Посланник

Никита зябко передернул плечами.

– Таких инструкторов, как Иван, мы уже не найдем. Зленский вообще уникум. Видел бы ты, что он делает с холодным оружием! Он владеет всем, что колет, режет или рубит, не говоря о мечах и саблях.

– Тут ты, к сожалению, прав, Зленского я тебе не заменю. «Сечей Радогора» владеет только он. Придется просить его дать на время свод приемов и правил, отреставрированных и доработанных еще его учителем – историком Бельцовым. Кстати, тоже великим фехтовальщиком. Но Зленский его превзошел. Он уже определил параметры твоего личного меча?

– Нет… не знаю… мне он ничего не говорил. Что за параметры? И что такое «сеча Радогора»? Слышу второй раз.

– Вечером расскажу. Я пошел по делам, а ты поглядывай по сторонам, не расслабляйся. ЦРУ не ошибается дважды.

Такэда заявился домой в двенадцатом часу ночи, и Никита едва сдержал нетерпение, чтобы не атаковать инженера вопросами с порога.

Обстоятельный Такэда хотя и заметил горящий в глазах танцора огонь любопытства, но к беседе приступил, лишь приведя себя в порядок и насладившись горячим чаем с малиновым вареньем, которым угостила их хозяйка. Переодевшись в халат, инженер налил себе еще чаю и с чашкой уселся в кресле, рядом с торшером.

– Давно такого кайфа не испытывал! – Покосился на устроившегося рядом Сухова. – Как плечо? Все по-прежнему? – Он имел в виду звезду.

Никита выпростал из-под халата руку. Пятиконечная «родинка» Вести переместилась на самый верх плеча, «съев» три из четырех родинок в форме цифры семь. На ее фоне семерки стали зеленоватыми, еле заметными и походили больше на девятки. Такэда покачал головой, задумываясь о своем.

– Что, плохо? – поинтересовался Никита.

– Как тебе сказать… Весть словно намекает на что-то. Видишь, семерки твои вроде бы уже не семерки, а девятки. А цифра девять, по Пифагору, – не только символ высокого знания, но и символ равнодушия. Если звезда накроет и четвертую родинку, последствия могут быть самыми плачевными.

– Для кого?

– Для тебя… меня… для всех. Человеку, отмеченному четырьмя девятками, откроется истина, но сам он при этом станет немилосердным, жестоким и презирающим всех остальных людей.

– Со мной этого не произойдет.

– Кто знает? Хотя, с другой стороны, может, действительно, как говорят японцы, дайгэн дзедзю-но ками нарэ ни ари?

– Переведи.

– Божество великой мощи в тебе самом.

– Да что ты, право, – обиделся Сухов. – Сбиваешься на какие-то траурные речи. Что будет, то и будет. Ты обещал рассказать о «сече Радогора» и о мечах.

– «Сеча Радогора» – это всего-навсего комплекс боевых приемов с мечом, которым владел легендарный славянский богатырь Радогор. Славяноведы раскопали несколько эпизодов в исторических хрониках, в которых описывается бой Радогора с превосходящим по численности противником, а потом этим занялись основатели русских воинских искусств. Руки бойца с мечами в технике «сечи» движутся по сложным траекториям, и почти каждое движение – удар! А если учесть, что классный боец наносит от четырех до десяти взмахов за секунду…

– Здорово! – выдохнул Никита; у него горели глаза.

Такэда кивнул.

– Это точно. Ну, а мечи… ты читал саги, сказания, былины или чей-нибудь богатырский эпос?

– В глубоком детстве, хотя люблю их и по сей день.

– Пример, у короля Артура – Экскалибур, у Фергуса – это уже исландские саги – Каладболг. Известен меч Мухаммеда, обладающий магической силой, меч Нуаду – один из талисманов ирландских племен богини Дану, мечи Зигфрида и бога Сусаноо. Упоминаются в сказаниях мечи истинной веры, разящие, и даже мечи, предотвращающие столкновение. Но самый уникальный – меч древнерусского богатыря Святогора. Едва вытащенный из ножен, он уже колеблет пространство, словно дает знать: берегитесь! По легенде, он может удлиняться чуть ли не на несколько верст, раздваиваться и даже размножаться, корректировать силу и точность удара… – Такэда прервал речь, отхлебнув чаю. Потом сказал, будто ни к кому не обращаясь: – Найти бы этот меч…

Никита глубоко вздохнул и засмеялся.

– С таким мечом нам и СС не страшна. Только где его искать?

Инженер не ответил, продолжая изучать чашку с чаем и поглядывая при этом украдкой на перстень с черным камнем, внутри которого загорался и гас желтый чертик. Перстень предупреждал, что по их следу идут слуги мрака и ждать их материального воплощения осталось недолго.

Глава 4

Вожаки «свиты Сатаны» оказались хитрее, чем думал Такэда. Он был прав – здесь, на Земле, боевики СС, да и любой другой команды, вынуждены были следовать законам данного хрона, не позволявшим в широкой степени пользоваться силой магии, но они вполне могли обойтись и тем, чем владели: вселением, или внедрением, особенно если знали, кого и где искать.

Прибежище беглецов они вычислили уже через два месяца, а затем, пользуясь доступом к каналам российского Министерства безопасности, подкинули РОМБ – региональному отделению Министерства безопасности – «легенду» о шпионах некой иностранной державы Сухове и Такэде, работавших в Москве и переехавших в Хабаровск, чтобы замести следы.

Поскольку информация исходила сверху, из столицы, ей поверили, к тому же проверка установила, что характеристики «погибших» в Москве танцора и инженера совпадают с приметами поселившихся в Хабаровске господ Петрова и Мацумото, и отдел контрразведки местного РОМБ решил не ждать команды и захватить шпионов своими силами.

Их взяли на рассвете, тихо, быстро, без шума, профессионально. Спящие в дальней комнате Федор Полуянович и Мария Ильинична ничего не услышали. Так же тихо был произведен и обыск, который, конечно, ничего не дал.

Обвинение в государственной измене зачитали Никите сразу же по прибытии в контору РОМБ на Краснофлотской, на что он, переживший двойной стресс, сначала подумал: «СС! Накрыли!..» Потом увидел под дулом пистолета удостоверение сотрудника безопасности, пробормотал равнодушно:

– А на большее фантазии у вас не хватает?

Его допрашивали час, выложив все козыри с похоронами двойников, частыми поездками Такэды и поспешным бегством, а Сухов все никак не мог решить, рассказывать правду или нет.

Через час в кабинет, где допрашивали танцора, вошел тучный здоровяк с погонами подполковника, кивнул вставшим сотрудникам, обошел стул, на котором сидел Сухов, разглядывая его заплывшими глазками.

– Молчит?

– Как партизан.

– А второй наплел там с три короба. – Подполковник глянул на встрепенувшегося Никиту. – Будто бы им угрожает смертельная опасность от какой-то террористической организации – СС… и будто бы уже были жертвы, эти «эсэсовцы» убили двоих…

– Только фашистов нам не хватало, – улыбнулся старший из сотрудников, блондин с выгоревшими бровями. – Надо же – эсэсовцы в наше время!

– Так что, танцор? – обратился подполковник к Сухову. – Как же это тебя угораздило? Говорят, ты и акробат, и балетный солист, зарабатывал неплохо, и вдруг вербуешься иностранным разведчиком! Захотелось приключений? Или хорошей жизни по японскому образцу?

– Толя… Тоява рассказал вам правду, – угрюмо буркнул Никита, чувствуя облегчение, что не надо врать и изворачиваться. – Только СС – это не фашисты, а похуже, это аббревиатура организации под названием «Свита Сатаны».

Трое сотрудников засмеялись, подполковник продолжал изучать внешность танцора. Бугристое лицо его ничего не выражало.

– А карате ты занялся, конечно же, для защиты от этих… из «свиты», так?

– Да, – кивнул Никита. – Только не карате – россдао.

– Ну да, ты же патриот, – кивнул здоровяк.

Безопасники снова засмеялись.

– Смешно, – скривил губы Сухов. – Честно говоря, я был лучшего мнения об умственных способностях эмбистов. Ведь вам ничего не стоит проверить факты, и все станет на свои места. Я мог бы рассказать то же, что и Оямович, но позволю себе лишь один вопрос: зачем вражескому агенту, инженеру-электронщику, вербовать акробата и танцора? Какие тайны он может выведать с его помощью? Военные? Экономические? Политические? Спортивные? Или хореографические? Бредятина!

– Разберемся. – Подполковник снова обошел стул Никиты. – Хватит на сегодня. Его – к напарнику, в «сундук».

– Но ведь они… – запротестовал было блондин.

– Посидят до вечера вместе, – отрезал подполковник и оглянулся на пороге. Никиту мороз продрал по коже – во взгляде начальника контрразведки сверкнул злой огонь, как выстрел из темноты. Такой взгляд мог быть только у боевика СС.

– Поздравляю, – прохрипел Сухов, глядя на закрывающуюся дверь. – Вы, ребята, еще не знаете, что такое Вселение? В скором времени узнаете… когда будете судить начальника.

Сотрудники отдела переглянулись.

– Странный ты шпион, Сухов, – задумчиво проговорил блондин. – Или очень хитрый, или…

– Второе, – вздохнул Никита.

«Сундук», в который отвели Сухова, оказался нормальной комнатой с душем и санузлом, разве что без особой мебели – две кровати одна над другой, два стула, стол, полка с десятком книг – да с зарешеченным окном. Такэда уже находился там, сидел со скрещенными ногами на стуле и созерцал стену с репродукцией Айвазовского: море, гора, парусники.

– Позиция номер один – синсокан [29], – прокомментировал Никита. – Угадал? Или ты занимаешься медитацией?

Такэда не ответил, продолжая сидеть в такой позе еще минуту, потом соскочил на пол гибким кошачьим движением, оглядел танцора.

– Били?

– Что? – растерялся Сухов.

– Обычно интеллигентов бьют, и те раскалываются.

– А-а… тебе, значит, это испытание не грозило. Ну и что будем делать, стратег? Положение совершенно идиотское.

Такэда быстро нанес три удара один за другим: рукой-ногой-рукой, – и Никита так же быстро их заблокировал, продолжая разговаривать и оставаясь с виду рассеянным и ленивым.

– Суй-но-ката [30], – пробормотал инженер. – Ты добрался уже и до Воды? Молодец.

– Стараюсь.

– Как ты думаешь, зачем нас поместили вместе?

Никита вспомнил взгляд подполковника, изменился в лице.

– Что? – Такэда был внимателен. – Показалось что-то?

– Начальник – такой широкий и выпуклый со всех сторон бугай – вселённый!

Инженер сел, задумался, кивнул.

– Вот и ответ. Тем, кто нас подставил, нет нужды собирать компромат, разворачивать следствие, проверки и анализ, им надо нас просто убрать. Физически. Они вселятся в тюремщиков и придут по наши души. Может быть, уже сегодня.

От этих простых слов, сказанных хладнокровно и уверенно, спину Сухова охватил ледяной озноб. Однако он уже научился сдерживать порывы и эмоции, сказывался физический и психический тренинг.

– Мы с ними справимся?

– Не знаю. С одним, в крайнем случае с двумя.

– А если попробовать «разбудить» Весть?

Такэда покачал головой, глянув на плечо танцора, заколебался, снова покачал головой.

– Рано. Не выдержишь.

– Я уже…

– Ийе, – твердо сказал Толя, и Никита опустил голову, хорошо зная этот тон. «Ийе» означало «нет».

Через минуту он вдруг вспомнил.

– Толя, а твои вещи при тебе? Не отобрали?

Такэда понял.

– Индикатор и рацию? – Он показал перстень – внутри камня подрагивал оранжевый пятиугольник – и достал из кармана портсигар.

– А что, если дать знать этим твоим друзьям, что мы в опасности?

– Вряд ли это что-то даст. Рация, по-моему, не имеет связи с другими хронами, она работает в пределах нашего хрона как ретранслятор…

– Откуда ты знаешь? А если нет?

– Я все же немножко копенгаген в таких вещах. Для преодоления потенциального барьера между хронами требуется огромная энергия, а объем портсигара слишком мал для нужной концентрации.

– А наши приятели из СС тоже пользуются такими рациями?

– Может быть. Во всяком случае, связь они должны иметь. Плюс контейнеры для ношения оружия. Помнишь «дипломаты» десантников?

– А оружие – те самые копья, стреляющие холодом?

– Не холодом. – Такэда подумал и улегся на кровать. – Это какое-то физическое поле, высасывающее энергию атомных и молекулярных связей.

– Черт с ним, наши пистолеты не менее надежны. У меня идея. – Сухов понизил голос. – Если ты прав и «дипломаты» – всего лишь контейнеры для ношения оружия, то парни СС должны знать выход в наш хрон. Что, если захватить сейчас вселённого, когда они придут за нами, и выведать у него, где выход?

Такэда засмеялся, тихо и мелко. Никита всего второй раз в жизни видел, как смеется инженер.

– Чего ржешь? – рассердился он. – Это единственный шанс.

Такэда еще некоторое время смотрел на него улыбаясь, и во взгляде его читались одобрение и надежда.

– А ты воин, однако. – Помолчал. – Донесение о нашем положении я отправил. Но не уверен, что получу ответ.

– Так какого рожна издеваешься? Должен быть выход и из этого положения.

– Единственный выход там, где для человеческого ума нет выхода. – Инженер снова улыбнулся, заметив растерянность друга. – Это не я сказал, известный философ [31]. Но он как в воду глядел. Садись, отдохни, индикатор покажет, когда начнется кутерьма.

Никита пожал плечами, походил из угла в угол камеры и залез на вторую койку. Его порыв к борьбе почти угас, навалились усталость, отчаяние и чувство безнадежности. Такэда подал голос спустя четверть часа, словно разговаривая сам с собой:

– Добро и Зло… древняя формула бытия человеческого… Добро обычно спит, а Зло действует, действует, действует, пока не переходит какой-то предел, способный разбудить социум, и тогда появляются люди, борющиеся со Злом активно… люди боя. Они никогда не приближаются в достаточной мере к стороне, на которой сражаются, они всегда посередине и оттого вдвойне несчастны. Ибо зачастую презираемы теми, за кого воюют, и ненавидимы теми, против кого воюют. Никита промолчал. Через минуту Такэда заговорил снова:

– Вот бы выяснить, кто или что и когда положили на Земле начало Злу и Предательству? Или такими нас создала природа?

– Не всех, – не удержался от реплики Сухов.

– Не всех, – согласился Такэда. – Но слишком многих. Добро и Зло… и мы посередине… не боишься?

– Быть презираемым? Не боюсь. Кто нужно, тот оценит. – Никита подумал о Ксении. Он не верил, что может умереть уже через час-два. – Помнишь притчу Конфуция? Некто спросил: «Правильно ли говорят, что за зло нужно платить добром?» Учитель сказал: «А чем же тогда платить за добро? За зло надо платить по справедливости».

– Конфуций был прав, а может быть, знал, что справедливость – один из двух высших законов Веера.

– А каков второй закон?

– Толерантность.

– А-а… терпимость, что ли?

– Да, если понимать его упрощенно. Но ты растешь, мастер, ты хороший ученик. Жаль только, что учиться нам уже некогда.

– Ничего, учиться можно вечно и в любых условиях.

– Вечно… Ничто не вечно в нашем мире, кроме, может быть, дружбы.

– Разве этого мало? – Никита переборол отчаяние и чувствовал себя лучше. Пришло ощущение чьей-то огромной теплой ладони, погладившей спину, плечо, голову, словно кто-то невидимый одобрял его мысли. Весть? Проснулась Весть?

Он прислушался к себе, но плечо молчало, лишь мурашки теплой струйкой всшершавили кожу от плеча до шеи. И все же это был сигнал Вести…

За ними пришли в час ночи. Хозяева были так уверены в себе, что пришли вдвоем: здоровяк-подполковник и его заместитель в штатском, чернявый, горбоносый, со спортивной выправкой. В руках подполковник нес черный «дипломат».

Арестованные переглянулись; они уже встали и расположились по обе стороны стола.

– Не вмешиваться, – приказал подполковник охраннику в коридоре, закрывая дверь.

В тот же момент Такэда метнулся к нему, а Никита в подкате – к чернявому: они решили начать первыми, так было больше шансов уцелеть.

Конечно, их противниками были уже не просто люди, знающие свое дело, тренированные и готовые к непредвиденным осложнениям, память и знание вселённых подняли их– профессионализм на порядок выше, но все же их физическая оболочка осталась прежней, как и реакция, и сила, и психофизические кондиции. Вселённый в подполковника ответил на прыжок соперника мгновенно, однако тело подполковника отреагировало с запозданием; ему было уже за пятьдесят пять, сказывался и возраст, и отсутствие должного тренинга, и лишний вес. Такэда выбил из рук здоровяка «дипломат» и тут же без замаха снова ударил…

Чернявый зам был проворней шефа и успел вытащить пистолет, но и он не был в прежней жизни достаточно натаскан на оперативную схватку, и полусекундного его колебания хватило Никите на проведение приема.

Радиус поражения подката – три метра, от него почти нет спасения, уйти можно только высоким прыжком или встречным падением. Но, во-первых, бой происходил в помещении, а во-вторых, заместитель не встречался с родером как профессионал-оперативник. Никита достал его с первого же приема.

И все же это был не конец.

В обычном бою от таких ударов, какие нанесли Такэда и Сухов, противник давно отключился бы, новселённые имели возможность заставить тела хозяев работать на пределе черного шлейфа, то есть на пределе физико-биологических возможностей, не считаясь с риском автотравмы, и превратили тела безопасников в роботоподобные, не боящиеся боли, накачанные чудовищной силой машины. Вселённым не надо было заботиться о последствиях такого боя, им был важен результат, а что станет с теми, в кого они вселились, не имело значения.

Схватка продолжалась еще некоторое время. Вот когда Никите понадобился опыт россдао, позволявший сражаться с любым противником, использовать не только свою силу, но и его промахи. Танцор сражался яростно и вдохновенно, вдруг осознав, что борется за жизнь не только свою, но и Толину, и Ксении, и мамы, и других людей, не подозревающих, то творится на свете. И шансов отыграться он чернявому не дал, выбив пистолет и раз за разом посылая его на пол.

У Такэды была другая задача. Он понимал, что долго они не продержатся, и маневрировал так, чтобы первым завладеть «дипломатом», где наверняка находилось оружие гостей, с помощью которого можно было превратить пленников в ничто, в облачко газа. И он достиг своей цели, свалив подполковника под стол, так что тот не мог выбраться оттуда сразу.

«Дипломат» не открылся. Он не открывался ни на щелчки пряжками, ни после нажатия кнопки на замке, ни от ударов – тяжелый, мягкий, теплый на ощупь, кажущийся живым. В нем угадывалась мощь и угроза. Казалось, внутри прячется кто-то живой и вот-вот выскочит, превращаясь в монстра…

Сухов понял затруднения друга почти сразу. Крикнул:

– Отвлеки их, я попробую!

Такэда бросил ему «дипломат» и «принял» обоих, заметался между ними, как молния. Он знал, что, если пустить в ход пистолеты эмбистов, значит тяжело их ранить, если не убить, а им и так придется несладко после ухода вселённых .

Никита целых две секунды стоял над «дипломатом», вслушиваясь в себя, в грохот сердца и гул крови, а потом резко ткнул плечом в лоснящуюся шкуру кейса, прокричав натужно внутрь звезды: «Открывай!» Ответом была бесшумная белая вспышка, резанувшая по глазам – изнутри глаз – и отозвавшаяся болью во всем теле: показалось, что всю кожу от ушей до пят ошпарили кипятком! Но сознания Сухов не потерял. Время как бы застыло, замедлилось в тысячи раз, и застыли сражавшиеся рядом, все трое – в падении, из них лишь Такэда – в контролируемом. В следующее мгновение Сухов знал, как открыть «дипломат», вернее – транскоф, трансфизический кокон, как и то, что в нем находится.

Охранник, прислушивающийся к шуму в камере с заключенными, выдержал несколько минут, потом, после особо сильных ударов, треска и звона, дал тревогу и открыл дверь. Его взору открылась устрашающая картина разрушения и беспорядка.

Стол и стулья были разломаны, верхняя койка сброшена на пол и покорежена, санузел разгромлен, а на месте окна с решеткой зиял провал без единого осколка стекла, в который ветер задувал с улицы космы снега.

Начальник отдела подполковник Суржиков лежал ничком у окна и со стонами порывался встать. Его заместитель майор Кендадзе стоял, шатаясь, возле кровати и непослушной рукой пытался выстрелить в окно из табельного пистолета. Судя по их состоянию, можно было подумать, что они попали под горный обвал. Остолбенев, охранник смотрел на разгром в комнате побелевшими глазами, пока не прибежала тревожная смена.

Но «шпионы», взятые прошлой ночью, исчезли…

Профессиональные разведчики или преступники никогда не вернулись бы домой после побега из тюрьмы, однако Такэда и Сухов были дилетантами и поэтому надеялись, что погоня ринется сразу на вокзал и в аэропорт, а не по их домашнему адресу, и не обманулись в ожиданиях.

Пробежав в одних костюмах, без пальто и шапок, в пургу, два километра, они остановили какого-то сумасшедшего частника, не побоявшегося взять раздетых пассажиров, и тот подвез их к дому за четверть часа. Еще столько же ушло на сборы и объяснения с хозяевами, а потом наступил черед «аллюра три креста» в неизвестном направлении, пока Такэда не объяснил начавшему терять терпение Сухову, куда они бегут. Путь их лежал к Виктору Борисовичу Зленскому, у которого была машина – бежевая «сотка», как у Никиты когда-то. Черный «дипломат»-транскоф Сухов нес сам.

Зленский их появлению в половине третьего ночи не удивился, как не удивился и просьбе одолжить машину на пару дней. Красильникову он верил, а тот верил Такэде, следовательно, все было в порядке вещей.

В три часа ночи беглецы выехали по юго-восточной магистрали в сторону Советской Гавани, понимая, что, если объявлен их розыск, дороги могут быть уже перекрыты. Но что-то не сработало у РОМБ, а может быть, эмбисты не захотели привлекать милицию и ГАИ к своим делам: последний пост автоинспекции на выезде из города машину беглецов не остановил.

И с этого момента началась для них жизнь, состоящая из переездов, перелетов, коротких остановок, стычек с разного рода группами, многие из которых, наверное, не имели никакого отношения к СС, зализывания ран, заметания следов и бегства в ночь.

Новый год встречали на Сахалине, январь и февраль провели на Камчатке, март и апрель – в Энмелене, на Чукотке. Но ЦРУ засекло их и здесь, и тогда Такэда предложил бежать в Японию, тем более что у него там были родственники и друзья по отцу. Никита, ни на день не прекращавший тренировок, неистово изучавший приемы россдао по книге, которую дал Красильников, а искусство фехтования – по трактату Зленского, не возражал, и в мае они бежали в Японию, воспользовавшись безвизовым проездом из свободной экономической зоны Хоккайдо – Кунашир.

Однако и в Японии они не задержались: по их следу шли уже не техники ЦРУ и не вселённые, за ними вел охоту один из прайдов «свиты Сатаны», уйти от которого на Земле было невозможно. Встреча беглецов и охотников лишь оттягивалась, но это не могло длиться вечно.

Из Японии их маршрут вел на Тайвань, оттуда на Филиппины, потом в Индонезию и Бирму. Каким образом им удавалось перебираться из страны в страну без международных ооновских паспортов, Никита не задумывался, переложив эту заботу на плечи Такэды, поэтому лишь Толя знал, что им кто-то помогает. Кто именно – не имел понятия и он сам.

В Бирме Никите повезло: в одной из частных школ тайбо в Читтагонге, где они остановились – спасало знание английского, – он три месяца занимался под руководством замечательного мастера Тхе Квотаи, усвоив ранее не дававшиеся общие тонкости боя – четкий ритм, чувство дистанции, чувство времени, правильное дыхание, а главное – правильное распределение энергии ци, внутренней энергии организма.

Из Бирмы «свита Сатаны» погнала их через Индию в Оман и Саудовскую Аравию, потом в Египет – всего на две недели, затем пришлось переплыть Средиземное море и путешествовать по Европе, отменившей границы. И наконец, спустя почти год, устав от постоянного напряжения и бешеной гонки, от постоянных тренировок и забот о хлебе насущном – приходилось подрабатывать где придется, – прибыв в Финляндию, Никита взбунтовался.

Они остановились в Котке, на берегу Финского залива, в гостинице «Киттиля», и, стоя у окон номера, выходящих к заливу, Сухов сказал Такэде, вытиравшему волосы после душа:

– Все!

– Что все? – осведомился инженер, по-отечески любуясь поджарой могучей фигурой танцора.

– Все, хватит. – Никита повернулся к другу. – Бегство наше закончено. Я и так, не мечтая об этом, объехал полмира, дальнейшее путешествие в том же темпе – излишне.

– Но нас догонят и убьют!

– Может, да, а может, и нет. – Сухов выдержал пытливый взгляд инженера абсолютно спокойно. – Во-первых, я постиг главное: цель любого учения – преодоление себя и лишь потом – обстоятельств. Во-вторых, у нас есть транскоф… «дипломат» СС, полный тайн. Кстати, мне кажется, именно он наводит на нас нюхачей «свиты», излучая нечто, некое поле, по которому нас пеленгуют.