Арход. Жезл Ктора

– И лучше видно, – сказала я. – В том числе и меня.

– Юсти, ты опять про платье, что ли? – спросил Валлар. – Вот честное сенталийское, нам все равно, в чем ты одета.

– Не только про платье. Кстати, ребята. Вы случаем не встретились с госпожой Варитой?

– Она тоже тут? Вот же дрызь…

Алежур загрустил. В его планы не входила встреча с кураторшей.

– Да забыла она про твои два хвоста, – успокоил его Валлар и обратился ко мне. – Пока не встретились, а что?

– У нее такая интересная брошка на платье… Какой-то артефакт. Но я не смогла определить область его применения. Если встретите – спросите, а?

– Ели встретим, спросим, – пообещала Сероль.

– Ой, кажется скоро начнется, – сказала я, услышав звуки фанфар. – Вы идите. Мне тут… Я поработать хотела.

– Маньячка, – констатировала Сероль. – Ты поэтому на каникулы не уехала, да? Тебя же вроде дядя приглашал?

Я бы не сказала, что он очень сильно приглашал, скорее, из вежливости. У самого в семье пятеро ртов. Однако он и слова не сказал отцу, когда тот попросил приютить у себя племянницу. Мне было пятнадцать. Я не хотела никуда переезжать. Однако ослушаться родителей не посмела и все-таки переехала. Дядя дал мне новое имя и свою фамилию. А через месяц родителей убили.

– Мне просто надо работать, – сказала я, отворачиваясь и прикрывая глаза ладонью. – Срочный заказа для мастера Тряка. Так что вы идите, ладно? В перерыве увидимся. Я вас найду, не волнуйтесь.

– Да, мы пойдем, – растерянно и чуть испуганно пробормотала Сероль, оглядываясь на ребят и не понимая, что такого она сказала.

Я кусала губы и не могла объяснить ей, домашней девочке, как и другим однокурсникам, насколько тяжело не иметь своего дома, куда можно вернуться. Насколько ужасно не иметь возможности никогда, никогда не обнять маму и папу, не услышать заботливые и веселые голоса и не увидеть родные улыбки.

Наконец ребята ушли, и сразу же объявили начало концерта. Это отвлекло от грустных мыслей. Два первых номера я смотрела в полглаза – жевала конфеты и переписывала руны. Смотреть на самом деле особо было нечего. Сперва традиционно спели гимн четырех дружественных рас. Потом трио гномов затянуло длинную и нудную балладу об украденном рецепте знаменитого пирога – с кучей трупов, детоубийством и низверганием воров в пучину бурных вод. Эту балладу я знала с детства и никак не могла взять в толк, почему за какой-то там рецепт непременно нужно кого-нибудь убивать. Странный народец эти гномы.

Третьим номером шел хоровод, старинный праздничный танец, яркий, пестрый, шумный, с традиционными выкриками «эй-ха». Танец символизировал сбор урожая и радость от того, что грядущая зима не будет голодной.

И лишь потом вышла эльфийка. Мне плохо было видно ее с моего места, зато слышно замечательно.

Казалось, даже птицы замерли, когда чарующая мелодия поплыла над садом. Она рассказывала о красоте и гармонии нашего мира, о простых чудесах природы, лучше которых ничего не может быть. Каждый звук достигал самых потаенных уголков сада. Замерли лакеи и клоуны. Кажется, даже муляжи животных повернули жуткие морды и внимают флейте. Все: люди, гномы, тролли – последние тоже присутствовали, хоть и в небольшом количестве – слушали, затаив дыхание, кто-то с закрытыми глазами, кто-то – тихо улыбаясь. Может, и не зря ее сюда пригласили. Разве эта музыка не способна достучаться до каждого сердца, объяснить, что мы не враги, а когда-то и вовсе были друзьями навек? Жаль, век тот давно минул…

Заканчивалась пьеса, как и все эльфийские творения, торжеством бытия. Мы будем жить вечно, пропела флейта и смолкла. Я выдохнула и поставила последнюю точку в последней руне. Подула на пергамент, высушивая чернила, свернула в трубочку и кинула в тубус, туда же отправила бумажный лист и чернильницу с пером. Закрыла, перекинула через плечо. Встала. Сейчас все тоже поднимутся с места и устроят овацию виртуозной исполнительнице, и мне хотелось быть в их числе.

Именно в этот момент вместо оваций королевский сад прорезал дикий вопль. Кричали возле сцены. Я выскочила из беседки и побежала на крики.

А возле сцены уже нарастала неразбериха. Визги, вопли, бряцание оружия. Это набежала стража и оцепила зрительские места.

Когда я увидела, отчего все так возбудились, тоже чуть не закричала. Среброликая дева лежала на сцене без движения.

– Умерла! – кричала какая-то дама. – Прямо здесь! Флейту эдак вскинула в последний раз, упала и умерла!

– Туда им, эльфам, и дорога, – рассудительно отвечал спокойный бас. – И им, и дудкам ихним.

– Да что вы такое говорите-то?! – возмущенный дискант.

– А чего? Как наших у ихних границ стрелять, значит, можно, а ихних у нас – не сметь, так что ли?

– Так то у границ, – это первая дама. – И вообще, это не метод! Там война, а тут – мирный концерт!

– Война? Какая еще война? Нет же никакой войны!

– Нет, так будет!

– Но разве музыканты виноваты? Почему умирать должны юные девушки?

– Насчет юности готов поспорить. Эльфы и в пятьдесят прекрасно выглядят, и в сто. А чего им? Леса не загаженные, жрут вообще одну траву, не гадость какую-нибудь, как мы. Вот мы почему болеем, а? Кто-нибудь думал? А-а-а, вот то-то. Чего нам гномы продают, еще неизвестно. Дрянь всякую…

Кто-то внезапно и очень жутко завыл на одной ноте. На него прицыкнули, и он так же внезапно заткнулся.

А я смотрела на девушку, лежащую в нелепой позе, и думала, как ей, наверное, неудобно и холодно. Мне и самой вдруг стало зябко, хотя летний теплый вечер едва начинался, и солнышко еще согревало всех ласковыми лучами.

Тем временем на сцене появился королевский врач в серо-зеленой мантии. За ним вприпрыжку поднялся невысокий человек в клетчатом сюртуке. Врач констатировал смерть от неизвестной причины (внешних повреждений нет, за внутренние не ручаюсь, м-да, тут нужна дополнительная экспертиза, но кто ж ее позволит провести, ну, вы понимаете, м-да) и удалился.

– Где у нас дежурный некромант? – озабоченно спросил клетчатый, вертя при этом головой, словно флюгером. – Эй, стража! Стража, кому говорят! Быстренько сбегайте за дежурным! Бего-о-м! Каждая минута дорога!

Бегом, конечно, никто не побежал. Даже с места не двинулся. Стражи, оцепившие королевский сад, кажется, намертво вросли в землю, а их взгляды, обращенные к клетчатому, недвусмысленно говорили: тебе надо – ты и иди.

Наверное, он и пошел бы, но тут на сцене появился еще один человек.

Высокий молодой мужчина в темных штанах, белой рубахе и кожаном жилете на шнуровке поставил рядом с телом эльфийки холщовую сумку, присел на корточки и принялся вынимать из сумки склянки, бутылки, свертки. Проделывал он это быстро и четко, и все замерли, завороженные выверенностью его движений. Ничего удивительного, некромант во время ритуала не должен ни лишнего слова сказать, ни лишнего жеста сделать. Потому что вместо души умершего может вылезти нечто непотребное и такого наговорить, а хуже того – натворить, что лучше бы того некроманта сразу пристукнуть, чтобы не мучился.

Парень тем временем что-то начертил, чем-то побрызгал и принялся нараспев читать непонятные стихи. Традиционно обрядовые заклинания составлялись на древнеэльфийском, поэтому зловеще красивы, загадочны и туманны. Я ничего не понимала в происходящем – некромантия хоть и была обязательным предметом в институте магических наук, но преподавалась на третьем курсе – однако, представляла, что сейчас произойдет.

Тем временем заклинания стали еще более зловещими. Некромант закрыл глаза, побледнел, входя в контакт с потусторонним миром и выдергивая из него душу эльфийки. Вздох ужаса прокатился по толпе, когда одновременно с наступившей тишиной над сценой поднялась полупрозрачная девичья фигура. Очень впечатляющее зрелище. Было бы лучше проводить его без свидетелей, но, во-первых, чем больше времени пройдет с момента смерти, тем тоньше становится связь души с миром живых. А во-вторых, пока никто не разошелся по домам, есть отличный шанс отыскать преступника. Как известно, призраки не умеют лгать. И если эльфийка успела что-то заметить, то убийце вряд ли удастся скрыться. Именно поэтому стража оцепила сад, не давая возможности зрителям разойтись по домам.

– Спрашивайте, – тихо сказал некромант, вытирая со лба испарину, и сделал шаг в сторону.

Клетчатый приосанился:

– Госпожа Бинриэль, знаете ли вы, кто виновен в вашей смерти?

– Да, – прошелестел призрак.

Общий «ах».

– Этот… гм… человек или представитель иной расы находится здесь?

– Да.

Общий «ой».

Все испуганно заозирались, подозревая в убийце соседа или соседа соседа. Стало неуютно и холодно.

Я, если честно, была уверена, что преступника давно и след простыл. Что он удерет сразу же после убийства. Какой смысл стоять и ждать, пока тебя схватят?

– Тихо! – крикнул в нашу сторону дознаватель и вновь обратился к призраку:

– Вы готовы его указать?

– Да.

– Укажите.

Я огляделась по сторонам. Ну и кто же из этих высокородных господ осмелился поднять руку на столь благородное и прекрасное создание, еще и при большом скоплении народа? Да я сама заеду ему в глаз, пока стражи не оттащат!

Нашла глазами ложу первого заместителя главы Онтиля. Сероль сидела бледная и взволнованная, Алежур кусал губы, а Валлар недоуменно хлопал глазами.

– Она.

Взглянув на призрак, я оцепенела.

Палец, длинный и прекрасный полупрозрачный палец эльфийки указывал на… меня.

Я потрясла головой. Оглянулась. Наверное, кто-то стоит позади, а я просто попалась на пути.

Сзади никого не было. Более того, все расступились, отпрянули, как от прокаженной, и я стояла одна, обличенная в том, чего не совершала.

– Нет, – жалобно сказала я, не веря в происходящее, – нет, я этого не делала.

– Как она вас убила? – невозмутимо спросил клетчатый.

– Не знаю. Что-то черное. Боль в сердце. Конец.

– Вы знаете эту девушку?

– Да, – прошелестел призрак. – Сегодня в гостинице. Она живет в соседнем номере. Мы познакомились. Я дала ей приглашение на концерт.

Бежать, немедленно бежать. Я сделала пару шагов назад. Наткнулась на что-то. Обернулась.

Поздно. Сзади стояли два стражника.

Я затравленно огляделась. В глазах окружающих читались гнев, осуждение, ненависть. Кто-то плюнул мне под ноги. Сероль побледнела еще больше. Во взгляде Валлара читалось осуждение и понимание – ясно, мол, почему я с ними не пошла и какие руны мне надо было переписывать. Заметила декана – он глядел злыми глазами. Рядом стояла и недоуменно хлопала глазами госпожа Варита. Я отчаянно покачала головой, одними губами произнесла – это неправда. Но уже знала: мне не поверят.

Казалось, я вижу какой-то страшный сон, из тех, что снились в детстве. Надо только проснуться, и тогда весь кошмар закончится, надо мной склонится мама, а из кухни потянет вкусным ароматом жареных овощей.

Увы, проснуться не удалось. Мои руки схватили, заковали в наручники. Потом меня пихнули в спину и больно вцепились в локти. Призрак уже исчез, только некромант стоял на сцене, глядя на меня удивленно и как-то рассеянно.

Клетчатый спрыгнул со сцены, бодрой походкой подошел ко мне, сказал стражникам:

– В кабинет на допрос.

3. Допрос

Кабинетом оказалась небольшая деревянная сторожка в дальнем углу сада. Меня втолкнули внутрь, швырнули на стул. Следом вошел дознаватель, сел за стол, достал какие-то бумаги, перо, открыл чернильницу и приготовился записывать.

– Имя? – спросил он

– Что?

– Вы забыли свое имя? – удивился клетчатый, поднимая на меня глаза.

– Не забыла… Но, господин… не знаю, как вас зовут, я никого не убивала!

– Разберемся, – пообещал клетчатый. – Мое имя – Восном. А ваше?

Так и думала, что в его родню затесался гном.

– Юстинния да Торва.

– Возраст?

– Двадцать лет.

– Род занятий?

– Студентка института магических наук.

– Ага, прелестно, – почему-то обрадовался он. – Балуемся запретными артефактами?

– Нет.

– Нет? Какой, вы сказали, у вас факультет?

– Я не говорила.

– Ну, так скажите, – великодушно разрешил Восном.

– Факультет артефактной магии, – сказала я неохотно.

– Ага! – он обрадовался еще больше. – Правда ли, что ваши родители заканчивали именно этот факультет?

– Да, но…

– Верно ли, что их выслали из столицы за изготовление запретных артефактов?

– Что?

Ерунда какая-то. Выслали? За изготовление запретных артефактов? Этого не может быть! Они сами уехали, по своей воле!

– Этого не может быть! – с вызовом сказала я. – Никто их не высылал!

– То есть, вы не знали, – констатировал он. – Прелестно. Вы имеете при себе какой-либо артефакт?

– Нет! Я этого не делала!

На лице дознавателя появилось жалостливое выражение:

– Я бы и рад поверить, но вам должно быть известно, что души умерших не могут лгать! Им незачем, понимаете? У них нет ни чувств, ни эмоций, ни привязанностей. Уже нет. Поэтому они всегда, всегда говорят правду, только правду и ничего кроме правды!

– Но она солгала!

– Такого не может быть, – почти радостно заключил клетчатый. – А, следовательно, из вас двоих неправду говорите именно вы!

Меня снова охватило чувство нереальности происходящего. Безусловно, я знала, что души умерших говорят только правду. Но ведь она соврала! Я ее не убивала. Не было у меня никаких артефактов. С собой, по крайней мере.

– Вам не кажется, господин Восном, мое поведение несколько… нелогичным? Зачем мне было убивать эльфийку при большом скоплении народа? Чтобы меня сразу же схватили? В конце концов, я могла бы совершить злодеяние в гостинице, ведь она жила в соседнем номере! Да и с какой стати мне ее убивать?

– Вот вы и задали следующий вопрос, – клетчатый обрадовался еще больше, он уже сиял, как начищенный чайник. – И, надеюсь… нет, точно знаю, сами на него и ответите, честно и безо лжи. Так зачем?

– Абсолютно незачем.

Тут мне пришла в голову еще одна мысль.

– А этот ваш… некромант. Может, он провел обряд как-то некачественно? Давно он у вас служит?

Клетчатый подрастерял радость и сморщился:

– Это не наш некромант, а дежурный. Из числа добровольцев, что присылает магический сход. Лично я вижу его впервые. В их таинствах ничего не смыслю. Но уверен, он все сделал правильно! Однако, если вы настаиваете…

Он встал, открыл дверь и крикнул:

– Доставьте… гм… пригласите дежурного некроманта!

Последний материализовался в кабинете почти сразу, оглядел меня с ног до головы и повернулся к Вонсому. Только сейчас я заметила на щеке парня шрамы – три глубокие красные полосы поперек щеки. Интересно, призраки царапаются, если их не вовремя вызвать из астрала?

– Подозреваемая уверяет, что она невиновна, – клетчатый вопросительно уставился на парня.

– Призраки не лгут, – пожал плечами тот.

– Да, да, да. Я знаю. Однако… вы уверены, что обряд был проведен должным образом, с соблюдением всех формальностей? Может, вкралась ошибочка?

– То есть, не вызвал ли я какую-то другую душу?

– Ну, не то, чтобы…

Клетчатый посмотрел на меня подозрительно, как на рецидивистку. Та или другая, душа указала на меня как на свою убийцу. Мне стало не по себе.

– Нет, я уверен, – сказал некромант. – Обряд проведен верно. Если есть сомнения, можно дождаться главного королевского некроманта и повторить в его присутствии. Кажется, он должен вернуться завтра.

– Нет, нет, нет, спасибо, идите.

Парень пожал плечами и вышел.

– Ну вот, – радостно воскликнул клетчатый, – практически уже все!

– Как – все? Что – все? – недоуменно спросила я.

– Допрос окончен, – торжественно объявил дознаватель. – Мы выяснили все необходимое и передадим вас в руки эльфов!

– Что-о-о-о?

Дознаватель принялся объяснять:

– Видите ли, когда мы пригласили госпожу флейтистку принять участие в концерте, то вынуждены были подписать гарантийную грамоту, в которой, в частности, есть пункт о форс-мажоре. Так, если с госпожой флейтисткой случится нечто непредвиденное, как-то: травма, ограбление, болезнь, смерть, мы обязаны немедленно обнаружить виновника и доставить его хозяевам Кленового Дола. Точнее, на границу с Кленовым Долом, где означенного виновника встретят местные стражи и предпримут необходимые действия.

– Какие? – внезапно охрипшим голосом спросила я.

– Долженствующие совершить правосудие, – туманно ответил клетчатый. – На самом деле, я точно не знаю, это не моя епархия. Однако смею заверить: людей, равно как и гномов, они не убивают. Их правосудие более гуманно к иным расам. Придумают какое-нибудь экзотическое наказание. Например, прикуют цепями к вершине скалы. Или отправят на рудник в Семицветные горы.

– Пожизненно, – упавшим голосом сказала я. – Рудник – это пожизненная каторга.

– Но ведь не казнь. Просто… вы поймите, не выдай мы вас эльфам, может начаться дрызь знает что! Понимаете, наверное, какая сейчас обстановка. Сенталия на грани войны с эльфами. Те, кажется, только и ждут подходящего повода.

Я уже почти не слушала. Все и так понятно. Господин Восном сделал свою работу. Нашел преступницу. А что будет дальше, его совершенно не волнует.

– Но я ее не убивала, – в отчаянии выкрикнула я. – неужели вы даже не попытаетесь найти настоящего убийцу? Ведь он сейчас разгуливает на свободе!

– Незачем. Призраки не лгут, – сказал Восном и крикнул стражей.

В полном оцепенении я поднялась со стула, позволила вывести себя из кабинета и усадить в карету для перевозки заключенных. Хорошо, что ее подогнали к самому крыльцу будочки, и мне не пришлось продираться сквозь беснующуюся толпу. Мне досталась всего лишь парочка гнилых помидоров – один попал в плечо, второй ударил по щеке, тут же оставив на ней вязкий мокрый след.

– Юсти! – кричал девичий голос. – Юсти, мы знаем, ты невиновна!

Я бросила взгляд в сторону кричавшей. Это, конечно, была Сероль. Глаза ее пылали, щеки горели румянцем. Кажется, единственный человек во всем саду, кто верил в мою невиновность. Милая Сероль, она всегда была яростным борцом за справедливость.

Насчет «мы» она, конечно, погорячилась. Алежур если и находился в толпе, то я его не видела. А вот это он зря. Ему надлежало находиться рядом с подругой. Сероль не прощала осторожно-уклончивых решений. Зато Валлар был здесь. И в его глазах я прочитала то ли сожаление, то ли просьбу о прощении. Милый мальчик, ты-то здесь при чем?

Меня толкнули в спину, и я влетела в карету. Уселась на жесткое сиденье. Наконец мы двинулись. Зарешеченные окошки были задернуты шторами, и я не стала их раздвигать, поэтому не видела, куда меня везут. Не хотела видеть, если честно. Когда козла тащат на заклание, не все ли ему равно, устлан ли его путь розами или завален пометом.

Сомнений быть не могло – я стала козлом отпущения.

Меня везли к эльфийской границе.

С некоторых пор, после парочки особо циничных проникновений в Кленовый Дол, его хозяева установили непроходимый для людей и прочих рас барьер. Проникнуть во владения мог только эльф либо инорасец в сопровождении среброликого. Значит, именно на границе меня и передадут из рук в руки.

Что ждет меня в дальнейшем? Вечная жизнь на рудниках? Ком подкатывал к горлу при мысли о таком будущем. О долгих годах жизни уж точно не приходилось говорить. Года два, не больше, жил, точнее, существовал человек на эльфийской каторге. Ежедневный спуск в штольни, работа кайлом, таскание наверх тяжеленных мешков с камнями. Либо завалит внизу, либо надорвешься, ворочая самоцветы. Да и работать приходилось с шеей, руками и ногами, закованными в серебряные браслеты, что ежесекундно вытягивают жизненные силы, дают забвение, лишают воли и желания сбежать. В общем, превращают личность в покорную рабочую скотину.

Ну почему, за какие грехи я должна так расплачиваться? Ведь я и правда не убивала ту эльфийку! Вспомнились прекрасные глаза, тонкий стан, чуткие пальцы… Да кто бы в своем уме осмелился поднять на нее руку!

Стоп. А ведь кто-то же осмелился! Но кто? Нет, почему – это понятно. Очередная провокация, то ли с нашей стороны, то ли с их, а, может, вообще, с какой-нибудь третьей. Определенно кому-то выгодно начать войну, развязать конфликт. Зачем это надо людям? Завладеть эльфийскими лесами? Да у нас и своих полно, ничуть не хуже. Семицветные горы? Но пока, даже в условиях напряженности, поставки драгоценных камней идут полным ходом. Личная выгода? Но чья? Нашего короля, да продлятся его лета до скончания веков? Вряд ли он всерьез надеется одержать победу, а если и да, то дастся ему это огромной ценой.

А может, с другой стороны подойти? Вдруг кто-то имел зуб конкретно на эту эльфийку? Допустим, у нее был когда-то любовник-человек, она его оставила, и он отомстил?

Нет, невозможно. Эльфы – преданная раса, и если они отдали кому-то сердце, то это навсегда, до смерти. Они оставят в прошлом все за счастье быть рядом с любимым. И у меня был ярчайший тому пример…

Определенно одно – меня подставили. Нашли девушку-простушку, подсунули в карман артефакт, а он в нужный момент взял и сработал. Но каким образом кто-то мог пронести запретный артефакт на концерт? Насколько я знаю, стражи вмиг определили бы его.

Значит, все это полная чушь, нет у меня никаких артефактов, нет и не было. Да они ведь и не осмотрели меня! Это странно. Дознаватель Восном убежден в моей виновности безо всяких осмотров. Призраки не лгут – этот довод клал на лопатки сотню неопровержимых улик и алиби.

Ладно. Я на всякий случай похлопала себя по карманам, насколько смогла сделать это со скованными руками. Пусто. На шее тоже ничего не болтается.

Они не заглянули даже в тубус! Хотя, чего там смотреть. Бумажка да пергамент, который мне предстоит не далее, чем завтра, вернуть мастеру Тряку. Получить деньги за работу. Пять голдов – очень, очень хорошая плата. На эту пятерку можно протянуть месяц, если не больше, да еще и отложить немного на ту самую книгу о старинных арефактах.

О чем это я? Завтра я стану одной из каторжанок на рудниках в Семицветных горах! Конечно, тубус эльфы отберут. Ну не просить же их сгонять по быстрому в столицу и передать пергамент в лавку мастера Тряка за хорошее вознаграждение!

А мои вещи в гостинице?

А Фенька?!

Что станет с моей птичкой? Бедная Фенька! Кто станет кормить тебя, менять воду в поилке? Сердце сжалось от тревоги. Надеюсь, ее найдут и просто выпустят из клетки на волю, и птичка все-таки отыщет свой дом.

4. Разговор с эльфом

С такими невеселыми мыслями я тряслась в карете, пока та не остановилась. Послышались голоса, тихие, доносившиеся издали. Удалось разобрать только часть разговора: «привезли… осмотрите… забирайте… все по форме… документ… сомнений быть не может».

Вспотели руки, видимо от волнения и страха. Все, приехали. Лучшее, что можно сделать – сохранить достоинство. Не умолять о снисхождении, не клянчить, не ныть. За меня все уже решили. Нужна была коза отпущения – нате.

Я вздрогнула, когда возле самой кареты властный голос произнес:

– Я стану говорить с ней наедине, прежде чем заберу. Прошу не мешать!

Дверца отворилась, и в карету вошел… нет, грациозно в ней появился высокий эльф в зеленом плаще с серебристым кантом. Серебром же был обшит камзол цвета молодой травы. Серебряные сапоги казались почти зеркальными. В длинных белых волосах сияла тонкая диадема.

Я даже на миг забыла, зачем меня сюда привезли, так как задохнулась от восторга. Какой он… Красивый, статный. Кто-то из властителей, наверное.

– Мое имя Бадриэль, – сказал эльф, сел напротив и принялся меня разглядывать.

По спине пробежал неприятный холодок. Оценивает будущую рабочую лошадку? Я мысленно усмехнулась, не столько весело, сколько ехидно – мол, много вы с меня не поимеете, худа, не особо сильна. Разве что выносливостью могу похвастать. Камни ворочать – это не по мне, тут они промахнулись; лучше записали бы в преступники какого-нибудь мужика.

Хотела сказать что-нибудь колкое, но он вдруг приложил палец к губам, призывая к молчанию. В руке появился небольшой жезл с прозрачным камнем-навершием. Эльф провел им по периметру кареты невидимую линию.

Сразу пропали внешние звуки: шелест листьев, лошадиный храп и негромкие переговоры стражей. Наступила полная тишина. Которую нарушил эльф, произнеся:

– Теперь нас не слышно. Им очень хочется узнать, о чем пойдет беседа. Ничего. Пусть помучаются.

Беседа? Помучаются?

По-моему, он говорил что-то не то. Я ожидала сурового допроса с пристрастием, калеными щипцами и возгласами «признайся, смертная, или умри!» То есть, эльф обязан был выпытывать, вызнавать, докапываться до истины.

Но окончательно сразило меня следующее заявление. Тихим, успокаивающим голосом эльф произнес:

– Ты не убийца.

Я ничего не ответила, лишь кивнула. Ком подступил к горлу, а слезы брызнули из глаз сами по себе. Неуклюже размазав их по щекам скованными руками и смешав с присохшим томатным соком, я с трудом сглотнула ком, громко шмыгнула носом и снова кивнула.