Янка при дворе царя Петра

Янка ничего не заметила, она была уверена, что никто ее не увидит. Она тщательно вымылась при помощи куска мыла, захваченного в поход. Потом, одевшись, немного прогулялась по берегу, пока не высохла одежда и пошла во дворец.

* * *

Итак, началась жизнь на переславльской верфи, где на озере строили корабли. Жизнь эта была похожа на армейскую. Каждый день с утра пораньше пела труба, и все, от рабочего до самого главного инженера спешили на сбор. Опоздавшим доставалось в зависимости от ранга: кому батоги, кому ругань из уст самого царя. Потом Петр раздавал распоряжения, и когда все рабочие расходились по местам, собирал совет из инженеров, корабельных мастеров и стольников. Потом гонялся по кораблю, следил за работой или тоже работал где-нибудь в трюме. Стольники усердствовали перед ним, а когда он не видел, просто баловались и зубоскалили. У Янки тоже было дело, она вязала ванты морскими узлами, которым научил ее корабельный мастер и кузнец из Голландии Гаррит Кист. А так же между делом Янка не забывала фотографировать самое интересное. Работа начиналась в пять утра, потом был послеобеденный отдых и, затем продолжалась до заката. А по вечерам Янка собирала всех стольников вместе с Петром у костра и начинала что-нибудь рассказывать или петь. Ну, а когда уж очень уставали, то расползались спать сразу.

* * *

Утром Янке ужасно не хотелось вставать, особенно после тяжелого дня накануне. Недалеко пела труба, Янка с трудом открыла глаза и удивилась: она спала в стоге сена прямо возле конюшни. Потом зевнула и прислушалась: со всех сторон слышался топот, голоса. Во дворце тоже хлопала дверь. Вот общество придурков, подумала Янка сквозь сон, хоть в лепешку расшибитесь, ни за что не встану. И она поглубже зарылась в сено. Сквозь сон она уже слышала стук топоров на озере. Вдруг:

– Здесь он, мин херц! – раздалось рядом.

Сердитый голос Петра приказал Янке вылезать. Янка недовольно высунулась из сена. Перед ней стояли Петр и Меньшиков. Не увидев Янку на построении, Петр очень рассердился и пошел ее искать. А Меньшиков обнаружил Янку по эфесу шпаги, который предательски торчал из сена.

– Ну, чего? – сонно спросила Янка.

– Иди сюда! – приказал Петр, едва сдерживая гнев. Янка нехотя вылезла из стога и отряхнулась. Петр, молча сделал Алексашке знак, и тот ушел. Янка окончательно проснулась и вопросительно посмотрела на Петра.

– Ответь мне, юнга, – сдержанно начал Петр. – Ты сигнал слыхал?

– Какой сигнал? – не поняла Янка.

– Сиречь трубу! – пояснил Петр, сдвинув брови.

– Ну, слыхал.

– А что общий сбор по сигналу знаешь?

У Янки упало сердце: совсем из головы вон! Вот незадача!

– Знаешь?! – уже яростнее повторил Петр.

– Я забыл, – тихо пробормотала Янка, опустив глаза.

– А что за сие бывает, тоже забыл?! – загремел на нее Петр. Он был взбешен, и от этого никак не мог отстегнуть от пояса линек (это такая неприятная штука, похожая на обрезок каната с узлом на конце). Янка уловила это движение его руки и схватилась за шпагу. Он побелел:

– Ты что?!

– А ты?!

– Я не шучу!

– Я тоже! – она выставила вперед шпагу и тоже побледнела. – Брось! – велела она Петру, указав на линек. Он повиновался и отошел, возмущенно недоумевая. Она, не сводя с него глаз и шпаги, ногой отбросила линек подальше.

– А теперь я хочу тебе сказать, – глуховато начала Янка, – я впервые забыл о сборе, потому что устал как черт. А ты? Я ведь первый раз… – она укоризненно посмотрела на уже остывшего Петра, вложила шпагу в ножны и ушла на верфь.

* * *

Весь день она усердно работала под присмотром Киста, но стоило Петру посмотреть в ее сторону, она показывала ему язык и сердито отворачивалась. Ему становилось неловко. Вечером она не пришла к костру, возле которого уже все собрались, и Петр пошел ее искать. Нашел ее на берегу озера. Янка стояла и пускала блинчики по воде. Он подошел, она не прореагировала. В нем начало вскипать бешенство, но он сдержался.

– Янка, ну чего ты, пошли.

– Не хочу, – в голосе ее слышалась обида.

– Ну, хочешь, прощения попрошу? – в отчаянье брякнул Петр, ему очень хотелось помириться с Янкой, но как, он не знал. Она усмехнулась:

– Ты что мне одолжение делаешь?

Он засопел и вдруг крикнул:

– Долго ты мне жилы мотать будешь?! – и в отчаянье сел на песок, уткнувшись лбом в колени. Янка присела рядом, он всхлипнул. Она потрясла его за плечо:

– Э, Пит, ты чего?

Он дернул плечом. Ей стало даже смешно. Она снова потрясла его:

– Да ты что, ревешь, что ли? – Янка фыркнула от смеха. – Вот это номер, царя до слез довел! Просто сенсация! Ты че, серьезно? Да успокойся ты! Я уже не сержусь! Ну?!

Он поднял голову, мокрыми глазами взглянул на нее:

– Ты,…правда? – он шмыгнул носом.

– Правда, правда. Ты только утрись, перед ребятами неудобно. Эх, никак мы друг друга не поймем. Пошли, – она вздохнула, и они пошли к костру.

* * *

Усевшись у костра, Янка начала рассказывать сказку о Мальчише Кибальчише, которую в глубоком детстве ей читала бабушка. Ребята притихли и внимательно слушали, переживали. Петр хмурился.

– И тогда Главный Буржуин сказал: «Подите, буржуины, и погубите этого Мальчиша!» – Янка сделала паузу, и на несколько секунд воцарилась тишина. Было только слышно, как потрескивает костер да в траве сверчат кузнечики. Янка обвела взглядом напряженные внимательные лица ребят и продолжала:

– И погиб Мальчиш Кибальчиш… Но так же как громы загремели боевые орудия. Также как ветры ворвались конные отряды, и также как тучи понеслись красные знамена. Это наступала Красная Армия. И в страхе бежал Главный Буржуин, громко проклиная ту страну с ее удивительным народом, с ее непобедимой армией и с ее неразгаданной военной тайной, – торжественно шпарила наизусть Янка. – А Мальчиша Кибальчиша схоронили на зеленом бугре у Синей реки, и поставили над могилой большой красный флаг, – она замолчала и оглядела притихших слушателей.

– Здорово! – сказал, наконец, Меньшиков. – Такой малой, а за родину смерть принял!

– Да, ерой! – согласился Иевлев.

– Однако, сие сказка, – вздохнул Петр. – Хоть и конец печальный, – он подбросил в огонь сухой травы. Янка все равно была довольна, что сказка произвела впечатление. Но тут лицо ее омрачилось, и она вздохнула.

– Ты чего? – спросил ее Воронин. – Еще бы чего рассказал.

– Я вот здесь, – в раздумье сказала Янка. – А у меня там уже всероссийский розыск наверно объявили. Прикиньте, пошел человек в поход и как сквозь землю провалился. Теперь предков с симпозиума выдернут. Ой, чего будет, когда вернусь! – Янка покрутила головой и свистнула. Все сочувственно посмотрели на нее, хотя поняли мало, за исключением Петра. Он усмехнулся:

– Что, выпорют?

– Это твой метод, – возразила Янка. – Меня родители пальцем никогда не трогали. Хотя, лучше бы это, чем выслушивать разные нотации и воспитательные лекции, – она махнула рукой. – Ничего, как-нибудь выкручусь.

– Ты герой, – засмеялся Петр, и сказал, обращаясь к ребятам. – Иевлев и Воронин проверить караулы, остальные – спать!

И все пошли во дворец.

* * *

На другой день Янка как штык была на сборе. Потом смотрела, как спускают на воду новенький корабль, а затем, когда поставили мачты и закрепили реи, помогала ставить паруса и ванты.

Чуть ближе к вечеру Петр решил отправиться на этом корабле по озеру, чтобы проверить его в деле. А следить за работами на верфи оставил Ромодановского, который прибыл из Преображенского вместе с дядюшкой Петра Львом Кирилловичем (они привезли поклон от царицы) и двух корабельных мастеров голландцев.

Новенький двухмачтовый корабль под названием «Марс» предстояло подвергнуть испытанию. Собрав стольников и матросов, Петр велел отдать концы и отправился в плавание. Янке нравилось все: и огромное озеро, и новый корабль. Конечно, это судно было еще не очень большое, чуть больше прогулочного катера, но зато настоящее.

* * *

Петр стоял у штурвала, расставив ноги и сжав поручни. Ветер трепал его темные кудри и раздувал полотняную рубашку. Янка, облазив весь корабль, подошла к нему.

– Почто без дела? – спросил ее Петр.

– Я все сделал, – не сморгнув, соврала Янка. – Дай порулить. – попросила она.

– На, – согласился Петр и уступил ей место у штурвала. – Держи курс по компасу норд-норд-вест. – сказал Петр и указал на компас, привинченный рядом. Янка кивнула и взялась за штурвал. Петр прошелся по палубе, потянулся и ушел в кубрик. Корабль шел плавно, почти без качки. Вскоре Янке стало одиноко и скучно. Вдруг откуда-то сверху спрыгнул Яким.

– Ты, Янка? – удивился он, вытирая руки о штаны. – На посту рулевого?

– Ну, я, – важно ответила Янка, сделав вид, что напряженно следит за компасом.

– А коли, паруса заполощешь? – начал приставать Яким. – Ведаешь, что будет?

– Догадываюсь, – усмехнувшись, коротко ответила Янка. – Иди себе, не мешай. Завидуешь, завидуй молча!

– Вот еще! – возразил Яким, прохаживаясь по палубе возле нее. – Просто упреждаю, чтобы под линек не попасть.

– Забота! – проворчала Янка, переложив штурвал по курсу. – Шел бы да делом занимался!

– Ты-то деловой! – начал задираться Яким.

– Уйди по-хорошему, Яким, а то пожалеешь! – предупредила Янка, не спуская глаз с компаса, хотя уже практически не видела стрелки от вскипавшей злости. А он подтрунивал над ней:

– Ой-ёй, напужал! Да я сильнее тебя, мне уже скоро шестнадцать! А тебя индюк соплей перешибет! – Яким раззадорился, озорство светилось в его зеленоватых глазах.

– А вот это уже оскорбление! – сквозь зубы процедила Янка, последними усилиями сдерживаясь, чтобы не бросить штурвал. На палубе появился Иевлев, подошел к Янке.

– Устал, Янка? Давай сменю, – он занял ее место. Она облегченно вздохнула, бешено оглядела палубу, подбежала к Воронину, сидевшему на рулоне каната, и вцепилась в него.

– Щас я тебе такого индюка покажу!

– Пусти! – Яким оторвал ее от себя и поднялся. – Подумаешь, уж и пошутить нельзя! – он усмехнулся и хотел было уйти. Но от Янки это было не так-то просто. Она резко развернула его к себе и приемом самбо кинула через бедро.

– Это тебе за индюка! – выдохнула она.

– Ах, так! – взвинтился Яким и вцепился в Янку. Она опять кинула его через бедро. Он рухнул в моток канатов, которые были сложены у борта.

– А это тебе за меня! – сказала Янка, удовлетворенно глядя, как Яким выбирается из канатов. Он уже разозлился и кинулся в драку. Они свалились в угол между бочками. Янка оказалась проворнее Якима и, вывернувшись, уселась на него верхом.

– Проси прощения, хвастун! – бешено выдохнула она, покраснев.

На палубу вышел Петр, заметил какую-то возню за бочками и с интересом пошел посмотреть. Опять Янка дерется только теперь с Якимом. Петр гневно крякнул, вытащил Янку за шиворот, тряхнул и поставил на ноги.

– Как о стену горохом! – выдохнул он. – Быстро в каюту! – велел Янке и шлепнул ее. Она недовольно сопя, молча пошла в каюту. Петр кинул сердитый взгляд на Якима и погрозил ему кулаком. Тот быстренько испарился, чтобы не попасть под горячую руку. Петр еще огляделся, кивнул Иевлеву, стоящему у руля и пошел в каюту.

* * *

Янка, надувшись сидела на лавке. Петр вошел, прищурился.

– Вот объясни мне, может, я не понимаю чего, – без гнева, даже как-то спокойно заговорил он, – почему ты постоянно лезешь на рожон, задираешься? Это у тебя дома так принято, да?

Янка хмуро посмотрела на него, отвернулась.

– Нет, – тихо сказала она. – Просто я не люблю, когда меня достают! – она решительно взглянула на него. – Ну что, мне ложиться или может в угол встать? – она покраснела, кусая губы. Он усмехнулся, подсел рядом, обнял ее за плечо.

– Ты удивительный, странный и непонятный мне человек, – тихо сказал Петр. – Я никогда не встречал таких. Я не буду тебя наказывать, ты… – он вдруг взъерошил ей волосы и посмотрел в глаза. – Вот кабы не твой характер да не штаны, ты как девчонка, вон глазищи-то какие. Любая позавидует.

– Да иди ты! – Янка грубо вырвалась. – Хватит мне лапшу на уши вешать! Без девчонки своей уже соскучился?

Петр несильно дал ей подзатыльник, строго погрозил пальцем.

– А вот о ней говорить не смей! Остынь лучше! – велел он, и подсев к столу, начал писать письмо. Янка вздохнула, немного успокоилась и вдруг почувствовала себя утомленной. Она растянулась на лавке и задремала. Петр окончил писать письмо, обернулся, увидел: Янка спит. Он усмехнулся, подсел рядом и погладил Янку по волосам. Нет, не девчачий характер, слишком смелый, подумал он, тихо поднялся и вышел.

* * *

На палубе он подошел к Иевлеву.

– Ну, как, не сбились с курса?

– Точно идем, – ответил тот. – Молодец, Янка, ни на градус не сошел! А где он, государь?

– Умаялся, спит, – усмехнулся Петр. – А как с Якимом сцепился, видал?

– Видал, да только Яким сам виноват, он Янку еще у руля задирал. Кабы меня так, я бы тоже с ним побился!

– Вон как! – нахмурился Петр. – Яким стало быть зачинщик! – и крикнул. – Данилыч!

Меньшиков через секунду возник перед ним.

– А ну, смени Сильвестра! – и когда приказ был выполнен, Петр велел. – Сильвестр, ну-ка Якима ко мне! – а сам встал у борта.

* * *

Воронин торопливо подошел.

– Звал, государь?

– Звал, – не глядя на него, ответил Петр и велел. – А ну, сказывай, как было!

Яким посерел, и тускло сказал:

– Так я же пошутил, а он…

– Шутил?! – гневно оборвал его Петр, весь повернувшись к нему и сверля Якима взглядом. – С парусами шутил?! А ты ведал, что бы было, коли заполоскал Янка паруса?! Ведал?! – бешено вцепился он в Якима.

– Ведал, – совсем позеленев от страха, пробормотал Яким, дрожа как лист.

– Стало быть, под линек мальчишку, тать! – Петр врезал Якиму по челюсти, тот упал. А когда поднялся, Петр, не глядя на него, глухо сказал. – Прочь с глаз моих! – и крикнул. – Чтоб я тебя не видел! – топнул ногой. Яким исчез.

Петр еще постоял у борта, пока не прошло бешенство, потом подошел к Меньшикову.

– Данилыч, с берега дашь ему письмо к Гордону, да пригрози, чтоб доставил! – зло оскалился. – Видеть его не могу! Понял?

– Сделаю, мин херц. – спокойно кивнул Алексашка, продолжая следить за компасом. Петр хлопнул его по плечу и пошел в каюту.

* * *

На закате корабль бросил якорь возле какого-то монастыря. Янка проснулась и, выслушав несколько наставлений от Петра, касаемо поведения, отправилась со всеми на берег. На нем уже стояла делегация монахов во главе с патриархом. Все они в пояс поклонились подошедшему Петру.

– Здрав будь во веки веков государь, надежда наша, – сказал патриарх. Петр поцеловал ему руку и тоже поклонился.

– Здравствуй, святой отец, – смиренно ответил он, – не оставь в ночи, прими братьев своих под кровлю.

– Просим, государь, – еще раз поклонился патриарх и увидел Янку. – С тобой отрок, государь? Подойди ко мне, сын мой! – обратился он к Янке. Она подошла, немного заробев.

– Как тебя звать?

– Янка, – смущенно ответила она.

– Не из поляков будешь?

– Немного, – кивнула Янка. – Дед у меня поляк.

– Значит одной веры, христианской. Православный?

– Наверное, – пожала плечами Янка и совсем смутилась.

– Как так? Крещеный?

– Не знаю.

– А который же тебе год? – удивился патриарх.

– Четырнадцатый, – соврала Янка, честно глядя на патриарха.

– Однако надо мальчонку крестить, государь, – сказал патриарх, когда они медленно шли в сторону монастыря. – Не гоже ему нехристем-то ходить.

– Что ж, завтра и окрестим, – сказал Петр. – Я сам крестным буду. А, Янка? – он посмотрел на нее. – Ты как, согласен?

– Вау! Круто, Пит! – восхищенно ответила Янка.

– А родители что ж тебя не окрестили? – снова спросил патриарх у Янки.

– Тут я не в теме, честно говоря, – пожала она плечами. – Бабушка коммунисткой прожженной была. А предкам все время некогда, они вечно в командировках. Поэтому наверно мне не повезло.

– За родителей ты не в ответе, а вот их ошибку мы завтра исправим, – сказал ей патриарх, мало что поняв из ее рассказа.

* * *

Они вошли в монастырь. Янке, конечно, было любопытно, но там не понравилось. Длинный коридор был освещен сальными свечами. По обе стороны кельи и только в трапезной более менее. С дороги Петр пошел в баню вместе со стольниками. Звал Янку, но она отказалась.

– Что же ты, Янка? Ведь крестины завтра, не гоже тебе немытым быть, – укорил ее Петр.

– У меня от жары голова болит, а душа как я понимаю, здесь нет, – нашлась Янка, – я на озере скупнусь.

Они вышли на монастырский двор. Петр пошел в баню, недоумевая все-таки янкиному отказу, а Янка нырнула в калитку, находящуюся в высокой монастырской стене, от которой шла тропка к озеру.

– Смотри, не долго, поздно уже! – крикнул ей вдогонку Петр.

– Ладно! – донеслось до него уже с берега.

Янка быстро вымылась, предварительно тщательно замаскировавшись в камышах.

* * *

После бани ужинали в трапезной пирогом курником с квасом.

– А как разбойники в лесах, пошаливают? – прихлебывая квас, спросил Петр у патриарха.

– Да не сказать, чтоб шалили, но есть, – ответил патриарх, – однако не разбойники страшны, государь, слуги Софьины повсюду рыщут, опасно тебе очень-то разъезжать. Но у нас будь покоен, люди верные.

– Спасибо, отче, – сказал Петр, чуть нахмурившись, лицо его сделалось озабоченным. Потом тряхнул кудрями, словно отгоняя мрачные мысли. – Что ж, спасибо за хлеб-соль, спать, наверное, надо, а то крестины завтра. Вон и будущий крестник уже носом клюет. – Петр засмеялся и потрепал Янку за еще влажные волосы. Патриарх поднялся, за ним поднялись все остальные.

– Пойдемте, провожу вас в ваши кельи, – сказал патриарх и вышел из трапезной. Все пошли за ним.

* * *

Келья, в которую привел патриарх, была небольшая, и чувствовалось предназначенная специально для гостей. Небольшое окошко, совершенно гладкие стены, возле окна стол, в углу икона с лампадой, две кровати у противоположных стен, лавка у стола, вот и вся мебель.

Стольников разместили в соседних кельях. Петр велел Алексашке спать тут, как он выразился, ну а Янка была уже чем-то самим собой разумеющимся. Так как кровати было только две, Меньшиков великодушно уступил ее Янке, а сам улегся на привычное для себя место на лавке, подстелив на нее одеяло. Янка тоже проявила великодушие и предоставила Алексашке свою подушку, так как вообще не умела на них спать. Он было, сначала отказывался.

– А как же ты, Янка?

– Бери, все равно она ночью на полу будет, такой вот я спальник, – она улыбнулась.

– Ну, все, кончайте базар! – вмешался Петр, уже устроившись на своей кровати. – Алексашка, туши огонь!

Меньшиков задул свечу и заворочался, поудобнее укладываясь на лавке. А Янка таращила глаза в темноту. Когда они немного привыкли, она увидела через окно, что на небе мерцают звездочки. Янка приподнялась на локте, чтобы лучше видеть. А как их много, подумала она с восторгом, обожаю смотреть на звезды. Она села на кровати, но обзор звездного неба сквозь такое скупое окно не увеличился. Тогда Янка тихо слезла с кровати и на цыпочках приблизилась к столу.

– Куда? – раздался в темноте голос Петра.

– Я только чуть-чуть, на звезды посмотреть, – шепотом попросила Янка.

– Марш в кровать! – в полголоса велел Петр. – Не то я тебе на заднице такие звезды нарисую, неделю сидеть не сможешь! Живо!

– Ну, Пит, ну, немножко…

– Я кому сказал! – гневно прошипел Петр.

– Ляжь, Янка, для ради Бога от греха! – вставил голос Алексашка. – Не гневи Бога!

– И меня тоже! – добавил Петр. – Спи, Янка.

Она вздохнула и повиновалась. Но как нарочно спать не хотелось (еще бы, выспалась на корабле). Хоть глаз коли, подумала Янка, вот елки! И еще, словно бес подмывал ее подняться и уставиться в ночное небо. Ладно, подумала Янка, сейчас они выключатся, тогда и насмотрюсь, сколько захочу.

* * *

Лежа с открытыми глазами, Янка прислушивалась к дыханию своих «воспитателей». Первым засопел Алексашка, а Петр еще поворочался, повздыхал, наконец, и он засопел ровно. Порядок, подумала Янка, и тихо спустила ноги с кровати. Обулась и снова подошла к столу. Заглянула в окно, но скоро ей надоело рассматривать маленький квадратик неба, ограниченный окошком. Пойду, подышу на волю, решила она и, осторожно ступая, неслышно вышла из кельи. В коридоре монастыря было удивительно тихо, только было слышно, как во дворе монастыря постукивает колотушкой сторож.

Янка осторожно прошла по коридору, тускло освещаемому сальными свечами и на всякий случай посмотрела на часы. У, только одиннадцать, усмехнулась про себя Янка, детское время.

* * *

Она вышла во двор и тут же столкнулась с монахом-сторожем.

– Эй, малец, ты чего тут? – тихо спросил сторож.

– Да так просто… – немного смутилась Янка.

– Ты может до ветру? Так за угол зайди, – сторож указал ей направление.

– Ага, спасибо! – уцепившись за эту идею, кивнула Янка и быстро забежала за угол.

Сторож, стуча колотушкой, пошел дальше, а Янка побежала вдоль высокой монастырской стены. Увидела небольшую дверцу в стене, и, не задумываясь, вышла за стену наружу. Осмотрелась. Монастырь стоял как на необитаемом острове – вокруг был только лес. Без гитары и сумки, которые Янка оставила на корабле в каюте Петра, было довольно непривычно, как-то пусто в руках. Поэтому она засунула руки в карманы и не спеша, пошла вдоль стены, глядя в небо. Вот это был обзор! Любуясь, Янка даже не заметила, как отошла в сторону леса.

Янка нашарила в кармане три золотых из подаренных Петром, которые она взяла с собой на всякий случай, и проверила привязанный к резинке в рукаве складной нож, тоже взятый на всякий случай. Крепко пахло травами, земляникой, сверчили кузнечики, где-то квакали лягушки. Янка присела возле какого-то дерева на траву и уставилась в усыпанное звездами небо XVII века. Засмотревшись, Янка забыла все на свете.

* * *

Вдруг… тонкий ее слух уловил тихий говор и шорох шагов. Янка прижалась к дереву, отползая немного в траву. От леса отделились две тени. Янка насторожилась, романтическое настроение мгновенно улетучилось. Она бесшумно спряталась за ближайший куст и стала наблюдать. К дереву, возле которого она только что мечтала, подошли двое мужчин в стрелецкой одежде. Янка затаила дыхание.

– Федька сказал, что царский щенок вроде вышел оттель. – он кивнул в сторону монастыря. – И чего ему не спится? – он зевнул и почесался.

– И на кой черт Софье сей мальчишка? – недовольно сказал второй. – Вот ищи его теперя, эка темнотища, хоть ба луна была.

– Его, Федька сказывал, уж давно у младшего-то государя приметили. Больно уж, говорят, умен. Софье, вишь, зело интересно, чего государь поделывает, вот она и велела того щенка изловить, да и выспросить. Дитё, известно быстрее скажет, чем кто другой.

Янка похолодела. Интересно, подумала она, их только двое или целый гарнизон. Ей стало не по себе. А стрельцы, тем временем приблизились к ее кусту, оглядывая деревья.

– И чаво нас с тобой послали? – снова заговорил один из них. – Наврал твой Федька, нету тут никого.

– Да нет, он вроде к леску двинул, далеко не ушел, где-то тут ходит, пошли дальше.

Надо сматываться, подумала Янка, и только хотела отползти на четвереньках подальше, как под ногой громко треснул сучок. Янка мысленно выругалась и замерла. Стрельцы тоже остановились.

– Слыхал? Вроде ходит кто-то.

– Да нет, почудилось.

– Глянь, а куст будто шевелится!

Они подошли к янкиному кусту. Она замерла и даже затаила дыхание. Стрельцы снова прислушались.

– Ветер, наверное, – сказал один. – Пойдем дальше, поглядим.

* * *

Они отошли, а у Янки как на грех защекотало в носу. Она обеими руками зажала его, чтобы не чихнуть. Если чихну, мне конец, пронеслось в голове. А проклятый чих прямо как пером лазил в носу и провоцировал Янку на это самоубийство. Только бы они отошли подальше, мысленно молила она, теребя и зажимая нос, едва не отрывая его. Щекотание вроде прекратилось, Янка облегченно вздохнула и тихонько поползла в сторону монастыря, прислушиваясь к каждому шороху. Но на этот раз слух ее подвел, стрельцы ушли не очень далеко. Янка обнаружила это только когда высунулась из травы. И, не успев зажать нос, громко чихнула. Стрельцы обернулись на шум.

– Гляди-ка, вот он! Окружай его! – они с двух сторон пошли на Янку. Путь к монастырю был отрезан, оставался только лес. Янке некогда было думать, и она бросилась бежать.

– Ах ты, дьявол! Стой, щенок! – и стрельцы бросились за Янкой.

* * *

Петр проснулся ровно через час после того, как Янка тайком ушла из кельи. Ему захотелось пить, и он растолкал Алексашку.

– Сашка, черт, спишь? Дай квасу!

Меньшиков очумело вскочил с лавки, почесываясь, налил в кружку квасу из кувшина, стоящего на столе, подал Петру и зевнул. Петр напился и мельком глянул на янкину кровать. Пусто! Он сорвался с места: