Присутствие № 6/15 или Корпорация сновидений

– О, это сложно, наверное! – прицокнул языком Яков. – У нас женщины такое не готовят…

– Да, что может быть проще и… в правду, сложнее, одновременно!? – несмотря на легкое нажатие Таниной ноги под столом, взывающей к моей скромности, стал я смело реализовывать уже произнесенное вслух предложение. – Простота рецепта заключается в наборе продуктов. Затруднительно составить список всего необходимого, состоящего из еще более элементарного. Всем известно, что нужны только свёкла, лук, морковь, картофель, томаты и капуста. Еще проще всего перечисленного свежая косточка, лучше свиные ребрышки, или обыкновенная, но не старая, курица. Самое несложное в рецепте, это вода и немного соли. Еще этот, до невозможности упрощенный перечень можно только слегка разбавить сладким перцем, пучком петрушки с укропом, лавровым листом и несколькими горошинками черного душистого перца. Сложности начинаются только после того, как это все аккуратно, с проявлением глубочайшего внутреннего желания сделать приятное своим близким или гостям, вычищено, вымыто и мелко, обязательно тоненькой соломкой (конечно, кроме картофеля!) нашинковано острым ножом и, обязательно, чтобы не лишить овощей сока, вручную с помощью острого ножа. Когда это, радующее взор, яркое разноцветье, заняло свои места на кухонном столе, обязательно следует приостановиться и еще раз, как в первый, подумать, остудить разгоряченный азарт и включить свои внутренние часы, вкус, обоняние и еще то, что не имеет своего названия. Только при наличии всего этого возможен полный успех! Иначе в итоге выйдет нечто усредненное, разбавленное, нейтральное и не вызывающее никаких положительных эмоций. Точно такое, какое предполагает повторение требований книги кулинарных рецептов. Хоть самой знаменитой – все едино! Повторяю, что без внутреннего приподнятого настроения и огромного желания вложить в это блюдо частичку своего существа во имя огромной любви ко всем тем, кто будет это вкушать, лучше и не начинать вовсе! Итак, приготовились. Приступаем. Во-первых, готовим бульон. Главное в этом важнейшем элементе приготовления блюда не спешить. Особенно с жаром под днищем кастрюли. Крайне необходимо уловить тот самый момент, когда ранее подсоленная жидкость в кастрюле начинает закипать. Уже до этого момента, не менее десяток раз сняв, еще белёсую и лёгкую накипь, шумовкой. Ни в коем случае нельзя допускать появления на поверхности варева темно-серой и рыхлой накипи! А еще – бурного кипения жидкости. Оно должно быть на грани прекращения, легким и не перемешивающим своими потоками в емкости мельчайшие взвешенные частички. Если это случилось – считай, что блюдо испорчено! Какой же это украинский борщ, в котором сквозь мутную жидкость в тарелке безошибочно не разглядеть всего того, из чего он сварен!? Иногда, чаще это случается, когда мне не нравится запах косточки, бросаю и варю не до конца расчетверенные вдоль своей оси крупные луковицу и морковь, которые варятся вместе с мясом до полной готовности бульона. Время варки, конечно, зависит только от веса мясного куска. Во-вторых, пока готовиться необходимого качества жидкость-основа, можно приступать к приготовлению не менее важного, чем первый, компонента – зажарке. Для этого нужна только сковорода и подсолнечное масло, которое в зимнюю стужу неплохо заменить или, на крайний случай, разбавить свежим свиным салом. Как только жир раскалился, высыпаю соломку из моркови, свеклы и мелко нарубленного лука. Если решились на применение сладкого перца – то и его сюда же! После появления отчетливого звука процесса жарения, не ленимся и очень часто перемешиваем содержимое сковороды. Впрочем, частота помешивания мною зажарки зависит только от температуры плиты. Лично я люблю это делать на очень горячей, когда на грани фола или, точнее сказать, превращения овощей в уголья. Только тогда азарт приготовления достигает своего апогея! Всего минут десять-пятнадцать, и овощи уже можно считать приспущенными. Наступает момент вливания натертых, желательно без семян, свежих томатов или, на худой конец, разведенной кипяченой водой, обязательно свежей, а не прокисшей, томатной пасты. Как прекрасно это мгновение появления на раскаленной сковороде холодной жидкости! Это всё становится настоящей магмой или вулканической лавой! Такой же бурлящей и клокочущей, пузырящейся и раскаленной, огненно-красной и густой. Вот-вот, готовить зажарку надо до максимально возможной густоты. Чтобы убедиться в готовности этой составляющей, достаточно попробовать одну ложечку, как самостоятельное блюдо. Если это хочется кушать, намазав на ломтик хлеба, значит, необходимый результат достигнут. В непродолжительных перерывах между помешиванием зажарки и снятием накипи с бульона, умудряюсь и успеваю нарезать мелкими кубиками картофель и нашинковать капусту. Если повезет, то измельчить и зелень тоже. Одним словом, к моменту вылавливания косточки с луковицей и морковью из готового бульона, на моем столе в полной готовности перед отправлением в кастрюлю уже замерло всё-всё остальное. Вот, и самый ответственный и простой, одновременно, третий этап. Высыпаем измельченный картофель, который отдельно варим в пустом бульоне от силы минут пять. Следом со сковороды в кастрюлю плавно, чтобы не сделать высоких брызг, съезжает зажарка, а еще спустя минуту туда же сыплется и легкий снег белокочанной капусты. Кажется, что в варево уже ничего не сможет поместиться! Но, вспененный острым ножиком качан капусты медленно, весь без остатка, уходит в кастрюльную бездну, совершенно не изменяя уровня ватерлинии, начертанной на стенках посудины бордовой нитью пленки жира чуть кипящей поверхности. Этот отрезок приготовления проходит с открытой крышкой – важно не пропустить момент последнего по счету закипания и запустить на приятно оранжево-красно-бордовую с желтыми скалками жира поверхность изумруд пряной зелени, черный бисер перца-горошка и чуть-чуть лаврового листика. Еще последние пять минут кипения при минимальной температуре плиты – и можно отставлять кастрюлю в сторону. Перед употреблением рекомендую дать борщу настояться. Совсем немного, минут двадцать. В это время, несмотря на выключенный источник разогрева, процесс приготовления продолжается! Да, да! Именно в эти минуты доходит капуста и картофель, приятная мягкость и, одновременно, необходимая упругость которых, делают блюдо совершенно неповторимым. Да, чуть не забыл! Этот обязательный рецепт можно дополнить мелко нарезанным мяском, тем, что с бульонной косточки. Или в последнее закипание вливанием стакана сметаны (так готовят на Западной Украине). Солим, конечно, по вкусу. Если у нас была курица, то съедаем её отдельно. И всё это за каких-то полтора часа… Ну, как? Нравится? А с чесночком? А после рюмки водочки? То-то! Я еще могу бесконечно долго рассказать о приготовлении голубцов или фаршированного перца; овощного рагу с грибами и мясом или кабачковой икры, нет, по вкусу совершенно не такой, какая продается в магазинах, законсервированной в стеклянные или жестяные банки; любого супа, хоть классического «харчо»; сациви или банальных полтавских котлет, тушеной капусты, шашлыков, да, всего, что угодно, спасибо отцу за науку, пусть земля ему будет пухом! Без его наставлений а, главное, собственного примера, мне бы никогда не достичь самого основного в этом деле! Приобретения истинного чутья и интуиции. Ведь, как не старайся, рассказать или описать способ угадать точное количество компонентов любого блюда, тем более, такого непростого, как борщ, время его приготовления, я считаю, совершенно невозможным занятием. Для этого надо простоять у плиты и готовить не один год и, самое главное, очень любить это делать…, – окончил я, для самого себя, неожиданно захватывающий, на одном дыхании и взахлеб, рассказ от которого даже в собственном рту появилась слюна.

Мои слушатели, включая и детей, еще некоторое время хранили полную тишину. Затем Гуля не выдержала и зааплодировала. Ещё через мгновение на её губах застыл немой укор, наверняка, в адрес своего спутника жизни. Догадавшись об этих движениях в душе малознакомой мне женщины, я уже начал жалеть о такой своей, вызывающе-нескромной в проявлении личных качеств, инициативе.

Татьяна, наоборот, с гордостью смотрела на наших новых знакомых, будучи в совершенной уверенности, что им нечем будет ответить на моё откровение. Приготовленный только что Яковом куриный шашлык, а хозяйкой салат из маринованного репчатого лука на нашем столе, были лишь тихим шепотом с их стороны в нашу…

– Мы восемь лет, как переехали сюда…, – рассказывает, изменяя тему.

Нашего незамысловатого разговора Гуля. – Мы раньше жили в Нижне-Баканской… Недалеко от Новороссийска, может слышали?

– А как же! – восклицаю я. – Там же адъютант его превосходительства поезд с танками под откос в Гражданскую пускал!

– …Когда родители Яшины стали болеть мы и решили перебираться…

Так тяжело в начале было, ни кола ни двора… Одно время, даже денег на молоко для грудной Зерки не было!

Девочка в порыве нежности прижалась к своей маме.

– …Она у нас счастливая! – в ответ обнимает мать свою дочь. – Сразу после рождения она беспрерывно плакала до шести месяцев… Кому мы ее только не показывали! Сколько врачей и профессоров было – столько и мнений… Пока однажды о нашей беде одна знахарка не услышала. Мы ей все рассказали и она сказала нам, чтобы мы привезли к ней Зеру. Представляете, а у нее были врожденные вывихи обеих ножек! Так бабушка за пять минут все вставила! Зера впервые за долгие месяцы сразу успокоилась и уснула!

– Шесть месяцев… Вам повезло, если бы еще немного – осталась бы инвалидом, – поделилась своими мыслями Татьяна.

– Да, мы знаем еще одну семью, где вовремя не установили правильно диагноз… Мучаются, бедные с ребеночком… Яша как узнал, что дочка родилась, то так обиделся…

– Да, очень! Даже в роддом ехать не хотел! А потом свыкся и сказал, что будет рожать до первого мальчика! – откровенничал Яков.

…Жареную на углях курицу запивали прошлогодним сухим вином. Оно было совершенно не крепким, поэтому частили. Наши дети были рядом и как могли помогали нам расправиться с горой приготовленного мяса и измельченных овощей. Даже наш Антон, глядя на аппетит хозяйских ребят, уминал какой-то там по счету кусок! Но, как говориться, всему приходит конец. Кончилось и вино за этим столом. Было уже поздно и мы решили расходиться. Вставая из-за стола, я сообщил захмелевшему Якову о том, что мы завтра уезжаем на целый день на прогулку в Ялту и еще дальше. Это сообщение привело Якова в небольшое замешательство, по выражению его глаз я понял, что он не верит моим словам и считает, что нам у него не понравилось и мы решили найти себе место получше.

– Я же говорил уже, – заплетающимся языком ответил отец двоих детей, – что лучше места вы нигде не найдете…

Когда мы втроем, распрощавшись и пожелав спокойной ночи в первом часу ночи поднимались по лестнице к себе на второй этаж, мой слух уловил брошенное Яковом, наверное, самому себе под нос: «…И безопаснее… Я же говорил уже об этом…».

Я четко расслышал эти слова, но к кому именно они были обращены, я так и не захотел тогда разобраться…

****

Наш подъем после первой ночи на новом месте был стремительным! Правильно будет сказать, что мы с Татьяной так сильно ждали этого утра не только потому, что мы очень стремились на приятную во всех отношениях автопрогулку. Обостренная радость рассвета была умножена еще и тем, с чем нам предстояло, наконец, расстаться. Это была духота в комнате, которую даже не смогли до самого утра уменьшить ни на один градус открытые и постоянно хлопающие на ветру окна. Эта одуряющая жара при полном отсутствии свежего воздуха была, впрочем, только на втором месте. А на первом… Ну, ладно! Поведаю… Мы так и не смогли найти тот способ, каким можно было испытать радость супружеской близости. Наша комната к этому совершенно не располагала! Я извиняюсь перед своей женой за свою откровенность, но в единственном в нашем жилище и таком узком проходе между кроватями я не помещался даже в позе «я, стоя – сзади». Вот так… О том, чтобы для этого взобраться нам двоим для этого сверху на кровать – не могло быть и речи! В таком положении мы, освещенные фонарем во дворе, сразу становились видны всему, открывающемуся из нашего окна поселку Морскому. Двигать кровати в столь поздний час тоже было проблематичным, ведь под нами отдыхали немцы. Во избежание международного скандала мы сразу отбросили эту идею, как нереальную. Ну, а для того, чтобы улечься вдвоем на одной из самодельных Яшиных очень узких кроватей, у нас с Татьяной еще не было свидетельств об окончании циркового училища. К тому же, высокая температура окружающего воздуха влекла за собой повышенное потоотделение. Особенно, при соприкосновении наших тел… Как я тогда вспоминал бодрствующего еще Якова за его беспримерную экономность и простоту! В те минуты под еле сдерживаемый Татьяной смех, я поклялся спросить у этого хозяина, как у нормального мужчины, что он думает по этому поводу.

Но и эта, не самая запоминающаяся в моей жизни, ночь подошла к своему завершению. Предчувствие того, что совсем скоро мы прикоснемся к тому, что в прошлом году было с таким сожалением по необходимости оставлено, будоражило разум и бросало в легкую дрожь нетерпения поскорее отправиться в путь. Ровно в шесть утра Татьяна уже пригласила меня с Антоном за стол: «Овсянка, сэр!». Как и предыдущие дни нашего отпуска на завтрак меня с сыном ждали полные тарелки мюслей с тропическими плодами. Самой тяжелой была самая первая тарелка почти неделю тому назад. Ее я и помнил как самую противную и непонятную. Чуть попозже, с каждой новой порцией чувство неприятия отступило, а вместо него появилось вначале безразличие, а еще позже уже некоторое желание питаться этой, без сомнения, здоровой пищей.

Вначале под очередную сказку «О мертвецах» (и это в шесть утра!) свою порцию съел Антон. Изучив содержимое своей тарелки, я предложил ее вначале Татьяне. Жена вежливо отказалась, сославшись на то, что она худеет и даже такое низкокалорийное блюдо ей будет во вред. Я вздохнул и отправил первую ложку в рот, в левую его половину. То, что еще вчера утром мне казалось верхом наслаждения, превратилось в следующее мгновение в ужас! При первом же стискивании челюсти, предварительно расплющенные и распаренные кипятком овсяные хлопья взорвались дикой болью! От неожиданности и боли оголенных нервов я с силой захлопнул глаза. На звук моего сдавленного стона из комнаты выглянула Татьяна. Мне удалось скрыть от неё этот приступ боли. Не в силах разжать парализованную болевым выстрелом челюсть, я медленно проглотил содержимое первой ложки. И прислушался: резко появившаяся боль медленно отступала. Еще через мгновение на ее месте осталось лишь слабое ноющее напоминание. «У меня же двадцать лет не болели зубы! А в этом месте вообще никогда! Вот это новость!».

– Танечка, мы уже готовы! – отрапортовал я жене, отодвигая только начатую тарелку и вытирая крупные капли выступившего от боли пота со лба.

– Сейчас я только шорты доглажу! – весело отозвалась из комнаты жена.

Когда она увидела оставшуюся наполненной тарелку, ее удивлению не было конца.

– Что-то не хочется сегодня… Вкусно! Честное слово, вкусно! Особенно изюм, бананы и папайя! – перечислял я вслух все известные на эту минуту ингредиенты этого дорого и с таким редким по красоте названием блюда.

– Ну, погоди у меня! Через час есть будешь просить, а я ничего не куплю! – пригрозила немного обиженная моя любимая повариха.

Я, с приложенным к только что болевшему месту языком, промолчал.

Татьяна все убрала со стола, накрыла вымытые тарелки чистеньким кухонным полотенцем и мы по ее команде, наконец, тронулись. Спускаясь последним, я почему-то оглянулся назад, запомнив как расположены наши кухонные вещи на столе. Их, кастрюлек, чашек, коробочек и еще чего-то, было совсем немного. Пользуясь тем, что мы были одни на этаже, Татьяна все наше поставила в центре стола, точно посередине, аккуратным островком на его бескрайней поверхности.

Яков открывал ворота, выпуская наш автомобиль, с выражением обиды на лице. Понимая, что мы ничего предосудительного не делаем, его кислую мину я списал на вероятную вчерашнюю передозировку сухим вином. Татьяна согласилась с моим предположением, заметив, что «весу в нем килограммов пятьдесят, все таки, будет».

Выезжаем из Морского медленно. На удивление, я хорошо запомнил дорогу и ни разу не поддался на советы моего штурмана «повернуть именно тут», что ранее не единожды отбрасывало нас в путешествиях по времени назад и в поисках правильного направления.

Когда проезжаем мимо дикого пляжа, на котором мы так долго задержались ночью несколько дней тому назад, протягиваю руку и нежно щипаю жену выше колена. Она отвечает затуманенным лаской взглядом. Мы молчим, наслаждаясь тем, что мы сейчас имеем. Говорить ни о чем совершенно не хочется. Даже Антон сидит, не издавая ни звука, и все время рассматривает что-то за окном. В этом месте нашего неблизкого пути вслух замечаю об полном отсутствии в ландшафте, окружающем, ставший на короткое время нашим, поселок, деревьев и, даже, кустарников на склонах гор. В подтверждении моих выводов, Татьяна показывает, что и в атласе автомобильных дорог в этом месте отсутствуют условные значки наличия зеленых насаждений. Это обстоятельство некоторой ущербности места нашего отдыха огорчает и делает наше стремление побыстрее добраться до настоящих райских кущей, еще более неодолимым.

Легко, в дневном свете узнаю место, где так, с напылением некоторой таинственности, от которой за несколько прошедших дней не осталось и следа, увидел ночью лису. Что-то хочу сказать по этому поводу и случайно цепляю зубом то место на челюсти, которое испортило болью сегодняшнее утро. От сильной боли вначале ярко искрит всеми цветами радуги, а затем темнеет в глазах. Чтобы удержать автомобиль на узкой и извилистой ленте шоссе резко жму на тормоза. Слышу, как Антон с визгом срывается со своего места и втыкается всем своим телом в спинку моего сидения. Ничего не понимающая в причинах такой резкой остановки Татьяна начинает меня ругать. Жестами и, не разжимая рта, даю ей понять, что у меня разболелся зуб. Одновременно от боли бьюсь лбом о рулевое колесо. Шум моих ужимок значительный, отчего Татьяна начинает меня жалеть и удерживать, поглаживая по спине и голове. Она ведь не знает, что «баранка» только с виду такая твердая. Постепенно боль утихает. Но не до конца, как утром. В голове остается острая, раздирающая боль. Тяжело вздыхаю и продолжаю движение.

Без сожаления проскакиваем на максимально возможной скорости, расталкивая в буквальном смысле наглых пешеходов автомобилем, Рыбачье. Вот за несколькими поворотами вверх от поселка и красно-белый столб маяка.

– Мы сюда в девяносто пятом ходили на прогулки, – вспоминаю я приятные моей памяти события шестилетней давности.

– А куда вы еще ходили гулять? – интересуется Татьяна.

– Еще? Еще мы ходили на местное кладбище… И знаешь, что удивительно?

Казалось, здесь в курортной зоне, куда приезжает бесчисленное количество людей поправить свое здоровье, местное население должно быть совершенно здоровым и, по крайней мере, жить значительное количество лет. Каково же наше было удивление, когда, вчитываясь в надписи на надгробных памятниках, без труда было установлено, что люди здесь живут очень и очень недолго. В среднем, если я верно запомнил наши подсчеты, сорок девять – пятьдесят три года. Представляешь! Как ты думаешь, почему?

– Жизнь у них всех здесь, несмотря на кажущееся благополучие, суровая… И труд, наверняка, каторжный. Сколько Гуля говорила нам, она в смену под палящим солнцем должна кустов винограда подвязать? Четыреста? А ты сможешь? Еще и при таком питании! А солнечная радиация!? Вот, они и мрут, как мухи преждевременно… А мы считаем, что здесь курорт! Смотря для кого…

– Может, ты Таня и права… Мы тогда тоже так определились с причинами непродолжительной жизни, так сказать, аборигенов…

Дорога за маяком еще привлекала наше внимание только до Алушты. Вырвавшись на Ялтинскую трассу, где каждый поворот и перекресток знаком до отношений на «ты», врубаем на всю громкость магнитолу. Голос сына Хулио Иглесиаса до спазм в груди и до самых слез напоминает нам прошлогодние здесь поездки! Так было нам здорово тогда! Ничуть не менее, чем сейчас! Только в этом году нам не предстоит так тщательно избороздить ялтинские окрестности. Что-то мне подсказывает это…

Медведь-гора, Никита с ботаническим садом, Массандра, в которой столько перепито, сама Ялта, поворот на Ай-Петри, Ливадия, по нижней дороге к Ореанде, Гаспра с нашим прошлогодним «Кичкине»…

Снижаю скорость и все свое внимание устремляю в это место. Мое стремление уловить хоть что ни будь из нашего прошлогоднего счастья безуспешно. Пансионат встречает нас полным безлюдьем. Даже на скамье, где постоянно сидел охранник, сегодня никого нет. Развалины ремонтируемого здания и через год остались развалинами. Также сквозь свечи кипарисов видна крыша княжьего дворца-столовой. Прошедший год не принес в эту точку на карте никаких изменений. То же самое и с позапрошлогодним нашим пристанищем в этом месте – пансионатом «Парус». Его покоробленная временем и ржавчиной вывеска на крыше начинает, честное слово, уже раздражать! От всего увиденного возникает мысль о том, как же мы этих неприятных моментов не замечали ранее. А что в этом странного? Мы тогда были, просто, опьянены своим счастьем! И все вокруг нам казалось самым прекрасным на свете…

Ласточкино гнездо в этот раз для нас только через окна проносящегося мимо автомобиля и, наконец, вот она Алупка! Какими словами возможно выразить те чувства, которые меня охватывают, видя всю эту красоту спустя ровно год! Правильно! Нет таких слов! И не появиться таковым никогда! Невозможно словами описать ту щемящую любовь и нежность, гордость и себялюбие, уверенность в своих силах, клокочущее стремление притронуться ко всему этому руками, телом и душой, просто запомнить и взять навсегда с собой при виде этих гор, сосен, неба и, скрывающегося за бесчисленными поворотами, притягивающего более, чем огромный магнит влечет к себе самый маленький гвоздик, Моря.

…По пути, не очень желая отрывать взгляд от созерцания красоты, проплывающей перед нами, делаем остановки, узнавая о местах возможного нашего дальнейшего проживания. Ничего интересного! Красота окружающих мест ничуть не влияет на уровень предлагаемых услуг: в частном секторе по нашим средствам все убого и отталкивающе. Останавливаться же в любом из многочисленных здесь санаториев или пансионатов нам не хочется. Нет, не из-за денег. Просто эти затраты даже ни на один сладкий сон не оправдывают реальное положение здесь вещей. Но, главное, нам порядком надоело во время отдыха быть привязанными, в прямом смысле слова, к установленному в таких местах расписанию, из-за которого все напоминает казарменное положение.

Бросаем на стоянке напротив винного завода автомобиль и буквально врываемся в этот, ставший за последние годы только нашим, парк у Воронцовского дворца! В первые минуты кажется, что невозможно надышаться этим воздухом и впитать каждой клеточкой своего тела эту красоту! Но все это длится только первые минуты нашего здесь очередного пребывания. Срабатывает память и уже совсем скоро все воспринимается как родное и как такое, что уже не покидалось никогда. Это может показаться странным, но я вспоминаю (и не ошибаюсь), что за очередным поворотом дорожки будет скамья, у которой вырвана одна рейка. Так и есть! За прошедший год в этом месте тоже ничего не изменилось! Только увеличилось количество лебедей в пруду, в котором, в свою очередь, оранжевыми искорками стали сверкать золотые караси.

Посещение кафе и попытки прожевать пельмени с грибами «ознаменовались» для меня новым приступом острой зубной боли. Стараюсь загасить ее холодным пивом. Не помогает… Стараюсь не обращать внимания на больное место, но все мои усилия безуспешны. В итоге, радость от встречи с самым любимым местом на Земле омрачена и сглажена для меня до уровня обыденной прогулки… С большим трудом поддерживаю радость жены и сына. Это трудно, но крайне необходимо. Не хватало, чтобы еще и у них испортилось настроение!

Сразу за первым поворотом от дворца совершенно неожиданно в автомобиле разваливается выхлопная труба. Причем в самом ее начале, у двигателя, из-за чего автомобиль начинает издавать рокот тяжелого танка. Кое-как, стараясь не привлекать внимания окружающих своей минимально возможной скоростью, дотягиваю до Ливадии, где запомнил вывеску автомастерской. На короткое время забываю о больном зубе. Но только на время ремонта. С наступившей под днищем автомобиля тишиной после произведенных сварочных и слесарских работ усиливается боль в голове.