Сказки Освии. Шершех

Татьяна Бондарь

Сказки Освии. Шершех

На затопленных землях, там, где раньше были прекрасные голубые озёра, а теперь стояло болото, просыпался после долгого сна древний бог разрушения и страха по имени Шершех. Он был заточён в одном из синих камней, инкрустированных в ожерелье причудливой россыпью. Волей случая ожерелье вросло в ствол некогда прекрасной молодой берёзки. К моменту пробуждения Шершеха берёзка простояла на гнилых водах больше сотни лет. Теперь дерево едва держалось за зыбкую почву подточенным прелыми корнями.

Шершех чувствовал, что земля вокруг высохла. Он понял это по непривычно медленному и слабому движению сока в стволе. Это было той хорошей новостью, которую он ждал так давно. Из-за неё он решил выйти из спячки, в которую впал, чтобы не видеть монотонность веков, протекающих мимо.

Бесконечные годы, проведённые в заточении, истощили его, но давали надежду, что там, снаружи, о нем забыли. Если это действительно было так, и его имя, некогда наводившее ужас, больше ничего не значило для людей, то у него появлялась надежда вернуться. Долгое засушливое лето и осень, случившиеся впервые за много лет, приблизили его к осуществлению мечты.

Шершех потянулся, увидел сквозь поеденную личинками древесину сгущающиеся на небе тучи и улыбнулся. Наконец, после многих веков ожидания, ему повезло.

Он знал, что корнями старая берёза крепко держится за торф, и, чтобы его поджечь, хватит одной слабой молнии. Хоть сейчас Шершех был почти лишён своей силы, даже крохотной её части должно было хватить, чтобы заставить грозу случиться там, где ему нужно.

С ослепительной вспышкой сон закончился, болото пропало, и я проснулась в своей уютной спальне, казавшейся менее реальной, чем только что снившийся кошмар.

Панталоны короля Альберта

– Я еду с тобой! – решительно сказала я, глядя, как Рональд затягивает ремни на высоких непромокаемых сапогах.

– Ни за что! – не менее решительно возразил он. – Если понадобится, – я запру тебя в комнате, привяжу к стулу и прикажу слугам стеречь до моего возвращения.

– Рональд, ты же знаешь, что меня это не остановит. Я всё равно сбегу, и поеду за тобой, а слуг потом придётся чинить. Это моё болото, и мои проблемы, значит и решать их мне, – я постаралась сказать это максимально убедительно, но Рональд уловил неуверенность.

Болота горели уже вторую неделю. Первые несколько дней мой жених уезжал туда в компании магов, уверенных, что они-то наверняка смогут потушить пожар. Но уже к вечеру их самоуверенность сменялась растерянностью, они возвращались грязные, усталые и пристыженные. Резкий тяжёлый запах пропитывал их одежду и волосы. Можно было не спрашивать, смогли ли они справиться с огнём, и так было понятно, что нет.

Обычно тушение пожаров, даже когда горел торф, было пустяковым делом для магов и не занимало больше часа, но не в этот раз. Все маги, побывавшие на болоте, разводили руками, уверяя, что огонь не простой.

Торфяники Рональда теперь принадлежали мне, но он чувствовал за них большую ответственность, и его сводила сума беспомощность в борьбе с пожаром. Он раньше меня заподозрил неладное и приложил все усилия, чтобы справиться с неожиданно свалившейся проблемой. Теперь весь город знал, что с болотами что-то не так. Прикрываться Рональдом я не могла и не хотела, а он меня к болотам не подпускал и даже не давал заговаривать о них, пресекая мои попытки неизменной просьбой не вмешиваться.

Сегодня я решила во что бы то ни стало поехать с Рональдом, но он мгновенно распознал меня в собранном им отряде. Ему даже не помешал старательно наведённый морок, изменивший мою внешность до неузнаваемости. Он умел считывать эмоции, и распознал меня по привычному для него спектру переживаний. Рональд стянул меня с лошади за пятку, потащил назад во дворец и целый час донимал своим: «Не вмешивайся». Он сильно сердился.

Я использовала все логические доводы, и постепенно перешла от них к простому упрямству, но Рональд был стоек и отпускать меня не собирался. Он молча закончил с сапогами, подошёл ко мне, взял за плечи и серьёзно посмотрел в глаза. По моей твердолобой решимости он поверил, что я могу сбежать.

– Александра, ты знаешь, что два опытных и зрелых мага уже не вернулись с этих болот?

Хоть Рональд и не говорил раньше об этом ни слова, оберегая от тревог, утаить гибель магов было невозможно. Об их смерти гудел весь город, окутывая это мрачное событие своими домыслами. Все сплетни были разные, но сходились на том, что старые торфяники Рональда таят в себе неведомую опасность.

Рональд продолжил:

– Понимаешь, именно маги! Ни рабочие, ни солдаты, ни я сам, а маги. Слишком странно, чтобы оказаться просто совпадением. Поедешь со мной, последуешь за ними. В городе много всего болтают, но я видел своими глазами, как второй маг провалился в яму, едва успев сказать, что пожар был вызван сильным магическим всплеском, природа которого ему неизвестна. У этого мага осталось трое детей и вдова, рыдавшая в голос после вести о его смерти. Если и ты не вернёшься, что буду делать я?

Я не выдержала его взгляд и опустила глаза.

– Я скажу тебе, что. Отправлюсь к богине к концу того же дня, потому что не хочу без тебя, понимаешь?! Поэтому ты останешься.

Он чмокнул меня в нос и достал из внутреннего кармана куртки два конверта.

– Почтальон час назад принёс письма для тебя, так что скучать не придётся. Вечером я вернусь, обещаю. Мы потушим этот проклятый пожар, и когда это произойдёт – устроим праздник, и забудем об этой неприятности навсегда.

Рональд отдал письма и решительным шагом вышел. Он не стал спрашивать, что буду делать я, если не вернётся он. Я бы ответила, что меня ждёт сначала участь несчастной вдовы, а потом та, которую он выбрал для себя. Я тоже без него не хотела.

Тяжело вздохнув и стараясь не думать о плохом, я пошла читать письма. Они были, как я и ожидала, от Освальда и Василики. Теперь, когда Альберт проложил хорошую дорогу к месту силы, сверхответственные почтальоны с лёгкостью добирались туда и обратно, и доставляли заморскую почту с завидной регулярностью. Альберт таким образом наладил переписку с невестой, но и для остальных горожан это нововведение оказалось полезным.

Благодаря возможности получать свежие послания каждую неделю, Освальд мог продолжать учить меня магии. Я решила открыть его письмо первым, сломала печать и достала на свет плотные белые листы.

«Дорогая моя подруга и ученица Александра!

У нас всё хорошо. Василика подарила Дэми её собственный карманный арбалет, и теперь они с колобком всё время проводят в саду, стреляя по яблокам. Дэми такая талантливая, ни одного целого плода не осталось…»

Дальше шла длинная хвалебная речь в честь крошки Дэми, которую я пропустила, Освальд мог взахлёб писать о дочери, безжалостно изводя на это целые листы. Я просмотрела воспевания её подвигов одним глазом в поиске новостей или заданий. Они нашлись через пять страниц и умещались в несколько строк:

«Ставлю тебе высший балл за последнее заклинание, сработано чисто, и высылаю текст нового. Нашёл его в одной необычной книге, и пока сам не успел разобраться, для чего оно, так что помогай. Если первая поймёшь, как оно работает – буду считать твоё обучение оконченным, признаю тебя равной по силе и дальше будем работать, как напарники.

Жду ответа.

P.S. Амелька уже пакует чемоданы, скоро мы все поедем к вам в гости.

Освальд.»

Меня передёрнуло от того, как по-дружески назвал Освальд аскарскую принцессу. «Амелька» – это был перебор. Одно это обращение доказывало, что мои аскарские друзья с лёгкостью простили принцессу и ничего не имели против их с Альбертом женитьбы. Это меня так разозлило, что я с ожесточением взялась за новое задание Освальда.

Заклинание оказалось сложным, бессвязным и непонятным. Оно занимало четыре строки, но запоминалось сложно и никак не проявляло себя при применении. Однако желание превзойти учителя, досада на Амель и страх за Рональда, придавали энтузиазма. Стараясь выгнать из головы образ жениха, бредущего в дыму по тлеющей земле, я опробовала заклинание сначала на лежащих на столе бумагах, потом на недоеденных пирожках, но раз за разом ничего не получалось. Заклинание отдавалось пустотой и ни к каким изменениям не приводило. Тогда я решила испытать его на чем-то живом, и обратила внимание на муху, тщетно искавшую укрытие на зиму между оконными стёклами. Богиня знает, для чего было это заклинание, может быть, как раз для мух.

Когда муха в третий раз почти от меня сбежала, по стеклу ударили первые капли, а потом дождь полил стеной. Долгожданные осенние ливни, наконец, вернулись в Освию. Я с облегчением вздохнула, подумав, что теперь Рональду будет проще, и мрачные образы погибающего в огне жениха, потихоньку стали уходить из моей головы.

Я снова посмотрела на сонную муху, лениво уползающую в сторону свободы. Её крылья блеснули красивым синим переливом, таким же, какой был у платья Амель, противной невесты Альберта, когда я её впервые увидела. Ещё это дружеское «Амелька» в письме! Я повторила заклинание душевно, нараспев, вложив в него всё, что думала о принцессе. Муха дрогнула, перевернулась на спину, затрепыхала крылышками и вытянула лапки, замерев на этот раз навсегда. Меня резко накрыло волной дурноты. Перед мухой мне, конечно, было стыдно, но круги перед глазами, шум в ушах и невероятная слабость, вряд ли были с этим связаны. Я свалилась со стула, комната кружилась. Побочный эффект у заклинания оказался убойным, и пока я корчилась на полу, у меня было много времени подумать, что именно я напишу Освальду. К счастью, скоро мне стало лучше, я вернулась на стул и решила не откладывать ответ учителю, чтобы случайно не забыть что-нибудь из запланированного.

«Здравствуй, мой верный друг и учитель Освальд! – саркастически начала я. – То милое заклинание, которое ты мне прислал, убило несчастную муху. Надеюсь, совесть будет мучить тебя за безвременную кончину насекомого и за то, что ты меня чуть не отправил за ней. Ты…»

И тут я перестала подбирать слова и начала писать то, что действительно о нём думала. Там было много про его осмотрительность, остроумие и бережное отношение к друзьям. Только исписав несколько страниц, я снова вернулась в свой привычный стиль.

«В следующий раз если будешь присылать что-то опасное – предупреждай. Не знаю, где ты раздобыл эту дрянь, но у меня есть подозрение, что использовать её на человеке опасно для обоих. У этого заклинания побочный эффект сильнее, чем прямое действие. Считаю его бесполезным для изучения. Хотя, уже поздно, потому что заклинание плотно засело в моей голове и уходить оттуда не собирается.

P.S. Я первая запустила заклинание, так что записывай меня к себе в напарники.

P.P.S. Ещё раз назовёшь принцессу «Амелькой», не пожалею жизни и испробую мушиное заклинание на тебе!

С уважением, любовью и преданностью,

Твоя ученица

Александра.»

Я добавила к письму ещё несколько страниц с отчётом о проделанной работе, приложив рисунки мухи, по которым становилось ясно, что она отлетела в мир иной. Возясь с печатью, я прокатила по языку разозлившее меня имя «Амелька». Звучало пренебрежительно. Я решила, что зря сердилась на Освальда, и теперь только так и буду называть противную принцессу.

Закончив с письмом, я порылась в столе и достала из него маленькую коробочку. Павшая в ходе эксперимента муха заслуживала похорон.

«Закопаю завтра,» – решила я, уже представляя, как будет смеяться Альберт, когда узнает.

С нашего возвращения из Аскары мы жили во дворце. Альберт упросил нас с Рональдом переехать к нему. Молодому королю нужна была дополнительная помощь, чтобы закрывать те политические бреши, которые я успела организовать в его отсутствие.

Сказать по правде, я, Рональд и няня Мэлли, давно хотели перебраться поближе к Альберту, каждый по своей причине. Когда Альберт это понял, было поздно. К тому времени Мэлли уже душевно откармливала его пирожками, сетуя на то, как сильно он похудел, а мы с Рональдом всё свободное время посвящали долгим беседам, пытаясь убедить Альберта не жениться на Амель.

Альберт нас любил, поэтому первое время терпел и вежливо отнекивался, но, когда понял, что мы не отстанем, пригрозил нам обоим. Рональда пообещал вызвать на поединок, а меня лишить сладкого, если мы ещё хоть раз заикнёмся о расторжении помолвки.

– Лучше и меня на поединок! – возмутилась я.

– Нет! Без сладкого. Пожизненно! – Альберт был непреклонен.

Мы поняли, что он не передумает, и отстали, заменив всё недосказанное очень мрачными взглядами и оборванными на середине фразами.

Няне Мэлли Альберт не стал угрожать из уважения. Хотя, может, в нём говорил отменный аппетит. Поэтому няня продолжала готовить огромными блюдами всякую всячину и закармливать ею воспитанника под завистливые взгляды дворцовых поварих.

Альберт вёл переписку со своей невестой уже три месяца. Поначалу она тяготила его, но потом что-то поменялось. Лето за это время успело основательно закончиться, пришла осень, и становилось всё холодней, а вот отношение Альберта к Амельке, будто бы наоборот, несколько потеплели. В его эмоциональном спектре нет-нет да и проскакивала какая-то… нежность? Мне было трудно поверить, что к принцессе можно испытывать нежность, поэтому я связала новую эмоцию Альберта с пирожками Мэлли. А что, они были выше всяких похвал и заслуживали к себе тёплого отношения.

Но, вопреки моей теории, переписка Альберта с Амель становилась всё активнее. Если бы их помолвка и в самом деле была простой формальностью, не было бы необходимости забрасывать друг друга письмами, а они забрасывали, вызывая во мне новое, неприятное чувство. В животе начинало противно ныть каждый раз, когда Альберт запирался у себя на ключ и скрипел пером. Поначалу я надеялась, что это просто голод, и проторила себе дорожку на дворцовую кухню, поближе к пирожкам Мэлли. Но, увы, пирожки не помогли, и, пришлось признать, что я ревную. А самым неловким было то, что Рональд понял природу моего чувства раньше меня самой. Понял, но ничего не сказал.

Я была не единственной девушкой, которую сильно огорчила весть о женитьбе молодого короля. Влюблённые в Альберта девицы устроили такой плач, что было слышно за пределами королевства. Они готовы были носить траур, но в черном покорить сердце короля было трудно, и они отказались от этой идеи, ограничившись созданием клуба разбитых сердец.

Участницы клуба собирались вместе, плакали, любовались портретами Альберта, вышивали крестиком на наволочках его лицо и без конца обсуждали, какой же молодой король красивый и хороший, и какая его невеста гнусная и уродливая. Зато их ревность и подозрения ко мне сошли на нет, и ненависти в мой адрес стало меньше.

Теперь мне не давало покоя другое, а именно – любопытство. У этих двух рыжих, Амельки и Альберта, был какой-то секрет. Что заставило Альберта согласиться на эту ужасную помолвку? Почему он ничего не рассказывал нам с Рональдом? Как ему хватало совести так часто писать Амель?

Альберт не спешил делиться своей тайной. Чего уж там, рыжий мерзавец задёргивал шторы и запирался изнутри, когда садился писать своей невесте. Он был осторожен, не ронял неаккуратных фраз, не делал намёков, а письма закреплял множеством печатей и магией. Специально для магической защиты, он нанял Комира на должность придворного мага. Комир равнодушно запечатывал письма Альберта, у него королевская переписка не вызывала ни малейшего интереса. Что касалось меня, я бы отдала пару лет жизни, лишь бы узнать, что же такое пишет Альберт аскарской принцессе.

Со временем моё любопытство не выдержало и заставило меня саму придумать, как выглядят их письма. Получилось следующее. Амель писала жениху трогательное:

«Приветствую тебя, рыжий паразит, холера и проклятье своего народа!

Обречена снова писать тебе. Сожалею всем сердцем, что среди множества претендентов, которые были такими же гадкими, как я сама, выбрала именно тебя, доброго и хорошего. Вероятнее всего, эта ужасная ошибка произошла потому, что я пребывала отнюдь не в здравом уме. Впрочем, почему пребывала, чего уж там, ума у меня никогда и не было.

Надеюсь, ты страдаешь физически и духовно, и дела у тебя идут плохо. Готовлюсь отравить тебе жизнь сразу после свадьбы, и постараюсь сделать всё, чтобы ты умер поскорее, а я стала полновластной правительницей двух королевств и жила долго и счастливо.

С презрением, недоверием и худшими пожеланиями,

Твоя ужасная невеста.»

А Альберт в моем воображении ей воодушевлённо отвечал:

«О, отвратительнейшая среди женщин!

Восхищён, что ты умеешь писать. Моё первое впечатление о тебе исключало наличие какого-либо образования. Хотя, возможно, письма, которые я получаю, ты диктуешь писарю, или он вообще, придумывает их за тебя. Это многое бы объяснило.

Желаю тебе раскаяться во всех своих грехах и уйти монахиней в храм богини. Может быть, она смилуется и простит тебя за твоё гнусное существование или переделает во что-нибудь более приличное.

Искренне твой,

Рыжий паразит.»

Я вернулась из фантазий в реальность, отложила коробочку с почившей мухой в сторону, и распечатала второй конверт, от Василики. В своих письмах между ругательствами она умудрялась вставлять куда больше новостей, чем Освальд. Именно от Василики я узнала, что Освальд снова стал верховным магом Аскары, а её саму пожаловали таким долгожданным званием капитана ночной стражи.

Василика говорила, что ночная стража воспряла духом и: «Из горстки жалких неудачников переродилась в прекрасную оборонительную силу прямо у неё на глазах».

Освальд описал это несколько другими словами, понижая градус её самодовольства: «…Василика, получив звание, немедленно отправилась в казармы, и похоронила надежды стражей служить кое-как и дальше…»

Новое письмо Василики было в основном о подготовке к свадьбе в Аскаре. Это испортило мне настроение окончательно, напомнив, что женитьба Альберта на Амельке неизбежна.

В Альмагарде подготовка тоже шла полным ходом, сводя с ума меня, Альберта, Рональда и всех, кто имел к ней хоть какое-то отношение. Во дворце появилось так много нового народа, что днём было порой невозможно пройти по коридорам. Приходилось использовать потайные ходы. Альберт терпел эту суету как мог, но было видно, что он держится из последних сил, чтобы не наорать на вечно лезущих к нему советчиков и советников, отвлекавших его от работы.

Однажды, когда мы с Альбертом уже третий час соотносили отчёты по затратам золота во всех областях королевства, вычисляя, в какой именно градоправитель ворует, один из министров влез с вопросом:

– Какими цветами молодой король желает украсить перила для церемонии?

Альберт не выдержал и рявкнул:

– Ромашками!

Министра с его энтузиазмом как ветром сдуло. Наверное, отправился к себе вырезать из бумаги ромашки, потому что была глубокая осень, и живых цветов, кроме оранжерейных роз, в королевстве не осталось.

– Будем теперь звать его «Ромашечкой»! – попыталась я подбодрить Альберта, не отрываясь от отчётов. Альберт был слишком зол, чтобы оценить.

Другие министры тоже проявляли изобретательность. Они заметили, что каждый день по королевскому дворцу проходит не меньше ста незамужних девиц, мечтающих случайно столкнуться с королём в коридорах или попасть в королевскую швейную мастерскую, где полным ходом шёл пошив свадебного наряда. Швейная мастерская не выходила из их кучерявых голов. Дело в том, что в Освии существовало поверие, что, если девушка коснётся мужских панталон, то их хозяин непременно воспылает к ней страстью. Члены клуба разбитых сердец были готовы отдать все свои деньги за этот призрачный шанс покорить короля.

Министры им его предоставили. Они вовремя смекнули, что это настоящая золотая жила, и начали продавать билеты на экскурсию по дворцу, заканчивавшуюся в вожделенной швейной мастерской.

Расчёт министров оказался точным. Девушки хлынули во дворец рекой. Они каждый день приходили посмотреть, как портные смётывают, подгоняют, расшивают золотом и строчат. Девицы поселились бы под дверями мастерской, но бой равнодушных часов и строгие дворцовые смотрители, заставляли их возвращаться домой после шести вечера. Доход от королевских панталон превзошёл все ожидания, и с лёгкостью покрыл годовые затраты королевства на образование.

Альберт даже не знал об этой авантюре, пока в один день не пришёл на примерку и не увидел толпу девиц умилённо наблюдающих, как шьётся его исподнее. Молодого короля так впечатлило это зрелище, что он заставил всех министров, принимавших участие в организации экскурсий, целую неделю очищать городские улицы от мусора. Он приказал держать двери мастерской закрытыми и не пускать в неё посторонних.

Но тут уже портные нашли лазейку и стали проводить к себе под видом помощниц самых целеустремлённых и богатых поклонниц короля, а за дополнительную золотую монету, ловко сунутую в карман, они давали им прикоснуться к вожделенным панталонам. Каждая из девушек, побывавших в мастерской, думала, что король забудет Амель, найдёт её, ту самую, единственную, и женится на ней. Таких «единственных» проходило через мастерскую не меньше, чем по десятку в день, и, чтобы они не залапали настоящее исподнее Альберта, портные подсовывали им наспех скроенную подделку.

Я боялась представить, из чего шьют сейчас платье для Амель. Очень хотелось верить, что не из волос болотниц и не из чешуи перламутровых русалок. Принцесса проявляла жестокость и фантазию при выборе нарядов. С ужасом я отсчитывала дни до приезда Амель во дворец, их оставалось всего девять.

Тяжело вздохнув, я посмотрела на часы. Было восемь вечера. День, как и обещал Рональд, прошёл незаметно. Его всё ещё не было. Дождь по-прежнему лил. Тревожные мысли опять стали сдавливать меня, и я решила поискать Альберта, чтобы немного отвлечься, но мне не повезло. Альберт закрылся в своём кабинете и скрипел пером так громко, что было слышно снаружи. Я села за небольшой стол в соседней комнате, предназначенной для ожидания великой милости аудиенции. Уронив голову на сложенные руки, а стала наблюдать за блестящим часовым маятником, сонно качающимся из стороны в сторону. Минуты, которые Альберт тратил на письмо к Амельке, превращались для меня в вечность. В животе знакомо щекотало.

С довольной улыбкой вошёл Комир, спешащий запечатать письмо и сбежать домой. Вопреки старой традиции, Комир не стал обрезать волосы, как другие маги. Именно волосы делали его неотразимым красавцем. Аккуратно убранные назад, они выдавали в нём мужчину, который (о ужас!) расчёсывался. Не без их волнистого участия, Ягода согласилась стать женой Комира. Они поженились всего месяц назад, и влюблённый Комир с тех пор всё время ходил счастливым.

– Рональд ещё не вернулся? – спросила я Комира, зная заранее, что ответ будет «нет».

– Нет, не вернулся. Но ты не переживай, он будет в порядке, – легкомысленно сказал он, и глядя на моё кислое лицо добавил:

– Тебе надо отвлечься. Займись чем-нибудь полезным. Я вот, например, изобретаю полироль для оружия. Хочу сделать её совершенной, без цвета и запаха. Да, ничего особенного, зато востребовано и обещает принести неплохие деньги. Заходи ко мне в мастерскую, я тебе покажу, что у меня получилось.

– Зайду как-нибудь, – соврала я. – А ты случайно не изобретаешь ничего, что заставляет королей писать любовные письма быстрее? – я спросила нарочно громко, чтобы Альберт услышал из своей комнаты.

– Нет, это ты попробуй сама. Уверен, справишься, и мотива у тебя больше, – всё так же беззаботно сказал Комир.

– Альберт, ну хватит уже, выходи хоть ты! – заскулила я. – Видишь, уже и Комир пришёл, его молодая жена дома ждёт.

– Лисичка, уйди, пока я добрый, – спокойным сосредоточенным голосом проговорил освийский король из-за двери.

– Ну Альберт! У тебя же сегодня выходной, ты сам говорил!

За дверью резко отодвинули стул и пошли решительным шагом в мою сторону. Эти шаги не предвещали ничего хорошего.

Меня же предупреждали! Почему я не слушала! Я даже через преграду стены чувствовала, как сердится Альберт. В такие минуты понимаешь, что бежать и прятаться не так уж и постыдно. Я метнулась туда-сюда и, залезла под стол как раз в тот момент, когда Альберт открыл дверь. Комир равнодушно показал пальцем в то место, где я пряталась.

– Предатель, я тебе это припомню! – шёпотом пообещала я ему.

Альберт подошёл к столу, постучал по его крышке и спросил:

– Есть кто дома?

– Нет, – ответила я. – И не будет.

Он нагнулся и посмотрел мне в глаза.

– Лисичка, я тебя предупреждал? Теперь вини только себя. С этого дня дарую тебе титул ммм…ну, скажем, графини. Как графине, вверяю тебе в обязанность следить за порядком в… – он задумался, подбирая задание, с которым я бы быстро не справилась, но и не причинила бы существенных разрушений. – В королевской библиотеке! – озарила его мысль. – Приказываю тебе взять на себя контроль за ней и навести там порядок.