Словно птица

Глава 4

Я не помню, когда была у дедушки последний раз. Кажется, летом, много месяцев назад. Папа старается не видеться с ним зимой: говорит, тогда он становится слишком сварливым, с ним бывает нелегко найти общий язык.

До съезда к дедушкиному дому всего несколько миль по кольцевой дороге, но я все равно не спускаю с папы глаз. Он едет медленно, но уверенно, его кожа постепенно принимает естественный оттенок. На дедушкиной улице меня охватывает странное чувство. Изгородь кажется маленькой и безжизненной. Но ведь сейчас зима. Я разглядываю молочную ферму, которую построили по соседству, – дедушка ее ненавидит. Одна из коров поднимает голову и внимательно смотрит на нас.

Мотор гудит, когда колеса пытаются проехать через лужу на подъездной дорожке. Дом выглядит таким же, каким я его помнила с последнего визита, может, только чуть менее ухоженным. Большое дерево перед домом без листьев кажется каким-то хрупким, калитка покосилась. Собаки не бегут нам навстречу, как это бывало раньше. Когда папа глушит мотор, становится понятно, как здесь тихо и холодно. Папа быстро выходит из машины и направляется к багажнику.

– Я возьму его, – говорю я и тянусь к лебедю.

– Я же сказал тебе, со мной все в порядке, – рычит папа, начиная злиться.

Он подсовывает руки под птичье тельце и поднимает его. Я бегу вперед и звоню в дверь. Ответа нет. Спешу к задней двери. Папа медленно идет за мной. Я слежу за ним как можно незаметнее, стараясь понять, выглядит ли он так же плохо, как в заповеднике. Но вроде бы ему лучше. Он почти такой же бодрый, как обычно.

Дедушка на веранде: сидит в плетеном кресле и смотрит в поля, простирающиеся за домом. Я поворачиваю голову и стараюсь понять, что же он там увидел. Коровы… поля… Его озера отсюда не видно. Встав на цыпочки, прислушиваюсь, не кричат ли лебеди: вдруг стая прилетела именно сюда? Но папа уже догнал меня и понял, что я стараюсь разглядеть.

– Невозможно, – говорит он. – Для лебедей теперь все слишком застроено. Молочная ферма им точно не понравится.

Я продолжаю стоять на цыпочках, всматриваясь в блестящую на солнце воду, но озеро далеко, поле очень большое и на нем слишком много коров.

– Но ведь стае нужно было где-то остановиться.

Папа качает головой:

– Это озеро испортили коровы. – Он оборачивается и смотрит на дедушку, сидящего на веранде. – Открывай дверь.

Щеки у папы снова покраснели, мускулы лица напряглись. Дедушка до сих пор нас не заметил, так что мне приходится стучать в окно, чтобы привлечь его внимание. Увидев меня, он широко открывает глаза, как будто старается сообразить, кто я такая. Слышно, как начинает рычать его старый пес Диг. Дедушка смотрит поверх моего плеча и, заметив папу с лебедем на руках, крепко сжимает губы. Потом достает ключ из-под пустого цветочного горшка и открывает дверь.

– Зачем вы мне это притащили? – сразу спрашивает он.

– Это вместо приветствия? – бормочет папа.

Я делаю шаг вперед и начинаю объяснять:

– Лебедь налетел на провода линии электропередачи у болот над заповедником, и мы подумали, что ты сможешь ему помочь.

Папа кивает, подтверждая мои слова.

Дедушка поднимает глаза к небу.

– И он жив?

– Пока что да, – отвечает папа.

Дедушка отворачивается.

– Вы же знаете, я не лечу лебедей.

Я хватаю его за руку.

– Пожалуйста, – прошу я и быстро перевожу взгляд на папино лицо. – Просто помоги нам донести его до твоей операционной.

Проследив за моим взглядом, дедушка тоже начинает внимательно всматриваться в папино лицо. Наверное, и он замечает, что папа неважно выглядит, потому что неожиданно вздыхает и протягивает руку к лебедю. На папином лице ясно читается удивление, когда дедушка подхватывает птицу и забирает ее из папиных рук. Но на лебедя дедушка не смотрит. По-прежнему не сводя глаз с папы, он тихо говорит:

– Теперь не волнуешься из-за того, что у меня дрожат руки? – бормочет он.

Я вдыхаю поглубже и готовлюсь к их спору. Обычно при встрече рано или поздно они начинают пререкаться.

Но сейчас дедушка медленно выдыхает.

– Смелое решение – привезти его сюда, – говорит он.

– Это была идея Айлы, – отвечает папа и кивает в мою сторону. – Я собирался отвезти его в нормальную клинику.

Я хватаю дедушку за руку и веду к старому дому, пока он не успел ничего ответить папе.

– Тебе не тяжело? – спрашиваю я.

Но дедушка как будто совсем не ощущает веса лебедя. Пока мы идем к дому, я еще раз оборачиваюсь и смотрю на поля. Никаких птиц в небе. Их нигде не видно. И лебединого клича тоже не слышно.

Я включаю свет в операционной в старом доме. Все выглядит так же, как мне помнилось, только пахнет по-другому. Медицинские плакаты на стенах пожелтели по краям; углы, приклеенные липкой лентой, загнулись. Дедушка несет птицу через приемную сразу в операционную и кладет на металлический стол. Папа отстал от нас лишь на пару шагов; он закрыл дверь перед носом у Дига.

В операционной запах ощущается сильнее. Пахнет одновременно чистотой и смертью, как будто все поверхности здесь до блеска оттер скелет. Помню, как мы последний раз собрались здесь все вместе. Это было года два назад. Тогда между нами лежал другой дедушкин пес, Роки, весь в крови: его переехал грузовик. Когда дедушка сделал псу обезболивающий укол, его голова откинулась набок. Он так и не проснулся.

Папа со скрипом приоткрывает окно и встает у него, глубоко дыша. Потом замечает, что я смотрю на него, и кивком головы указывает мне на лебедя. Я возвращаюсь к дедушке. Он ощупывает птицу. Качает головой, касаясь крыльев. Я протягиваю руку и глажу лебедя по шее, дотрагиваюсь до холодных мокрых перьев.

– Ты можешь помочь ему? – спрашиваю я.

Дедушка не отвечает, только продолжает надавливать пальцами на тело лебедя в разных местах. Потом поднимает взгляд к папе.

– Мы не могли оставить его, – тихо говорит папа. – Он бы там умер.

– Он все равно умрет, – отвечает дедушка. – На нем живого места нет.

Я отхожу от стола. Не хочу ему верить. Но глаза лебедя уже начали закрываться, а в горле слышится ужасный булькающий звук.

– Ты ничего не можешь сделать?

Дедушка переводит взгляд с папы на меня. В его лице что-то меняется, выражение становится мягче.

– У птицы серьезно сломано крыло, – говорит он. – Я могу попробовать зафиксировать его, но подозреваю, что у него еще случился разрыв печени при падении в воду. Вот почему он издает такие звуки.

Папа отходит от окна и приближается к дедушке.

– Ты ведь можешь что-нибудь сделать, – говорит он, глядя на него в упор; его щеки раскраснелись. Я вспоминаю, какой больной и горячечный вид был у него в заповеднике, когда он опирался рукой о машину. Не хочу, чтобы сейчас это случилось снова.

– Попробуй что-нибудь, – шепчет папа.

– Может, пулю?

Они смотрят друг на друга. Лебедь слегка шевелит лапой, и я снова перевожу на него взгляд, думая, как, наверное, сейчас больно этой несчастной птице. Но она очень мужественно переносит мучения, это уж точно. Когда я снова поднимаю глаза на папу, он смотрит на меня: наверное, хочет понять, собираюсь ли я плакать. Но, как и лебедь, я хорошо умею скрывать свои чувства.

– Если птице так больно… – начинаю я, – может быть, дедушка прав.

Дедушка отворачивается и набирает в шприц лекарство, непонятную жидкость из стеклянного пузырька, потом слегка постукивает по шприцу. Поймав на себе папин взгляд, он хмурится. Его руки дрожат, когда он подносит иглу к шее лебедя. Я жду, что папа сейчас что-нибудь скажет, но он молчит. Но я знаю, о чем он думает. У дедушки так же дрожали руки, когда он вводил обезболивающее Роки.

– А это не убьет его? – спрашиваю я.

Дедушка сжимает кожу на шее птицы.

– Нет, ему просто станет легче. Но осталось уже недолго…

Мне кажется, он хочет сказать что-то еще, но не знает как. Вместо этого он давит на поршень и вводит лекарство. Я смотрю, как лебедь закрывает глаза. Кожа у него на веках дряблая и морщинистая – такая же, как на руках у дедушки. Пока лебедь еще дышит.

Дедушка вытаскивает иглу из птичьей шеи.

– Устрою ему там постель. – Он кивает на комнату в задней части домика, где раньше иногда оставляли на ночь небольших животных.

Я провожу рукой по сломанному крылу. Теперь лебедь не дрожит. Он крепко спит. Дедушка разворачивает меня спиной к себе и подталкивает к двери; я не спорю.

Папа с шумом закрывает окно.

– Пойдем, Айла, мы уезжаем, – тихо говорит он и кладет руку мне на спину.

Я успеваю заметить, что дедушкино лицо помрачнело. Он качает головой, а потом быстро выходит. Решительно направляется к дому и с грохотом захлопывает дверь на веранду.

Папа пожимает плечами.

– Он просто вредный старый сыч. Всегда таким был.

Папа быстро идет к машине. Я немного задерживаюсь; жду, когда дедушка снова усядется в плетеное кресло у окна. Но папа уже завел машину, и мне приходится поторопиться.

Глава 5

Когда мы возвращаемся домой, мама уже поджидает нас в дверях. Она переводит взгляд с моего лица на папино и обратно.

– У тебя снова болело, да? – Она хватает папу за плечи и не дает ему войти, пока он не посмотрит ей в глаза.

– Вроде того, – бормочет папа. – Но ты не о том беспокоишься. Лебеди врезались в электрические провода над заповедником.

Мама ведет его на кухню, не обращая внимания на его слова.

– Это случилось уже второй раз, да? – Она бросает на меня взгляд и понижает голос. – Тебе немедленно нужно к врачу.

– Да-да, конечно. – Папа отмахивается от нее и идет к Джеку, который сидит перед телевизором.

Тот двигается на диване, чтобы пустить папу, а папа сразу начинает рассказывать ему про лебедей.

– Электрические провода? – уточняет Джек. – И никаких предупреждающих знаков?

Папа качает головой:

– У птиц не было шансов.

Он плюхается на диван рядом с Джеком, и кажется, что из него сразу уходят все силы. Он становится мягким, как диван. Мама подходит ко мне, и я понимаю, что все еще стою в дверях; она берет мое лицо в руки; пальцы у нее холодные.

– Все в порядке, милая? – спрашивает она.

И с тревогой смотрит на меня. Я стараюсь сложить губы в улыбку, чтобы успокоить ее. Не обо мне ей нужно волноваться.

– Все хорошо, – говорю я.

Но еще мне хочется сказать, что у папы дела не очень, что в заповеднике он выглядел очень больным, однако мама уже прижимает меня к своему мягкому свитеру и запускает пальцы мне в волосы.

– Хочешь пиццу?

Я морщусь, когда мамины пальцы застревают в спутанных волосах. Она достает из сумки расческу и пытается меня причесать. Я уворачиваюсь, поднимаюсь наверх и снимаю заляпанные грязью штаны. Снова спустившись на первый этаж, я вижу, что папа тоже переоделся. Он опять сидит на диване, но уже в пижамных штанах. Я сажусь на пол и прислоняюсь к его ноге. Папа все еще говорит о лебедях, пытается вычислить, куда могла улететь остальная стая.

– Может, они развернулись обратно к северу? – предполагает Джек.

Папе в это не верится.

– В окрестностях есть и другие озера, – говорит он. – За фабриками и позади больницы. Лебеди все еще где-то поблизости.

– Ты это чувствуешь, да? – усмехается Джек.

Он всегда подшучивает над тем, что утверждает папа: якобы у него с лебедями есть какая-то духовная связь.

– Да! – усмехается папа. – Я бы почувствовал, если бы они улетели куда-то далеко, это точно!

Джек давится от смеха, папа тоже хихикает.

– Что? – спрашивает он, все еще улыбаясь. – Правда!

Мне на ум приходит та молодая серая самочка, которая кружила над болотом совсем одна. Интересно, папа почувствовал бы, если бы она улетела? Кто-нибудь вообще почувствовал бы это? Я перевожу взгляд на папу.

– А можно завтра после школы мы снова поедем высматривать лебедей? – спрашиваю я. – Может быть, стоит вернуться в заповедник?

Папа кивает. Но в дверях тут же появляется мама.

– Сначала к врачу, – рыкает она.

Папа примирительно поднимает руки и подмигивает мне.

– Прости, птенчик, – говорит он. – Скоро поедем.

Я снова отворачиваюсь к телевизору, прислоняюсь головой к папиной коленке. Даже приятно слышать, как он снова называет меня моим детским прозвищем. Он сто лет уже так не говорил. Так он начал называть меня, когда я только родилась и у меня еще даже не было имени. Он сказал тогда, что я похожа на птенчика, выпавшего из гнезда. Когда я слышу это прозвище, то снова чувствую себя маленькой и беззащитной.

Джек убавляет звук в телевизоре (идет какой-то сериал про больницу), чтобы поговорить с папой. Я замечаю, что брюки у него испачканы: наверное, утром играл в футбол. В прошлые выходные брат разрешил мне и Саскии пойти вместе с ним. Кажется, он абсолютно не переживал по этому поводу, хотя там собрались все его приятели. Иногда он бывает очень добрым. А может быть, ему просто стало жаль меня, ведь он знал, что Саския уезжает. Или мама попросила его взять нас с собой.

В сериале начинается сцена с операцией, и я отворачиваюсь от экрана. Лучше подумаю о том, как играла с братом в футбол; как Кроуви, друг Джека, передал мне мяч. Мне казалось тогда, что я могу бежать с ним вечно. Через все поле, под радостные крики Саскии, наблюдающей с кромки. И так до самой луны. Вот как я чувствую себя сейчас – как будто бегу. Перед глазами у меня стоят мертвые лебеди. А если бежать, можно как-то избавиться от этих образов. Чем быстрее бежишь, тем сложнее мыслям застрять в голове.

Папа принимается рассказывать Джеку, как лебеди врезались в провода. Брату интересна каждая деталь: какой был запах, какие кости были сломаны у лебедя, насколько холодной была вода. От этого разговора мне становится нехорошо. Я стараюсь не слушать, что говорит папа, стараюсь сильнее прижаться ухом к его пижамным штанам.

Потом звонит телефон. Мама берет трубку, и я чувствую, как папина нога напрягается.

– Мне жаль, что так вышло, Мартин, – говорит мама. – Сейчас я им передам.

Прежде чем войти в гостиную, она задерживается на несколько секунд. Я уже знаю, что собирается сказать мама. Вижу морщинку у нее на лбу: она старается придумать, как лучше нам об этом сообщить.

– Лебедь, да? – спрашиваю я.

Она молча кивает. Чувствую, как у меня за спиной вздыхает папа и откидывается головой на подушки дивана.

– Нужно было везти в нормальную клинику, – бормочет он.

Глава 6

Дождь хлещет в окна машины, когда мама везет нас с Джеком в школу. Она тихо рассказывает нам о папе, о том, что на этой неделе ему нужно пройти обследование.

– Врачи думают, что у него могут быть проблемы с сердцем, – объясняет мама.

Из-за шума дождя я не слышу, что она говорит дальше.

Я смотрю в окно, когда мы проезжаем по улице Саскии – точнее, по улице, где раньше жила моя подруга. На ее доме все еще висит табличка «Продается». Мне ужасно не хотелось помогать ей разбирать ее комнату на прошлой неделе; снимать все наши смешные совместные фото, которыми были увешаны стены. Так тяжело было смотреть, как ее семья садится в машину и уезжает. Я прижимаюсь лбом к холодному оконному стеклу и размышляю, каково будет без Саскии в школе. Сейчас она уже, наверное, в Глазго и сегодня пойдет в новую школу. Заведет новых друзей. Привыкнет. Забудет меня. Не хочу об этом думать. Вместо этого я шарю взглядом по небу. Ищу глазами стаю лебедей, хоть и знаю, что они не полетят так близко к городу.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.