bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 2

Я вышла из аудитории и позвонила Ване в полном восторге. Чтобы сообщить, что я определилась: хочу учиться на журфаке, на кафедре с очень сложным названием, где Арина читает курс стилистики и публицистики, которую я, вообще- то, раньше терпеть не могла.

– А потом пойду в аспирантуру! – выпалила я.

– С ума сошла? – усмехнулся Ваня.

– Почему это?

– Потом ты переедешь в Москву.

– Я ненавижу Москву.

– Да куда ты денешься, – уверенно ответил Ваня.

Через полтора года мы с ним расстались. Я ревела в подушку месяц. Однажды меня даже пришел утешать папа. Сидел рядом и вздыхал, гладил по спине, потом что-то говорил обрывками фраз. Я обнаглела в конец и курила в туалете по ночам. Родители делали вид, что не замечают.


В голове у меня на самом деле была только одна мысль – Ваня. Я встречалась с подругами, ходила в театры, гуляла по Петербургу, много читала – но все книги были написаны о нем, все актеры были похожи на него, все улицы Петербурга были давно исхожены с ним за руку, все подруги смотрели на меня участливо и иногда спрашивали, не объявился ли он.

Потом впала в анабиоз года на два. Не в буквальном смысле. Спала, ела, училась, работала корреспондентом на радио, потом в PR-службе страховой компании, писала речи руководству и заказные статьи в журналы. У меня случались романы, ни один из которых не оставил в памяти ничего – ни слова. Вела дневник, все из себя выписывала, выжимала до последней строчки самого скучного диалога. Меня окружали одни только герои, и каждое событие служило сюжетом, хотя никогда не оформлялось в рассказы, стоящие прочтения.

На втором курсе университета я написала первую повесть. Сюжет пришел из ниоткуда, питерским ветром в голову надуло, главный герой был похож на Ваниного лучшего друга, который мне нравился. Я подумала, что когда у меня была возможность, я выбрала не того парня. Рома был в меня влюблен, а Ваня… Эх.

Мне нравился сам процесс создания текста. Можно было придумывать все что угодно: взять героиню и сделать ей персональную бурю, и все прожить, все прочувствовать, прокричать, проплакать, просмеяться. Мне нравилось жонглировать словами, придумывая, как описать холодный рыжий свет фонаря в питерском парке, который несвежим апельсиновым соком лился на асфальт. Как-нибудь так.

Закончив, распечатала и дала прочесть папе: он был редактором окружной военной газеты, а мне нужна была рецензия. Рассказ лежал на его столе с моей подписью на первой странице.

К папе зашел его друг, писатель Аркадий Федорович, посвящавший свои произведения в основном бравым советским летчикам и воякам.

– Кто такая Инга, – спросил он.

– Моя дочь. Рассказ написала.

– Дашь почитать?

Через неделю Аркадий Федорович пригласил меня к себе в кабинет. Мы разговаривали с ним долго – о писательстве и о том, что помогает писать.

– Это большая честь, быть писателем, – сказал Аркадий Федорович. – Тебя будут читать другие люди. И ты, и они благодаря книгам сможете прожить не одну, а несколько жизней. Но времени мало. Лучше всего пишется, пока молодой, пока все отзывается в сердце рефреном, пока не закостенел окончательно и тело не подводит. Хватило бы сил все сказать, – улыбнулся он, показав стертые зубы. Его руки, жилистые и большие, покоились на столе, когда он говорил, пальцы были сомкнуты в замок. Я достала телефон, чтобы ответить на звонок – сказала, что перезвоню.

– Надо же, какой у тебя аппарат, – указал он на мой мобильный. – Мошшный!

Перед встречей я прочла несколько его рассказов, написанных совсем недавно, и меня ошеломило, что лексика и тон повествования были такими, как если бы автору было лет тридцать пять, не больше. Передо мной же сидел седой старик, лицо которого было исчерчено глубокими морщинами. Впадинами, а не морщинами, поперек лба.

– Ваша княжна Мэри, – осторожно предположила я, – это ведь реальная женщина, которую вы знали когда-то. И любили, мне кажется.

– Почему ты так решила?

– Градус повествования меняется каждый раз, когда речь заходит о ней. Меняется стиль, слова, в тексте проявляется какой-то нерв, будто вы волнуетесь, описывая каждую вашу встречу. И еще вы лукавите. Кажется, что умалчиваете о чем-то слишком личном, чтобы описывать это с позиции всевидящего автора. Даже кажется, что вы маскируете избыток чувств от «своих глаз». Может, я не права. Извините. В целом, рассказ написан очень жестко, но каждый раз, когда в центре внимания появляется та самая Маша, автор из нарратора превращается вдруг в человека – очень уязвимого.

– Видишь, как, – усмехнулся он и на секунду отвел взгляд, прежде чем продолжить. – Писатели – самые беспощадные читатели. Они копают. – Он сделал паузу, глядя мне в глаза, и вздохнул. – Я хорошо ее знал, и этот рассказ раздражает мою жену. Хотя дело было тридцать лет назад. Но, собственно, потому я тебя и пригласил. Ты писатель. Не хорони это в себе. Тебе нужна благоприятная среда.

– Разве ее выбирают?

– Еще как! – он хлопнул по столу ладонью. – Собственно, что я и должен тебе сказать. Тебе надо в Москву. Учиться в Литературном институте.

Мы говорили долго. О творчестве, работе, отношениях с реальными людьми и героями, которым они послужили прототипом. Он сказал, что важно писать для кого- то, чтобы был человек, способный прочесть тебя от корки до корки, понять и прочувствовать, и чтобы ты знал, что именно ему будет интересно все, о чем ты пишешь. Тогда каждая строка обретает смысл и легкость, с которой ты способен повествовать, обращаясь к другу.

Я шла по Мучному переулку. Февраль выдался теплый, под ногами шуршал подтаявший лед. Мне захотелось позвонить Ване. Я всегда звонила ему, чтобы рассказать что-то важное. Это электрическое желание не исчезло даже после разрыва, и мне было жаль, что теперь оно неуместно. Зато я могла адресовать ему любое повествование – и даже тридцать лет спустя рассказывать ему все, что важно, даже зная, что он этого никогда не прочтет.


– Итак, ты решила поступать в Лит – и поступила? – Дима широко улыбался. – Таки во всем виноват Лит?

– Таки не так все просто. Тебе не надоело слушать?

– Нет. Мне нравится. Пойдем покурим и там продолжим.

Трясясь в прокуренном тамбуре, я ежилась от холода и напрягала голос, чтобы перекричать лязг вагонов. И даже холод казался там металлическим.

– Прости, давай в купе продолжим?

– Саспенс нарастал, – иронично заметил Дима и согласился. Мы курили молча, загадочно улыбались, встретившись глазами. Я думала, стоит ли рассказывать все это Диме. А потом решила, что черт с ним. Пока несет, останавливать себя бессмысленно. Расскажу. Одно из двух: либо мы станем друзьями, либо не станем. Мы вернулись в купе, и я продолжила.

* * *

Ваня позвонил в воскресенье утром, когда я была дома одна, и так запросто: «алло». Я села на пол с трубкой.

Мы распрощались за два года до этого звонка.

Накануне ночью я не могла уснуть и написала ему письмо: «Из моего прошлого мне дорог только ты». Не отправила, но подумала, что вечность бы отдала за возможность просто его обнять.

– Ты меня узнала?

– Нет.

– …Правда?

– Нет.

– Я надеялся застать тебя дома.

– …

– Как у тебя дела?

– Хорошо.

– Послушай… Я в Петербурге…

Два года, пока ничего не знала о нем и старалась забыть, я ждала его звонка. Вечером подходила к дому и еще из-за угла смотрела, не стоит ли он у подъезда. Два года, в каждом по 365 дней, меня ждали разочарования.

– Мы… Можем встретиться? Подожди, не отвечай… Это не займет много времени, мне нужно всего несколько минут. Я должен тебе передать кое-что.

Я сидела на полу с трубкой в руках и смотрела в окно. Петербургское грязно-белое небо, как мокрое вафельное полотенце над головой.

– Ты еще здесь?

– Я киваю, – ответила я деловито и поднялась с пола. – Хорошо. Всего на пару минут. В пять буду в универе, встреть меня там.

Я ехала в университет, перечеркивая Петербург по диагонали, сосредоточенно отслеживала станции метро. В наушниках играла та же группа, что и месяц назад, но каждый звук теперь казался новым. Я будто была без кожи и живая, как никогда. Все клавиши пианино – прохладные, гладкие белые, узкие черные. Струны гитар пружинили и резали пальцы в кровь. Кружась в потоках сквозняков, я почти задыхалась. Хотела дольше задержаться в лимбе между прошлым и будущим, как во сне, где ничего не нужно решать.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
2 из 2