Ключи от всех дверей

Алёна Тихонова

Ключи от всех дверей

Глава 1

Непомерно огромная чёрная фигура, парящая в полутора сотнях метров над землёй, впечатала молодую девушку в стену небоскрёба, безучастным зрителем наблюдавшего за ними. Ни ночному небу над головами, испещрённому миллиардами тусклых, как жестяные монеты, белёсых звёзд, ни мерцанию моря неоновых реклам внизу не было никакого дела до этих двоих. Огромные шестерёнки вдалеке, управляющие подъёмом и спуском ярусов города, всё так же мерно вращались. Казалось, несчастной пришёл конец, но чёрно-фиолетовые сгустки автоматной очередью изрешетили затылок и спину чудовища. Врезаясь в мерзкую чернильную плоть, они расплёскивали её во все стороны, как упавший в воду крупный тяжёлый камень поднимает брызги. Раны тут же зарастали, но масса туши понемногу уменьшалась, и чудовище верещало от боли.

Стрелок улыбнулась, когда страшная когтистая лапа, державшая её подругу, разжалась. Стрелок по широкой дуге поднялась выше, оставляя за собой бледный след голубого огня из её турбосапог. Двойники монстра, разве что размером раз в десять поменьше, преследовали её, но тратить время на них не следовало – как только источник погибнет, они тоже исчезнут. Перенаправив струю, стрелок заставила себя перекувырнуться в воздухе, продолжая выпускать один заряд за другим по уже сбитой мишени. Позади неё пронеслась вихревая, закрученная в спираль струя воды, сметая мелких тварей – напарница пришла в себя настолько, чтобы вернуться в бой. Сразу после этого на огромную тварь обрушился завывающий огненный шквал, давая девушке с оружием возможность накопить больше энергии для выстрела помощнее. Она чувствовала, как тёмная энергия разогревает бластер в её руках, буквально требуя поскорее выпустить. И злорадно наблюдала, как бестия, предугадывая неминуемую кончину, ярится и мечется там, внизу. Стрелок ухмыльнулась и нажала на кнопку. Одновременно с ней напарница взмахнула ключом, будто дирижируя невидимым оркестром, и поток пламени, сливаясь с залпом бластера, сокрушительной волной понёсся на теневого монстра.

Монстр не долетел до белого асфальта далеко внизу. Рассеялся в мелкое чёрное крошево, а оно, в свою очередь, прямо на глазах превратилось в ничто. Обе девушки поднялись выше и аккуратно приземлились на край плоской крыши.

На ночном небе, усеянном мириадами звёзд, названий которых не знали на далёкой Земле, сияла растущая луна. Щёки холодил воздух, не самый подходящий для прогулок в это время года – стояла промозглая поздняя осень. Там, внизу, на улицах и в домах, поддерживали одинаковую комфортную температуру круглый год, но на открытой всем ветрам вершине небоскрёба ощущалась настоящая погода.

– Можем идти домой, – сказала стрелок.

Взмахом собственного металлического серебристо-чёрного ключа она небрежно начертила в воздухе дверную створку и сразу вставила ключ в сотканную буквально из воздуха замочную скважину. Дверь выглядела в том стиле, который обычно называют футуристическим, вот только для обеих бойцов события являлись отнюдь не будущим, но их насущным настоящим.

Дверь распахнулась, и девушки бестрепетно шагнули в манящий яркий свет, льющийся с другой стороны.

– Странный он всё-таки, твой родной мир, Альзе, – сказала та из пары, что управляла стихиями.

Стрелок усмехнулась, пожала плечами и прошла к регистрационной стойке, чтобы сдать выполненное задание, на ходу снимая защитный шлем. Её длинные, ниже лопаток, светлые волосы разметались по спине и плечам.

– Ты точно в порядке, Амалика? – уточнила Альзе, заполнив все необходимые формуляры.

– Да, конечно. Я…

Девушки застыли, не в ужасе – они привыкли к подобным зрелищам, но отдавая последнюю дань памяти. В соседнюю дверь вносили наспех завёрнутое в чей-то широкий синий плащ мёртвое тело. Эта группа была побольше, состояла из пяти человек… теперь уже из четырёх. Амалика была глубоко благодарна этой ткани, не позволяющей увидеть страшные глубокие раны, покрывающие несчастную жертву, буквально растерзанную на части. Да, она не видела, что именно произошло, но прекрасно знала, что делают тени, добравшись когтями и клыками до плотских оболочек смертных, что дерзнули бросить им вызов и проиграли. Лет десять тому назад, когда Амалика только появилась здесь, она бы, наверно, плакала, кричала и рвалась в ту дверь, требуя пойти и отомстить монстрам. Знакома она лично с погибшим или нет – не имело бы никакого значения. Сейчас Амалика понимала, что кто-то всё равно должен будет провести зачистку, раз команда не довершила миссию – лидер как раз сообщал оператору о провале, – но бросаться навстречу врагам совсем без информации и без подготовки значит повторить их судьбу.

– Идём отсюда, родная, – Альзе проявила обычно не так уж свойственную ей чуткость, приобняв подругу за плечи и увлекая за собой.

Их с напарницей тактика заключалась в том, чтобы не давать теням времени на атаку, ведь любой пропущенный удар чаще всего становился фатальным. Но сегодня Амалика сплоховала, и, если бы не Альзе – сейчас бы её хоронили рядом с тем беднягой. Если бы вообще что-то осталось, потому что, как казалось девушке, монстр собирался её сожрать. Согласно обычаям мира Амалики – её бы похоронили, а не сожгли и не аннигилировали. По крышке гроба стучала бы земля, но ей было бы всё равно. Скольких они уже проводили в последний путь? И сколько таких ещё предстоит? У войны, что вели ключники, не было ни начала, ни конца – по крайней мере, они не застали начала и не доживут до конца. Им предстоит снова и снова перешагивать через могилы соратников, зная, что, при всех дарованных им возможностях, вернуть с того света никому не под силу. Можно сотню, тысячу раз победить, но все успехи разом теряли значение, стоило лишь один раз ошибиться.

– Ты слишком близко к сердцу воспринимаешь смерть, – вздохнула Альзе, усаживая подругу в кресло напротив себя и отходя к стойке, чтобы сделать ей горячий напиток.

– А ты чересчур спокойна, – возразила та.

– При очевидной перенаселённости моего города знать, что люди умирают сотнями каждый день, нормально. Я привыкла к этому с детства. У нас даже считается, что регулярное прореживание избытка потребителей полезно. Производство не успевает покрывать их нужды, слишком многие живут за чертой бедности.

Амалика опустила взгляд в пол. Многие говорили, что Альзе без малейших раздумий воспользовалась предоставившимся ей шансом покинуть ту высокотехнологичную клоаку и с удовольствием бы выбросила ведущий туда ключ, отнюдь не будучи в восторге от необходимости защищать и опекать постылый родной мир, но роскоши выбирать и отказываться от обязанностей ключники не имели. Амалика обожала край, где родилась с его безграничными лесами, полями и водопадами, и ей было трудно даже представить, как вообще можно иначе. Мир, что произвёл на свет, вскормил и воспитал, в её глазах заслуживал уважения, несмотря на все недостатки.

– Так что, увы, у нас не принято вздыхать по чьей-то смерти. Даже родители, умирая, не сожалеют, ведь это освободит ещё немного жизненного пространства и ресурсов для их детей.

– А сами дети… тоже так считают? – с трудом выговорила Амалика.

– Да. Они признательны родителям, но понимают, что всё происходит правильно. У нас взаимоотношения построены не на чувствах и эмоциях, а на взаимовыгодном партнёрстве, – пояснила Альзе.

Она вручила подруге полную чашку ароматного чёрного кофе без капли сливок.

– Тем не менее, ты не дала мне сегодня погибнуть так, словно для тебя это в порядке вещей, – пробормотала Амалика, глядя на поверхность кофе, избегая поднять глаза на лицо Альзе.

– Да. Слишком неудобно искать новую напарницу. С тобой я уже сработалась.

***

– Санити! Где ты, Санити?!

Альзе бежала так, что у неё уже горели лёгкие. Она неслась вперёд, сломя голову, перемахивая над проулками между домами с крыши на крышу, будто их вовсе не существовало. Тренированное тело интуитивно рассчитывало расстояние и силу прыжков. В её ушах звенел издевательский смех мелких теней, шныряющих вокруг, но слишком быстрых и юрких, чтобы попасть по ним. Поняв это уже давно, теперь Альзе даже не отвлекалась.

Сначала она даже не поняла, что такое белеет на холодном сером камне парапета. Что-то небольшое, изящно очерченное, аккуратный ухоженный предмет. Альзе закричала, когда поняла, что нашла кисть руки, так чисто оторванную или срезанную, словно использовали медицинский скальпель. Пройдя дальше, обнаружила и ноги – они лежали в нескольких метрах друг от друга, неестественно изломанные и вывернутые. Ещё дальше – остальное туловище. И, наконец, как вишенка на торте, отдельно на всеобщее обозрение чудовище выставило голову.

Тогда Альзе впервые использовала Выстрел Армагеддона. Ядерный взрыв и то был бы милосерднее, чем результат вспышки её эмоций. Не зря ключников учат хладнокровию и объективности в любой ситуации. От городка ничего не осталось. Останки Санити сгорели вместе со всем остальным. Зато и новых теней там больше никогда не заведётся.

Под суд её не отдали. Постановили, что её поступок входил в пределы самозащиты и был вынужденной мерой. Но с тех пор Альзе не упоминала об этой истории сама и не отвечала на вопросы других. Впрочем, не у многих хватало духу касаться этой темы, при её-то тяжёлом и всем, кто проработал хоть месяц, известном характере.

***

– Альзе? Альзе! Что случилось?

Она очнулась от того, что Амалика трясла её за плечи. В её глазах застыл страх – и не только за Альзе. Та даже немного смутилась – не шутка, когда рядом с тобой человек вдруг впадает в невесть какое состояние, и ты не понимаешь, чего от него ждать. Перед тобой не только друг, но и опасность.

– Ты так страшно побледнела! И это… – Амалика показала на тонкую хрустящую палочку в пальцах подруги, переломленную пополам и частично раскрошенную.

– А… Извини, я задумалась, – Альзе не стала есть и отложила ту половинку, которую ещё держала, на блюдце.

Потёрла пальцами переносицу. Вот что означала любая ошибка в их ремесле. Горше всего, что Санити убил не собственный промах, а слабость Альзе. Минутная невнимательность – но и этого хватило.

– Идём спать. Думаю, уже пора, – у неё не было ни малейшего желания продолжать разговор.

Амалике часто приходилось принимать решения коллеги как данность. Вот и теперь она не стала даже пытаться настаивать, просто молча кивнула.

Глава 2

Разноцветные брызги воды пышными фонтанами взлетали высоко в небеса, гораздо выше шпилей городских храмов. Казалось, там, высоко-высоко, под самыми облаками, сверкают россыпи редчайших драгоценных камней. Фестиваль в честь новичков нечастое событие, а уж трёх сразу – и вовсе чудо из чудес. Всё трое – из разных миров, не знакомы друг с другом, но поневоле держались вместе, объединённые неопытностью и схожими переживаниями: не прийтись ко двору, не справиться. Это место должно было стать им домом на долгие годы, а то и на всю жизнь, и это становится по-настоящему страшным, когда понимаешь, что обратного пути у тебя нет. Не выйдет притвориться, будто тебя никогда не избирали в хранители миров в случае неудачи, ведь родная реальность отвергает в тот миг, когда получаешь свой первый ключ и используешь его. Большинство не осознаёт полный вес этого шага сразу, не понимает, что "объективное восприятие и равное отношение" превращаются в оковы, когда твоя планета под ударом, но её невыгодно защищать стратегически, или дарованные тебе возможности и умения больше нужны в другом месте.

Когда ключников накрывало пониманием, что отныне и навсегда впредь они за себя не решают, а все их поступки определяет долг и командование штаба – находились даже такие, кто сломался. Одни сбежали, другие сошли с ума.

– Ключи были щедры к нам на этот раз, – широко улыбаясь, обратился к Амалике Виктор, поправляя очки.

Она не понимала, откуда у него столько энтузиазма и восторга, если это означало, что в организации добавилось потенциальных смертников. Да, к ним всё реже и реже приходили свежие лица, а каждый боец становился редким сокровищем, но Амалика не была уверена, что рада за этих троих, ещё почти детей. Промолчав, она широким взмахом полупрозрачного, словно стеклянного, нежно-голубого ключа запустила в воздух очередной каскад ярких радужных капель.

– Ты не веришь, что происходящее – хорошо, но всё равно согласилась участвовать? – недоверчиво спросил Виктор.

– Да. Ребята заслуживают праздника. Возможно, с этого дня у них будет мало поводов что-то отмечать.

– Ты изменилась, – Виктор покачал головой. словно сожалея о той солнечной и улыбчивой жизнерадостной девушке, какой Амалика впервые пришла к ним.

– Это нормально, – Амалика изобразила бородкой ключа в воздухе перед собой спираль, и в воздухе буквально соткалась такая же, только раз в десять больше и состоящая из огня.

Будто резвящийся в своей весёлой ярости алый ленточный дракон, та взмыла высоко в небеса и там разлетелась на фейерверк тысячи тысяч цветных огней. Они превратили вечер в яркий день, похожие на благое предзнаменование. Обещание лучшего будущего. Пленительный и сладкий мираж, обманчивый, словно фата-моргана в пустыне.

Слева и справа другие ключники-ветераны тоже участвовали в представлении. Юноша дарил всем желающим сгустки тёплого золотистого света, похожие на уютные дружелюбные шарики. Девушка призывала изящным ключом, похожим на кусочек облака, букеты цветов и белых голубей.

– Не могу избавиться от мысли, что всё это ненастоящее. Как дети, резвящиеся в песочнице, когда буря, гром и молнии уже на подходе, просто родители щадят их и до последнего не зовут домой, – продолжала Амалика, беря наконец перерыв и садясь на широкие мраморные ступени штаба ключников.

В изобилии цветущие голубые, розовые и пурпурные деревья, образующие роскошный пышный парк вокруг особняка, были украшены лентами и рукодельными фонариками. Молодые ключники резвились, забавлялись, что-то шутливо кричали друг другу и заливисто смеялись.

– Я понимаю, конечно, что близость смерти меняет людей, но я оттого лишь острее чувствую красоту окружающего мира и наслаждаюсь домашним комфортом, когда возвращаюсь, – задумчиво сказал Виктор, устраиваясь рядом с ней и чуть ниже.

– Ты целитель. Тебе проще. Ты действительно можешь помочь. Кого-то спасти, – тусклым тоном прошептала Амалика. – А я… всякий раз просыпаюсь в холодном поту от мысли, что кто-то из ребят будет истекать кровью у меня на руках, а я ничего не смогу сделать. Совсем ничего, только смотреть. Даже страдания не облегчить.

– Воскрешать я, однако, не могу. А иногда всё происходит так быстро, что не успеваешь среагировать, и всё, остаётся только плакать и клясть свою слабость, глупость и нерасторопность. Руки… тебе никогда не избавиться от ощущения, что они в крови, если хоть однажды кто-то умер, пока ты его держишь. И никогда не забудешь, как они кричат. Можно утешать себя, убеждая, что сделал всё возможное, но в глубине души всегда останутся сомнения – не было ли выхода, который ты не увидел.

Виктор вскочил, внезапно прекращая разговор, и быстрым шагом направился обратно на площадь. Амалика понимала его. Там, в гуще толпы, где так много взглядов будет обращено на него, он сможет легче держать себя в руках. Большинству там были знакомы не понаслышке его чувства, но все они держались как умели, и, зная это, становилось всё же как-то спокойнее. Смотришь в лица тех, ради кого не имеешь права упасть духом, ведь молодые и неопытные берут с тебя пример, а старшим так же трудно и больно, но они живут дальше и справляются. Нечто вроде круговой поруки. Если ты – звено цепи, тебе нельзя показывать свою уязвимость. Сама Амалика лишь надеялась, что у неё получается. Её жизнь не была пустой и бессмысленной – пусть страшно, плохо и порой всё казалось безнадёжным, но были те, кто надеялся на неё и от воли, упорства и отваги Амалики зависел. Она не героиня, не ангел и не рыцарь, у неё нет ни крыльев и нимба, ни сияющих белоснежных доспехов, ни меча, способного сокрушить любое зло, но Амалика верила, что не вправе их подвести.

***

Шаади шёл по тропе мрака, чёрной даже в полутемноте руин давно забытого храма уже неизвестного никому божества, и тени стелились за ним, сливаясь с густым пологом беззвёздной ночи. Он спускался по выщербленным временем ступеням в амфитеатр, где его уже ожидали девять фигур в плащах.

– Что задержало вас, Искатель? – медленно обернувшись, степенно спросил один из них.

– Мои пути тяжелы, – уклончиво ответил Шаади.

– И всё же нужно соблюдать оговорённое время. Как наш лидер вы должны подавать пример, – не отступал тот же человек в плаще.

Это начинало раздражать. Он был единственным безупречным среди изначально равных, поэтому его и выбрали – а теперь смеют подвергать сомнению поступки.

– Если я пришёл позже назначенного часа – значит, у меня были на то причины, – обронил Шаади. – Теперь, когда мы готовимся к ритуалу, я не трачу понапрасну ни минуты… исключая разговоры вроде этого, когда олухи вроде вас вынуждают меня.

Возражавший собеседник пристыженно замолчал. Шаади был не из тех, кто нуждается в оправданиях, кого можно упрекнуть в лени и бездействии. Он всегда выходил на передовую, много раз принимал на себя первый удар, неустанно трудился во славу госпожи Некрины.

– Всё ли готово к началу обряда? – властно спросил Шаади.

– Да, – ему с поклонами указали на соседнее закрытое помещение.

Шаади вошёл в круглую залу. Высокие своды терялись в сгущавшихся на невероятной высоте над его головой мистических сумерках явно неестественного происхождения. Уныние, свойственное палатам неисцелимо больных, дошедших до самой грани, и камерам ожидающих казни смертников, сочилось из стен. В центре, расположенные кольцом, стояли десять алтарей, на каждом – по обнажённому и связанному человеку, и мужчины, и женщины. Все они были настолько разные, что не оставалось сомнений – их похитили с улицы, выбрав случайно. Товарищи Шаади последовали за ним, и каждый взял по ритуальному кинжалу, а затем встал над одной из жертв. Зазвучали торжественные монотонные песнопения, и алтари, резонируя с голосами, начали светиться потусторонним бледно-зелёным сиянием. Шаади медленно поднял кинжал над головой, очерчивая мистический зрак, а затем резко опустил, вгоняя лезвие глубоко в грудь лежащего перед ним молодого светловолосого мужчины. Перед смертью тот успел только закричать. Девять остальных отстали от Шаади разве что на секунду или две, и кровь несчастных полилась на холодные серые плиты пола.

Отражаясь гулким эхом, раздался счастливый женский смех. Леди Некрина выражала одобрение и удовольствие от такого подношения. Там, глубоко под землёй, её скованный вечными льдами гроб ярко сиял в древнем запечатанном склепе. Сегодня ненавистные ключники приблизились на шаг к поражению, а она – к свободе. Скоро, совсем скоро она докажет им всем, что великую мать-тьму уничтожить невозможно, и ни один из этих самоуверенных мерзавцев, возомнивших себя блюстителями закона и порядка, не сможет никогда больше спать спокойно. Шаади не приходил в огромный восторг от того, что приходилось резать невинных, но что поделаешь, если иного способа снять оковы леди нет. Кроме того, умершие, пусть и казались случайно подобранными, таковыми не являлись – все они бывшие или нынешние ключники, для всех исчезнувшие без вести во время миссий или жившие на отшибе. Не исключено, что некоторых из них ещё даже не хватились. Но все они несли ту же прогнившую, за версту смердящую идеологию лживых победителей. Шаади не радовался жестокой необходимости, но она и не огорчала его. Он не колебался. Увы, но война есть война, и они сами её когда-то объявили, заявив, будто учение леди Некрины – ересь. Ха, это звучит так, будто они божества, а их образ жизни – религия. Да, им немало дано, но они лишь стражи границ и чистильщики, не более. И, конечно, им страшно остаться не у дел, осознав, что, возможно, тот самый мрак с которым ключники сражаются ежедневно, не только отвратительная напасть, но и благо, зависит лишь от точки зрения и умения с ним обращаться.

Они отвергли леди Некрину с её искренним желанием помочь всем – и заслужили смерть. Шаади позаботится, чтобы цену заплатили все и каждый. Нет, он их не столь ненавидел, как жалел, но эмоции лишь мешали в работе. Если уж на то пошло, он считал виновным и себя как бывшего ключника. Шаади даже не родился в годы прошлой их битвы с леди Некриной, но печать последствий лежала на всех без исключения, и на нём в том числе. И будь он проклят, если когда-либо опустится до самооправданий и захочет к себе снисхождения. Просто без него миссию не доведут до конца, он, в конце концов, их образец и идейный вдохновитель. Поэтому Шаади намеревался умереть тоже, но последним.

Глава 3

– Альзе Шалиан, как давно вы видели вашу наставницу?

Сурового вида сухопарый мужчина в серебристо-синем одеянии верховного дознавателя на пороге – не тот, кого желаешь видеть с утра пораньше, когда у тебя в руках ещё кружка кофе, а на мокрой голове – полотенце. Тем более когда у него тон архангела, снизошедшего до заурядной грешницы. Вся фигура незваного гостя источала самоуверенность, беспристрастность, строгость. Альзе так и представляла, как те, кого он навещал вот так внезапно, воспринимали его как вестника беды, этакого чёрного ворона несчастья, ведь дознаватели приносили негативную информацию и задавали неудобные вопросы. Несмотря на то, что они просто делали своё дело, не позволяя преступникам мира ключников уходить безнаказанными, их избегали. Их ключи меняли полярность, чем бы ни являлись изначально – превращались в ключи правосудия, а это значило, что дознаватели получали возможность использовать любую дверь, если подозревали, что сквозь неё прошёл нарушитель закона.

– Она давно отошла от дел, и у меня больше года не было времени её навестить, – осторожно сказала Альзе.

Наставница Иртия служила прекрасным примером того, что ключники никогда не уходили в отставку по-настоящему. Хотя она официально больше не состояла в боевом составе штаба и не брала миссии – жила на границе, где пересекались тонкие ткани миров. Место силы, где можно было открыть дверь почти куда угодно. Иртия следила за происходящим в этих мирах и могла либо вызвать отряд, либо, если угроза не так велика, разобраться сама.

– Что случилось? – Альзе не стала скрывать неподдельную тревогу за женщину, благодаря которой она выросла той, кто есть, а не сбежала на полпути, не сдалась и не погибла. Ключники, не выполняющие свой долг, вынуждены скрываться всю оставшуюся жизнь, нервно оглядываясь на каждую тень.

– Она исчезла. Судя по тому, что мы нашли в доме – прямо посреди обычных повседневных дел. Никаких следов борьбы не обнаружено.

– Почему вы думаете, что требуется ваше вмешательство? Она могла куда-то отправиться по личным причинам, – сказала Альзе.

Ей претило, что эти люди ходили по дому её обожаемой наставницы, такому уютному и ухоженному, не предназначенному для бесцеремонности посторонних. Как будто они испачкают светлые полы, опрятные стены и пушистые ковры, не буквально, а просто одним присутствием. Нельзя допустить, чтобы здесь распоряжались чужие люди, слишком уж это напоминало унылую готовность к тому, что хозяйка уже никогда не вернётся.

– Мы нашли связку её ключей. Могла ли она уйти, не захватив их?

Альзе не изменилась в лице, но при всей её выдержке по коже продрал холодок. Предчувствие беды накрыло с головой. Не зная ничего, вынужденная лишь гадать, Альзе почувствовала, что в буквальном смысле задыхается в этой комнате, наедине с бесстрастным дознавателем. Ключники никогда не оставляли свой основной инструмент, легче и адекватнее выйти на улицу полностью обнажёнными, чем без того, что определяло их личности точнее любых документов.

– Что-нибудь ещё там обнаружили? Нечто необычное? – нетерпеливо спросила Альзе, зная, что ключи правосудия позволяют распознавать аномалии.

– Нет. Совсем ничего. Она будто в воздухе растворилась, – дознаватель степенно качнул головой один раз. – Никаких следов или отпечатков, ничего, что указывало бы на посещение жилища госпожи Иртии кем-то ещё, с её на то позволением или без. Как ученица, вы должны иметь способ с ней связаться, не так ли?

– Да, разумеется. Если появятся какие-то новости – я вам сообщу.

Она понимала, как формально звучит фраза, да ещё и намекает на то, что мужчине пора уходить, но у неё не осталось моральных сил притворяться, подыскивать слова или смягчать их. Ей не терпелось, чтобы он ушёл. Альзе желала сама заняться расследованием, нечего чужим совать носы. Да, он профессионал и лучше знает, что и как делать, но она обязана леди Иртии слишком многим, чтобы остаться в стороне и разрешить кому-то докопаться до правды раньше. Как говорится, если тебе нужно, чтобы выполнено было хорошо – берись за это сам.

***