Книга путешествий по заграницам

У памятника Буды, где нам разрешили сделать 4 фото, т.к. к нему стояла огромная очередь для фото.

Летом произошло одно ЧП, как у нас сказали дипломаты. Однажды мы, человек пять, шли извилистыми тропами утром в столовую, и вдруг видим – на одной лавочке сидит китаец. Я, как комсорг, даю своим команду стать возле него, а одному – бежать за дежурным или любым дипломатом, кто знает китайский язык. Пришел Женя Афанасьев, самый молодой дипломат – ему было всего 24 года, а мне миновал в ноябре 20-й. Когда он начал разговаривать с китайцем, тот попросил покушать. Мы быстро сбегали по очереди сами поесть и ему принесли. Оказалось, он очень уважает СССР, наш строй, социализм и решил перебежать к нам, попросить политического убежища. Женя оставил нас его караулить, а сам пошел доложить послу. Потом пришли другие дипломаты. Поговорив с ним, выражались по-нашему: «Тебя еще нам не хватает». Вечером китайцу сказали, что ему надо уйти с нашей территории. Он заплакал, что его посадят, убьют и прочее. Вокруг посольства дежурили через сто метров их часовые, и в трех метрах от нашего забора росла высокая кукуруза. Когда стемнело, мы подвели его к забору. Я командовал сверху, чтобы, как часовые разойдутся, четверо ребят перебросили его за забор. Так и сделали: забросили китайца в кукурузу. Шорох услышали часовые, но беглец притих и все разошлись по домам.

С этих пор нам дали команду ночью по два человека дежурить до самого отъезда. За этого отправленного восвояси "гостя" посол выразил нам благодарность. Потом мы еще два раза сплавляли перебежчиков. Один раз в наши пределы вторгся поросенок, и мы полдня его ловили. В 5 – 7 километрах от посольства находился свинокомплекс. Поросенок хорошо плавал по каналу, а мы обегали по мосту и еле выпроводили его к вечеру. Потом мы стали присматриваться к двум котам, которые утром приходили на территорию и ложились в посадке под туями. Выгнали их тоже.

Был случай, когда посол сказал, что я хотел устроить мировой скандал с Китаем. Вот в чём дело. При въезде в посольство у центральных ворот были две клумбочки, метров по пять в длину и метр в ширину. Я и сказал своему садовнику Илье Ивановичу: «Давай вскопаем и посадим цветы. Ведь они утоптаны и лет пять не копаны». Он ответил, что это не наша территория. «Ну и хрен с ней, ведь их часовые в нашей нише за поворотом сделали туалет и ходят туда". Короче, взял я лопату и начал копать землю. Как подбегает ко мне часовой, что-то кричит, руками машет, даже толкает меня. Я попросил охранника на воротах вызвать дежурного дипломата. Тот пришел, поговорил с часовым, и выяснилось, что это территория Китайской народной республики, здесь нельзя копать. Тогда я взял две доски метра по два, гвозди, молоток и забил крест-накрест туалет, куда они ходили справлять нужду.

Утром меня пригласили к послу, и он спросил: «Что ты там натворил? Нам прислали ноту протеста, мол, мы чиним им неудобства». Я рассказал все по порядку и попросил Василия Сергеевича, чтобы они вскопали клумбы, посадили цветы, и тогда я им открою туалет. Все это передали через их МИД. И что вы думаете? Через час подъехала машина, двое мужчин и три женщины привели в порядок клумбы и посадили цветы, ну, а я сразу ушел отбивать доски с туалета. Да, я просил еще Василия Сергеевича, чтобы китайцы убрали перед нашими воротами вытравленную карикатуру на секретаря ЦК КПСС и глупую оскорбительную метровую надпись, оставшуюся после хунвейбинов: «Антисоветская клика хорошо не кончит. Долой советский социал-империализм».

Мне все-таки хочется рассказать, что творилось в марте 1969 года. В связи с обострившимися разногласиями в идеологии Мао Цзэдуна с Советским Союзом Китай разорвал с нами дипломатические отношения на уровне послов. На одном из политзанятий у нас в группе побывал секретарь парторганизации посольства Кудашев Рашид Шарафутдинович, который прочитал лекции о жизни в СССР, о политике по отношению к Китаю. Я, как всегда, был активным, задавал много вопросов о Поднебесной, ведь мы сами видели их нищету, бедность в одежде, скудость в магазинах, горы земли на улицах Пекина – это они рыли ходы бомбоубежищ под своими домами, а потом эти ходы соединяли друг с другом. Землю за ночь насыпали целыми курганами, а на следующую ночь увозили из города.

Правительство Китая всегда находило способ занять трудом свой народ. Так, когда мы ехали из аэропорта, то переезжали один канал, на котором работало по миллиону человек с одной и столько же с другой стороны. Канал метров сто шириной и глубиной метра три-четыре. Землю возили на тачанках или носили на коромыслах в корзинах на берег. Техники никакой. Здесь, в Пекине, рядом с посольством стояли осколки кирпичной стены, метров пять высотой и столько же шириной. Так ее китайцы кирками разбивали, клали себе на руки по 3-4 кирпича и несли в другой конец города.

Интересен для нас был их транспорт. Машины наши, ЗИМ правительственные и у военных, «Победы» – как такси, грузовых мало совсем, зато велосипедистами занята вся улица. Хотя им отведено метра три от тротуара, но они, как муравьи, передвигались по всей ширине, и горе тем водителям, которые попадают на эту улицу. Впереди едущий велосипедист не спешит уступить место машине, и она полчаса может ехать за ним, пока не толкнет велосипед в зад. В то время китаец получал 10-15 юаней в деревне и 40-50 в городе. Но чтобы пошить хлопчатобумажную одежду и купить велосипед (150 юаней), нужно было иметь талоны, так называемые «бупяо», а их выдавали по 10-20 штук в год. Нам выдали за год по 100 штук, а они эти талоны собирали годами, чтобы купить себе велосипед.

На политзанятиях я чем-то понравился секретарю парткома Кудашеву, и однажды он мне предложил вступить в партию в посольстве. Я долго думал и почему-то отказался. Потом он мне предложил поступить учиться на дипломата в МГИМО, здесь я дал добро, но увы, не вышло. Позже об этом будет сказано.

Возглавлял посольство с 1968 по 1970 год временный поверенный Елизаветин Алексей Иванович. В 1968 году здесь оставалось всего шесть человек дипломатов, одна женщина-повар и двадцать рабочих. 3 марта к воротам посольства подъехал автобус с 26 громкоговорителями, которые китайцы установили по периметру на заборе. Рядом с посольством проходила железная дорога, где непрерывно с гудками проходили паровозы. Громкоговорители были установлены и на крышах близлежащих домов, всего их было 56. Затем к воротам посольства подошли организованные колонны. Человек по десять хунвейбинов со значками на груди подходили к микрофону, установленному в воротах, и по очереди выкрикивали лозунги, типа: «Поганый временный поверенный, поклонись великому кормчему Мао Цзэдуну, или мы разобьем собачьи головы советским ревизионистам». В течение дня такие колонны сменялись несколько раз и так шло несколько дней. Потом они привели свои угрозы в исполнение. Повесили и сожгли чучела членов политбюро, зажгли деревянные ворота.

Эта толпа, тысячи две-три, зашла на территорию и остановилась в пяти метрах от посольства. В здании двери и окна были забаррикадированы, ребята с прутьями от коек стояли, ожидая вторжения. В это время по линии МИД шли переговоры, и, как нам сказали, был предъявлен китайцам ультиматум – покинуть через 40 минут территорию СССР, иначе мы предпримем экстренные меры, и вдруг прозвучал оглушительный крик в громкоговоритель, и все стали уходить с территории посольства.

До вторжения шла "заборная" дипломатия. Китайцы днем и даже в четыре часа ночи, кидали нам через забор ноты протеста на пограничников на Даманском, а наши передавали им ноты через другие посольства. Хлеб и продукты через забор нам давали немцы, болгары и представители других дружественных стран.

На второй день к посольству подъехали машины с водой, китайцы начали мыть и красить разрисованный забор. Убрали громкоговорители, паровозы, замерили размеры ворот, поставили усиленный наряд охраны, и жизнь стала преображаться.

К нашему приезду в ноябре 1970 года были установлены добрососедские отношения на уровне послов. Нам по случаю аванса или получки разрешали выезжать в Пекин, в магазины для иностранцев, на нашем автобусе, где мы могли приобретать интересные вещи. Нам запрещалось ходить по городу по одному, заходить в их магазины, заводить знакомства, на весь выезд давалось 2-3 часа.

Как-то утром я пожаловался послу, что скучно. Побудем в Китае и ничего не увидим. Тогда он дал указание секретарю по хозчасти организовать для нас экскурсию, знакомство с городом. В тот период в Пекине иностранцам запрещалось покидать пределы города. Плакаты об этом висели на всех выездах. В то время в городе не действовало метро, не работали кинотеатры, музеи. Они просто были разгромлены хунвейбинами и приводились в порядок. Нас стали возить по интересным местам. Закрытый город Пекина, площадь Тяньаньмынь (Красные ворота). 40 га занимала она и вмещала до миллиона человек. На этой площади располагались огромные портреты Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, а посредине – Мао Цзэдуна. Ездили мы за город по красивейшим местам захоронения императоровМинь. Подали заявку и три месяца ждали разрешения взойти на Великую Китайскую стену. Посетили зоопарк. Едва мы выезжали со своей территории, за нами сразу садились на хвост два ЗИМ с солдатами из КГБ. Они нас сопровождали до конца поездки.

По вечерам дипломаты учили нас китайскому языку, мы знали около восьмидесяти выражений и слов и как-то могли изъясняться в магазинах или на улицах. Если заблудился, надо было сказать: «Сулянь да ши гуань советское посольство». «Сулянь» – русский. Или спрашиваю торговку: «До шаотцянь, джегадунси?» (Сколько стоит эта вещь ?). Она отвечает по-своему. А я в ответ: «Во бодун» (Я не понимаю). И она пишет на бумаге. Так мы расходились в разговоре. Обязательно надо сказать, когда уходишь «цзай-цзай» – до свидания. Поздороваться – «нихаотунжа, Ван»: «Здравствуй, товарищ Ван».

В период нашествия на наш парк насекомых прибыли китайцы на машине, как наш бортовой УАЗ. Из бочки с раствором они неделю обрабатывали парк. Я сопровождал их, показывал, где вода, смотрел, чтобы они не отлучались, сидел с водителем в кабине. Как-то принес ему наши открытки о Москве, и ему очень понравилась девушка в купальнике, выходящая из бассейна. «Хао мадам!» – хорошая девушка. Показывал ему Москву, Ленинград, мавзолей Ленина, и вдруг он громко так говорит на русском языке: «Ленин, Сталин, Маркс, Энгельс». На другой день я принес цветной журнал «Советский Союз» на китайском языке и отдал ему. Попросил он фотографию, где я стою возле новой «Волги», ГАЗ-24 привезли послу, я ему отдал. Еще про Москву взял штуки три, и, посмотрев в зеркало, где находятся его работники, спрятал это все в бардачок где-то позади себя. Но что мне стало интересно, на следующий день, когда рабочие были вдалеке от машины, он достал журнал и фотографии и вернул их мне. Я ему говорю: «Это тебе», но он замахал руками и головой, положил это все мне на колени и отвернулся. Мы с этим Ваном так и здоровались по утрам за руку, приветствуя друг друга, и разговаривали, потом начали понимать. Я говорю: «Мы из Москвы». Он – «Москэу – хао» (хорошая), «Пекин – нихао» (нехороший). Говорил «вино цзянь», он пальцем стучал по горлу, видимо, это международный знак, означает «пить надо». Называл – курица, яйцо, он брал ручку и рисовал стрелку от курицы к яйцу. Я наоборот – от яйца к курице, и он пожимал плечами, не зная, что появилось сначала, яйцо или курица.

В один субботний день на нашем посольском «рафике» мы поехали на Китайскую стену. По пути остановились на участке дороги, где по обе стороны стояли в свой рост каменные изваяния животных, мы сфотографировались с этими изваяниями и поехали дальше к стене. Прибыли к заставе Марко Поло, первого итальянского путешественника по Китаю. Справа от заставы вверх уходила восстановленная стена для посещения туристов – ими были в основном китайцы, они боялись или стеснялись фотографироваться с нами, европейцами, и часто отворачивались от нашего фотоаппарата.

Стена – высотой метров пять и шириной, где вмещается тройка лошадей. Через 50-70 метров – так называемые заставы, где проход сужался до одного человека. Мы дошли до верхней точки восстановленной стены, сфотографировались на ее обломках и на фоне уходящей вдаль части этого чуда света, которую никто не восстанавливал. Длина Великой Китайской стены – 8 тысяч километров, или, по-китайски, 8000 му. Это их мера длины или объема. Нам рассказывали, что китайцам на земле выделяли по 4-5 му земли, где они должны жить, строить жилища, выращивать хлеб и хоронить своих сородичей.

После экскурсии мы зашли перекусить в кафе, где нам дали палочки. Вилки здесь не были предусмотрены, а первое готовили только в ресторанах. Причем, у них есть такое блюдо «суп», которое не остывает более суток. Секрет они не рассказывают и по сей день. На закуску нам дали знаменитые китайские яйца, о которых расскажу особо. Куриное яйцо кладут в известь и закапывают в землю на 2-3 года и достают его тогда, когда оно станет сине-зеленого цвета, тухлое и затхлое до невозможности. Нам подали на стол по половинке этих яиц. Многие отодвинули от себя тарелку с этим яством, кто укусил немного, потом не знал куда сплюнуть, а наш гид-дипломат попросил сложить все яйца к нему в тарелку и с аппетитом поел. На улице мы спросили, что это за гадость, гид ответил, что это готовый белок, который легко усваивается в организме. Больше это блюдо мы нигде не заказывали. Но в СМИ промелькнуло: когда после нас Китай посещал американский президент Никсон, его угощали китайскими яйцами.

Во время нашего пребывания китайцы ели мясо только четыре дня в год, когда у них проходил праздник весны – это где-то 27-30 января. Мы видели, как много туш они подвозили к магазинам и вываливали на дорогу. Потом заносили в помещение и рубили на порции по два килограмма на человека и отпускали людям.

Вся еда китайцев – это рис. Иногда они ели и пельмени, которые делали вручную тут же, в кафе, человек 10-20. Мы тоже любили это блюдо. Однажды в Пекине зашли в одно кафе попить разливного пива, а оно у них – очень вкусное и стоило около 13 копеек (финишек) бокал на наши деньги. Взяли пива, заказали по две порции пельменей, а Анатолию Попову захотелось выпить их водки – циндау, вонючей и невкусной. Китаец налил ему полстакана и сказал: «Хала». Мол, хватит, а то ты пойдешь зигзагом, и показал руками. В зале все прекратили есть и смотрят, что будет дальше. Китаец капает в стакан несколько капель и смотрит на нашего Анатолия, а тот все регулирует пальцем, мол, лей полный стакан. Налил китаец с верхом и смотрит квадратными глазами. Анатолий выпил водку, затем пиво, отодвинул в сторону пельмени и сказал нам: «Ну, теперь идемте». Рассчитались мы за пиво и вышли из кафе. Весь народ выбежал за нами на улицу посмотреть, как он пойдет. А мы только посмеялись.

Интересно было, когда мы, человек пять, заходили в китайский магазин, а у прилавка толпились китайцы. Они очень любопытный народ, заглядывают тебе прямо в пакет, что ты набрал. И вот, когда мы входили – с нами, конечно, их охрана или разведка, и в правом углу прилавка освобождали метра три-четыре и начинали выкладывать перед нами товары. Мы просили показать что-нибудь, но однажды ничего не взяли, так они очень на нас обиделись – это было видно даже на их лицах. По этому поводу мы провели даже собрание. Мол, они со всей душой, а мы – ноль внимания. И после этого стали брать кое-какие вещи. В то время у них был очень качественный текстиль, костюмчики для маленьких, которые мы брали в подарок домой.

Платили нам в посольстве большие по тем временам деньги, где-то 350 рублей на наши деньги. И мы, молодые и задорные, начали покупать японские магнитофоны и приемники. Некоторые купили магнитофоны «Акай», которые проигрывают кассеты по 6-8 часов. Там было три дорожки: моно, стерео и совмещенные. Стали заказывать костюмы. Для нас шестерых пошили красивые черные костюмы для приемов, на которых мы были официантами. Но это все было попозже.

Я работал с Ильей Ивановичем и Маргаритой Семеновной, которая была для меня и свахой, и мамой. Всегда рекомендовала, что надо купить домой в Россию. Я ей рассказывал про свою любимую Лиду, говорил, что она ждет меня и по приезду мы поженимся. Маргарита Семеновна готовила меня к семейной жизни. Для Лиды она подсказала купить крой-мех – колонка и пошить здесь же шубу. И я отослал невесте запрос, чтобы она сходила в лучшее ателье в Курске и выбрала фасон шубы и шапки из меха. И когда она это прислала, я принес мех в мастерскую. Китаец все щелкал языком, говоря, что очень хороший фасон. Сшил с шапкой, с муфтой для рук. Лида в ней была, конечно, неотразима.

Купил я разной посуды, сервизы, приборы, одеяло и много подарков для всей своей родни. Были у нас в делегации три молодых девушки. И вот с одной из них наш спортсмен Виктор Тихонов решил пожениться здесь же, в Китае. Он посоветовался со мной, а мы с Маргаритой Семеновной попросили разрешения у руководства. Им разрешили зарегистрироваться в консульстве и сыграть свадьбу в "фанзе" – был такой красивый домик в китайском стиле у нас на территории. В «дыре», как называли одну торговую лавку, мы купили им две напольные красивейшие вазы и на свадьбе их вручили. Какое было удивление, когда эти вазы увидели дипломаты. Они определили, что это антиквариат, и прямо со свадьбы поехали в эту лавку, но им сказали, что русские купили последние. Свадьбу отметили скромно: с одним шампанским, шведским столом и легкой закуской.

Пора рассказать, что через три дня после приезда вызвали нас шестерых, всех высокого и статного роста, красивых ребят в визитную комнату. И там начальство сказало, что мы будем официантами на приемах. А приемы раз, а то и два в неделю. И в торгпредстве нам провели урок, как сервировать стол, как обслуживать, как подносить полные блюда, как забирать посуду, следить, чтобы гости правильно брали приборы, как наливать спиртные напитки, чай, кофе и т.д.

В этот же вечер мы были на приеме. Четыре человека подносили и убирали блюда с едой, а двое разливали алкоголь и напитки. В общем, это целое искусство – работать на приемах. Все шло у нас хорошо. Мы были незаметны для гостей, нигде не останавливались послушать, о чем они говорят, как это было там, где обслуживали китайцы. Вначале обед был за столом, он состоял из 7-8 блюд с десертом, потом перерыв, а затем уже проходила деловая встреча дипломатов по своим вопросам. Женщины – себе, мужчины – себе, и всем надо было подавать напитки, какие они пожелают.

Летом в посольстве в саду показывали фильмы для дипломатов из других посольств. Зимой демонстрировали фильмы в зале, и перед просмотром кино всегда угощали гостей водкой, коньяком, вином, шампанским и легкой закуской: орешками, картофельными чипсами, печеньем. Были и большие приемы, как, например, 7 ноября – в день годовщины нашей революции. В большой зал посольства приглашали до пятисот и более гостей из китайского МИД, дипломатический корпус, выступал наш посол. Иногда приезжали артисты из Москвы. В тот вечер были Валентина Левко и Михаил Викторов. Гостей обслуживали китайские официанты, а мы разносили блюда своим дипломатам.

"Демократов" из наших родственных дружественных стран приглашали отдельно, после этого вечера в «фанзу», человек 50-70. Вот здесь уже обслуживали только мы. Бывали и другие торжества, и везде приходилось трудиться нам.

Однажды на приеме в честь алжирского посла произошел нехороший случай. Наш посол начал говорить тост, а у гостя не оказалось блюда. Я бегом на кухню и быстро принес ему на стол, что собрали с поваром, но уже произошла заминка. Утром нас всех вызвали на разборку к послу. Были приглашены протокольный отдел, комендант и другие ответственные работники. Посол Василий Сергеевич прочитал нам лекцию. Бочкина, который обслуживал ту сторону, где сидели представители Алжира, посол проводил из кабинета и сделал втык всему персоналу. В этот же день он пригласил алжирского посла одного, чтобы уладить конфликт. Повара и меня, единственного из официантов, взяли обслуживать на одном островке, где стояли беседка, мангал, котел и прочие премудрости. На пруду поставили сетку для ловли рыбы. И самым интересным было, как рыба летала через сеть в лодку, плывшую сзади. Гость очень смеялся от такой ловли. А после мы с поваромколдовали над блюдами для Алжирского Посла, а наш Посол сглаживал состоявшуюся накануне неприятную ситуацию.

Через несколько недель надо было встречать французов. Посол опять нас вызвал в кабинет и попросил не подвести его перед «этими педантами», всё сделать на высшем уровне. Он обратился ко мне: «Саша, как это в армии называется?» Я ответил: «Отмазать!». Все засмеялись, и он обратился к военному атташе Василию Ивановичу: «Надо отмазать на высшем уровне». И после этого приема Василий Сергеевич вынес нам благодарность и приказал протокольному отделу выписать нам в конце командировки почетные грамоты, что и было сделано. А потом рано утром, когда шли на работу, он рассказывал мне, что супруга французского посла поинтересовалась, где это мы так научили ребят обслуживать – порхают, как мотыльки, просто незаметны, нигде не ждут, не успели выпить глоток чая или кофе, а они уже тут же с горячим чаем и кофе. Конечно, мы были довольны таким поощрением.

В это время в пекинском театре шли три оперы и балет, помню, он назывался «Красный женский батальон». Нам всегда выдавали пять-семь билетов совместно с дипломатами на подобные мероприятия. Мне запомнился один такой спектакль. Приехали мы, как полагается, за полчаса до начала сеанса. Билеты с местами у нас на руках. Публика кучкуется, им, как и у нас, разносят бокалы с вином, коньяком. Все это достается и нам. Отведали мы всего перед балетом, заняли места в креслах и стали смотреть представление. Я в первый раз в жизни был на балете, да еще в Пекине. Какой шикарный зал, какое убранство! Мы не успевали головами крутить, удивляясь всему. А какая сцена, какой зал! И артисты – высокие, стройные, красивые – на китайском языке поют, пляшут. В общем, нас так разморило в мягких креслах, что мы вначале чуть не уснули, но ребята-дипломаты поспать нам не дали.

Очень интересна была наша экскурсия по Пекину второго октября, в день китайской революции. Как они гуляли! Через сто метров – подмостки, где танцуют, поют оперу, показывают акробатические номера. Вокруг их красивые шары, китайские расписные фонари, игрушки. Мы как будто попали в рай, весь день проходили пешком по городу. Только к вечеру прибрели домой. Здесь залезли на крыши самых высоких зданий и наблюдали за их салютом. На родине салюта видеть такую красоту – это что-то невообразимое.

Кроме всех этих мероприятий однажды молодые дипломаты пригласили нас поиграть в футбол. Как мы шутили: сборная СССР против сборной всех посольств – сборной мира. Играть договорились в кедах, а один негр играл в бутсах, и играл неплохо, видимо, был профессиональный игрок. Он начал гоняться за Тихоновым и сделал ему «накладку» на пятку, от которой Тишка кувыркнулся метров на пять. Негр подошел, тихо извинился. Начали опять играть, и Тихонов ему подставил подножку, от которой тот тоже перекувыркнулся на метр. Подбежал наш дипломат, извинился перед негром, и продолжили игру. Я играл в полузащите, и вот этот игрок – негр раз меня обошел, другой, а на третий – я пошел прямо на него в лобовую, и от нашего столкновения разлетелись в разные стороны. Тогда он закричал, что с нами невозможно играть, но мы все же проиграли 3:4. Следующий матч выиграли – 8:4, а затем и третий.

По вечерам я любил в клубе играть с представителем правительственной делегации Геннадием Сергеевичем в шахматы. У него был первый разряд, у меня – нулевой, но играли по два-три часа одну партию. Иногда и я у него выигрывал. Приехал из Москвы в посольство некто Егоров, без правой руки, и предложил сыграть сеанс одновременной игры с десятью шахматистами. Я в первый раз участвовал в такой игре. Начали играть, и на 5-6 ходу я поймал его ферзя, и он положил короля. Геннадий Сергеевич свел с ним ничью, у остальных он выиграл. На следующий день пришли в кино, а Егоров играет с Геннадием Сергеевичем. Увидев меня, попросил отыграться. Расставили партию, начали играть. Мои ребята за меня болеют и говорят, что, если проиграю, чтобы в общежитие не приходил. И я, конечно, старался. От чрезмерного напряжения по спине и под мышками тек ручейком пот. Такого у меня никогда не было. Егоров быстро обыграл Геннадия Сергеевича и стал всерьез играть против меня. И на втором часу я его опять обыгрываю. Шквал аплодисментов, поздравления, а он поинтересовался, какой у меня разряд. Я ему отвечаю, что в техникуме занял шестое место из тридцати шести игроков. Это была одна из моих сильнейших партий в шахматы.

Когда у нас появились японские магнитофоны, мы крутили кассеты, оставшиеся от ребят, с озорными песнями про Мао Цзэдуна. Однажды посол прогуливаясь по территории, и, проходя недалеко от нас, услышал эти песни: