественским столом, и я рассказывала Ивет с Эйрин, насколько чудесна школа, в которой я учусь, смотрела на счастливые лица самых близких людей и понимала, что никогда не осмелюсь сказать правду…

Мечта осталась мечтой. В жизни все всегда по-другому и даже заветные мечты осуществляются иначе.

Когда пришло время возвращаться в школу, я едва сдерживала слезы, так мне не хотелось покидать маленькую ветхую квартирку, в которой прошли первые годы жизни, где оставались единственные близкие мне люди.

* * *

Новое полугодие встретило меня мокрым снегом и холодным ветром. Я входила на территорию школы с отчаянно прямой спиной и высоко поднятой головой, пытаясь ментально отгородиться от той помойки, в которую я ожидаемо окунусь:

– Эй, нищенка, ты где такую куртку нарыла? – заорал рослый парень мне вслед. Одет он был, в отличие от меня, в модельное темно-синее твидовое пальто с меховым воротником.

Этот возглас привлекает ко мне внимание собравшихся на лужайке учеников. Я же отчаянно пытаюсь сдержаться:

«Не время показывать характер, – мысленно убеждаю себя. – Главное, не дать почувствовать, что происходящие меня задевает. В этой школе стоит запрет на драки и прочие разборки учеников. Я сейчас не в том положении, чтобы огрызаться. Нужно поторапливаться…»

Едкие жалящие фразы тем временем продолжают обрушиваться на меня со всех сторон, пока я пробираюсь к зданию школы:

– Из какой канализации ты вылезла?!

– Оборванка!

– Сними куртку, не позорься, а?!

Я ведь уже говорила, что ненавижу зиму… Не терплю холод… Спрятав озябшие руки в карманы, сжимаю их в кулаки. Лицо покалывает от холода, а, быть может, и от едкого внимания собравшихся учеников.

Мне кажется, что в эти секунды я вижу себя со стороны: худосочную, долговязую девчонку в обшарпанной куртке и в старых ботинках – гриндерсах (Grinders) с металлическими мысками, которые еще Эйрин в свое время носила.

Обувь была довольно тяжелая, да и велика мне немного, но нынче такое в моде. Если бы и куртки в стиле – «неубитые молью» были бы в тренде, то, может, меня никто и не заметил бы, подумали бы, что я – неформал. Но, не судьба…

Я очень быстро становлюсь посмешищем в своей старой изношенной куртке среди богатеньких наследничков, которым невдомек, что за стенами их дорогих особняков существует другой мир, где голод и нищета – в порядке вещей, и есть много детей, у которых нет возможности носить даже такую поношенную куртку, что сейчас красуется на мне…

В меня тыкают пальцем и смеются, а я упрямо иду вперед, пока чей-то голос не выкрикивает мне вслед:

– Твои предки даже на нормальную обновку заработать не могут? Папашка, небось, алкоголик конченый, мать – шлюха!

Обидная фраза, брошенная мне вслед, вызывает у окружающих вспышку очередного хохота. Я же осознаю, что на этих словах выдержка покидает меня.

Оборачиваюсь, уставившись на свою одноклассницу Аманду – полноватую конопатую девчонку в дорогих шмотках и серой меховой шапке, что так некрасиво подчеркивает круглое раскрасневшееся лицо девицы, сейчас ржущей над своей шуткой с грацией лошади.

Я направляюсь прямо к ней, и, приблизившись вплотную, смотрю на нее исподлобья, но она не понимает моего молчаливого призыва заткнуться пока не поздно. Не осознает, что правы они в одном. Уличная я. В нашем районе слабаки не особо выживают.

Улица имеет свои правила и в разборках шпаны есть один закон – нерушимый, которого все придерживаются: говори все, что хочешь, но родителей – не тронь. За такое по головке не погладят, разве что куском арматуры.

Краем глаза замечаю, что народ начал подтягиваться, почуяв начало представления на уличной сцене. Парни постарше с интересом смотрят и шутят в ожидании кошачьих боев. Кто-то улюлюкает и подначивает. Всем хочется стать свидетелями веселого зрелища с утра пораньше.

Если в чем эти уроды и были сейчас правы, так только в том, что я действительно не из благополучного района, в котором меня научили кое-чему. Был у меня удар, хорошо поставленный и отточенный исключительно на парнях, на девчонках еще ни разу не опробованный. Удар действенный, сильный, не одного пацана заставивший корчиться у моих ног.

Краем глаза осмотрелась, поняв, что пока у меня только один противник в лице моей одноклассницы, все остальные просто весело проводят время за наш счет. Наблюдают. Смеются. Даю время Аманде собраться и осознать, что не права она. Нельзя людей, которых в глаза не видела, так оскорблять.

Пусть смолчит сейчас, и я просто повернусь и уйду. Мой молчаливый призыв остается незамеченным. Одноклассница, что передо мной возвышается, почему-то радуется всеобщему вниманию и начинает чувствовать себя звездой, грудь выпячивает и руки в бока упирает. Ей кажется, что она мощнее, а значит, сильнее меня.

Но внешность обманчива. Главное – это знать, куда бить и как, чтобы свалить противника. В наших трущобах драки – частое явление. И побеждают в них не всегда те, кто крупнее, а те, кто более хитер и изворотлив, либо те, у кого в рукаве есть эффект неожиданности, удар, которого не ждут…

Аманда сделала неправильный выбор, решая продолжить перепалку:

– Что уставилась, дворняжка? Правду услышала и язык проглотила? – неприятно лыбится одноклассница. Смотрит на меня со снисхождением и прищуром, а в глазах огоньки удовольствия плясать начинают. Нравится ей меня донимать, слабой считает…

– Видно, сказать тебе нечего, мать твоя… – договорить я ей уже не дала.

Один отточенный удар с ноги, обутой в тяжелые гриндерсы с металлическими мысками, и толстуха со скулежом хватается за промежность, заваливаясь на колени. Шапка слетает с ее головы на землю, падая в грязный мокрый снег, покрываясь некрасивыми разводами, и это зрелище вызывает странное удовлетворение в моей душе…

Как же долго я терпела все эти нападки. Пожалуй, в этот удар я вложила всю обиду, что скопилась за все время пребывания в этой школе. Одноклассница продолжает скулить у моих ног, а я внутренне поражаюсь. Надо же, оказывается, что этот удар действенный не только с мальчишками, но и на девчонках работает, вон, как толстуху скрючило, что встать не может.

Конечно, понимаю, что за этот поступок мне придется дорого заплатить. Но пока все в шоке, я разворачиваюсь и бегу в сторону школы, ожидая, что меня догонят и призовут к ответу за этот удар. Пока бегу, спиной чувствую взгляд, который прошибает меня насквозь, но я так и не оборачиваюсь…

Добегаю до класса первая. Звонок еще нескоро прозвенит. Я рано. Влетаю в огромное светлое помещение с проектором и экраном во всю стену и сажусь на свое место. Я напряжена до предела. Внутренне готовлюсь. Жду нападения. Жду, когда за мной придут. В лучшем случае вызовут на ковер к директору, но это вряд ли. Скорее, нападут сейчас всем скопом, а потом и к директору, может, потащат.

Честного боя не жду…

Но странное дело, минуты бегут и ничего не происходит. Ожидание заставляет нервничать еще больше. Проходит достаточно времени прежде, чем дверь открывается и класс начинает заполняться учениками.

Все проходят к своим местам, рассаживаются, не замечая меня! Одной из последних в класс входит потрепанная Аманда, опираясь на руку подруги. Они проходят мимо меня в полном молчании. На меня даже не смотрят!

Что за черт?!

Вместе со звонком в класс вбегает запыхавшаяся Луиза, за ней следует преподаватель истории мистер Льюис, незамедлительно начиная урок.

Я с трудом дожидаюсь конца занятия, ожидая продолжения разборки после. Звенит звонок, сигнализируя конец урока. Учитель собирается и покидает класс. Я напряжена до предела, словно пружина, ожидаю взрыва, но ничего не происходит!

Опять?!

Это что, шутка такая?!

Ребята каждый занят своим делом, но никто (!), никто не смотрит в мою сторону. Все спешат на следующий урок. Я продолжаю сидеть, наблюдая, как Аманда вместе с подругами выходит из класса, не удостоив меня и взгляда. В целом, она выглядит как-то подавленно, видно, мой удар все-таки вправил ей мозги, не иначе.

– Хэй! Адель! Как дела?

Я останавливаю ошалелый взгляд на улыбающейся Луизе.

– Подруга, ты сама не своя, в чем дело? – морщит она лоб. – Пошли, по дороге расскажешь, чего ты пришибленная такая. Опоздаем…

Я молча встаю, направляясь за Луизой. Это что сейчас происходит? По дороге я рассказываю в общих чертах о произошедшем, но она лишь в шоке хлопает глазами, затем начинает хохотать.

– Ну ты даешь, Адель! Ты что, ее прям туда ударила?! Вот это да! Круто придумала!

Луизу забавляет ситуация:

– Обычно так мальчиков валят! – отсмеявшись, подруга продолжила: – А знаешь, ты – молодец! Давно надо было кому-то из этих уродов вмазать! Вечно я опаздываю! Хотела бы посмотреть, как ты толстуху эту мерзкую уделала, жаль… Сегодня я от тебя не отойду. Если что, будем отбиваться вдвоем, так будет легче, хотя, думаю, нас с тобой отметелят нещадно. Ладно, была не была, прорвемся!

Дальше Луиза принялась мне рассказывать, как провела каникулы, но напряжение меня не покидало. Я ожидала нападения, которое все не происходило. Ни в этот день, ни на следующий…

Все было тихо. Нас вообще перестали задирать!

Как так-то?

Когда прошла неделя и к директору меня так и не позвали, я поверила в версию Луизы, которая заключалась в том, что Аманда постеснялась показать кому-нибудь синяк в таком пикантном месте.

А синяк там точно должен был быть. Вмазала я ей со всей силы, вкладывая в удар всю накопившуюся боль и обиду, тем более и ботинок с железным мыском должен был оставить после себя незабываемые впечатления…

Долго я терпела, и продолжала бы еще дольше, если бы только памяти моего отца не коснулись и по матери не прошлись…

Наверное, раньше нужно было обидчиков со всей дури бить, а не ждать столько. Может, их это и отпугнуло? Решили с чокнутой не связываться? Да, наверное, так и было…

Я нашла для себя объяснение происходящему. На мой взгляд все было логично.

Новое полугодие с головой утянуло меня в процесс учебы и в какой-то момент я до конца убедилась в том, что нас с Луизой резко все перестали травить.

Аманда вместе с подругами продолжала нас в упор не видеть.

Прекратились всяческие провокации и замечания в наш адрес. Нас стали стабильно игнорировать, словно нас и не существовало, и это было благом. Лучше полный игнор, чем постоянные провокации в виде обидных ядовитых словечек, брошенных вслед.

Глава 12

– Адель! Адель! Я достала! – с силой тормошит меня Луиза, заставляя разлепить глаза. – Вставай давай! Поторопись!

– А… Куда?! – подпрыгнула я на кровати, испугавшись, что проспала и пора бежать на занятия. Но затем сообразила, что сегодня воскресенье.

– Луиза, я заснула только в пять утра, дай поспать! – взвыла, взглянув на электронные часы, стоящие на тумбочке.

– Я спала менее четырех часов! – повернулась на другой бок, накрылась с головой одеялом, попытавшись заснуть, но мне не позволяют проделать этот трюк.