Вдовец

Агата Лав

Вдовец

Пролог

Я кричала?

Странно, я не помню… Хотя в ушах стоит звон, как после удушливой истерики. Или это давление? Или еще какой фокус организма в панике. Я же в панике? Я должна быть в панике!

Я в багажнике чужой машины, и у меня связаны руки… Кажется, связаны, я только очнулась и пока не разобралась. И тело едва слушается меня, будто сигнал мозга где-то застревает и не пробивается дальше. Посыл – осечка, посыл – осечка… Более-менее осознанно я могу дышать и различать приглушенное гудение автопотока, что подсказывает, что мы едем по трассе.

Сколько уже?

И сколько я провалялась без сознания?

Было без пятнадцати одиннадцать, а сейчас… сейчас… Часы! Черт, они наручные, а мои руки за спиной, я все-таки связана, вернее склеена, широкие полосы скотча четко ощущаются на запястьях и на лице. И вот это настоящее скотство, скотч зацепил волосы и каждое движение головой отдается резкой болью.

А двигаюсь я помимо воли, ведь машина поворачивает и подскакивает на неровностях дороги. Меня никак не отпускает… Он что-то вколол мне, я помню жжение над правым локтем, а потом вдруг навалилась невозможная усталость и я начала оседать вниз.

В его крепкие руки, он так ловко подхватил меня и упаковал в багажник внедорожника. Да, это был внедорожник, черный крузак с серебряными массивными деталями, их начищенный блеск ослепил меня и заставил прикрыть глаза. И я отключилась, так быстро, так… Я даже не успела посмотреть на номера машины, ничего не успела, лишь вывела тихим голосом «отпусти».

Он не отпустил.

Ему удалась банальная схема: поздний вечер, круглосуточный магазин и полупустая парковка. "Девушка, вам помочь?" Проклятые пакеты стали отличным предлогом. Пока я придумывала ответ, он протянул ладони и ухватился за ручки, и щедро ласково улыбнулся. Уличный фонарь бил ему в правый бок, и я разглядела лишь мешанину из теней вместо лица, но отметила, что он высокий и худощавый. И он уже двигался, пятясь спиной и ухватившись за мои пакеты. Идиотская глупость, я сдалась и отпустила, позволив проводить меня до машины.

А там мой Акцент хамским маневров зажал тот самый внедорожник. Я начала возмущаться, не догадываясь, что его владелец стоит рядом и сострадательно хмурится, а потом шагнула вперед, оставив незнакомого мужчину за спиной.

Второго шанса он ждать не стал. Он схватил меня и затолкал в свою машину.

Глава 1

– Ты очнулась?

Первые его слова после того, как он открывает дверцу багажника. А я мучительно не могу решить, что делать, шевелиться ли вообще?

– Я помогу тебе выбраться, – добавляет мужчина и по шорохам я понимаю, что он уже стоит вплотную. – Я вижу, что ты очнулась.

Вот и прикосновение, длинные цепкие пальцы обхватывают плечи и тянут назад. Я не сопротивляюсь и даже помогаю, все тело ноет от долгой поездки в критичной позе, и мне нужно распрямиться, вытянув ноги. И потом так чужие пальцы не впиваются в кожу. Ему не приходится прилагать усилия, и его прикосновения становятся невесомыми. Это как немой торг, я вдруг признаюсь себе, что согласна платить послушанием, лишь бы увеличить дистанцию между нами.

– Тут яркий свет…

Его предупреждение не поспевает за мной, я зажмуриваюсь, пытаясь спрятаться от ослепляющей волны света. После темного багажника глаза всё воспринимают за мощный прожектор. И вслед за зрением теряется равновесие, я наваливаюсь на дверцу багажника и едва не соскальзываю на землю. Но мужчина подхватывает меня.

И больше не отпускает, решив донести меня. Он забирает все жалкие миллиметры назад, и я оказываюсь в его руках, в чертовых тисках… Нет, господи, нет. Он теперь везде, вокруг меня, чужой запах, тепло, я чувствую, как вбираю его, как оно прилипает к одежде и подбирается к самой коже. Как становится душно и нестерпимо противно, а сверху кругами расходится его влажное горячее дыхание.

Не могу найти хоть немного сил, хоть крупицу, чтобы отодвинуться в сторону, чтобы не дышать чужим воздухом и не напитываться его присутствием. Как жадная пористая губка. Я чувствую его, через два слоя плотной одежды, словно ее нет, ничего нет… мне нечем защититься.

И нечем дышать.

– Саша!

Его возглас отдается эхом и заставляет резко распахнуть глаза. Я понимаю, что случилась перемотка, она забрала меня из одного места и бросила в другое. Но оставила его рядом. Мужчина стоит надо мной, склонившись и внимательно изучая мое лицо. Что там? Что не так? Он словно недоволен или озадачен… Да, сейчас он кажется таким сосредоточенным и холодным, что в нем едва можно заподозрить жизнь. Только в больших глазах тлеет огонек, и смотрит мужчина так остро и глубоко, что мне становится не по себе. Я инстинктивно отодвигают назад и понимаю, что сижу на деревянном стуле, спинка которого толстыми прутьями впивается в спину.

– Думаю, я не угадал с дозировкой, – спокойно произносит незнакомец, отмечая мое движение и отступая на шаг.

Мне сразу становится легче.

– Ты тяжелее, чем выглядишь. Поэтому.

– Что?

Я могу говорить, мои мысли, наконец, получают звук. Да, он снял скотч, и с рук тоже, я больше не скована… Но силы он мне не вернул, я по-прежнему в густой дымке усталости.

– Голова кружится? – мужчина бросает вопрос и замирает.

Запоздалая мысль подсказывает, что я впервые отчетливо вижу его лицо. Большая комната мягко, но достаточно освещена, и я могу запомнить каждую черточку. Голубые глаза и темные волосы с взлохмаченной, сбитой наверх челкой, которая давно отросла, поэтому мужчина то и дело спасается резковатым жестом, откидывая густые волосы назад. Он делает это машинально, красивым и четким движением кисти. И он весь такой. Словно выверен и вычерчен, ни одной лишней детали или краски, на грани откровенной скупости.

И он несет спокойствие. Теперь, когда он стоит передо мной, не прячась в вечернем сумраке, меня окончательно отпускает недавняя истерика. Или, быть может, дело в тех самых дозировках, его лекарство вновь действует. Я не знаю, и, кажется, путаюсь в ощущениях, но мне нравится смотреть на его одежду, палитра которой зажата между серым и голубым. Хлопковая рубашка без воротника, заправленная в пижонские зауженные брюки, и строгое классическое пальто, которое следовало снять еще полмесяца назад, чтобы попасть в сезон.

Дорогое пальто…

Он богат, я теперь четко это вижу. Люксовая, пусть и измятая, одежда, что красуется не лейблами, а четкими линиями по фигуре и мягкой тканью, кричит о достатке, как и его здоровая кожа, осанка, уверенный взгляд… И здесь же прячется разгадка его лица, одновременно отталкивающего и притягательного. Не лучшие природные данные проигрывают силе, что идет из его глаз. Его невозможно не запомнить, оно врезается намертво и остается с тобой.

Намертво.

Волна страха все же накрывает, и я опускаю взгляд, хотя понимаю, что поздно. Он не прячет лица, ему плевать, что я вижу и запоминаю, что я могу кому-нибудь рассказать. Смогу же? Или он уверен, что нет?

– Вы знаете мое имя, – начинаю неуверенно, пытаясь справиться с голосом. – Откуда?

Я коротко смотрю в его сторону и замечаю, что его взгляд направлен поверх моего плеча. Он избегает смотреть мне в лицо, будто ему достаточно лишь контура. Просто знать, где я нахожусь и всё.

– Да, нам нужно поговорить, – он тяжело выдыхает и вдруг отворачивается.

Пауза затягивается, и мне становится дурно от созерцания его спины. Что-то происходит, я чувствую, что что-то происходит, он обдумывает и колеблется…

Решает.

Мне нужно успокоиться и придумать, что делать.

Что вообще можно сделать?

– Как вас зовут? – падаю голос, которого сама пугаюсь.

Но я заставляю его проснуться, он оборачивается и вновь смотрит поверх моего плеча.

– Кирилл.

Уже что-то. Он отвечает мне и выглядит адекватным.

– Под стулом фотографии, возьми их.

Его то ли просьба, то ли приказ застает меня врасплох, я не могу сообразить даже, что такое стул.

– Под стулом, Саша, – повторяет он. – Опусти руку и возьми фотографии.

– Что за фотографии?

– Я всё объясню, но словам обычно плохо верят. Поэтому тебе лучше увидеть.

Это какая-то игра? Проклятая больная игра… Я успеваю подумать, что согласна поверить на слово во что угодно, лишь бы не двигаться по его указке.

– Я не готовился к нашему разговору, и, вряд ли, есть верные слова, – мужчина замолкает на пару мгновений, словно все же ищет подходящие слова. – Тебе страшно, я знаю…

– Просто отпустите меня.

– Я не могу.

– Я никому не скажу. Честно…

Он кривится на мое фальшивое «честно», и я замолкаю.

– Там три девушки, я хочу, чтобы ты посмотрела на их лица.

– Я не хочу, – в моем голосе появляются слезы, – нет, пожалуйста…

– Хорошо, – он кивает пару раз как заведенный, – я сам покажу.

Спинка стула жалобно скрипит, когда я ввинчиваюсь в нее, чтобы отстраниться.

– Видишь? – произносит он, когда веером раскрывает три фотографии передо мной.

Как он и говорил, на них портреты трех девушек, которые с беззаботными счастливыми лицами смотрят на меня. И они выглядят смутно знакомо, но я не могу понять почему.

– Чего вы хотите от меня?

Я впервые осмеливаюсь посмотреть ему прямо в глаза. Но он отводит взгляд.

– Посмотри внимательно.

– Я не понимаю. Что вы…

– Прошу, Саша, – произносит он с нажимом. – Посмотри еще раз.

У меня кружится голова. Я не могу найти ни одну подходящую коробочку, в которую можно упаковать происходящее. И не знаю, что делать. Все тело сводит от напряжения, потому что я жду, что сейчас все станет намного хуже, а я не смогу ничего поделать.

Он нажимает и нажимает, забирая пространство, и я молю, чтобы осталась хотя бы небольшая полоска воздуха между нами, жалкий просвет… Чтобы он не подходил вплотную и не дотрагивался до меня больше, пусть остается как есть, и хорошо, пусть будет его просьба. Она по-настоящему пугает меня, но черт с ней. Если это его условие, то пусть.

Я все-таки смотрю на фотографии. И вдруг дожидаюсь подсказки, он достает из кармана пальто сотовый и щелкает меня. А потом дает посмотреть на экран.

Четыре женских лица. На вид мы ровесницы, двадцать три – двадцать шесть. У одной девушки волосы собраны в высокий хвост, у других, как у меня, струятся вдоль лица, закрывая плечи. Мы все блондинки. Да, даже оттенок один, хотя у одной из нас видно отросшие черные корни. И наши глаза, они тоже похожи, открытый немного наивный взгляд, и пухлые губы…

Мы похожи как родные сестры. Почти как близняшки.

– Ты красива, как она.

Произносит мужчина невпопад и пугает меня пристальным взглядом. Он так тщательно рассматривает мои черты и смотрит с нежностью, которая совершенно не подходит моменту. Я дёргаюсь на нервах и он приходит в себя.

Просыпается от наваждения.

– Кто они? – задаю вопрос, возвращая нас к фотографиям.

Он переворачивает первую. И я рефлекторно вскакиваю на ноги, сваливая стул на пол.

– На остальных то же самое, – продолжает он, не шелохнувшись. – Они мертвы. Убиты.

На обратной стороне девушка с хвостом лежит на земле, она обнажена и едва прикрыта голубой клеенкой, что привозят с собой криминалисты.

Господи!

Что это…

Он болен?! Он…

– Не подходите ко мне! – я оглядываюсь в поисках чего-нибудь тяжелого, но все плоскости пусты, остается только стул, что лежит опрокинутый у ног.

– Ты зря встала, ты можешь отключиться в любой момент. Я же говорил, что напутал с дозой.

Он заглушает следующую фразу и возвращается взглядом ко мне, осматривая мою напряженную позу.

– На это тяжело смотреть, – он кивает и переворачивает фотографию, скрывая страшную сторону. – Я не хотел напугать тебя, просто хотел, чтобы ты понимала, что происходит. Всю серьезность… Он убил их, и он уже выбрал тебя следующей.

Что он несет?

– Ты меня слышишь? – мужчина нажимает голосом и ввинчивается холодным взглядом в мои глаза.

– Не подходите…

– Ты меня не слышишь, – он тяжело выдыхает и кивает сам себе. – Я говорю в пустоту. Ты паникуешь и тянешь время, а еще ждешь удара. Ты не начнешь доверять мне, что бы я ни сказал. Это и не нужно, в любом случае я буду делать, что должен.

Я отчетливо слышу угрозу, и его голос даже меняется, железные нотки скребут прямо по нервам. Ему словно надоело говорить вкрадчивым тоном. Или он увидел, что показная мягкость не приносит нужного результата.

– То есть мои слова тоже ничего не стоят?

Он молчит, а потом делает красноречивый жест головой, завершая разговор.

– Тебе нужно отдохнуть, и мне тоже. Я устал, – он прикрывает глаза на мгновение. – Нам лучше подняться наверх, там спальни.

– Я никуда не пойду.

– Я не хочу нести тебя. А ты не хочешь, чтобы я дотрагивался до тебя.

Он не дает осмыслить последнюю фразу и резко приближается, а следом сжимает мою руку выше локтя. Я вздрагиваю от неожиданного и хозяйского прикосновения и выставляю свободную руку, чтобы не пропустить второй выпад.

– Тебе противно? – вдруг спрашивает он, с силой встряхивая меня. – Скажи честно.

– Да, черт возьми.

– Мне тоже. Ты намного слабее и это, как издеваться над ребенком.

– Тогда прекрати это!

– Прекратить? – он нервно усмехается. – Если бы я мог.

Глава 2

Бесконечный и необжитый дом.

Здесь словно забыли поселиться, четкий план на будущее сломался и то побежало по неожиданной тропе, оставив новый дом на обочине. И просторные комнаты теперь знают лишь выматывающую тишину. Мне от нее дурно, и я не могу придумать, чем заглушить ее. Мысли хуже всего, там тревога и подкатывающая паника, которую я чувствую, как тугие сужающие кольца. Они обнимают мою голову, шею, конечности и давят, давят…

Я в чужом доме.

Меня выкрали и заперли.

И я не знаю, что будет дальше.

А еще те ужасные фотографии!

И так по кругу. Пока я не вспомню, как дышать, и не перекину мостик к какой-нибудь мелочи. Например, припомню, что ела на завтрак, или как пререкалась с хамоватой продавщицей.

Так работает этот трюк. Пара минут размышлений ни о чем, и мне удается чуть выдохнуть. А потом я смотрю на белые стены огромной спальни и жду, когда тревога вновь начнет сводить пальцы. Здесь больше нечем заняться, я проверила входную дверь и дверь в уборную – ничего.

А стеклопакет усилен, с улицы не доносится ни звука, и разбить его невозможно. Да и опять-таки нечем. Кровать, единственный предмет мебели в комнате, хвастается литой спинкой из металла, и я не представляю, сколько нужно приложить силы, чтобы оторвать хоть один прут. Мужской силы не хватит.

Тем временем за окном светает, пока еще неуверенные всполохи из-под линии горизонта, но их достаточно, чтобы очертить окрестности. Вокруг природа, невысокие деревья и зеленые поля вперемешку с сухостоем. Я никогда не бывала в подобных местах, но видно, тут на несколько десятков километров разбежался элитный поселок, что укрылся от чужих и заодно соседских глаз. До следующего дома не докричаться, и только бетонная двухполосная дорога указывает направление. А, может, там и нет ничего, дороги иногда обрываются внезапно и без всяких предупреждений.

Внизу я вижу запущенную лужайку, бордюр вокруг которой снесен в трех местах. Кто-то прокатился на тяжелой машине, как душе угодно, а не как наметил дизайнерский проект. Крузак как раз стоит у самой границы, подперев передними колесами вырванный к черту бордюрный камень. И теперь я могу разглядеть номера, я прокручиваю их в голове снова и снова, а потом каждые пять минут устраиваю себе экзамен, сверяя цифры и буквы. Еще один трюк, от которого, впрочем, уже тошно.

И, самое главное, я жду, когда он придет.

Вчера я поддалась ему и поднялась наверх и вошла в комнату. Он закрыл ее на ключ, пообещав отпереть утром, и ушел. Размеренные шаги простучали по коридору, пока не стихли после хлопка двери. Я решила, что он тоже остался на втором этаже, хотя я все же засыпала… отключалась, поддавшись усталости. Как выяснилось, из меня никакой часовой.

Но его возвращение я не упускаю.

Он, наконец, снял пальто, и я всматриваюсь в новые детали. Рукава рубашки небрежно закатаны, обнажая жилистые руки, а верхняя пара пуговиц расстегнута. И его руки умеют напирать, сковывая настоящей силой, когда он захочет. Я выучила неприятный урок вчера, хотя его телосложение, спрятанное под пальто, оставляло надежду. Нет, он силен, и к тому же быстрый и резкий.

– Тебе лучше? – он начинает с вопроса.

– А с каким днем сравнивать?

Страх вновь уходит, стоит появиться мужчине перед глазами. Я чувствую злость и раздражение, но от изматывающей тревоги, что рождала закрытая на замок дверь, не остается ни следа. Как в ужастиках, пугают шорохи и тени, еще больше собственные догадки, но, когда показывают монстра крупным планом, обычно испытываешь разочарование или отвращение, если декоратор проявил больную фантазию. Но страх уходит.

– Тебе лучше, – он отвечает за меня и проходит вглубь комнаты. – Я отослал сообщение твоей матери, чтобы она не беспокоилась. И просмотрел историю, вы редко созваниваетесь, так что ее нервы мы убережем.

Удивительная забота.

– А работа? – я снова отмечаю, что он едва касается меня взглядом.

Он пристально и прямо смотрел мне в лицо лишь однажды, когда я очнулась на том стуле, но с тех пор он избегает меня. Если и смотрит, то на руки или корпус.

Я пытаюсь собрать воедино все фразы, что он сказал вчера. Он говорил о близком человеке, которого потерял. Наверное, одна из убитых девушек на фотографиях. Мы все похожи и он уверен, что меня ждет та же страшная судьба. Поэтому он выкрал меня? Хочет спасти? Но от кого… Серийного маньяка, у которого есть излюбленный женский типаж? Господи, что за глупости! Мы же не в кино…

Он просто болен. Бредит.

– Фриланс? – он хмурится, словно это не считается за работу. – Там привыкли к пропажам.

– Друзья? Парень?

– А он есть? Я не заметил. Друзьям я тоже что-нибудь напишу. Я уже уловил твой тон и стиль общения.

Он определенно выспался. Стал резче и жестче.

– Значит меня не хватятся, – киваю, едва сдерживая более нервную реакцию. – Ты к этому ведешь?

– Да. Полиция будет мешать.

– Мне нет, я вообще люблю полицейских.

Короткая усмешка окрашивает его сосредоточенное лицо, и оно оживает на мгновение.

– Я ждал истерики, если честно, – произносит он после паузы. – Препараты уже не действуют, прошло много часов…

Он по привычке замолкает на половине фразы и отвлекается на большое окно за спиной. Мужчина неспешно разворачивается и несколько секунд молча смотрит перед собой.

– Нам нужно найти общий язык.

Я не знаю, какой смысл он в это вкладывает, и поэтому молчу.

– Чего ты ждешь? – неожиданно резко спрашивает он.

– Я не понимаю…

– Шанса? Поэтому не плачешь, не теряешь самообладание и ведешь диалог со мной? Собрала все силы и выжидаешь момент?

– Я не…

– Да, Саша. И нам незачем тянуть. Держи.

И он плавным жестом протягивает мне ладонь, в которой лежат ключи.

– От машины, – подсказывает он. – Лучше шанса не будет.

– Там забор.

– Там ворота. Они открываются кнопкой, вот эта, синяя, – он перебирает связку пальцами и находит нужную кнопку. – Должно сработать.

Расстояние и, правда, оказывается некритичное, сигнал пробивается и заставляет коричневые панели ползти вверх одну за другой, открывая выезд с участка.

– Тебя проводить? – он подхватывает мою ладонь и вкладывает в нее связку ключей, после чего с силой сжимает, заставляя крепко сцепить пальцы.

– Ты отпускаешь меня?

– Нет. Ничего не получится, я не просто так выбрал это место, из него очень сложно выбраться. Но ты можешь попытаться, я ничего не сделаю тебе. Я только хочу побыстрее покончить с этой глупостью, чтобы ты, наконец, начала слушать меня, а не ждать, когда я отвернусь.

Он убирает руку, и моя ладонь повисает в воздухе. Я чувствую гладкий пластик брелка и заостренные края металла… Ключ, чертов ключ у меня в руке.

– Беги!

Его злой крик оглушает меня и срывает последний ограничитель. Я поддаюсь простому инстинкту и резко разворачиваюсь, кидаясь к раскрытой двери. Ведь я помню дорогу, помню весь путь от спальни к входной двери дома, его всего лишь нужно проделать в обратном порядке… Я ничего не вижу перед собой, не успеваю осмысливать, только вспышки-ориентиры, которые, к счастью, выводят меня на улицу.

Там действительно удивительно светло, как будто другой месяц по календарю. Подношу связку к лицу и пытаюсь найти нужный ключ. Когда мне, наконец, удается зажать его между трясущимися пальцами, я нажимаю кнопку сигналки, но ничего не происходит, центральный замок не отщелкивается. Я нажимаю снова и снова, вдавливая кнопку в корпус до хруста. Но нет, никакой реакции.

– Так не выйдет, – в спину ударяет его голос.

Я оборачиваюсь, вздрагивая всем телом, и вижу, как он неспешно приближается.

– Я дал тебе ключ от другой машины.

Он становится всё ближе.

– Не подходи, – качаю головой, словно его можно так легко отговорить, – нет…

Я отступаю от машины и понимаю, что мне ничего не остается. Я повторяюсь и вновь срываюсь с места, кидаясь к воротам. Там простор, та бетонная дорога, которая ведет неизвестно куда, и еще лес неподалеку. Хотя сейчас мне все равно, что там, это как граница, которую надо пересечь. Хотя бы попытаться… И я бегу вперед, к выходу. Бегу дальше и сворачиваю к обочине, чтобы спуститься с трассы. На открытой местности никаких шансов, но до линии деревьев так далеко, равнинное поле вдруг занимает весь горизонт.

Нужно бежать, просто бежать…

И не думать о погоне, которую уже слышно. Я различаю грубые шорохи и понимаю, что не ошиблась, когда оценивала его в комнате. Он действительно быстрый, или даже хуже, с ним невозможно соревноваться. Я слышу, как он набегает, как его шаги становятся громче и тяжелее. Они стучат прямо за спиной, и уже так близко, что я боюсь оборачиваться.

Нет, его нет, пусть его не будет!

– Хватит, – он касается моего локтя и тянет.

Мягко. И я вдруг понимаю, что уже давно не бегу, а едва плетусь вперед, упорно переставляя ногу за ногой. Я не могу остановиться, скорее свалюсь на землю, чем смогу стоять.

– Остановись, – в какой-то момент он выныривает передо мной и закрывает своим телом дорогу. – Достаточно.

Он даже не сбил дыхание, а у меня темно перед глазами. И я не понимаю, каким чудом еще стою на ногах. Хотя чудеса спрятаны в мужских руках, это он держит меня. Когда меня касается догадка, я вскидываю руки и следом ударяю его. Наотмашь, по лицу. И вскипевшая злость дарит мне авансы, я нахожу силы, чтобы ударить снова и снова. Уже по корпусу, потому что он отклоняется, чтобы уберечь лицо. Но не больше, он остается стоять передо мной и молча терпит удары.

– Достаточно?! – кричу я. – Теперь достаточно!

Глава 3

Я нахожу себя в доме, Кирилл донёс меня, пока я пыталась успокоиться. После истерики приходит затишье, я вымотана и чувствую себя так, словно мне дали дозу успокоительного.

Хотя это обычное безразличие. Он добился своего, я убедилась в невозможности побега и затихла.

– Чай должен быть здесь, – протягивает мужчина, смотря на полки.

На отделке кухни планы как раз сломались. Она стоит полусобранная, с шкафами без фасадов и пустыми отверстиями в каменной столешнице. Дорогая техника пылится в заводских картонках у дальней стены, там же стянуты тележки на колесиках, на которых стоят коробки поменьше. И целые россыпи дизайнерских буклетов – плитка, покраска стен, авторская мебель, витражи – кто-то просматривал их, странички смяты и надорваны, и кто-то выбирал, цветные стикеры выглядывают над корешками.

– Пусть будет черный, – отзываюсь я, когда зеленый чай не находится. – Неважно.

Я смотрю, как он надрывает упаковку крепкими пальцами.

– Здесь никто никогда не жил?

Он замирает на мгновение, будто ждал такого вопроса меньше всего, а потом коротко смотрит на меня. И вновь поспешно останавливает простое движение, на этот раз его взгляд касается мочки моего уха. Но не выше, лица он по-прежнему избегает.

– Здесь ремонт, – отвечает он и ставит высокую кружку с чаем передо мной. – Еще много дел… не получается завершить.

– Дом твой?

– Да.

– Наверное, один из?

Кивает. И вновь молчит, с ним сложно вести светскую беседу ни о чем.

– И несколько машин, – добавляю я.

Я никак не могу уложить его образ и его действия. И деньги мне мешают больше всего. Какого черта, другими словами? Неужели, ему больше нечем заняться и приходится тратить часы на нервные взгляды незнакомой девушки. Я думала, большие деньги почти синоним разнообразия, а оно уж одарит увлекательным сценарием на любой вкус, даже на клинически больной. Или это новое то ли изощренное, то ли изысканное развлечение для закрытых клубов? Когда гольф окончательно приелся?