Квартирник

ЕГОР. Да, хорошо сегодня… Я тоже люблю летние вечера. Сразу такое умиротворение в душе появляется.

ЛЁНЯ. Скоро трубка-то будет?

ЕГОР. Потерпи, внук. Москва тоже не сразу строилась.

ЛЁНЯ. Ты её уже минут десять набиваешь.

ЕГОР. Ну так и что? В любом деле важна гармония процесса. А она абсолютно непостижима в суете.

ЛЕСЯ. Глубоко!

ЛЁНЯ (берёт со стола бутылку джина и внимательно присматривается к содержимому). Сколько вы тут вдвоём джина выпили, если не секрет?

ЕГОР. Достаточно, Лёнь… Достаточно для того, чтобы постичь истину, но недостаточно для того, чтобы издавать звуки рыбы фугу на полу.

ЛЁНЯ. Слава Богу, что хоть так… А то я вас знаю.

Наконец ЕГОР торжественно подносит трубку ко рту и раскуривает.

ЕГОР. Эх, хорош табак!

ЛЕСЯ (отбирает у него трубку). Дай мне! (Затягивается один раз и сильно закашливается.) Ой, фу! Ой, не могу! Невозможно крепко!

ЕГОР (забирает у неё трубку и передаёт ЛЁНЕ). Это всё потому, что ты не куришь. И начинать нечего.

ЛЕСЯ. Я просто попробовать хотела! И мне не понравилось.

ЕГОР (достаёт из кармана электронную сигарету и затягивается). Смотри… Я тоже сперва так говорил.

ЛЁНЯ. Егор, а ничего трубка!

ЕГОР. Ну так! Профессионал набивал.

Пауза. ЛЁНЯ задумчиво и не спеша курит трубку, ЕГОР – электронную сигарету. ЛЕСЯ пытается восстановить дыхание и запивает неприятный привкус табака коктейлем из стакана.

ЛЕСЯ. И всё-таки фу… Как вы это курите?

ЕГОР. Вы, Олеся Юрьевна, просто не в курсе такого понятия как качественный табак.

ЛЕСЯ (передразнивает тон ЕГОРА). Бе-бе-бе! Вот папа то же самое говорит, один в один. Если рядом стоять, то пахнет очень даже приятно – откуда же мне было знать, что на вкус окажется такая гадость? Даже твоё вино – и то лучше.

ЕГОР. Сочту за комплимент! Нечасто слышу от тебя оды моему вкусу в алкоголе.

ЛЕСЯ (посмеиваясь). В ближайший месяц больше не услышишь, будь уверен! Всё, лимит исчерпан.

ЕГОР (шутливо). Леська, и чего ты такая ядовитая? Я же твой джин нахваливал – жалко тебе, что ли, хоть раз в жизни мне тем же ответить?

ЛЕСЯ. Мой джин хотя бы вкусный! И я не ядовитая – я честная. Честная и объективная.

Недолгая пауза, которую нарушает ЛЁНЯ, задав мучающий его вот уже несколько минут или часов вопрос.

ЛЁНЯ. Лесь… А вот ты говоришь, что ты якобы нетактильная – это же совсем не так. Зачем ты врёшь?

ЛЕСЯ. Дай-ка подумать… Нет, пожалуй, это всё же так. Я и правда нетактильная, Лёнь. Все эти ваши нежности… меня от них, если честно, чуть ли не выворачивает каждый раз. Не нравится мне такое – вот и простая истина.

ЛЁНЯ. Ты снова всех обманываешь – и себя в том числе. Но меня не обманешь: я психолог хоть куда, и именно сейчас, в данную секунду, я вижу, что ты пытаешься выдать желаемое за действительное.

ЛЕСЯ (вскипает). Да, разумеется, я всем вру, ведь ты меня знаешь гораздо лучше меня же самой! Тебе же виднее, что у меня в голове происходит!

ЛЁНЯ. Ладно, не злись… Я не хотел.

ЛЕСЯ. Нечего всякую ерунду нести – тогда и злиться никто не будет.

Пауза. ЛЕСЯ силится сделать вид, как будто ничего не происходит и диалог её ничуть не задевает, однако её лицо говорит об обратном: улыбка сошла на нет, а мимические мышцы застыли, сделав из лица подобие маски. В руках она крепко сжимает стакан с коктейлем: ещё чуть-чуть – и тот лопнет.

ЛЕСЯ (вымученно). Так уж и быть… отчасти ты прав. Когда я выпью, я и правда становлюсь не в меру тактильной. Но это совсем другое!

ЛЁНЯ. Не вижу взаимосвязи. Ты и сейчас выпила, причём немало. Почему не позволила тогда себя обнять?

ЛЕСЯ (задумчиво). Значит, правило не всегда работает… Не разобралась ещё. Сложно!

ЛЁНЯ. Можешь прямо сейчас проявить тактильность? (Он протягивает к ней руку, но та угрюмо отводит глаза и лишь сильнее перекрещивает свои руки на груди, точно обнимая себя за туловище.) Давай, ничего в этом страшного нет. Просто возьми меня за руку.

ЛЕСЯ (напряжённо). Н-нет. Не буду. Не хочу я ничего проявлять. Это странно… Зачем ты вообще такое делаешь?

ЛЁНЯ. Затем, что я полностью уверен в том, что ты хотела бы того, что так старательно от себя отталкиваешь. Но по какой-то непонятной мне причине ты решила для себя, что ты нетактильная, потому что тебе, возможно, так проще. Или чуть менее больно.

ЛЕСЯ вздрагивает, точно её облили ледяной водой. Её мышцы напрягаются до предела, голова инстинктивно втягивается в плечи, а в глазах читается, что она вспомнила то, что вряд ли хотела бы вспоминать прямо сейчас.

ЛЕСЯ. Нет… Неважно… Я ничего такого не думала. Это ты неправ.

ЛЁНЯ. Неубедительно, Лесь. Совсем неубедительно.

С ЛЕСИ постепенно слезает её вечная маска жизнерадостности и озорства. Её эмоции перестают быть наигранными, лицо искажается в мучительной гримасе, ногти расцарапывают предплечья до красных полос.

ЛЕСЯ (глухо). Не надо было мне столько джина…

ЕГОР. Ты его почти и не пила. В основном, я…

ЛЕСЯ. Я маленькая, мне достаточно! Сейчас начнётся всякое-разное…

ЛЁНЯ. Что начнётся?

ЛЕСЯ (устремляет ему в лицо пронзительный взгляд). А вам об этом знать не нужно! Дай сюда трубку.

Одним резким движением ЛЕСЯ выхватывает трубку из рук ЛЁНИ, затягивается и тут же начинает задыхаться и кашлять.

ЛЁНЯ (взволнованно вскакивает и отбирает трубку обратно). И что ты делаешь такое, дурёха? Ну-ка верни! Что на тебя только нашло?!

ЛЕСЯ (поднимает взгляд на ЛЁНЮ – она трясётся и всхлипывает). Да я и сама ни черта не понимаю! Мне плохо! Мне просто плохо! И да, мне больно! Но я не могу понять, почему!

ЛЁНЯ (пытается её обнять, та выкручивается и отскакивает к окну). Зато я, кажется, всё прекрасно вижу. Иди сюда, расскажи мне.

ЕГОР (обеспокоенно). Нам.

ЛЕСЯ. Нет! Говорю же, вам точно не обязательно быть в курсе всего, что со мной сейчас происходит…

ЛЁНЯ. Обязательно. Мы же друзья, Лесь. Мы хотим тебе помочь, насколько сами в силах это сделать.

ЛЕСЯ (с горечью). Да в том-то и дело… что вы для меня не совсем друзья. Точнее, самые что ни на есть настоящие друзья, а я для вас… кто я для вас, мальчики?

ЛЁНЯ (печально). Ты и сама знаешь, кто ты для нас… Однако разве сердцу прикажешь? Как бы ни было больно, мы примем твой выбор.

ЕГОР. И не перестанем тебя уважать.

ЛЕСЯ (шёпотом, плачет). Спасибо… Мне и правда были необходимы эти слова.

Пауза. ЛЕСЯ собирается с мыслями, в её глазах блестят слёзы. ЛЁНЯ наблюдает за ней, предусмотрительно отодвинув подальше от неё стакан с джином. ЕГОР тоже смотрит на ЛЕСЮ, он нервно и часто курит электронную сигарету.

ЛЕСЯ (вздыхая). Я не понимаю… Не понимаю ничего. Такое чувство, что в моей жизни напрочь отсутствует логика, и мой мир – это один сплошной хаос. Почему вечно вот так: в начале всё идеально, а затем, чуть что, дорогие мне люди всегда от меня отворачиваются, уходя навсегда, а я остаюсь одна? (Она вновь начинает тихо плакать. ЛЁНЯ вначале рефлекторно протягивает к ней руку, но тотчас отдёргивает.) Я ведь… не настолько плохой человек. Так почему от меня убегают? Хотя что это я… В глубине души я знаю, почему так происходит. Я ничего не умею чувствовать глубоко. Ни радоваться, ни грустить взаправду не умею. Только подражать, испускать вовне подобие эмоций, в то время как внутри пусто.

ЛЁНЯ (не выдерживает и перебивает её). И снова ты врёшь!

ЛЕСЯ (безнадёжно). И где же я, по-твоему, вру?

ЛЁНЯ. Ты умеешь чувствовать, ясно тебе? Как минимум, любить ты точно умеешь.

ЛЕСЯ. Откуда тебе-то знать? Но… может, действительно умею. Иначе почему мне каждый раз настолько больно?

Пауза. ЛЕСЯ тянется за стаканом, но, не найдя его на привычном месте, прекращает попытки достать ещё джина и просто стоит, скрестив руки на груди и смотрит в пространство ледяным, отсутствующим взглядом.

ЛЕСЯ. А что, в сущности, толку от этой любви? Всё равно она никогда не бывает взаимной… Из раза в раз одно и то же. Я уже теряюсь в догадках, кем мне нужно стать, насколько ещё более идеальной показаться, чтобы меня наконец-то полюбили.

ЛЁНЯ. А собой стать ты не пробовала? Просто не притворяться идеально-приторной, просто быть тем, кем ты на самом деле являешься?

ЛЕСЯ. Разве я приторная?! А вообще – тебе легко говорить. Для тебя быть собой не значит прикладывать титанические усилия. Ты – человек, для которого подобное поведение естественно – никогда меня в данном вопросе не поймёшь. Я же… потеряла себя ещё очень давно. Я не знаю, кто я такая, Лёнь, понятия не имею! Постоянно примеряя множество масок, меняя искусственно сделанные личности как перчатки, я утратила свою собственную… Я же как хамелеон: мастерски мимикрирую под ситуацию, а собой стать… выше моих сил.

ЛЕСЯ замолкает и утыкается лицом в ладони. Она выглядит опустошённой, маленькой и беззащитной, как будто с неё заживо содрали кожу.

ЛЕСЯ. Мне вот с детства говорили… Не кричи. Будь спокойнее. Никому нет дела до твоих эмоций. Это выводит из себя. Если будешь, не стесняясь, показывать, что чувствуешь, люди будут от тебя отворачиваться. И… я действительно приняла все эти слова за чистую правду. Я стёрла своё чёрно-белое мышление, размазала его по полутонам. И что получила? Неопределённость. Люди всё так же уходят, бросают меня, а у меня нет даже самой себя в поддержку. Я ненавижу быть одна, не выношу тишины в своём доме! Но сейчас вот дома вы все, и это здорово, однако… внутри глухая тишина, которую я ничем заполнить не могу.

ЛЁНЯ. Леся, корень всех твоих проблем – страх чувств. Ты сама уничтожаешь их ещё на стадии зарождения… А потом жалуешься, что их нет. Какая тебе разница, что говорят случайные прохожие? Близкие люди – например, мы – никогда от тебя не отвернутся. Через сто тысяч масок мы видим тебя настоящую – будь в этом уверена – и можем прочитать каждую твою слезинку или мимолётную улыбку. Потому что ты ценна нам как личность, Лесь. Личность – а не идеальная картинка без единой погрешности.

ЛЕСЯ. Мне хочется в это верить… Но мысль закрадывается, что я никогда не смогу дать вам того же количества душевного тепла, что вы дарите мне изо дня в день.

ЛЁНЯ. Ты даёшь. Говорю же, мы всё видим и всё ощущаем, словно подсознанием.

ЕГОР. Соглашусь. Вспомни, пожалуйста, хотя бы тот случай, когда мне было грустно, и ты каким-то немыслимым образом почувствовала мою грусть, написала мне, а потом вовсе приехала, просто чтобы привезти шаурмы. И это всё, прошу заметить, происходило в два часа ночи!

ЛЕСЯ (улыбается со слезами). Ну да… Я тогда, кстати, по всему району круглосуточную искала. Даже поругалась с поваром, когда тот не хотел искать новый острый соус взамен закончившемуся. А что мне оставалось делать, если ты любишь острое?

ЕГОР. А я о чём? И этот человек тут полчаса уже распинается, что не умеет чувствовать?

ЛЕСЯ. Да… Есть такое, конечно. Это, пожалуй, и есть та самая «я настоящая». Мне позвонишь ночью – я приду, чтобы обнять тебя и подарить ощущение безопасности. Будешь топить печаль в алкоголе – да я выпью его весь или вылью в раковину, лишь бы тебе меньше досталось. Я не могу молча смотреть на то, как другим плохо, даже если мне ещё хуже… Я отрезала себе путь к эмпатии, так как ощущаю чужую боль как свою собственную… а то и сильнее. Чувство одиночества для меня непереносимо – потому я сделаю все, только бы дорогие мне люди ни секунды им не мучались. Пусть моя пустота внутри будет хоть где-то полезной. Только вот проблема… это никому особенно не нужно.

ЕГОР. Да иди-ка ты с подобными утверждениями!

ЛЁНЯ. Да, Егор прав. Постыдилась бы хоть при нас такое говорить.

ЛЕСЯ. Простите меня… но я же не виновата. Разве у меня есть выбор?

ЛЁНЯ. Да что ты? Мы же не всерьёз.

ЕГОР. Конечно, мы всё понимаем. И у нас так же болит за тебя сердце, как и у тебя за нас.

ЛЕСЯ опускает голову, она снова начинает вздрагивать, но на этот раз позволяет ЛЁНЕ себя приобнять.

ЛЁНЯ. Слушай внимательно. Если это кому-то и не нужно, то он, возможно, ещё не понял этого до конца. Ты потрясающий человек, Леся – часто пренебрегаешь важными разговорами, но в остальном ты уже идеальна. Потому что это ты. Не костюм, в котором ты никогда не будешь счастлива, потому что это всего лишь костюм. Не идеализированный образ, а ты. Со всеми недостатками, твоими милыми веснушками, ссадинами на коленках, чёрными шуточками, заразительным, звонким смехом, криками и слезами. Мы принимаем тебя такой. И так будут делать все действительно близкие тебе люди, а остальные… да пошли они к чёрту – эти остальные.

ЛЕСЯ. Лёнь, почему ты вообще со мной общаешься? И ты, Егор. Почему вы ходите ко мне на квартирники?

ЛЁНЯ. Вот так вопросы на засыпку! Потому что мы любим тебя, дурёха. Любим как человека и верного друга – это главное.

ЕГОР. С тобой весело, комфортно. Я чувствую себя нужным, как будто здесь мой дом…

ЛЁНЯ. Да! Тут всегда тепло, светло, есть игры, еда и, главное, ты. А чего ещё не хватает?

ЕГОР. Надеюсь, достаточно исчерпывающий ответ на твой вопрос?

ЛЕСЯ (успокоившись). Да… Достаточно.

Её улыбка из широкой, фальшивой превратилась в кроткую и искреннюю.

ЛЕСЯ. Егор…

ЕГОР. Что?

ЛЕСЯ. Отдай мне свою сигарету. Ты её уже минут сорок без перерыва дымишь. Не думаю, что это хорошо для здоровья.

ЕГОР. Хитренькая какая! Так бы и сказала, что хочешь попробовать вкус «ледяное манго», нечего заботой о здоровье прикрываться.

ЛЕСЯ. Ну хорошо, ты меня раскусил. Дай, пожалуйста, попробовать своё манго. Интересно, что ты там с таким удовольствием весь вечер мусолишь.

ЕГОР. Что мне с тобой делать? Держи, пробуй.

Конец четвёртой сцены.

Свет гаснет на кухне и зажигается в зале.

Сцена пятая

Действующие лица: САБИНА, ЛЕСЯ, ВАСЯ, ЮННА

Тем временем в зале САБИНА, ЮННА и ВАСЯ уютно расположились на диване. ВАСЯ играет на гитаре и поёт, девочки слушают и иногда подпевают. ЛЕСЯ, ЕГОР и ЛЁНЯ всё ещё на кухне. Пицца закончилась, а на город опустилась ночь.

САБИНА (с сожалением). Эх, и где же моя пицца с ананасами?

ВАСЯ. Ясное дело, где. В Лесе. Мне ни кусочка, между прочим, не оставила.

ЮННА. Ребят, не злитесь. Давайте лучше порадуемся за неё, что она наконец-то поела – впервые, наверное, за три дня. Хоть бы и эту ужасную пиццу с ананасами.

САБИНА (ВАСЕ, удивлённо). А ты её разве любишь?

ВАСЯ. Кого? Лесю?

САБИНА. Пиццу с ананасами. Какая Леся? Все мы знаем, что твоё сердце занято…

ВАСЯ (перебивает). Я люблю пиццу с ананасами!

САБИНА. Так надо было сказать…

ВАСЯ. Так я уже понял.

Пауза, которую вскоре нарушает ВАСЯ.

ВАСЯ. И всё-таки…

САБИНА. Всё-таки что?

ВАСЯ. Всё-таки есть, что пожевать? Я проголодался тут с вами.

ЮННА. Всё-таки есть ещё кексы. Сейчас принесу.

ЮННА уходит на кухню за кексами.

САБИНА. Как-то всё прямо плывёт перед глазами…

ВАСЯ. Это тебя так с тройного коньяка развезло. Боюсь представить, сколько градусов было в этом адском коктейле.

САБИНА. Он был такой вкусный… Я и не заметила, как оп – и до дна. К тому же, я вообще почти не пью.

ВАСЯ. Осторожнее надо, ты чего.

САБИНА. Ладно, сейчас полежу немного, и полегче станет.

САБИНА ложится на диван и прикрывает глаза. Возвращается ЮННА, в руках у неё – наполовину опустевшее блюдо с кексами.

ЮННА. Вовремя я их стащила: ещё бы чуть-чуть – и нам бы и кексов не досталось. Ребята надымили, кстати – ужас. У них там в прямом смысле слова своя атмосфера: даже с другим газовым составом. А Сабина чего? Заснула?

ВАСЯ. Нет, просто отдыхает.

САБИНА. Я не сплю! Плоховато стало – вот и прилегла.

ЮННА (обеспокоенно). Может быть, тебе активированного угля дать? Или полисорб? Зачем ты Леськину жижу пила? Ладно мы – но ты-то пьёшь раз в никогда, тебе нельзя такое.

САБИНА. Я и не планировала много… Случайно получилось. Всё нормально, просто лежать хочется.

ЮННА. Ну смотри. Лежи тогда, не трогаю тебя.

ЮННА ставит блюдо с кексами на пол и садится с другой стороны дивана. ВАСЯ берёт себе один кекс и с аппетитом ест.

ВАСЯ (ЮННЕ). Вкуснятина! Спасибо тебе!

ЮННА. Нам! Это мы с Лесей старались.

ВАСЯ. Вам спасибо. Но ты – так вообще кулинар от бога, не устану это повторять.

ЮННА. Да ладно, велика ли наука? Смущаешь тут меня!

ВАСЯ. Не смущаю, а правду говорю.

САБИНА (приподнимается). И мне дайте, пожалуйста. Я тоже голодная.

ЮННА. Ой, а ты куда? Тебе же плохо.

САБИНА. Полежала с закрытыми глазами – и стало хорошо. Только кушать теперь хочется.

ЮННА (протягивает САБИНЕ кекс). Держи. Рада, что тебе полегало.

САБИНА (с наслаждением откусывает). М-м-м! С хрустящей корочкой!

ЮННА (бормочет). Кажется, горелый попался. Хочешь, поменяю на нормальный? Если они, конечно, остались.

САБИНА. Нет-нет! Не надо. Меня всё устраивает.

ЮННА. Да что с тобой не так?

Пауза. САБИНА хрустит горелым кексом, ВАСЯ свой кекс доел и теперь тихо играет на гитаре, ЮННА слушает.

САБИНА (задумчиво). В следующий раз буду ещё осмотрительнее, пожалуй… Не хочу, чтобы из-за Лесиных коктейлей у меня однажды развился алкоголизм.

ЮННА. С твоими темпами выпивания он не разовьётся никогда, можешь успокоиться.

САБИНА. Кто знает, кто знает… (Она говорит как будто про себя, нервно отряхивая крошки с кончиков пальцев на блюдо.) Я уже ни в чём не уверена, по правде говоря. Но буду стараться – а что мне ещё остаётся? Сначала один, потом два – и всё равно как огурчик, а потом… потом водка на кухне в четыре утра. И так каждый день. И так по кругу.

ЮННА. Вот об этом даже не смей думать! Подобная участь скорее Егора постигнет. Или Лесю. Или любого из нас, но тебя – в последнюю очередь. Ты же из нас самая ответственная, больше всех о своём здоровье заботишься.

ВАСЯ. Я так понимаю, я не в счёт?

ЮННА. Пока не в счёт.

ВАСЯ (продолжает играть). Понял. Принял. Уяснил.

САБИНА (жёстким тоном). Я вам дам – спиться они решили.

ЮННА. Ничего мы не решали! Я же всего-навсего пример привела…

САБИНА (меняется в лице). Да к чёрту такие примеры! Я не переживу… если ещё и вы… туда же.

ЮННА (обнимает её, нежно улыбаясь). Мы никогда не сопьёмся. Обещаю тебе.

В глазах САБИНЫ – старательно подавляемый ранее страх, теперь вырвавшийся на свободу. Плечи напряжены и приподняты, взгляд устремлён в пол, губы сжаты.

САБИНА. Наверное, года в три она бы мне тоже так сказала.

ЮННА. Кто – она?

САБИНА. Мама.

Неловкая пауза. ВАСЯ прекращает играть и смотрит на САБИНУ округлившимися глазами, не зная, что ответить. ЮННА сопит и пытается собраться с мыслями.

САБИНА. Мне тяжело верить подобным обещаниям… из-за неё. Потому что она предаёт их каждый день – только этим и занимается, с утра и до позднего вечера. Она не говорила об этой проблеме никогда на моей памяти, но дала мне слово в тот момент, когда я родилась. Каждый родитель, решившийся завести ребёнка, негласно даёт ему и самому себе слово вырастить достойного человека в достойной среде.

ЮННА (тихо, с потускневшим взглядом). Не могу сказать, что у тебя не получилось вырасти достойной.

САБИНА. А это уже исключительно моя заслуга! Моя… и папина. (Её голос срывается, она ненадолго замолкает.) Он был единственным адекватным человеком в этом дурдоме. Впрочем, и остаётся. Я чувствую его присутствие в своей квартире. И именно это ощущение даёт мне стимул продолжать жить, терпеть её попойки, придирки без причины, крики. Иногда мне кажется, что я и не человек вовсе, а механизм, из-за работы которого наш домашний очаг, если это можно так назвать, ещё не развалился.

ЮННА. Подожди… Разве твой папа?..

САБИНА. Нет, он не умер. И слава богу, иначе я бы уже, наверное, здесь не сидела. Просто мы слишком редко общаемся – он меня любит, безусловно, я это чувствую. Но мне мало, как, наверное, было бы мало любому ребёнку.

ВАСЯ. Я в шоке.

САБИНА (с вымученной улыбкой). Это нормально.

ВАСЯ. И ты столько молчала? Мы ведь и знать не знали, что у тебя в жизни творится!

САБИНА. А зачем делиться? Кому от этого станет легче? Я только всех нагружу своими проблемами, как будто ни у кого в придачу нет своих…

ЮННА. Тебе станет легче… Этого достаточно.

САБИНА. Нет. Недостаточно.

Пауза. В глазах САБИНЫ нет ни отблеска слёз – напротив, взгляд стальной, словно она неживая.

САБИНА. Юнна, вот ты завидуешь моему трудоголизму… а там ведь совершенно нечему завидовать. Ты, возможно, не в курсе, но я работаю отнюдь не ради денег. Точнее, деньги – это, безусловно, хорошо, однако… я пропадаю на работе, чтобы не появляться дома. Потому что у меня и дома в его привычном понимании нет. Есть эта квартира, где почти двадцать четыре часа в сутки существует мать. И ещё… я стараюсь из-за всех сил, трачу нервы и здоровье, только бы в будущем не жить так, как она. Притом нельзя сказать, что я её ненавижу – напротив, люблю, и это парадоксально. Но моим глубинным кошмаром было, есть и остаётся продолжение её судьбы… Вот та причина, по которой я почти не пью, а раньше и вовсе не пила. Я боюсь, что мой постоянный контроль над ситуацией однажды даст сбой, и я не смогу остановиться. И полечу в бездну.

ЮННА. Тебе срочно необходимо от неё съезжать!

САБИНА (с горькой усмешкой). Были бы деньги. Но вот подзаработаю, поднакоплю – и как только, так сразу.

ЮННА (твёрдо). Можешь жить у меня. Когда захочешь. В любой момент приехать и остаться, на сколько нужно.

САБИНА. Так мне неловко… Спасибо тебе большое, но я так не могу. Вот на квартирниках пользуюсь случаем не ночевать дома – не без скандалов, конечно, но ухожу. И мне здесь замечательно. Я не могу описать в полной мере, насколько я вам, ребята, благодарна за то, что вы дарите мне ощущение дома.

САБИНА говорит отчётливо, но монотонно, без единой эмоции в голосе и на лице. Только страх будто пропитывает собой каждое её слово, всё её существо. ЮННА и ВАСЯ в полной растерянности, вопреки развитой эмпатии они понятия не имеют, как стоит действовать в сложившейся ситуации. До поры до времени никто не замечают стоящую в дверях ЛЕСЮ, которая пришла ещё давно и, не дыша, прослушала полностью весь монолог. Когда же её замечают герои и зрители, ЛЕСЯ вновь пребывает в состоянии глубокого потрясения – её ресницы и губы дрожат, руки беспомощно теребят край футболки.

ВАСЯ. Леся?.. Ты к нам вернулась?

ЛЕСЯ (всхлипывая). Да, я вернулась. Однако сейчас это уже не важно – равно как и зачем я тут.

Она одним прыжком приближается к САБИНЕ и крепко, трясясь, обнимает её, прижимая голову к груди, утыкаясь лицом в макушку и обхватывая руками, точно стремясь своей спиной прикрыть её от невидимых пуль. По щекам ЛЕСИ бегут ручьи слёз – но это настоящие, искренние слёзы.

САБИНА. Лесь, ты чего?

ЛЕСЯ (рыдая). Я?! Я ничего! Вот поражаюсь стою: как у тебя удалось взрастить в себе настолько красивую, живую личность в настолько гнилой и безжизненной почве?

САБИНА. Да не всё так ужасно…

ЛЕСЯ. Ужасно, прекрасно – можешь говорить, что угодно! Вот только я всё вижу, Сабин, и слышу не только что ты говоришь, но и то, как ты это делаешь.

САБИНА. Я не хочу, чтобы ты из-за меня так плакала.

ЛЕСЯ. А я по-другому не могу! У меня болит всё изнутри за тебя, понимаешь ты это? И слёзы – это лишь метод облегчить эту боль. Будь я тобой… Да окажись я на твоём месте, я бы уже давно шагнула из окна. Вот так: раз – и нет ни меня, ни душащих меня кошмаров. А ты день за днём, подходя к самому краю, делаешь шаг назад… Для меня это невообразимо – никогда не чувствовать себя в безопасности. Но ты так живёшь… И я одновременно чувствую восхищение твоей стойкостью и ужас от осознания, что так быть не должно. Человек не должен привыкать к постоянному животному позыву спрятаться. Каждый имеет право на дом и на тех, кто будет его там ждать. Я не ценила того, что имею, это было что-то совсем базовое, а ты… Ты заставила меня мыслить иначе. И, если ты захочешь, если тебе это нужно, можешь считать меня, нас, своей второй семьёй, которая защитит тебя от всего на свете и даже думать не даст о том, что когда-нибудь твоя жизнь окончится в бездонной пропасти. Чтобы настолько целеустремлённый, умный и морально сильный человек когда-либо там оказался… Даже я со своим воображением не могу себе представить подобный сюжет. Это попросту невозможно.

ЛЕСЯ чуть ослабляет хватку и на пару сантиметров отстраняется.