Все пути твои святы

Глава 7

Жрать хотелось так, что желудок в восьмерку закручивался. Он старался не думать о еде, но чертовы видения лезли, как назойливые мухи. В полусне привиделся мусс тети Гали, малиновый, зараза. Терпеть он не мог этот мусс, ложкой загребал и бросал в огород, потом получал по первое число, а тетя Галя сразу слезу пускала, тут отец и бросался на него с медвежьим ревом. С каким бы удовольствием Виктор сейчас вкусил бы этого мусса, и ложечку облизал, и тарелку, и тетю Галю на руках бы носил весь вечер. Еще шашлык почему то нарисовался. Сочный, поджаристый, с запахом, щекочет ноздри, сил нет терпеть. Даже звук был соответствующий: шкварчал шашлычок и шипел, когда сок с него на угли падал.

И где-то за мангалом отец маячил, с мамой лениво переговаривался, а шашлык румянился и пах так, что сводил с ума. Хотелось вгрызаться зубами и высасывать сок, и жевать яростно, ощущая невероятный вкус. Это уже были галлюцинации и Виктор мотнул головой, отгоняя морок. Нужно было что-то делать. Через пару часов рассвет и впереди чертовы джунгли. Он не пройдет и пол пути, упадет с тропы и засосет его красная плешь, про которую Макс рассказывал, или мошкара наползет и облепит тело, как черная туча смерти. Щекотки он не боялся, но вот яд…

– Не спишь?

Уже пятый раз спрашивает. Сочувствующий механизм, будь он проклят, а особенно его создатели.

– Не могу на голодный желудок.

– Не надо было покидать место сбора.

– Не надо было прилетать вам сюда, су… существа вы тупые. – Виктор зажал живот рукой, так было проще переносить сводящий с ума голод.

Свернулся калачиком, еще на миг погрузился в видения жареного мяса, но тут же вынырнул обратно, потому что Страус тряхнул его, переставил ноги, словно они затекли. Виктор не раз замечал, что Страус ведет себя, как человек, или как игиг. То вдруг у него подозрение необоснованное возникает, то пейзаж нравится и он останавливается, чтобы его визорами своими холодными лицезреть.

Может ли робот заразиться человечностью? Земные киберы были машинами. Совершенными, великолепными, очень умными, красивыми, какими угодно, но они всегда оставались роботами. А эти… хрен их знает. Сотворили их твари неземные, логика у них не наша, на что способны, кто знает?! Надо было эти соображеньица проверить. Можно ли, например, Страуса разжалобить? Есть ли у него предел терпения?

То, что они самообучаются, в этом не было сомнения. Взорвавшись на первой «качельке», что попалась на тропе, Страусы стали осторожнее, к гравитационным полям не подходили. Или еще эта ржавчина, которая съедала все подряд. От нее Страусы маслом придумали мазаться, что у них из заднего выхлопа капало. И комбинезоны заключенных им смазали, хотя могли бы и не делать, бросить расходный человеческий материал корчиться в радиационном облаке.

Страус на «тупых» не отозвался, видно свое мнение имел и до ругни опускаться не желал. Гордый чурбан. Виктор пнул его мягкую поверхность ногой.

– Слышь ты, не дойду я по тропе, сдохну же как собака.

– Возможно, но есть приказ и я от него отступить не могу.

– План сорвешь, игиги в переплавку отправят.

Ну тупой, совсем безмозглый. Солдат и раб, а не свободный интеллект. Хотелось спать, но живот прилип к спине и заснуть не давал. Хоть бы быстро все было, не хочется уже ничего…

– Я сломаться могу.

Прозвучало это как гром среди ясного неба. Виктор даже не сразу понял. О чем это железка болтает? Причем тут сломаться? Страусы не ломаются, они сразу из строя выходят, если в эпицентр взрыва попадают. Что это он несет, совсем шарики за ролики… Нет, что-то сказать хочет. Виктор приподнялся, пересиливая пожирающую изнутри боль, и попытался сконцентрироваться. Фраза как-то неправильно построена сама по себе.

– Ты чего? – переспросил на всякий случай, запрещая себе надеяться. Хотя на что тут можно надеяться?

– Очень редко у меня бывает сбой в цепи, при котором процессор отключается от корпуса. Всего лишь несколько секунд, в это время я обездвижен.

– Так… Я понял. Выпускай меня.

Может, показалось? Вот леший побери Страуса! «Если это обман, я ему все антенны обломаю», – подумал Виктор и вывалился неуклюже на землю. Даже боль в животе притухла, отпустила слегка. Он пытался представить себя кибером, который жалеет человека. В голове не укладывалось. Переплавки испугался? Так нет у него жажды жить. Или есть? Или это у него, у голодного жалкого человечка, пропадающего на чужой планете, жажды нет?

Слез, огляделся. Вроде все тихо. Страус застыл, словно впал в ступор, даже зенки свои стеклянные выключил. Вот тебе и машина бесчувственная! Сзади, в левой ноге была заветная шторка. Открывалась раз в день и по одному пайку выплевывала. А теперь она вдруг открытой оказалась. Виктор вырвал палку из джунглей, корявую и с острыми шипами. Времени не было, да и царапины не имели значения. Проклятье богам, это правда! Колупнул палкой в ноге кибера как следует, на радостях чертыхнулся, снова скрутился от боли в животе и упал на мокрый песок тропы, засыпанный пайками.

Разодрал зубами целлофан, вгрызся всем своим голодом в булочку с маслом и показалась она верхом кулинарного искусства. Только спустя пару минут Виктор понял, что это не их пайки. Не было у них там никаких мягких булок и тем более с маслом. Для кого хранил робот эту снедь, сложно было представить. Масло, правда, пованивало чем-то аптечным, но сначала он не разобрал, только жевал жадно, глотал, давился и ревел как дурак, обнимал ногу Страуса.

Камнем провалились булки в желудок и он понял, что больше нельзя. Надо было остановиться, иначе желудок вернул бы все джунглям. Над ними пролетела огромная птица, похожая на черную кляксу, и Виктор остановился, вдруг посмотрел на себе сверху ее глазами. Перестал глотать, как утка, выронил четвертый паек. Жалкое зрелище. Лежит «венец творения» в железных ногах робота-захватчика и сопли об него вытирает, полный благодарности за милость. Булочку робот выбросил, чтобы раб не издох, бедняжка. Может, в программе это у него было.

И стало ему стыдно, не за себя, а за всех, кто на Черной ползал в ногах у игигов. О чем он думал? Бежать, на землю родную вернуться. А дальше что? Игиги везде. И на Земле их больше всего, как саранчи на поле. Куда, сука, ни плюнь…

Зашевелился Страус, засветился, крякнул и заскрипел, пугая агрессивную среду. Сразу поле включилось и Виктора отбросило на метр, даже булка у него из рук выпала, которую он не успел в рот запихнуть. Джунгли зашипели и отступили, ушли в тень, спрятались в ночи. И стало тихо, как в у дьявола в сердце. Виктор булочку быстрым жестом засунул за пазуху и склонив голову, побрел обратно, к брюху Страуса. Молча залез и уснул сразу, провалившись в черный сон без видений.

***

Собрали их почему-то не возле озера, как обычно, а на зеленой проплешине, в паре миль от вчерашнего места сбора. Плешь эта была усыпана крупным песком, в котором тонули сапоги, и комбинезон вскоре покрылся зеленым налетом. Тропы отсюда не было видно.

Страусы выстроились, как на параде, только что ноги свои не начистили. Ноги эти и так блестели, как зеркала, и чистить их не было надобности. Арестанты успели перекинуться парой слов, Макс сел и пытался спать в жутко неудобной позе.

Философ посматривал с недоверием на Страусов, переводил вопросительный взгляд на Виктора. Профессор только покинул брюхо своего безумного кибера и теперь лениво прохаживался, поддевая зеленую корку носком ботинка. Ботинки его были на той стадии, когда только чудо не дает рассыпаться в труху. Еще пара дней и от них ничего не останется.

Виктор смотрел и удивлялся тому, что он привык уже жить на этой проклятой богом планете, как научился вставать с первыми лучами чужого солнца, как принял весь этот кошмарный сон за реальную жизнь. От мрачных мыслей его спасла Мэри. В ее глазах было знакомое голодное отчаянье, которое делало ее похожей на дикого зверя: на волчицу или тигрицу. Он незаметно сунул ей в руку вчерашнюю милость Страуса, булочку с маслом.

Она вздрогнула и посмотрела испуганно, потом сообразила и наклонилась вниз, словно хотела шнурки завязать. Съела так быстро, что Страусы даже ухом не повели, антеннами своими блестящими не дрогнули. «Молодец, девочка, – восхитился он, – настоящий солдат, ест и пьет на ходу. Мы отсюда выберемся, я тебе обещаю!». Он сжал кулаки и вдруг ощутил холодную уверенность в правоте своих слов. Слова эти он повторял тысячу раз, как молитву, как плач и в конце концов они стирались, теряли свой смысл. А теперь все было иначе. Он знал, как никогда, что это правда.

Страусы стояли по стойке смирно, не отправляли на тропу, арестантов собрали на ровной площадке, где мог приземлиться небольшой летательный аппарат, все равно какой. Вертолет, звездолет, шаттл, подойдет любой. Эх, судьба моя, не подведи! Все, что сейчас происходило, говорило об одном: прибудут «гости». Он посмотрел на Стефана. Тот о чем-то шептался с профессором, уже сообразил, значит.

– Сейчас прибудут, Варшавски. Что у нас в арсенале?

– Хорошо бы базуки или пару нейтронных зарядов… Да нет же ничего!

– Спокойно!

Он отошел и сел на корточки, ноги руками обхватил. Соображать надо было быстро. Игиги вот-вот будут здесь, и это, может, последний шанс. Мысли неслись, как молнии, но ничего путного в них не было, так, случайные обрывки. Плана не было. Что-нибудь, срочно…

Он вспомнил шокер. Такая оранжевая фигулька с белыми усиками. Профессор сделал ее защищаться от хищников Черной. Током она долбила как надо, зверье валилось в шоке, как положено, и пару минут беспомощно лапками дергало. Потом начинало шевелиться и, если кто ноги не уносил, – оживало, и давало волю гневу.

Сначала Виктор думал всем такую пукалку раздать, чтобы тропа стала безопасней, но потом отказался от мысли своей гениальной и профессору выговор сделал. Если какой руконогий из местной фауны увернется от шокера и завладеет «игрушкой», то смерть неизбежна. Такое уже было: только Макса прислали, как тварь из джунглей, красная вся, надутая, как гроздь шаров, протянула свою лапу и умыкнула лазер у звездолетчика. И как он только на землю успел припасть, «лазерное шоу» много часов длилось.

Плясала эта тварюшка, пока не наигралась, а может сама в себя попала. Да только, когда она закончила с лазером, по тропе уже нельзя было идти без тяжелого оружия. Все ее бревнами завалило и камнями всякими, лианы перепутались, узлами завязались. Визг в лесу поднялся, как на базаре, где что-то ценное украли. Да, благостные времена были, когда на бедре тяжело постукивал лазер, и идти можно было, не оглядываясь.

– Борис Натанович, а у вас сохранилась та милая «игрушка», которой Макс зверей отгонял? Шокер?

Профессор поднял свой гордый нос, пенсне поправил привычным жестом и глаза сощурил, словно видеть перестал. Почесал лысую макушку и вдруг сообразил, о чем речь. Милый все-таки старикан, – интеллект у него зашкаливает, бодрый, как гончая, только своенравный больно.

Виктор ощутил к нему жалость. Захотелось оберегать его, как своего деда, что в третьей мировой погиб, и он тогда понял чувства Мэри, которая под ручку его везде водила и пылинки сдувала. Светило науки, беречь его надо, для будущих поколений… Может и не будет никаких поколений, отравят игиги всех фосфорным газом, как год назад, на площади. Тогда, правда, всего лишь десяток наших было, не больше, и все разбежались, когда газ из фонтана пошел вместо водички.

Нужно вернуться на Землю, – понял Виктор, – и не для того, чтобы шкуру свою потрепанную спасти, а для того, чтобы… Он не знал, для чего, но придумал бы. Там ведь все свои будут, там можно такую бучу поднять, что у игигов поджилки затрясутся, как у трясогузок перед ружейным дулом.

– Борис Натанович…

– Да есть, сынок, в брюхе у Страуса. Я сейчас принесу.

– Работает?

– А то как же.

Варшавски подошел лениво. По пути кинул взгляд на Мэри, сложный такой по наполненности чувств. Все там было: и забота, и тревога, и обещание, и отчаянье. А потом к Виктору подошел:

– Что задумал, студент?

– Замочим «гостей» и улетим на главную базу. Всех убью, паскуд, мне бы только транспорт раздобыть.

Долго он смотрел в глаза Стефана. Было в них что-то рыбье. Вроде мужик надежный, никогда не подводил, а иногда казалось, сейчас возьмет и свалит, а тебя подыхать бросит. Впрочем, об этом думать не хотелось. Нужна была полная концентрация, а Философ мешал, потому Виктор вспылил:

– Чего ты меня глазами сверлишь? Других вариантов нет?

– Нет, – как-то он так улыбался, что глаза становились другие и сразу хотелось ему верить, – я с тобой, ты же знаешь. Лучше делать глупые вещи, чем ничего не делать.

– Да почему глупые?! Этот профессорский агрегат огромных тварей с ног валил, а игиги тощие и немощные.

– Хорошо, я буду готов помочь. А если их много прибудет?

– Не знаю…

Виктор еще больше разозлился. Вот не надо этого: а вдруг то, да вдруг это! Должен быть шанс у всех, тем более у тех, кто несправедливо загнан в жопу мира. Все гладко пройдет, они свалят на матушку-Землю и там уже будет другая песня. Если он верить перестанет, так и жить незачем. Обещал же он вернуться за Тритоном, – значит, вернется, да и на могилу отца надо сходить. Заждалась Земля своих героев.

Все обернулись разом: прибыли «волшебники на голубом вертолете». Бесшумно так тарелка села, только чуть накренилась, одна нога в болоте увязла. Черт бы их подрал, как раз на таких никто и летать не умел.

Одно дело, – наш родной звездолет, там все как в ракете, еще в школе учили, да и Макс – спец по межзвездникам. А это – тьфу, гадость инопланетная: ни штурвала, ни приборной доски, только шлемы какие-то свисают. Так и были бы шлемы, как в «кисках», старых русских шаттлах, так нет же, фигня какая-то, усы выпускает, усы эти в башку вживляются и как-то там программу скачивают, куда лететь.

Помнится, профессор хвалил, говорил, передовая технология, мол, надо ее к нам внедрять, чтобы не отставать от незваных пришельцев. Да только где там внедрять, тут бы выжить от «прелестей» этой самой технологии. Пыль от тарелки поднялась, потом огоньки по диску побежали, узоры нарисовали, видимо шифры какие-то.

У Виктора кулаки зачесались: «Голыми руками задушу…». Нет, ковбой, это уже проходили. Нельзя игига задушить, пока на нем поле: так бабахнет, что брови опалит, и будешь три дня еще с красной физиономией ходить. Уже пробовал. Профессор сзади кашлянул так неуверенно, словно студента на лекции будил, и что-то холодное и рельефное скользнуло в ладонь. Виктор сжал шокер и встал в строй.

Ну, повезло, так повезло. Игиг был один. Перестали они бояться арестантов, и правильно перестали: тот, кто долго себя жертвой чувствует, учится убегать, а не нападать. Однако роли в этой жизни могут легко меняться, это Виктор понял еще на первом курсе, когда сдавал экзамен по ксенологии.

Вышел индюк расфуфыренный, морда жабья, эх, промеж глаз бы его… Все построились, как в прошлый раз, и пошла опять карусель. Страусы тоже в шеренгу выстроились, лампочками мигают, а игиг вышагивает как на параде. Чего прилетел, хайло белобрысое?

Виктор вспомнил, как он вчера чужими булками давился и ноги Страуса целовал. Что-то кольнуло ему под бок. А если Страус не выключал камеру и игиги на главной станции все утро над ним потешались, а теперь прислали своего, чтобы тот лично с человеческим шутом познакомился? Нет, это уж слишком как-то не по игигски, нет у них, ящериц, ни фига чувства юмора, вообще, смеяться не умеют. И тут Виктор вспомнил, в чем проблема, – у них ведь до сих пор отряд не полный. Значит, он привез кого-то в этом своем блюдце, приволок очередную жертву, мечом рубить непролазные джунгли.

Игиг на пригорке остановился, подходить не спешил. Полем сверкнул, чтобы мысли ни у кого крамольной не появилось: я мол, защищен, все у меня схвачено. Ладно, это мы еще посмотрим, ты только ближе подойди, супостат космический. Шокер мог и не пробить поле, но Виктор знал одну, нет, даже две точки, куда можно ударить комбинезоном. Комбинезон, конечно, не выдержит, сдохнет сразу, но поле замкнет секунд на пять, и этого вполне достаточно будет. Интересно, кого он привез, курица вареная?

– Приветствовать! – гаркнул игиг и Виктор сразу окрестил его «петухом гамбургским». – Всем стоять смирно.

Что-то еще он там командовал, молоденький видно был, людей еще боялся. Это правильно, гнида, нас положено бояться, потому что нас много, мы все если встанем, так тебе мало не покажется. Виктор проорал вместе со всеми дурацкое приветствие, а сам смотрел, когда же тварь приблизиться на расстояние удара. И еще перед Страусом было почему-то неудобно. Можно было сказать, что между ним и его кибером сложились особые отношения. И в любом другом случае Виктор принял бы такое поведение машины за чудо из чудес, но сейчас надо было спасать свою жизнь, так что придется предать тебя, птичка стальная.

А игиг все разливался, да на чистом английском, с языком у них видно не было проблем. Что-то там о графике и плане, о том, что их группа самая растакая, все время отстает и что по великому игигскому плану все группы в конце пути должны одновременно сойтись. Это он уже слышал сотню раз, да только не было ему дело до игигских планов. Вот где они сидели, по самое «не хочу». И тут игиг выпустил арестанта, даже у Философа челюсть отвисла. Ну и творят игиги беспредел! Это была девочка лет тринадцати с подвязанной грязной тряпкой рукой. То ли она у нее усохшая была, то ли сломали ее изверги. Волосы сострижены, глаза навыкате, в общем, не ребенок, а цыпленок в шоке.

«Ну, держитесь, твари!» – взревел Виктор и рубанул рукавом по полю игига. Пробрало его до самых пят, комбинезон, понятное дело, рассыпался, по всему телу разряд прошел, словно током со всей дури дали. Но открылось поле, не надолго совсем, едва-едва он успел шокер вздернуть и кнопку нащупать. А потом уже он увидел, как игиг валяется и от боли корчится, а рядом Варшавски криво усмехается и в руках у него дубинка, которую он яростно опускает на белобрысую тварь.

Шокер в траве валяется, и толку от него, что от божьей росы. Страусы стоят, застыли, только индикаторами мигать перестали, ситуация, значит не штатная, ищут в программе, как реагировать. Убить арестованных они не могут, ибо должны их наоборот от среды защищать, но и начальника как-то спасать надо. Так что, пока у врага ступор, оседлаем летающую «тарелку».

– Всем к тарелке! – крикнул, голос сорвал, все рванули, только пятки засверкали. Молодцы, ребятушки, уже побегами закаленные. – Люк справа, бегом!

Он через кочки запрыгал, как цапля, только что крыльев нет. Эх, свобода, как ты сладка! Еще пара шагов… Он остановился. Все возле трапа толклись, и вдруг он понял, что опять не так. Ветром холодным повеяло и принес этот ветер запах с болота, противный такой, с гнильцой.

– Что?

Чего стоят, сейчас Страусы проснутся, так всем всыплют по первое число… Он подбежал к трапу и вдруг понял все без слов и остановился. Руки безвольно повисли и отчаянье горло придушило. Девочка-то эта была не простая. Он ее издали не разглядел. Пожалел еще, бедненькая, совсем ребенок и ручка сломана. Теперь понятно все. Из этих она была, из «правительственных». Стояла, глазки свои расшиперила, телепатка хренова. Он нащупал в руке шокер, которого там по идее не должно было быть, и в тот же миг его руку как огнем обожгло. Чудо техники, шокер профессорский упал в песок, пластик на нем обуглился. Так вот вам, господин хороший, серпом по яйцам. Стоять не хотелось, он упал, едва сдерживая крик, полный злости. Хотелось плюнуть в нее, и проклясть все ее поколение.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.