На дальних берегах. Книга первая. Тринадцатый год. Часть первая

– Что тебе? – спросил своего работника Чудинов-старший.

– Я все вещи проверил, ничего не порвалось и не вскрыто. Всё разложил, как было велено, Пётр Ефимович. Ещё что-то прикажите?

– До утра ты не понадобишься. Иди к себе и отдыхай.

Парнишка кивнул головой и вышел.

***

Соколовский с Петром Ефимовичем о многом поговорили, поручик оказался интересным рассказчиком и его можно было не уставая слушать. Напоследок они ещё выпили медовухи и договорились встретиться на верхней палубе после завтрака. Поручик ушёл к себе уже далеко за полночь. Чудинов-старший проводил его до каюты.

Чтобы не скучать в долгой дороге и хоть как-то скоротать свободное время, Пётр Ефимович взял с собой две книжки любимого им Николая Васильевича Гоголя, двухтомник рассказов «Вечера на хуторе близ Диканьки» и повесть «Тарас Бульба». И хотя он уже, наверное, раз десять перечитывал эти произведения, что называется, от корки и до корки, и любил их читать ещё и отдельными главами, но сейчас что-то не читалось, и тогда он отложил книжки и взял газету. В «Русском слове» всю первую страницу занимали статьи, посвящённые только что начавшейся 2-й Балканской войне, развернувшейся между Болгарией с одной стороны и Грецией, Сербией и Черногорией с другой, к которым уже собирались присоединиться Румыния и Отоманская Турция. Политика Петра Ефимовича тоже волновала, но сводки с фронтов очередной Балканской войны ему не лезли в голову, и он отбросил газету.

Чудинов-старший скинул сапоги, прилёг, вытянул ноги и, заложив руки за голову, уставился в потолок. «А он ничего, – подумал Пётр Ефимович о попутчике, – очень приятный молодой человек. Ему лет двадцать пять, не больше. Я всего-то его знаю от силы день, а как будто с ним давно познакомился! Столько обо всём с ним переговорили за каких-то несколько часов, и столько я о нём узнал! Он положительно мне понравился! Прекрасный юноша! Приятный с виду, правда, немного щеголеватый, но образованный, обучен хорошим манерам, да и к тому же умница, с карьерной перспективой по службе, из приличной и не бедной семьи. Ну а как он смотрел на фотокарточку Катерины! – на лице Петра Ефимовича невольно заиграла улыбка. – Ведь сразу стало понятно, что Катерина ему не просто приглянулась, а очень даже понравилась. Он не мог какое-то время оторвать взгляда от её фотокарточки, и после расспрашивал о ней. Он же по одной фотокарточке, кажется, в неё влюбился! Да, я не могу ошибиться. Это так! Влюбился! А что, из него получится прекрасная партия для Катеньки. Только пару лет ему бы следует подождать».

Глава третья

Пётр Ефимович не заметил, как заснул. В дороге ему зачастую снились дом и дети. Но в этом нет ничего удивительного. Чудинов-старший был консерватором до мозга костей и среди своих приоритетов на первое место выдвигал семью. Это была для него высшая ценность, так были воспитаны его дед и отец, и так же воспитан был ими и он. Особенно он любил возиться с маленькими, с Николашей и Костиком, ну а те из отца просто вили верёвки. Они в семье были самыми младшими и погодками, но это не мешало им постоянно ссориться, так как у них были разные характеры.

Николаша был щекастым крепышом и увальнем, а Костик походил на щучку и никогда не мог усидеть на месте. И оба сорванца создавали массу проблем. То один из них опрокинет на себя что-нибудь или разобьёт вазу, то другой перепачкается, да так, что едва его отмоешь, а то оба они с кем-нибудь могли подраться и прийти домой в синяках. Ну, что сказать, это были настоящие пострелы, однако же к себе их не привяжешь.

Другие проблемы были с дочками. И если Галя уже была практически взрослой и вполне сформировавшейся девушкой со своими взглядами на жизнь, то младшая и средняя дочери тоже требовали внимания. Беспокоила Чудинова-старшего средняя. Это было воздушное создание, постоянно витавшее в облаках. Пётр Ефимович её так и прозвал «моя мечтательница».

Солнце уже стояло высоко, когда в дверь каюты Чудинова-старшего постучали. Пётр Ефимович встал и открыл дверь. На пороге маячил Марк Неустроев. В руках он держал поднос.

– Что это? – протёр ещё заспанные глаза Чудинов-старший.

– Завтрак! Тут обская стерлядь, грибочки и квас, – ответил Марк и поставил поднос на столик. – Капитан ещё спрашивал, что готовить на обед? Может, уху или суп с грибами?

– А уха какая?

– Уха тоже из стерляди.

– Я буду уху. Меня не спрашивали?

– Вчерашний знакомый.

– Поручик Соколовский?

– Он сказал, что будет на верхней палубе.

– Хорошо. Только позавтракаю и поднимусь до него!

Пётр Ефимович любил стерлядь. Он мог употреблять её в любом виде, но особенно любил из стерляди наваристую уху. Рыба, да ещё осетровая, была его слабостью. Поев, Чудинов-старший поднялся на палубу. Было часов двенадцать. Солнце жарило. «Евпатий Коловрат», рассекая речную волну, двигался вверх по Иртышу в сторону Павлодара. Соколовский стоял у поручня и что-то увлечённо обсуждал с мужчиной немного постарше средних лет, у которого были заметные залысины и бородка клинышком. Незнакомец показывал на левый берег, где к Иртышу подбиралась степь. Пётр Ефимович подошёл и поздоровался.

Незнакомец представился:

– Кочубеев Артём Севастьянович, профессор Томского императорского университета. Преподаю филологию и некоторые гуманитарные предметы, но, прежде всего, специализируюсь на истории. Это знаете ли мой конёк. Вот познакомился с утра с поручиком и разговорились. Я тут в ваших краях неслучайно. Люблю путешествия. Но прежде всего путешествия со смыслом. Прелюбопытнейшие открытия в вашей области недавно сделаны.

Чудинов-старший был польщён вниманием профессора и тоже представился.

Поручик в свою очередь пояснил:

– Артём Севастьянович – ученик знаменитого востоковеда Василия Васильевича Радлова, и сделал крюк, чтобы присоединиться к археологической экспедиции, работающей уже несколько сезонов на территориях, граничащих с Китаем. Он посещал вначале горный Алтай, а затем побывал и южнее. По его утверждению в наших местах недавно открыли несколько захоронений ещё скифской эпохи.

– Смею утверждать, что эти открытия – сенсационные! – заметил томский профессор. – Они перевернут все наши представления о жизни древних кочевников и, в частности, о жизни ранних скифов. Курганы, которые принадлежат им, располагаются на огромной территории, они встречаются, как на Западе, в отрогах Карпат, так и на Востоке их находят, чуть южнее Красноярска. Но больше всего их в Южной Сибири. И знаете, почему они здесь чаще всего встречаются?

– Почему? Разъясните? – переспросил нового знакомого Чудинов.

– А потому, что именно в наших местах находился первоначальный ареал обитания этих самых скифов. И отсюда они распространялись по всей Евразии! Те курганы, которые мы здесь раскапываем, принадлежат знати и, может быть, даже неким царским особам. Некоторые из этих курганов оказались не разграбленными, и мы нашли в них много украшений и оружия, часто среди находок нам попадаются изделия и из золота. А в некоторых захоронениях найдены даже мумии, причём в прекрасной сохранности. Вот одна из таких мумий принадлежит молодой скифской женщине и настолько хорошо сохранилась, что мы даже смогли разобрать черты лица усопшей, а ведь эта молодая женщина умерла две с половиной тысячи лет назад! Я два месяца провёл на Алтае, а потом отправился в сторону Усть-Каменогорска, неподалёку от которого тоже археологами из нашего университета сделаны в этом сезоне любопытные находки: экспедиция моего ученика Клеменца нашла кузни древних металлургов, и их возраст по различным оценкам ещё старше, чем найденные курганы скифской знати! Так сам Дмитрий Александрович склонен считать, что они принадлежат рудознатцам ещё до скифской эпохи и относятся к периоду ранней бронзы, а, следовательно, их возраст никак не меньше четырёх-четырёх с половиной тысяч лет! Представляете, они старше Ниневии и Вавилона!

Чудинов-старший не был чужд науки и, в частности, такой её подотрасли, как история, тем более, если это касалось земли, где ему выпала судьба проживать, и поэтому он с неподдельным интересом слушал откровения томского профессора.

– Скажите, уважаемый, а откуда у вас такой интерес к жизни древних кочевников? – спросил Пётр Ефимович собеседника.

Профессор широко заулыбался:

– Меня интересуют не только скифы, но и те народы, которые пришли им на смену на Алтай и в Прииртышье в более поздние времена. Это гунны, тюрки, кимаки и кыпчаки, ну и монголы, разумеется. Я изучаю и нынешних насельников этих мест. Они кровно переплелись со всеми предшественниками, которые волнами накатывались на эти земли многие тысячелетия. И потом, вам разве ни о чём не сказала моя фамилия?

– Нет!

– А если подумать?

– Ничего не могу сказать.

– Тогда я поясню. Кочубеев – фамилия тюркская.

– Тюркская?

– Да! Мой дальний предок – выходец из Золотой орды, он был мурзой и являлся приближённым к хану Тохтамышу. Когда неугомонного Тохтамыша на Волге у речки Кондурчи настиг и разгромил «потрясатель вселенной» хромой Тимур, мой предок, спасаясь, эмигрировал на Русь и там покрестился, так что понятен мой интерес к тем корням, от которых исходит древо моей семьи. А, кстати, земля-то круглая! Я и Николай Георгиевич – земляки, мы же оба из Самары!

– И больше того, – добавил поручик, до этого скромно молчавший, – Артём Севастьянович – давний знакомый моего батюшки. А ещё, наверное, лет пятнадцать назад, он преподавал в одной из городских гимназий, в которой учился Андрей, мой брат! Вот как в жизни случается! А пересеклись мы с ним за тысячу вёрст от Самары! Вот здесь, на Иртыше!

Собеседников прервал стюард:

– Господа, прошу пожаловать в столовую. Время обеда!

Новые знакомые прошли в столовую, располагавшуюся чуть ниже верхней палубы, и заняли свободный столик, который тут же накрыли.

– Водочки? – спросил Соколовский Чудинова-старшего и профессора Кочубеева, подняв графин, но томич покачал головой:

– Не употребляю.

– А почему?

– Я хоть и православный, но некоторые традиции своих далёких предков соблюдаю. А ислам запрещает алкоголь…

– А вы, Пётр Ефимович?

– Ну, разве только для аппетита. Самую малость.

Разговор за столом продолжился. Чудинов-старший спросил профессора:

– Артём Севастьянович, ну а каков ваш маршрут на сегодня?

– Я сойду в Павлодаре. В этом городе живут родители жены – она в начале лета уехала с сыном к ним погостить. Поехал их забирать. Побуду недельки две в этом городе, похожу по его окрестностям, и затем уже всем семейством в середине лета вернёмся в Томск.

После обеда компания пришла в каюту поручика. Соколовский в ней тоже находился один, так как выкупил два места.

Профессор принёс альбом с зарисовками, сделанными в последней экспедиции. На сорока ватманах с мельчайшими деталями были в карандаше изображены находки, по большей части украшения кочевников Евразийских степей, а также рисунки нескольких скифских мумий, и одна из них была прорисована с чертами лица.

– По всей видимости, этой молодой скифке было лет двадцать семь – двадцать восемь, – пояснил профессор. – У неё явно европеоидный тип лица, но с большой примесью монголоидных черт. Мои сёстры на неё очень похожи. Она погибла от раны, полученной мечом. Рана у неё загноилась, и случился сепсис.

Профессор ещё долго давал пояснения, но после них поручик переменил тему:

– Пётр Ефимович, я обещал вам показать батюшку, вот извольте! – и он передал фотокарточку с родителями. Соколовский совсем не походил на отца. Поручик был тонок в кости, как я уже говорил щеголеват, да ещё с набриолиненной и стильной причёской. Он был из той породы молодых людей, которые имели бешеный успех у гимназисток, а вот его отец смахивал на здоровенного и несколько простоватого бугая, только взгляд его из-под нахмуренных бровей выдавал в нём природный ум и решительность. Чем-то отец поручика походил на знаменитого германского канцлера Отто Бисмарка, портреты которого тогда часто публиковались в том числе и в российских газетах.

– А разрешите и мне взглянуть? – произнёс профессор Кочубеев. – Всё-таки я столько лет не был в Самаре и давно не видел вашего батюшку.

– Да, конечно! – и Соколовский передал фотокарточку с отцом своему новому знакомому.

– Совсем немного он изменился! – в восхищении покачал головой профессор. – Не берёт его время! Всё такой же мощный мужчина!

***

На следующий день, ближе к полудню, на горизонте показался Павлодар. Тогда это был небольшой уездный городок, входивший в Семипалатинскую область, и население которого не превышало десяти тысяч жителей. Он находился на правом берегу Иртыша, неподалеку от Коряковского озера и старых соляных промыслов. Если центр области – Семипалатинск – был в основном деревянным городом, в котором только изредка попадались добротные кирпичные дома, и среди них совсем немного имелось двух- и трёхэтажных, отчего он скорее выглядел деревней, то это определение ещё больше подходило к Павлодару, потому что тот был, как минимум, раза в четыре меньше.

Вот как его описывал в путевых заметках известный журналист и этнограф и одновременно депутат Государственной думы от Семипалатинской области Николай Яковлевич Коншин: «Несколько улиц с деревянными домишками, среди которых каменное здание тюрьмы выглядело настоящим дворцом, – таков был Павлодар. В этом уездном городишке было 33 улицы, треть версты мощённых тротуаров, 45 керосиновых уличных фонарей и 120 извозчиков». Не прибавить и не убавить! Даже по меркам Степного края, в состав которого входила Семипалатинская область, такие уездные городки, как Павлодар или Усть-Каменогорск, считались захолустьем. Однако в этом городе обжился Алексей Суриков, жених старшей дочери Петра Ефимовича, и он не собирался в обозримом будущем переезжать в областной центр, как ни упрашивал его будущий тесть.

«Евпатий Коловрат» начал сбавлять ход и вскоре подошёл к Затону, где и располагалась пристань. На ней уже толпились встречающие. Поручик и Чудинов-старший вышли проводить профессора.

– Артём, Артём, мы здесь! – послышался женский крик с пристани.

– О-о! Это мои! Во-он, во-он они! Кажется, увидели меня! – радостно произнёс Кочубеев и замахал рукой женщине в модной соломенной шляпке и долговязому юноше лет пятнадцати, стоявшему рядом с ней.

Профессор обернулся к попутчикам.

– Рад был познакомиться с вами, господа! Надеюсь, я вас своими скифами не утомил? А вы, Николай Георгиевич, передавайте огромный привет батюшке! Может, он и вспомнит преподавателя гимназии Артёма, который теперь уже заматерел, стал Артёмом Севастьяновичем и живёт не в Самаре, а в Томске. А ещё дорос до профессорской кафедры. Моё ему глубочайшее почтение!

***

«Евпатий Коловрат» стоял в Павлодаре два часа, и они истекали, а будущий родственник Петра Ефимовича всё не появлялся и Чудинов-старший не на шутку забеспокоился. «Что с Алексеем могло случиться? – с тревогой думал Пётр Ефимович. – На него это совсем не похоже!»

Взглянув на часы и убедившись, что до отплытия осталось не больше четверти часа, Пётр Ефимович вызвал Марка Неустроева.

– Голубчик, – обратился к нему Чудинов-старший, – что-то у меня сердце не на месте. На тебе целковый, найми извозчика и слетай до Алексея! Он живёт на Телеграфной, дом семь. Такой двухэтажный и с дубовыми воротами. Выясни, что случилось? И где он есть?

Марк Неустроев кивнул головой, взял целковый и поспешил исполнить указание хозяина.

***

– Да не переживайте так, Пётр Ефимович, – попытался успокоить попутчика Соколовский, видя, как тот вышагивал из угла в угол, – ну мало ли что может быть? Сейчас всё выяснится. Ваш человек поехал уже, а я могу попросить капитана задержаться…

– Сделайте милость, Николай Георгиевич, если вас не затруднит, то переговорите с ним прямо сейчас…

Соколовский кивнул головой и направился в капитанскую рубку.

Через пару минут он вернулся.

– Я договорился, – ответил Петру Ефимовичу поручик. – Капитан согласился задержаться здесь на час, но больше он не сможет. Будем надеяться, Пётр Ефимович, что этого времени вам хватит, чтобы прояснить ситуацию с вашим будущим зятем.

Вскоре Чудинов-старший увидел, как по Пристанской улице мчался извозчик, а рядом с ним находился Марк, который его подгонял. Напуганные прохожие только и успевали от них шарахаться. Дошло до того, что один из городовых, надув щёки, пронзительно засвистел им вслед.

Запыхавшийся Марк вбежал по трапу на пароход.

– Ну что?! Где он?! Что происходит?! – засыпал Марка Неустроева вопросами Чудинов-старший.

– Его дома нет! – ответил Неустроев.

– А с кем ты разговаривал?

– С матушкой его. Она сказала, что он как выехал куда-то рано утром, так его и не было. А куда поехал, ей не докладывал.

– Вот же беда, – сокрушённо покачал головой Пётр Ефимович. – И билет ему взял. И обо всём с ним договорились. Я без него никак не обойдусь. Он никогда меня прежде не подводил! – Чудинов-старший вновь достал свои швейцарские часы. – Осталось пятнадцать минут… Пойду-ка я сам к капитану договариваться.

Капитана Чудинов-старший застал в рубке.

– Э-э-э… – запнулся Пётр Ефимович на первом слоге, он от волнения позабыл имя капитана, а тот, всё поняв, улыбнулся и напомнил, как его зовут.

– Ну, да, – продолжил Пётр Ефимович, – я и говорю. Уважаемый…

– Афанасий Павлович…

– Ну, да, Афанасий Павлович, мой компаньон по непредвиденной причине немного задерживается, но я никак не могу без него ехать дальше и очень прошу войти в мои трудности…

– Я вас понимаю, – вполне учтиво ответил семипалатинскому купцу капитан «Евпатия Коловрата», – но и вы меня поймите, надолго задерживать отплытие парохода я не могу. У меня больше ста пассажиров, и все они торопятся в Омск, а кто-то и дальше…

– Что мне делать?

– Можно, уважаемый Пётр Ефимович, сдать билеты и пересесть на другой пароход. Заодно дождётесь компаньона.

– А когда будет следующий пароход?

– Придётся подождать четыре дня.

«Это совсем не вариант. Слишком много теряется времени, – подумал Чудинов-старший. – Так можно и на открытие Нижегородской ярмарки опоздать. Да и хотелось бы проехать на железке до Самары с Соколовским. Ещё с ним поближе познакомиться. Ведь такого завидного жениха для Катеньки непростительный грех ему упускать!»

– Ну и всё же, Афанасий Павлович, насколько ещё вы сможете задержаться?

Чудинов-старший не успел закончить мысль, как со стороны пристани послышался шум. К ней буквально примчался на взмыленных лошадях экипаж, из которого выскочил молодой человек и, как угорелый, взбежал по трапу.

– Пётр Ефимович, а это не тот ли самый ваш компаньон, которого вы так ждёте? – кивнул головой в его сторону капитан.

Чудинов-старший обернулся, и у него сразу же отлегло от сердца:

– Ну да! Это он! Это именно он! Ну, наконец-то!

Глава четвёртая

Суриков настолько стремительно взбегал по трапу, что едва не свалился с него. За ним вносили груз и один из тюков уронили. Членам команды парохода «Евпатий Коловрат» пришлось этот подмокший тюк вытаскивать баграми, и вытащили его не без труда.

– Ну и заставил ты меня поволноваться, Алексей! – воскликнул Чудинов-старший. – Объяснись! Что у тебя случилось?

– Да казус вышел, Пётр Ефимович. – Суриков c трудом отдышался и стёр тыльной стороной ладони бисеринки пота со лба.

Он был по-прежнему ещё возбуждён и так до конца не отдышался.

Капитан «Евпатия» сейчас стоял рядом со штурманом. Они о чём-то негромко переговаривались, затем он дал штурману указание и стал что-то рассматривать в вахтенном журнале. Услышав, о чём говорили пассажиры, он резко захлопнул журнал, поднял голову, многозначительно хмыкнул и откашлялся в кулак. Капитан явно вышел из равновесия, и на это указывало выражение на его лице.

– Отплытие пришлось задержать больше чем на час и, чтобы нагнать график, придётся пойти на перерасход топлива,– произнёс капитан.

Алексей и Чудинов-старший одновременно посмотрели на капитана, и, поняв намёк, который прочитывался в его несколько раздражённом взгляде, они поблагодарили за понимание, за то, что он из-за них задержался, и, извинившись, поспешно покинули рубку.

***

– Ну-у, я слушаю… Что случилось? – повторил вопрос Чудинов-старший, когда они отошли в сторону. – Я чуть без тебя тут не уплыл…

– Да с утра поехал к Фёдору-китайцу (так в Павлодаре звали Фанг Чжэна, торговавшего корнем женьшеня и прочими лекарствами китайской народной медицины) и купил у него некоторые препараты, особо ценные и редкие, которые я надумал свезти на ярмарку в Нижний, ну и посидели после чуток, как водится, попили чайку, заваренному по-китайски, как я и люблю, а на обратном пути у меня сломалось колесо…

– Так ты выезжал за город?

– Ну, да! У Фёдора в трёх верстах от Павлодара хутор, где он разводит некоторые растения, вот я туда к нему и нагрянул, а на обратном пути извозчик-неумеха не справился с лошадьми. Чем-то напуганные, они бросились в галоп, ну и завалили на бок экипаж, он съехал в кювет, заднее колесо его погнулось и треснула рессора. После этого мне пришлось добираться пешком до города, топал аж высунув язык! Пришлось пройти полторы версты!

– Ну а что же ты всё на последний день оставил, голова твоя непутёвая? Не мог пораньше побеспокоиться?

– Ой, Пётр Ефимович, каюсь, не подрасчетал я. Суета в последние дни заела.

– Ла-а-адно, – уже спокойнее продолжил Чудинов-старший, – хорошо, что хоть так всё закончилось. Пойдём, познакомлю с моим попутчиком.

И Пётр Ефимович указал Сурикову, куда следовать.

– А вещи не забыл?

– Да, не-е-е, Пётр Ефимович, всё внесли, проверял!

– Ну-ну, я видел, как твой тюк уронили…

– Но выловили же!

– А что там, кстати, у тебя было?

– Ничего страшного, тряпки всякие… бухарские и кокандские. Их быстро просушим! И потом, я с собой взял Никича (это был приказчик Никита Чаплин, служивший ещё у отца Алексея и которого все так звали), а на него можно вполне положиться. Он всё проверил и прои-и…ин… и-ин…проинвентаризировал.

– Ну, добре, пусть располагается в каюте, где мой парубок сейчас, место я ему тоже забронировал, ну а ты будешь у меня.

– Сколько я должен, Пётр Ефимович? – спросил Суриков и потянулся за бумажником.

– Ла-адно, зятёк,– остановил его Чудинов-старший, – свои же люди, потом сочтёмся!

***

Чудинов-старший, будущий его зять и поручик Соколовский ужинали вместе. Они заказали в каюту Петра Ефимовича борщ, оладьи со сметаной, жареную рыбу и водки. Соколовский и Суриков нашли общий язык. Этому в немалой степени способствовал их примерно один и тот же возраст. Обоим было около двадцати пяти. После второй рюмки Суриков спросил у Соколовского:

– Может, в картишки перекинемся? Вы как, поручик, карт не чураетесь?

– Ну а кто же из военных в карты не играет? – улыбнулся Соколовский.

– И то правда! – усмехнулся Алексей. – Что я спрашиваю? На интерес или так?

– Ну а ты вначале скажи, во что, – вступил в разговор Пётр Ефимович. – Я вот только умею немного в «подкидного».

– Ну, в «дурака», так в «дурака», – кивнул головой поручик и тут же обратился к Сурикову, – раздавайте, Алексей.

Суриков опрокинул третью рюмку, занюхал водку оладьей, вытащил из внутреннего кармана свежую колоду, тут же мастерски и очень быстро её перетасовал и раздал карты на троих.

Игра была азартной, но оказалось, что хуже всех играл Пётр Ефимович. Он три раза подряд оставался в «дураках», однако ни поручик, ни Алексей не посмели с него требовать, чтобы он полез под стол прокукарекать. Соколовский и Суриков лишь только про себя посмеивались, хотя насчёт игры и словом не обмолвились. Но этого оказалось достаточно, чтобы Пётр Ефимович занервничал и пришёл в раздражённое состояние. После трёх проигрышей он чертыхнулся и наотрез отказался играть в четвёртый раз.

– Увольте, господа, – в ворчливом тоне высказался Чудинов-старший, – не хочу на старости лет быть всё время в «дураках»! На меня уж не раздавайте. Я пас.

И, вытащив сигару, Чудинов-старший вышел из каюты и направился на палубу покурить и подышать воздухом.

Соколовский и Суриков остались в каюте одни, играть вдвоём им не хотелось. Поручик спросил своего нового знакомого:

– Я слышал от Петра Ефимовича, что вы задумали в Центральной России открыть новое дело? Если не секрет, то какое?

– А-а! – махнул рукой Суриков, – это громко сказано! Думаю, пока что наладить продажу в аптеках Нижнего, а затем и в аптеках обеих столиц китайских лечебных трав. Наши медики об этом ещё не слишком сведущи, но у китайцев своя медицина, и я скажу, она очень даже у них неплохая! Пять тысяч лет она развивается, и в чём-то китайцы могут дать фору даже французам и англичанам! Уж поверьте!

– А вы в Китае сами-то бывали?

– Ну, как сказать… Был. Только не в самом Китае, а в их приграничье.