Шут. Книга III

– Я не знаю имени того человека… – произнес Руальдов брат еле слышно. – Он велел называть его просто Мастер. Мы встретились в замке барона Сайна. Там охота хорошая такая всегда… Барон нас и познакомил. Я даже не помню теперь, с чего все закрутилось. Но в какой-то момент я уже не представлял себе иной жизни. Не представлял, что навсегда могу остаться только принцем…

– Когда это началось? – спросил Руальд.

– Когда?.. Когда все поняли, что у Элеи не будет детей. Когда я понял, что остался единственным наследником.

– Хочешь, значит, сказать, будто все эти интриги – не твоего ума выдумка? – король пристально смотрел на брата, но тот по-прежнему не поднимал глаз. Вопрос был дурацким, однако Шут понимал, почему Руальд задал его.

Тодрик покачал головой. Произнес со вздохом, весьма удивив Шута честным ответом:

– Они… мои. Просто этот человек, он поддержал меня. Поддержал, когда было плохо…

– Плохо?! – тут Руальд почему-то вдруг не сдержался. Он яростно схватил Тодрика за отвороты куртки и заставил посмотреть себе в лицо. – Да с чего же это тебе было плохо? Тебе, принцу! Да ты же в золоте купался и на золоте спал! – желваки так и ходили на заострившихся скулах короля.

– Ну и что… – совсем тихо ответил ему Тодрик. – Ну и что! – воскликнул он, с вызовом метнув взгляд на брата. – Ты тоже был окружен золотом, но разве оно стоило хоть чего-нибудь, когда ты лишился всех, кого любил?!

Опешив, Руальд отпустил принца, и тот снова брякнулся на табурет, вцепившись в него пальцами так, что они побелели. Однако плотину уже прорвало, и Тодрик даже не говорил – кричал…

– Ты… ты… только смерть этой ведьмы и показала тебе, что такое потеря! Ты же никогда не знал, что значит выть в подушку от бессилия! Оттого, что ты один! Что твой отец никогда не любил тебя! Оттого, что твой единственный родной человек – железная колода. Что он нашел себе нового любимчика, нового брата! – Шут вздрогнул от этих слов и снова почувствовал на себе распаленный обидой взгляд принца. Тодрик выбросил вперед длинный дрожащий палец, указывая на него. – Он! Все он! Все ему! Это с ним ты ездил на прогулки, с ним ходил по кабакам! с ним делился своими радостями и печалями… – внезапно голос принца сорвался. Закрыв лицо руками, Тодрик громко всхлипнул.

– Вот как, – промолвил Руальд после минутной тишины. Глаза у него были растерянные, ни на Шута, ни на брата король не глядел. А Шут словно бы наяву слышал мысли своего короля. А может даже, и не его…

Когда на самом деле началась эта вражда? Нет, не с появлением Элеи… Гораздо раньше. Когда смерть короля Берна неожиданно сблизила чудака-мальчишку из балагана и первого наследника. Ведь и в самом деле… у Руальда был Шут, а его настоящий брат в это время остался один. И некому было выслушать, как это больно, когда умирает твой отец. Умирает, даже не оставив своего благословения, потому что он никогда на самом деле тебя не любил. Не любил, не понимал и не принимал. Потому что он стыдился твоих черных волос и безжалостно вешал всякого, кто намекал на чужую кровь…

Шут закусил губу, чтобы справиться с этой болью, которая накрыла его с головой.

«Никто не рождается подлецом, – зазвучали у него в ушах слова Ваэльи. – И у всякой злобы есть свои причины».

– И ты, значит, решил показать мне все то, что чувствовал сам… – промолвил Руальд подозрительно хриплым голосом.

– Нет! – ответ принца оказался несколько неожиданным. – Я не причастен к смерти Нар! И не я похитил твоего сына! Да, я желал занять твое место, но Мастер убедил меня, что ты при этом не пострадаешь! Что мы просто выставим тебя безумцем и тихо отправим на покой.

– Но ведь это ты вынудил меня выйти за ворота! Из-за твоих слов я оказался в плену!

– Да… Я был уверен, что Элея не даст отцу причинить тебе вред. Зато у меня было достаточно времени, чтобы подготовить твой уход.

– А Нар! Разве не ты отдал ее палачу?!

– Не я! – Тодрик искренне верил в свои слова. – Торья пожелал заполучить ее, а Мастер сказал, что пусть так и будет… – закончил он уже совсем тихо.

– Как все нелепо, – пробормотал Руальд. – Будто в глупой истории бродячего менестреля.

– А разве ты не знал? – Шут так удивился, что не сдержал вопроса. – Ведь тогда… прежде, чем он, – кивок в сторону принца, – пропал, у тебя было довольно времени, чтобы расспросить его об этом. Целый месяц!

Тодрик при этих словах сердито фыркнул и таки смерил Шута своим любимым презрительным взглядом.

– Ты дурак, – сказал он Шуту. – Дураком был, дураком и останешься. Ты же совсем не знаешь своего любимого короля! А он тогда просто струсил! Поручил расследование Торье… Просто запер меня в этой проклятой комнате и ждал, что все каким-нибудь чудом решится само. Если бы не Мастер, я, может, до сих пор сидел бы там под стражей.

Тут уж Шут не выдержал:

– А разве темница Лагона показалась тебе уютней роскошной опочивальни?

Голос его прозвучал так ядовито, что Шут и сам удивился. Все-таки сильно он принца не любил.

Тодрик закрыл лицо руками и, стиснув зубы, застонал от той боли, которая сжигала его изнутри. Конечно же, на этот вопрос он ничего не ответил.

– Я все равно не понимаю, – сказал Руальд, – зачем нужно было устраивать такой омерзительный спектакль. Я знаю, тебе плевать на мои чувства, тебе было даже радостно узнать, как я скорбел о своем бедном брате… Но ведь из-за этого представления погиб другой человек! Тот, кто на самом деле сгорел в твоей комнате!

Тодрик вздохнул.

– Никто его не заставлял. Он сам пошел на это. Ему не на что было содержать семью. В обмен на смерть Мастер честно заплатил его жене. Ей хватило бы на очень хороший дом…

– О боги! – Руальд схватил себя за голову. – Да кто же он такой – эта погань, это отродье упырей?!

– Я не знаю, – снова повторил Тодрик усталым голосом, хотя возглас короля был больше риторическим. – Но он очень… очень странный. Он говорил такие вещи… порой мне самому было… не по себе.

«Страшно тебе было, – понял Шут. – И притом очень. Потому что или он сам, этот Мастер, или его друзья умеют проникать в чужие умы. И разрушать их силой своей мысли».

– Как вы отвели глаза гвардейцам? – спросил он то, что давно уже хотел узнать.

– Гвардейцам? – Тодрик растерялся. – Каким гвардейцам?

– Тем, что охраняли короля в ночь нападения Островов. И в день возвращения Руальда в Золотую.

– А… это… – Принц как-то очень уж несолидно шмыгнул носом и, пожав плечами, сказал: – Такая штучка… Похожа на наперсток. Мастер дал мне их целую горсть и велел раздавить одну, когда будет нужно сделать что-то незаметно и быстро.

– Я так и думал, – Шут в самом деле предполагал нечто похожее. Ваэлья рассказывала ему про подобную магию. И даже показывала собственные отманки. – Мастер… Ты хоть в лицо-то его видел, Ваше Высочество? Или у вас маски – это главная деталь туалета?

Тодрик зыркнул на Шута сердито, но ответил:

– Не видел. Но ростом он не слишком велик. И немолод, это заметно.

– Что же ты так охотно его теперь выдаешь? – не удержался Руальд. – Только потому, что твой Мастер не поспешил вытащить тебя из Лагона?

Тодрик вздрогнул. Наверное, он и в самом деле очень ждал, что этот человек протянет ему руку помощи.

– Не поэтому… – сказал он тихо. – Он… чем дальше, тем больше пугал меня.

В кабинете снова повисла тишина.

5

Вечером в Чертоге был званый ужин для разных господ. Гости полагали, что их просто пригласили задаром набить нутро вкусной снедью, но у Руальда имелись свои соображения на этот счет.

У Шута тоже.

Ему до смерти надоели ядовитые шепотки за спиной. «Элея, Элея, Элея…» Подданные короля склоняли имя своей бывшей властительницы на все лады. Так что этот праздничный ужин оказался как нельзя кстати.

Едва только гости выпили достаточно для обретения благодушного настроения, Шут незаметно возник в гуще дамского общества. Он выделил взглядом самую расфуфыренную особу и громко воскликнул у самого ее уха:

– Ах, мадам, вы так неотразимы! Где вы взяли эту шляпку? Я тоже хочу! – с этими словами ловко, одним движением, он снял означенный кружевной кошмар с хорошенькой, но совершенно пустой головы. – Ба! А мне идет! – И закрутился во все стороны, кокетничая. Да, у него больше не было костюма с бубенцами, но дворцовые прихлебатели рано возомнили, будто могут теперь свободно жить и чесать языками, как помелом. Шут сложил губы бантиком и захлопал ресницами. – Я та-а-акая неотрази-и-имая!

Дамы прыснули от смеха, переводя взгляд с Шута на свою подругу, которая в растерянности моргала ничуть не хуже.

– И что я вам скажу! – продолжал выступление Шут. Краем глаза он отметил, как большинство взглядов устремились в его сторону. – Я ведь такое знаю! Да-да! Про бывшую королеву! Конечно! Разве можно говорить о чем-то еще?! – Он кокетливо повел невидимым подолом, словно хотел убедиться, все ли с ним в порядке. Потом поправил шляпку. – Так вот! Главная новость! – И сделал эффектную паузу, дождавшись, пока все присутствующие женщины, да и мужчины тоже, не обратили на него внимание. – Я слыхала, – он томно вздохнул и послал поцелуй одному из вельмож, – Элея подкинула Его Величеству совершенно кошмарную идею! Знаете какую? – И еще одна пауза. Еще один поцелуй в сторону давящихся от смеха гвардейцев. – Чтобы всех – всех! – дам выгнать со двора! Мол, милый бывший супруг, зачем тебе кормить столько бесполезных ртов? Они не годны для войны, они не умеют охотиться, а самое главное – в Чертоге ведь больше нет королевы!

Это был подлый и злой удар. Разговор на означенную тему действительно поднимался в королевском кабинете, но зачинщиком его являлась, конечно же, не Элея. Впрочем, Руальду не было дела до курятника при его троне.

Только дамы об этом знать не могли.

Оправив воображаемые груди, Шут эффектно выдернул из-за пазухи длинный свиток. Пока без записей… но это уж точно ненадолго!

– Я предлагаю, пока не поздно, написать прошение! В защиту фрейлин и других прекрасных леди нашего двора! Чем больше подписей мы соберем, тем больше шансов, что Его Величество не исполнит свой ужасный план!

Большинство мужчин к этому моменту уже держались за животы и хрюкали от смеха. Но самим фрейлинам и «другим леди» было вовсе не весело. Они остались в большом расстройстве, когда Шут неуловимо скрылся в толпе вместе с уродливой шляпкой, которая так напоминала вывернутый наизнанку торт.

Когда он вернулся домой, Элея уже давно спала.

Прежде чем забраться под одеяло и крепко обнять ее, Шут вылил на себя пару ведер холодной воды, чтобы смыть все заботы и тревоги минувшего дня. А потом он просто лежал рядом со своей королевой, вдыхая этот такой неповторимый запах ее волос, а руки сами собой тянулись обнять… прижать к себе покрепче. Никуда не отпускать.

Просто быть рядом. Всегда.

«Милая моя… Как же я все скажу тебе завтра? Как я буду здесь без тебя?»

Он тихо поцеловал ее в макушку – бережно и невесомо, чтобы, не приведи боги, не потревожить.

Утро разбудило его солнечным светом, скользнувшим по лицу. Шут хотел спрятаться, уткнувшись Элее в плечо, но обнаружил, что она уже покинула их ложе. Немного огорченный, он привстал на локтях и огляделся: комната тоже оказалась пуста, но все здесь было насквозь пронизано присутствием любимой женщины. Даже не потому, что ее вещи лежали повсюду, а просто… просто само пространство впитало образ принцессы. Шут снова подумал, о том, как мучительно будет расставание, но не стал бередить душу раньше времени, а просто выбрался из постели и долго плескался в умывальном тазу, разгоняя остатки сна и мрачных мыслей. Он уже решил, что это утро не должно быть испорчено никакими скверными разговорами.

Потом. Позже. Может быть, ближе к вечеру.

Шут одного не учел – что Элея тоже умеет чувствовать… Порой слишком хорошо.

Фальшивость Шутова веселья она распознала уже во время завтрака. Пока старый лакей подавал горячее угощение, Шуту еще удавалось трепать языком о разных глупостях, но, как только слуга покинул столовую, Элея перестала улыбаться и отложила надкушенный пирожок с яблоками.

– Пат, – она нахмурилась и посмотрела на него пристально, – ты ничего не хочешь мне сказать?

Шут застыл с ложкой во рту. Мед, который он только собрался проглотить, перестал быть сладким.

– М-м-м… – произнес он невнятно, надеясь, что Элея усовестится и не будет приставать к человеку, у которого рот набит едой.

Не помогло.

– Пат.

Шут вздохнул и вернул ложку на блюдечко. При этом он, всегда такой ловкий, почти залез рукавом белой домашней рубахи в чашку с медом.

– Может, не стоит? – спросил Шут жалобно, но, натолкнувшись на требовательный сердитый взгляд, поник плечами и выложил разом, чтобы не тянуть: – Ты должна уехать.

И сразу же показалось, будто повеяло холодом. Будто тучи закрыли солнце.

– Почему? – она спросила так тихо, что Шут почти наяву почувствовал боль в сердце.

– Потому что я люблю тебя… – ответил он, глядя ей в глаза. – Потому что я очень сильно тебя люблю. – Но эти глаза все равно наполнились хрустальным блеском. – Ну Элея! Пожалуйста… пойми! – И, как всегда торопясь, принялся рассказывать обо всем случившемся за минувшую пару дней.

– О боги… – Элея совсем расстроилась. – И ты, значит, хочешь, чтобы я теперь тебя оставила… – Она закрыла лицо ладонью и быстро встала из-за стола. – Не надо! – воскликнула принцесса, когда Шут попытался остановить ее. – Пусти…

Да… он знал, что этим все кончится. Мгновение Шут колебался, а потом все же нагнал ее и обнял так крепко, что Элея и при всем желании не смогла бы вырваться. Закрыл своими руками, как щитом, и распахнул себя навстречу Потоку.

«Я же правда люблю тебя! – говорил он ей беззвучно, зная, что она не услышит, но все почувствует. – Люблю…»

Потом мыслей не осталось, только безграничное желание уберечь от всяких бед, только яркий свет от одного сердца к другому.

– Патрик… – она наконец перестала обиженно каменеть в его руках и положила голову Шуту на плечо. – Ну как же… Как?

– Я и сам не знаю, – промолвил он. – Даже представить себе не могу. Больше всего на свете я хочу быть с тобой сейчас… – Его ладони нежно легли на совсем еще незаметный, но такой драгоценный живот любимой. – Быть с тобой рядом каждый день. Видеть, как ты меняешься, как растет это чудо… – Ему трудно было говорить. В самом деле трудно. – Светлые боги… мне ничего больше не нужно!

Если бы только она знала, как это невыносимо – отказываться от того, что так желанно, что так дорого. Но Шут не стал ничего говорить, оставил свою боль себе. Впрочем, он был уверен, что Элея все поняла и без слов.

– Ладно… – прошептала она. – Ладно. Если это в самом деле так важно…

Шут тоже ничего не стал говорить в ответ, только обнял любимую еще крепче, зарылся лицом в золотистые волосы. В горле у него стоял комок, и по-прежнему хотелось лишь одного – быть рядом с ней, с его королевой, и никуда ее не отпускать от себя. Или самому бросить все и уехать вместе. Он бы, может, так и сделал, кабы не осознание, что самому ему от этого зла никуда не убежать и не скрыться.

– Когда, Пат?.. – слова походили на шелест и были едва различимы.

Он снова промолчал. Ответ витал в воздухе: чем скорей, тем лучше.

Возвращаясь во дворец, Шут думал, о чем заговорить с Руальдом в первую очередь. О нападении, которое случилось два дня назад? Или сказать, что пора снарядить для Элеи корабль на Острова? А может, для начала спросить, как там принц? Вчера беседа с Тодриком продлилась до ночи, и, уж конечно, ни о каких других проблемах Шут с Руальдом говорить не пытался. Он до дома-то едва доехал, выжатый, как виноградный жмых. Эта встреча с братцем короля вымотала его хуже, чем любые кувыркания перед публикой.

В конце концов Шут решил, что правильней будет сначала рассказать о нападении, а потом уже, исходя из этого, попросить корабль. Ну а про Тодрика можно и в последнюю очередь узнать – небось, за ночь-то принц мало чего успел нового поведать или отчудить.

«А потом зайду, наконец, к мадам Сирень, – подумал он. – А то уже совсем нехорошо, она меня с позавчера ждет».

У парадной лестницы на первом этаже Шут заметил пару очаровательных молоденьких девиц. Одеты они были не слишком броско, можно даже сказать, со вкусом, а по манерам сразу понятно – из провинции. Девушки смущенно заулыбались, увидев Шута, так смешно вспыхнули румянцем, что он невольно ухмыльнулся в ответ. А сам принялся гадать, откуда гостьи могли взяться. Не иначе как чьи-то дочки, которых решили представить свету. Заговаривать с ними Шут не собирался, у него и своих дел было более чем достаточно. Однако не успел он ступить на лестницу, как одна из девушек – повыше ростом и поярче лицом – робко спросила его:

– Простите, господин, а как нам пройти в сад? – и ресничками так кокетливо взмахнула.

Прежде Шут непременно поддержал бы беседу. Уж ясно, что сад – это только повод познакомиться. Но теперь ему было совсем не до того. Он лишь торопливо кивнул и в двух словах объяснил, куда идти.

Почти кожей почувствовал разочарование девушек. Особенно младшей…

Быстро поднимаясь по ступенькам, Шут попытался увидеть себя со стороны, чтобы понять – ну чего им так неймется? Разве мало во дворце красивых широкоплечих гвардейцев? Или родовитых дворянских сынков? Наверное, эти две прелестницы еще не успели разглядеть, сколько мужчин ходит по Солнечному Чертогу. А то зачем бы им кидаться на первого встречного – невыспавшегося и такого хмурого типа. Он и улыбнулся-то им только потому, что по-другому уж никак было невозможно.

И вообще… Ему нужна была только одна единственная женщина.

– Руальд! – Шут вошел к королю решительно и даже дерзко. Он лишь один раз громко стукнул в дверь и сразу распахнул ее. Король удивленно поднялся с софы, на которой мгновение назад задумчиво курил свою красивую трубку в золотой инкрустации. – Мне надо с тобой поговорить!

– В чем дело? – Король встревожено нахмурился, подошел к нему и впервые за все эти дни заглянул наконец в глаза. – Что случилось?..

Рассказ Шута много времени не занял. Просьба тоже. И не успел он закончить, как Руальд уже дергал сигнальный колокольчик, вызывая лакея.

– Капитана гвардии ко мне! Срочно! – Слуга испуганно кивнул и поспешил убраться, выполняя волю государя. – Ох, Пат, – король посмотрел на Шута как-то странно, – не понимаю я. Тодрику голову задурили… так мало им. Ведь ясно же теперь, что ничего у них не вышло! Я жив, мальчик мой тоже. Тод теперь уже навряд ли купится на посулы власти. Чтобы сбросить с трона нашу династию придется проворачивать новые интриги, подкупать новых людей. В конце концов убивать уже не только меня одного, а это слишком очевидная измена… И ты! Ну причем здесь ты?! Почему они тебя-то не оставят в покое?

Шут пожал плечами. И подумал, что, даже если бы и оставили… сам он все-таки не сумел бы бросить короля теперь. Может, потому и не давали ему житья. Осознавали прекрасно: господин Патрик опять встрянет клином в любой каверзе против Руальда. Почему так сложилось, Шут и сам не знал. Только понял вдруг, что причиной тому даже не чувство вины перед другом и не давняя благодарность за спасенную жизнь. Нечто большее лежало в глубине их связи, их удивительного родства.

– Пат? – король тронул его за плечо. – Покажи мне эту… этот… оберег.

Шут кивнул. Расстегнув дублет и ослабив завязки рубахи, он обнажил руку, позволяя Руальду увидеть работу шамана.

– А почему именно ящерица?

– Кайза так увидел… Я и сам не знаю – почему. Говорит, что на меня похоже, – он улыбнулся, а минутой позже камердинер доложил о приходе капитана.

В подробности о нападении на Шута король вдаваться не стал. Может, Дени и догадывался о необычных новоприобретенных способностях господина Патрика – и уж наверняка это было именно так, – но все равно лишний раз напоминать о них не стоило. Поэтому Руальд просто отдал четкие указания о срочном снаряжении личного королевского корабля для плавания на Острова.

«Давиан обрадуется…» – подумал Шут с грустью.

В Чертог прилетело уже немало птиц из Брингалина: отец Элеи очень хотел знать, когда его дочь прекратит вести себя точно простолюдинка без долга и чести да надумает-таки вернуться домой. Принцесса же все больше отмалчивалась, ограничиваясь короткими уведомлениями о том, что жива, здорова и наследницей более быть не собирается. Шут не спрашивал, писала ли она отцу о своем безумном выборе… Скорее всего – да. Да и наверняка Давиан все прознал от своих осведомителей. Слухи-то по Чертогу гуляли – ох какие красочные! Шут не знал, чьими стараниями, но связь его с бывшей королевой почему-то очень быстро стала известна всем обитателям дворца. Впрочем, он догадывался, кого стоит благодарить за эту милую откровенность…

После той встречи в подземелье Шут видел Торью лишь дважды. И оба раза министр при появлении господина Патрика начинал вести себя странно. Он словно забывал, о чем только что шла речь в разговоре, и, хотя по-прежнему делал вид, будто не замечает Шута, на самом деле только о нем и думал. Шут чувствовал эти мысли, липкие и тревожные, но страха больше не испытывал – лишь желание убраться подальше. Ему было противно, будто в свежую кучу наступил. А когда представлял себе, что говорит Торья – и что думает – про Элею… сразу хотелось надеть на министра мешок поплотней, лишив его тем самым возможности рассеивать вокруг себя поганые мысли.

Так что пусть принцесса поскорее уезжает из Золотой. Чем дальше она будет, тем меньше ее коснется эта скверна. Вот только невыносимо жаль, что ей придется жить там одной. Одной сносить все те же неизменные сплетни и взгляды, полные презрения. Особенно когда станет невозможно скрывать ее положение…

– Пат? – Руальд посмотрел на него удивленно. – Ты чего?

А что он… ничего. И вовсе даже не скрипел зубами. Это вам, Ваше Величество, все показалось…

6

– Ну и вот… А потом-то будет большая ярмарка, может, даже пиво король велит бесплатно разливать.

– Э! Ишь, чего размечталась, пива ей! Я вот слыхала, что Руальд самолично решил проверить казну и теперь медяка лишнего не вытряхнет. Кстати, сказывают, и фрейлин всех разгонит – дорого их содержать! Вот бы хорошо было… Работы-то насколько меньше. Да чего ты, дуреха, делаешь, а?!

Горничная, что постарше, сердито отняла у молоденькой помощницы край Шутова одеяла из шкур, которое та попыталась оттереть.

– Дык ведь уделано же! – воскликнула девчушка. – Никакой водой не состирать…

– И пускай… Откуда тебе знать, чего это за пятно. Вдруг оно для хозяина важность какую имеет, он же чудак тот еще! Уйди лучше, бестолковая!

Пятно это, некогда темно-красное, а теперь давно потемневшее, Шут оставил еще в те дни, когда ходил хмельной от ночи с Нар… Пролил вино, недотепа. Никакой ценности в нем не было, но подобное отношение горничной не могло не вызывать уважения.

Они не видели его: Шут возник на пороге бесшумно и успел выслушать целых три занятных сплетни про Руальда и одну про себя, пока женщины пытались привести эту берлогу в порядок. Вообще-то ему хотелось отвлечься от всего и хоть пять минут повисеть на перекладине. Желательно вниз головой, чтобы отлегчило наверняка. Но мешать служанкам он не стал и так же незаметно выскользнул обратно в коридор. А там после недолгих раздумий решил наконец посетить мастерскую мадам Сирень.

Пока Шут снимал старую Руальдову рубаху, госпожа Иголка с ее острым взглядом опять зацепилась за шрам у него на груди. Она и на примерке заметила этот тонкий рубец, но тогда промолчала, а на сей раз не удержалась:

– Патрик, – осторожно коснулась прохладными сухими пальцами попорченной кожи, – кто тебя?

Он хотел соврать, но почему-то передумал и начал вдруг рассказывать старой портнихе о том, как Кайза лечил его в степи. Шут и сам не знал, что подтолкнуло его к этому, ведь он даже Руальду не сообщал таких подробностей. А мадам Сирень, забыв про обнову в своих руках, слушала внимательно, и глаза ее были полны понимания. Когда одна из помощниц попыталась сунуться с вопросом, швея отмахнулась от нее сердито. И девушка мгновенно поняла, что ее срочное дело может и обождать.

Незаметно для себя Шут перешел на рассказ о самом Кайзе, о степи, о том, какое это безумно прекрасное, но такое суровое место… совсем не подходящее для королевы. Он вспоминал те дни, что провел с ней в Диких Землях. И сам не понимал отчего, но был странно счастлив поделиться этими моментами своей жизни с человеком, который не задавал глупых вопросов и не пытался давать оценок. Мадам Сирень вообще была не слишком охоча до обычных женских пустословий, и Шут ни разу не слышал, чтобы она хоть невзначай упомянула имя Элеи без должного повода. Эта женщина обладала редкостным талантом не лазить в чужую жизнь.

– Бедная девочка… – только и промолвила она, слушая Шута. – И ведь ни слова не сказала.