Детство

– Не, пинижёнок дурак ей богу: раз в месяц лезет, так соли не напасешься. Родная, может дробью зарядить?

– На всех свинца не хватит, – вздыхает бабушка и добавляет, – а жаль…

Утром я первым делом решил все же посмотреть поближе дедовское изобретение, пройдя уже вдоль ослабленной нитки, я нашёл первую, ту, что сработала, и, быстро сообразив, где остальные, без труда нашёл и их. Сидя на корточках в тени от сарая, я разглядывал одну из конструкций, простота и таящаяся в ней сила завораживала, я оттягивал электрод, но, не зная как зафиксировать, плавно ставил на место, мне безумно хотелось быть таким же, как мой дед – смелым, умным и, да просто хотелось и все.

– Ген, огурцов к обеду сорви, – слышу я голос матери…

«Огурцов, каких огурцов, тут вот оно че, а она, огурцов ей подавай», – думалось мне. Наконец-то я решился, встав над конструкцией так чтобы она была между ног, я оттянул на сколько можно электрод. Грохот выстрела оглушил, в клубах дыма, так как дедушка для своих приблуд щедро использовал дымный порох, я испытывал гордость, я смог, я молодец. Отчим, сидел возле грядки, сжимая руками ногу, и с ненавистью смотрел на меня.

– Больно, дядя Гена? – спросил я, но скорее с интересом иследователя.

– Пошёл вон! – прошипел тот. Я интуитивно знал, что придёт время и он отыграется на мне за всё, но уже тогда понимал, что как бы не было, на поклон не пойду…

– Ничего, – по-детски уверенно говорю я, – до свадьбы заживёт.

На крыльце хохочет дедушка.

– Внук, иди сюда, – зовёт он, – никого не убил?

– Не, не успел. -мотаю я головой.

– Пошли, сегодня брат твой приедет… – напоминает он мне. Значит будет весело, мой двоюродный брат Юрка – это сила, поэтому карбид, что я свистнул в кочегарке, будет в тему.

Детство

Но чем отличается детство от той же самой прыщавой юности, так это умением не заморачиваться долго на какой-нибудь проблеме; так вот и сейчас мы с Юриком остановились возле мотоцикла «Минск», неосторожно прислоненного к забору. Мотоциклом «козла» (в широком смысле этого слова) назвать было трудно, но он ездил, а это и есть главное. Отчим купил эту кучу металлолома аж за четвертной (при зарплате сто десять) и приволок его на «официанте» домой. Мать его радости не оценила и, как итог, отчима отлучили от стола, тела и других приятностей, короче неделю отчим жил по месту работы, пока дед не рявкнул на мать и та всеже привела похудевшего, но довольного отчима домой. Неделю, вечерами, чудо техники перебиралось и наконец-то завелось. На первый выезд вышли посмотреть все и, под напутствие матери «чтоб ты убился, скотина», отчим наконец-то стал мотовладельцем. И вот теперь мы с Юркой стояли возле этого чуда и…

– Давай прокатимся? – предлагает Юрец. Никаких мыслей о последствиях не было, честное слово, просто было одно но…

– Ноги до земли не достают, – вздыхаю я.

– Давай с лавочки, я толкану. – возбужденно шепчет Юрка.

– Давай. – соглашаюсь я, и мы с трудом катим мотоцикл к скамейке. Отчим часто катал меня, поэтому на все свои «почему» я знал ответы, то есть: сцепление, газ, скорость я знал. К примеру, примотанная проволокой Г-образная фигня с болтом – это вниз – первая, остальное – вверх. Ну вот и скамейка. Как заправский мотогонщик, качаю мотик, в баке булькнуло.

– Давай. – пересохшим от волнения голосом говорю я. Мысль о том, что если не заведётся и мне придётся падать, даже не приходила. Поэтому, толкнув меня под горочку, Юрка побежал рядом, чтобы успеть запрыгнуть. «Минск» взревел, видно сцепление или ещё что я не дожал, мотоцикл качнуло и Юрка кричит.

– Получилось, давай!!!

И я выжимаю газ… Это сейчас придумывают ограничители скорости и прочию лабуду, а техника того времени просто не могла физически разгоняться, вот и мой «минскач» имел потолок в шестьдесят и все, совсем все. Но меня это не интересовало, я гордый и счастливый катил по улице… Цель была одна – в центр, там пятачек с обелиском и асфальт, так называемая площадь; все чин чинарем, по периметру находилось все, сельмаг, контора, клуб, трибуна из досок, в общем, центр всей жизни. Пацаны с улицы, разинув рты, с нескрываемой завистью застыли, когда я с ревом выехал на асфальтируемый пятак, где в центре стоял уродливый типовой обелиск, и стал наматывать круги. Меня переполнял даже не восторг, нет, это было чувство превосходства над всеми, я просто кружил вокруг памятника, который в народе имел название «золупа», и наслаждался.

– Толян, зырь, Генка идёт. – окрик Юрки приземляет меня. И точно, отчим, которого Юрка так и называл всегда по имени, остолбенел, увидев меня на «козле». Я же, слегка растерявшись, дал газа. Треск шум и тишина… Очнулся я уже в окружении тёток, лёжа на полу, в рассоле из маринованных кабачков.

– Живой, че ему будет. – услышал я чей-то голос и окончательно пришёл в себя. Юрка стоял чуть в стороне и безмятежно улыбался, и как оказалось было от чего. Увидев отчима, я отвлёкся и автоматически прибавил газу, поэтому деревенские бабы, стоя в очереди, весьма удивились, когда дверь в сельмаге слетела с петель и прямо в прилавок влетел мотоцикл, с двумя малолетними придурками. Наша продавщица однако отнеслась к этому абсолютно спокойно, будто мотоцикл в прилавке – это обыденное дело, она просто послала гонца до деда и, удостоверившись, что руки ноги целы, смолила беломор на крыльце. При появлении дедушки, весь курятник затих.

– Ну? – лаконично спросил дед, презрительно осматривая народ у магазина.

– Тут вот такое дело, Иван Александрович… – начал было парторг нашего совхоза дядя Вася «Пахом», но был грубо прерван.

– Рот закрой, тебя не спрашивают. Дед выискивает глазами кого-нибудь, кто бы мог внятно объяснить произошедшее.

– Знаете что, я, как парторг… – не унимается Пахом.

– Ты мне в школе надоел, все время на всех бегал жаловаться, поэтому и сейчас партейный. – усмехается дед. – Юра, иди сюда. – зовёт он брата.

Тот вкратце, как любит дед, объясняет.

– Вышли, стоит, взяли покататься, а тут Генка, газ дали, повернуть забыли, все живы. А так все хорошо.

Юрка стоял, изображая стойку смирно, и почти по уставному «ел глазами» начальство в лице деда.

– И все-таки, мы поставим вопрос… – не унимался Пахом.

Дед просто двумя пальцами ухватил его за выпирающий кадык и, глядя на хрипевшее лицо, спокойно произнёс.

– Я тебя, суку, удушу. А ставить ты даже бабу свою раком не сможешь, поэтому книжечку свою красную в жопу засунь!

Дед отпустил тело, с брезгливостью вытер руку о вымпел «передовик производства» и произнёс.

– Долго лежать то будешь? Пошли, тебе ещё с бабушкой говорить.

После этих слов он подошёл к продавщице и за минуту уладил все вопросы. Отчим вставляет дверь, делает ремонт и оплачивает разбитый товар, за то, что оставил мотоцикл без присмотра. Зная крутой нрав деда, отчим спорить не решился. И под занавес, дед купил развесных ирисок и,

насыпав нам с Юркой по целому карману, отправился с нами домой. В глазах всей деревни мы выглядели, как инопланетяне. Как так, угнали мотоцикл, разбили магазин, и вместо порки, избиения и причитаний на всю улицу, как это принято у «нормальных людей», конфеты в карманы и ничего… Даже подзатыльников. Уже подходя к дому, мы успокоились окончательно, и произошедшее выглядело не так трагично. Поэтому, когда мать попыталась меня ударить, я опешил, но суровый окрик бабушки, наблюдавшей все из окна, пресек эту попытку.

– Не сметь! Умру, делай что хочешь. Родить любая дура может, а ты воспитай! Так, теперь оба сюда, и лучше вместе с дедом, рассказывать будете. В своей комнате, среди придуманных игр, где я же и был самый-самый, я стал пытаться обдумывать всё, что видел и слышал. И помаленьку до меня стала доходить та самая, настоящая, то ли правда жизни, то ли просто неприятие всего окружающего.

Выходило, что все вокруг построено на вранье, а обидно вдвойне от того, что тебе врут твои близкие люди и ещё заставляют верить этому всему.

Не удержавшись я пошёл к бабушке. На удивление спокойно она выслушала меня и, пока дедушка с гостями курил на крыльце, спокойно ответила,

– Знаешь, внук, вранья в чистом виде нет, а есть желание людей верить. Ты понимаешь?

Я отрицательно замотал головой.

– Ладно, давай по-простому, – продолжила бабушка, – мама тебе говорит что ты самый умный, красивый и сильный, так?

Я кивнул.

– Но это для неё, для остальных ты, возможно, хлюпик, дурак и урод. Выходит, что мама врёт?

Я остолбенело молчал.

– Ни капли не врёт, – продолжала бабушка, – она говорит тебе то, что ты хочешь слышать, не более. А вот тут от тебя, внук, зависит, кто ты, так что на вранье основано всё.

– И чего делать? – выдавил я из себя.

– Да, ничего. – улыбнулась бабушка, – Просто никому и ни во что не верь, потому что, если ты поверил, ты по сути уже раб. Ты же не хочешь быть рабом? Только единственный, кому никогда не нужно врать – это себе, внук.

Тем временем дедушка, проводив гостей и войдя в комнату, словно слышав наш разговор, продолжил,

– А теперь, внук, пошли в клуб, там кино привезли, и там я добавлю ещё кое-что…

Мысль о кино на время вытеснила все остальные. Собравшись за пять минут, я уже стоял у калитки вместе с Юриком, который уже вернулся с соседней деревни от своих друзей. О, сельский клуб, киносеанс, это было вожделенное место всех пацанов; сколько разбитых носов и покалеченных судеб. Пять копеек дневной детский, десять вечерний, мы шли на вечерний, в фойе клуба стоял старый, кривой, местами засаленный и порваный бильярдный стол, где березовыми киями, нещадно выпачканными мелом, молодёжь, и не только, играли «партии века»…

– Здрав, Ван Саныч. – послышалось со всех сторон как только мы вошли. Парторг, он же по совместительству глава образованной ветеранской организации, рыхлый и круглый, как колобок, с засаленной орденской планкой, на не менее засаленом пиджаке, суетливо забегал возле нас, пытаясь что-то сказать, но дедушка отмахнулся от него брезгливым жестом руки, на что тот среагировал мгновенно, то есть исчез.

– Здорово, Саныч, – к деду подошли ещё два таких же мужика.

– Своих привёл? Молодца, мы тоже, – проговорил один из двоих.

Все трое хоть и отличались друг от друга, но единило их одно – спокойная уверенность в себе и даже чувство превосходства, что ли. Выйдя на крыльцо, один уверенно вынул из кармана бутылку красного и стакан.

– Давай, Саныч, редко видимся, хоть и живём рядом. – сказал он, наливая вино в стакан. – Как знал, что тебя увижу. Давай за наших, за Сиваш…

Дедушка молча выпил, а я запомнил незнакомое слово и решил при случае узнать.

Лишь потом, спустя много лет, я стал понимать, что эти трое со всей ветеранской «шелупони» были настоящими. Они не рвали глотки с трибун, никуда и никого не призывали. Они знали цену этим призывам и лозунгам. Это их лица перекашивало, когда по радио или по телевизору с одной программой (да, друзья с одной, второй канал – это был удел крупных городов) слышались бравурные песни о войне, исполняемые еврейскими мальчиками. Они не смотрели фильмы про «мы победим», они просто на майские собирались у моего деда и молча пили. И мы, дети, не решались подойти к ним, чтобы не нарушить то хрупкое и святое, под названием «Память». Они все ушли рано, но и сейчас мне хочется сказать спасибо, просто спасибо за всё…

Киносеанс был вполне сносным, увлёкшись «Неуловимыми», мы с братом не замечали, что двери зала то открывались, то закрывались, и по залу то там, то тут, вспыхивал оживленный шёпот. Причина была проста – киномеханик один, сёл много, и на «кино» к нам приехала делегация местного «бомонда» с соседней деревни, что не понравилось нашим. И поэтому, когда мы выходили из зала в фойе, берёзовых киёв не было, а на улице была вторая серия боевика под названием «Наших бьют». Разгорячённые самогоном две толпы месили друг друга с каким-то животным азартом. Про «лежачих не бьют» тут никто не вспоминал; если кто и отползал в сторону из приезжих, то тех добивали местные «дульсинеи», визжа от восторга.

Дедушка закурил и с усмешкой, посмотрев на побледневших меня и брата, как-то обыденно проговорил,

– Пошли до дома, бабушка ругаться будет, и так поздно…

Я намертво вцепился в руку деда, вокруг били друг друга мужики, которые сильнее, здоровее деда и… Мы пошли. Спокойно, будто в сельпо за хлебом, дед шёл через эту свалку людских тел и перед ним все расступались. Наверное так же идёт и ледокол, спокойно и уверенно. Лишь один раз дед освободил руку и поймал за шиворот мужика с окровавленным лицом,

– Васька, мразь ты такая… – процедил дед сквозь зубы. Я оторопел, такого голоса я у дедушки не слышал никогда. В нём словно проснулся тот детдомовец времён голода, его юность гопника и фронтовая молодость. – Не дай бог ты хоть одну штакетину вырвешь…

– Я понял, Ван Саныч, понял… – прохрипел Васька.

– Пшёл вон! – дед оттолкнул его от себя.

Драка осталась уже позади нас, а я продолжал цепко держаться за руку, Юрка, как обычно отстал, чтоб «позырить» ну и разжиться какой-нибудь мелочью.

– Испугался? – услышал я ласковый голос дедушки.

Я в удивлении посмотрел на него, метаморфоза была разительна, минуту тому назад я был уверен, что мой дед способен убить, а сейчас снова такой же ласковый и добрый…

– Их не надо бояться, они же животные, – продолжал дед, не дожидаясь ответа. – Они, как собаки, чувствуют, что ты их боишься и нападут. А так – ерунда это, внучёк…

– А как люди могут быть животными? – спросил наконец-то я.

– Просто, Толик, всё просто. Вот смотри, собака наша, Шарик, охраняет двор, и если кто чужой придёт – она его укусит, правильно?

Я кивнул.

– Так и тут, наши охраняют свою территорию, но стаей, – продолжал дедушка. – Вот и немцы, когда напали – мы их победили, потому что за свою территорию дрались, – неожиданно подвёл он итог. – Но у каждой стаи есть вожак, правильно?

Я снова кивнул.

– А почему?

– Потому что он самый сильный! – с уверенностью говорю я.

– Не, внук, он просто очень умный, – усмехается дед. – Вот ты многих полководцев знаешь?

Я с радостью начинаю перечислять, а дед выждав немного, срезает меня вопросом,

– Хорошо, ты их знаешь, а солдат всех знаешь?

Я осёкся.

– То-то же. – усмехнулся опять дед. – Есть стая и есть вожак, есть отряд и есть командир. Ну ничего, разберёшься сам…

Возле дома стояла мама и отчим, причём в лице которого произошли некоторые изменения.

– Папа… – начала было мама, но осеклась под насмешливым взглядом деда.

– Чё, Генка, тоже досталось? – с иронией спросил дед проходя в дом, – Ничего – ничего, на вас как на собаках…

Бабушка укоризненно покачала головой.

– Вань, если внук будет хоть наполовину такой же, как ты, я ему не завидую, – произнесла она непонятные слова.

– Почему наполовину?! – вскричал я, – Я хочу быть как дедушка.

– Диагноз ясен, – вздохнула бабушка, – второй Сизов, хотя, может, это и к лучшему. Иди спать, дедушка-два…

Дедушка хохотал возле печки, глядя, как мама пыталась залепить раны и царапины отчиму, бабушка улыбалась, значит всё хорошо и я пошёл…

Нет, не спать. Ночь обещала быть весёлой… Детство

Как только все в доме утихло, я замер в ожидании. Время тянулось медленно, больше всего я боялся уснуть, но тихий стук в ставни заставил вздохнуть с облегчением. Тихонько открыв окно, я перелез через подоконник, и вот я уже вдоль кустов сирени крадусь на улицу. Там ожидали уже пацаны, с кем условились ещё давным давно рвануть в сторону болота Тегерек. Село медленно засыпало, а я, брат Юрка и Женька Пинигин, втроём, подбадривая себя, шли на край села.

– Блин, – говорил Юрка, – там точно нечисть водится и нам надо посмотреть; вон баба Маша, колдунья, не зря тудой бредает.

Мы с Женькой кивали, хотя не знаю как у него, но у меня в груди холодело. Несмотря на звездную ночь, болото выглядело чёрным пятном на чёрном фоне; в общем, жутко. Резкий, плачущий вопль выпи заставил вздрогнуть и сесть на землю.

– Тьфу, ты падла! – выругался по-взрослому Юрка и мы, чуть отдышавшись, направились дальше. Но пройдя ещё немного оцепенели. Где-то возле болота зажглись фары автомобиля, затем другого. Мы не сговариваясь развернулись и рванули бегом до села… Дедушка сидел на крыльце и курил, увидев меня улыбнулся.

– Набегался?

Я же, с круглыми от страха глазами, начал нести детскую чушь, где переплелось все и мистика, и шпионы, и прочее. Дедушка, выслушав мой лепет и подождав пока я успокоюсь, произнёс.

– Внучек, самые главные наши страхи – это, когда мы что-то не понимаем. А если что-то не понимаем, то часто придумываем себе черт знает что, а на самом деле все просто. Вот ты видел на болоте, или рядом, огни фар и, не понимая сути, придумал уже историю про ведьм, шпионов и инопланетян, так?

Я смутился, а дед продолжил, и от простоты ситуации мне стало и стыдно, и смешно одновременно. Суть истории была такова. В свое время для «нагула жирка» селянам в нашей местности разрешили держать песцов, соответственно для сдачи шкур в государственную заготконтору. Деньги платились небольшие, но все же, но помимо официальных появились и «чёрные» заготовители. Естественно деньги были серьёзные. Партия и правительство по старому методу, когда осознало, что мимо кассы проходят какие-то деньги, решило запретить, указом, все чин по чину. Но люди, дорвавшиеся до денег, с прибором клали на всех, и поэтому тайные фермы продолжали существовать. А органы надзора вместе с милицией получали свою долю и были счастливы. Ибо перспектива выйти из дома и не вернуться была гораздо ближе, чем грозные окрики с того же областного центра. Вдоволь посмеявшись над моими страхами, дед спросил.

– Дядя Витя завтра корову резать будет, смотреть пойдёшь? Кровянка точно будет… – сказал он, намекая на свежую жареную кровь с луком. Я согласно кивнул. Жизнь в деревне, как ни говори, она немного другая; когда дедушка рубил курам головы, мы с братом Юркой с каким-то восторгом даже смотрели, как обезглавленные курицы, брызгая фонтанами крови, носились по двору. В то же время сын моей тётки забился в доме и жадостливо хныкал. Зато, когда мы сели ужинать я не удержался.

– Жалко, Лёша, курицу, правда?

Тот пустил слезу и промямлил, – Да, она же живая была…

– А кушать не жалко? – ехидно спросил я под молчание взрослых. Тот покраснел и разревелся, на что тётка решила высказать все, что она думает по поводу моего воспитания. Дед резко оборвал её.

– Если хочешь вырастить из своего, сопляка, делай; а пока я тут хозяин, и будет так, как я сказал, не нравится – уезжай…

На этом вроде все и закончилось, но внутри у меня что-то осталось такое, что даже сейчас я не могу сформулировать.

– Дедушка, а как же дядя Витя будет Машку резать, ведь он же хвалит её, она самая лучшая у него? – задаю я, наверное, самый основой вопрос…

– Видишь ли… – начинает дедушка, но внезапно мы оба слышим голос бабушки.

– Внучек, вот когда ты пропалываешь грядку и я говорю тебе, что ты самый лучший и у тебя хорошо получается, что ты делаешь?

– Конечно я стараюсь сделать лучше. – не задумываясь говорю я.

– Ну и зря, – огорошила меня бабушка. – человек от скотины отличается тем, что он не нуждается ни в чьём одобрении или порицании, он сам знает, что делать, как делать и насколько делать.

Я замер, словно перед очень каким-то важным открытием, в моем детском сознании стало формироваться нечто новое, не похожее ни на что чувство.

– Так вот, если мне скажут… – начал я.

– Всё верно, – тихонько перебивает меня бабушка, – если вдруг тебе скажут, что ты – трус и не можешь спрыгнуть с дерева, то у тебя два выхода, либо в могиле, либо жить дальше. Никогда не разменивайся на мелочи, жизнь тебе предоставит много шансов погибнуть…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.