Измена племени

Дочь со временем смягчилась, оттаяла по отношению к матери, увезла её в Германию и похоронила на родине, положив к ней все медали и ордена, полученные в Америке за пребывание на фронте в годы Второй Мировой войны. Как-то ещё при жизни, Марлен сказала дочке:

– У других отцы оставляют детям свои награды. У тебя – мама!

После войны, Марлен приезжала с гастролями в Германию. От радости встречи с дочкой, внезапно умерла её мама. А её сестра с мужем находились в концлагере за сотрудничество с фашистами, имели своё кафе на территории концлагеря. Марлен выхлопотала им свободу, подняв все свои связи. Местные жители не простили ей то, что она покинула родину перед войной, стала американской поданной, снималась в Голливуде, а не в Берлине. На приглашения Гитлера приехать в Германию и сниматься в кино на родине, она всегда отказывалась. Эрих Мария Ремарк тоже бежал из нацистской Германии. На родине фашисты устроили аутодафе из всех его книг. Он стал там запрещённым писателем. До него добраться фашисты не смогли. Марлен Дитрих помогла ему уехать в США, зато они отомстили ему иначе, замучили в концлагере его сестру.

Так что, по приезде на родину, в Германию, Марлен Дитрих ожидало очень враждебное отношение всего местного населения. Когда она проезжала мимо толпы на машине, в неё плюнула одна немка. Другие кричали ей вдогонку:

– Предательница, ты нам здесь не нужна! Убралась с родины, когда мы здесь голодали и мучились, погналась за большими деньгами, теперь приехала!?

На её концертах свистели, забрасывали сцену гнилыми продуктами. Она мужественно довела гастроли до конца, а затем вновь вернулась в Америку.

Но Марлен Дитрих оставила нам прекрасную память о себе в своих голливудских фильмах, став всемирно известной актрисой, кинодивой, иконой стиля и изыска. Мы смотрим эти фильмы с её участием и поныне, восхищаясь её игрой, женственностью и утончённым вкусом.

Да, великие были времена, и в них жили, поистине, яркие, несравненные люди…

МЕЧТА

Плыву с тобой в лодке.

Волны, счастья и ты,

Всё безмерно и безбрежно,

И моя радость, и беспредельное ощущение тебя,

Жизни, вселенной.

Такой гармонии в жизни нет?

Когда сливаешься от счастья с мечтой,

С Богом и самыми совершенными ощущениями.

Радость неохватна,

Волны покоя и красоты душевной,

И окружающей, – захлёстывают тебя,

И держат в безумно волшебном очаровании.

Вот он миг, когда два сердца

Превращаются в одно.

Когда больно не жить от счастья

И совершенства всего окружающего.

Душа ли твоя слилась с другим существом

Или губы?

В вечном поцелуе?

О, Боже, это же волшебник Паганини

Остановил мечту и воплотил её

На минуту в действительность.

И за эту минуту я прожила целую жизнь,

Полную радости и очарования.

……

И вновь я плыву в лодке с тобой.

Я прощаюсь, мечта моя,

Но я встречусь с тобой снова!

***

ИЗМЕНА ПЛЕМЕНИ

ПРЕДИСЛОВИЕ

(Из древнегреческой и древнегерманской хроник)

В пятом веке до новой эры эллинский историк Геродот посетил северное Причерноморье, услышал от местных скифов сказание о скифском царе Скиле и описал его в своих заметках. Спустя очень много времени, уже в 19 веке новой эры, крестьяне, живущие в этих местах, в селе Керменчик, вблизи Симферополя нашли известняковую стелу с изображением молодого скифского воина. Затем была ещё найдена в тех же местах русским археологом Иваном Павловичем Бларамберг другая, похожая плита. На ней был изображён бородатый воин и там же надпись, которую прочёл учёный: «Царь Скил – великий царь в тридцатый год царствования…».

Вначале двадцатого века, в 1930 году в устье реки – Дунай, недалеко от Истрии было случайно найдено золотое кольцо – печатка. На нём изображалась богиня скифов Табити, коей они поклонялись, она считалась матерью всего сущего. Богиня изображалась сидящей на троне, с причёской, с завязанными в хвост волосами и короной на голове. В одной руке у неё было зеркало, в кое она смотрелась, в другой – символ власти. Ноги покоились на маленькой скамеечке. На том же изображении учёные прочли надпись – Кольцо принадлежит Скилу. Ранее принадлежало Арготу. То есть царственному деду Скила по отцу. Учёные стали тщательно изучать найденные артефакты.

***

Как давно это было, и даже вспомнить трудно! Но все события происходили после 12 века до Рождества Христова. Чёрное море всех притягивало к себе благодатным климатом, морским заливом, удобством расположения. Земли – плодородные, солнце тёплое, бухты для кораблей удобные. Божья благодать вокруг. На северной части обосновались кочевые племена скифов. С запада вскоре к ним примкнули эллинские греки. Жили они мирно между собой, уважая соседей. Скифы поглядывали на греков, понемногу перенимая от них всё, полезное для себя, обменивались товарами. Бойко шла торговля.

СВАДЬБА

Скифское царство хорошо уживалось с ближними поселениями эллинов. Вскоре в скифском племени справляли свадьбу. Пир шёл горой. Впервые у местных жителей происходило такое веселье. Свадьбу справлял скифский царь Ариапиф. Он женился на дочери фракийского правителя Тереса. Как они познакомились? Скифы расположились на северном побережье Чёрного моря, а Фракия находилась на противоположном берегу Дуная, рядом с его устьем. К тому же, много уже было у скифского царя Ариапифа жён, он даже более и не желал жениться вновь, да вот как всё получилось. Младшая жена, родившая ему недавно сына Барила, понимая, что она самая любимая, стала капризничать. Ей захотелось носить дорогие красивые греческие украшения. Заартачилась и всё тут. Иначе, – говорит, – вернусь к отцу. Не может царь своей жене украшения красивые подарить. Скифские мастера – не умеют делать то, что изготавливают греки! Работа их ювелиров груба, топорна, и ей, царице, неприятна. Если царь не подарит ей такие украшения, как носят богатые эллинки в Ольвии, греческом городе, расположенном рядом со скифским царством, она заберёт своего сына и уедет в своё княжество, назад, к отцу. Всё здесь ей опостыло. И кибитки, в которых приходится жить, и плохие удобства, нет ни канализации, ни водопровода и акведуков.5 Такая жизнь ей не по нутру, а тут ещё и украшения скифских мастеров должна носить!? Эти толстые, некрасивые, кривые нашейные обручи, в коих задыхаешься! Эти серьги, тяжестью с ковш, что оттягивают уши! Эти тяжёлые, массивные кольца, плохо обработанные, с какими-то страшными орнаментами?! О, нет, всё это не по ней! Носить такое не будет и отправится к батюшке!

– Ой, – рыдали няньки и кормилицы, – отправится к папочке вместе с нашим царевичем!

– Ой, – плакали придворные, заранее показывая, как они любят царевича. А вдруг, подрастёт и станет царём.

Досталось скифскому царю от такого многоголосья! Призадумался царь Ариапиф, почесал макушку правой рукой, да и закричал во всё горло:

– Да не шумите так, сына разбудите, спит малыш! Хватит причитать! Еду за украшениями. Да и ещё кое, что надо прикупить для слуг и поданных. Гей, приближённые, собираться в дорогу!

Уж очень хотелось молодой жене быстрее заполучить украшения. Подошла к царю, обняла, обласкала, да и зашептала, загадочно посматривая в глаза его прищуренные:

– Ах, ты, мой цвет ненаглядный, любовь моя распрекрасная, зачем куда-то собираться, ведь Ольвия рядом, путь недалёк, всего лишь на наших скакунах и домчаться то…

– Не придумывай! Не еду я в Ольвию! Мне надо кое, что серьёзнее прикупить, помимо наших скифских стрел. Еду к одрисам, во Фракийское царство! Кончай плакать, собирай мужа в дорогу!

– Голубчик ты мой, не надо так далеко, сердце чует, неладное!

– Отстань, баба, что прилипла с глупостями!

– Ну, хорошо, сыночку тоже что-нибудь прикупи для игр потешное! Да и мне красивые туфельки, передочек носка загнутый, а сама туфелька с каблучком высоким.

– Нарядов у тебя – куча, а ты вновь – давай!

– Ах, царь, не жадничай! А то и вправду, к папочке уеду!

– Хорошо! Гей, ребята, по коням и за мной, вперёд, а ты котомочку собери, путь не близкий! Эй, слуги, в оба глаза смотреть за моей красавицей женой Зарой. Едем!

***

– Эх, вот это базар! Смотри царь, сколько тут всего! Глаза разбегаются!

– Ну что ж, слуги мои верные, значит, купим всё, что нам требуется!

– Эй, смотри царь, что за девица в носилках сидит?! И четыре раба её несут, осторожно ноги ставят, боятся уронить что ли?

– Где, где?

– Да прямо перед тобой, чуть наискосок!

– Прямее. Прямее царь смотри!

– Да уж вижу! Ослеп, совсем ослеп от красоты такой неописуемой! – воскликнул смущённый Ариапиф. – Впервые вижу такую красивую эллинку!

– Да, царь, прав ты, хороша необыкновенно! – бормочут его воины, прикрывая глаза.

– Немедленно узнать, кто такая! – кому говорю, Агрип, а ну, бегом!

– Бегу, царь, не волнуйся!

Через некоторое время возвращается Агрип, улыбается, обращаясь к царю Ариапифу, сообщает с низким поклоном:

– Всё узнал, царь!

– Не томи, кто она? – требует он.

– Дочь самого Тереса – фракийского правителя.

– Вот оно что! Наконец-то ровня. Надоели мне всякие княжны, кровь не та! А тут царевна!

– Да притом, любимая дочь самого правителя. Он без неё ни куда! Все советы с ней держит. Да и просватана уже. Но отец всё тянет и тянет, не хочет дочку посылать за тридевять земель.

– Всё проведал? – заинтересовался царь.

– Да ещё не всё доложил. Необыкновенно богата и красива. Ни на одного мужчину ещё не глядела, так воспитана строго.

– Как раз нам подходит по всем направлениям. Ох. Сладенькая, ох, приятненькая! Свататься иду! – уверенно произнёс скифский царь.

Взглянул на него с удивлением Агрип, хотел сказать: «Опомнись, царь, годы не те!». Да вдруг язык и осёкся. Вслух произнёс:

– Да ты – мужчина, собой хорош, пригож, сажень в плечах, талия узкая, ноги и руки длинные, сильные. Красив лицом. Волосы густые, смоляные, глаза огромные, чёрные, губы алые, припухшие, для поцелуев созданы. Сам поджарый, загорелый, стройный! Не человек, орёл настоящий. Такой – любую девицу уведёт! Каждая за тобой не пойдёт, а полетит! Воин настоящий, не хлюпик! Да и каким быть тебе – сыну самого великого воина Аргота!?

– Спасибо, верный слуга! – воскликнул изумлённый царь.

– Достойная, ты, царь, пара ей, не сомневайся! Увидит девица, до свадьбы за тобой побежит!

– Ты, что, с ума сошёл? До свадьбы, ишь, чего захотел! Да тут такая война пойдёт, пожалеешь, что на свет родился! – смущенно ответил царь.

– Да это я к тому, что увидит она тебя и отца заест поедом, приставать будет: «За него только пойду замуж!». Отцу-то несдобровать!

– Ну, хорошо, готовим подарки, идём свататься! И, смотрите все у меня, про жён моих молчок! Узнают, сразу разохотятся!

Так и получилось, как сказал слуга и воин царский – Агрип. Когда заговорил о сватовстве царь Ариапиф, рядом с фракийским правителем Тересом стояла его любимая дочь Елена. Она увидела жениха и побледнела, с места не двигалась. Окружающие все, будто онемели. Но тут вышла царица, мать Елены, и произнесла:

– О, какая честь для моей дочери – такой жених! Царицей скифской станет! И дала согласие вместо дочери и царя.

Вот и привёз к себе скифский царь молоденькую девочку двенадцати лет. Пока к свадьбе готовились, она бледнела и краснела. Мамки царя готовили её к первой брачной ночи.

Не смотрел уже Ариапиф на жену Зару, от которой недавно родился сын. Всё обхаживал свою невесту. Целовал, миловал, налюбоваться не мог! Она же только вздрагивала и смотрела на него испуганными глазами.

Ночью пробралась к нему совершенно нагая Зара, покрытая короткой накидкой, сбросила её и кинулась к нему на шею, обвила руками, целует. Он – отталкивает её. Она упала на колени, подползла к нему, ноги лобзает, чувяки. Он отшвырнул её ногой со словами:

– Прочь, постылая! Слуги, оттащите её в подклеть и избейте, как следует, чтоб знала, к царю можно приближаться по его приглашению. А потом в прачки отошлите, пусть бельё стирает на воинов!

Привести ко мне мою любимую! Немедленно. А пока оставьте Зару около кибитки. Пусть послушает, как мы будем ласкаться с моей новой красавицей! А под утро – в подклеть, выпороть и в – прачки!

Долго слушала Зара стоны, ахи – охи, смех молодой Елены. С ума сходила от ревности. Рвалась с верёвок, чтоб вбежать в царский шатёр и задушить соперницу. Но, увы. Крепко к кибитке была привязана, и воины стояли рядом на чеку. Только зубами она скрипела так, что кровь шла изо рта. А Елена – то стонет, то вскрикивает. От радости? И так всю ночь! Вспомнила Зара, как сама она себя вела. Вся эта музыка хорошо ей знакома. Теперь не Зара уже первое место занимает. Как обидно. Всё внутри ломит. Разве можно слушать эту интимность? Сначала она счастлива была, теперь другая. Но Зара и предположить не могла, отчего Елена стонет, охает и плачет. Маленькая девочка не переносила ласки старого извращенца – сластолюбца, начиная кричать при его приближении.

Выпороли Зару, посадили в подклети, привязав к стене. Не могла ни сесть, ни лечь – вся спина была исполосована.

А царь не отрывался от своей Елены. Из царской кибитки постоянно доносились шум, возня, вскрики. Не желал он оставить свою добычу ни на миг. Другие жёны ему уже были не нужны. С ним находилась редкой красоты девочка, с коей он мог сотворять всё, что желала его неистовая фантазия! В ответ она могла плакать и стонать, сколько ей было угодно! Его это не трогало, наоборот, разжигало! Да и необыкновенно льстило! Люди, слышавшие шумное сопротивление Елены, думали, девчурка – на седьмом небе от счастья, а значит, он ещё очень сильный мужчина! Они гордились своим царём и рассказывали друг другу: «Какой молодец, женщины с ума сходят от радости, когда он их ласкает!».

Когда девочка стала привыкать, ни плакала, ни сопротивлялась, он начинал истязать её. Он не только ревновал, но понимал, если она испытает нечто новое, то просто убежит от него. А он уже не мог ничего менять с кем-то другим! Ему даже были смешны попытки бывших наложниц вернуть его. Они стали бесполезны. Только с Еленой всё становилось, как прежде. Уже с Зарой, ему привозили из далёких, неведомых стран вытяжки и настойки для укрепления мужского достоинства. Но теперь и это слабо помогает. Только одна Елена ещё могла заменить все недействующие возбудители.

Елена всё ещё сопротивлялась ласкам старого блудника. Однажды девочка стала неуправляемой. Она кричала так, что сбежались все мамки, поняв, в чём дело, стали уговаривать её по очереди. Одна:

– О, девонька, ты должна делать то, что царь приказывает!

Вторая:

– Никак нельзя увиливать, ты обязана, как жена всё делать, о чём тебя просит муж!

Третья:

– Ну что ты противишься? Тебя кормят, поят – отрабатывай!

И только четвёртая подошла, погладила по головке и прошептала тихо – тихо с горечью, ласково:

– Как я тебя понимаю, дитятко, но куда денешься? Никто не защитит, никто не спасёт, не укроет! Бедный ребёнок! Горе, когда безумная мать отдаёт своё дитя на растерзание старому людоеду!

Лишь одна Елена услышала это, прижалась к ней, и обе заплакали. С тех пор у неё появился здесь друг!

Как-то она узнала, что ей всего лишь одиннадцать лет. Он прибавил ей год, чтоб она выглядела старше. Но где же там старше – маленькая, щуплая, хрупкая, не сформировавшаяся девочка. Заморыш, но необыкновенно красивый и притягательный! И вновь они плакали над этим горем вместе с её ласковой новой подругой!

Немного пообвыкнув, Елена решила начать учиться. Надо же было чем-то заняться, чтоб отвлечься от всего горестного. Это ей посоветовала её покровительница, её новый друг. Она уже умела читать и писать по-гречески. Теперь ей захотелось стать хорошо образованным человеком. Елена потребовала от мужа, чтобы привёз ей самых элитных греческих учителей. Она стала изучать риторику, философию, математику, поэзию. Царь всегда сидел с ней рядом, когда её учили всевозможным наукам. Но однажды его отозвали по срочному делу. Преподаватель – молодой, красивый юноша из знатной семьи, позвал её подойти ближе, желая что-то показать. Когда она подошла, он мгновенно распахнул её тунику, желая сотворять с ней то, что всегда делал её старик. Вырваться было трудно – он крепко удерживал её.

Елена замерла – боясь, если произойдёт шум, войдут люди, её убьют. «О, боги, если б я была сильной! Я бы выцарапала ему его наглые глаза, пусть не смотрит более на девочек!». Но внезапно раздался какой-то шорох. Он повернул голову ко входу, перепуганный на смерть. Она стукнула его ногой в пах, он скорчился от боли, и она поспешно убралась к себе. «Это Афродита меня спасла от его домогательств», – думала она.

Вечером она попросила царя заменить этого преподавателя на другого, объяснив, что он не очень образован. Одно слово и его бы не было в живых! Но ей не желалось никого губить. Да и сама могла погибнуть! Царь посмотрел на неё внимательно и подумал: «О, как же прекрасна эта девчонка! Не было ещё, наверное, создано такого чуда на свете! Думаю, надо, действительно, быстрее этого красавца отсюда выпроводить! Что-то он стал чудно смотреть на неё, я это заметил! Но как сделать так, чтоб она меня полюбила? Весь расстарался, а она бровью не поведёт. Не замечает. Сколько же это продлится? Все женщины сходят по мне с ума, а одна она – холодна, неблагодарна. Вроде бы, всё – для неё, но – нет! Ничего в ответ! Только одни слёзы и попрёки». Он даже не желал задуматься, – всё хорошее, сделанное им для Елены, совершалось с целью удовлетворения своих желаний.

А Елене было очень одиноко, она попросила царя, купить ей животное, будет с ним играть. Ну, хотя бы ослика или пони. Ослик, по её просьбе, уже находился в стойле. Она вышла из кибитки, направляясь туда. Перед осликом хлопотал мужчина средних лет. Она потрепала ослика по шее и неожиданно, обращаясь к конюху, произнесла:

– Что ты на меня так странно смотришь?

Он подошёл. Ни слова не говоря, мигом поднял её на руки и понёс в дальний угол. Кричать она боялась, зато сильно укусила его, почти вырвав из груди кусок мяса, подумала: «Вот тебе, удав мерзкий, память обо мне!». Взвизгнув, он отбежал прочь, ничего не успев, встал около ослика и тихо забормотал: «Мерзкая девчонка!». «Это уже беспредел, какие же все уроды! – Она задохнулась от гнева и горя, – Пытаются изнасиловать царскую жену даже у неё в доме! Если б царь узнал, растерзал бы их своими руками! А они ничего не боятся! Но почему все мужчины, как мухи, слетаются на меня, будто я – сладкий мёд?». Она ещё не знала, что её греческое имя – Елена – означает светильник, факел! Она и являлась им, невольно притягивая к себе всех!

В истории Эллады была ещё одна такая – Елена, бывшая жена спартанского царя Менелая, из-за обладания коей, передрались многие народы, начиная с Трои. Та Елена, словно трофейная добыча – переходила из рук в руки, пять раз. А происходило всё так. На свадьбу, где присутствовали олимпийские Боги, непрошено пришла богиня раздора и решила устроить им переполох. Это было местью – не пригласили её на свадьбу. Кинула она на стол яблоко, на нём было начертано – Самой прекрасной! Поспорили три богини Олимпа, кто из них красивее. Каждая утверждала, что это – она. Зевс не вытерпел скандала, велел рассудить их спор троянскому царевичу Парису во время их пререкания. Они пристали к нему – кто из них красивее? Отдали ему яблоко, чтобы он преподнёс самой прекрасной. Афина обещала дать ему в награду мудрость. Парис вспомнил, что все мудрые философы, – бедны и несчастны. Гера обещала богатство и царство, если яблоко преподнесут ей. А Афродита сказала: «Подарю самую восхитительную женщину на свете»! Кто же не хочет такую женщину? Он отдал яблоко ей. Афродита же указала ему на жену Менелая, слывшую самой великолепной. Парис приехал к нему в гости, увидел Елену, сразу влюбился и похитил её, пока Менелай был в отъезде. Греки были возмущены. Парис нарушил священный закон гостеприимства. Менелай с братом Агамемноном собрал войско со всех своих княжеств и пошёл воевать с Троей. Долго сражались, но греки победили, применив хитрость. Менелай забрал свою жену, хотя она уже жила с Парисом, вернул в Спарту и, как ни в чём не бывало, зажил с ней вновь. Но вскоре он умер, и начались её новые похождения и замужества. Ведь все влюблялись и желали её!

Итак, жена царя Ариапифа, тоже Елена, прибежавшая в свою кибитку, кинулась на ковёр и заплакала: «Ненавижу! Ненавижу, ненавижу распутников!». Успокоившись, дала себе обещание, – гнать от себя мужчин, если будут умолять о сближении, или даже подходить близко. Она попросит мужа купить ей дорогой хлыстик, и будет хлестать всех, кто с вожделением взглянет на неё! Только одному она никогда не откажет, кажется, она его любит. Но он даже не смотрит на неё! И она решила, счастья нет, все ищут его, не находят. Видно у всех жён такая участь. Надо смириться, стойко переносить все бедствия. Она уже сама писала стихи, по этому случаю тоже сочинила:

НЕ СМЕЯ НИЧЕГО СКАЗАТЬ

Не смея ничего сказать

Ни в оправданье, ни в поддержку.

Мы родились на свет страдать-

И смех и слёзы – вперемешку.

Но надо жить, гореть чуть- чуть

И согревать сердца терпеньем.

Пусть на душе лихая муть-

Идти по жизни со смиреньем…6

А уж мужа ей придётся поневоле терпеть. Хотя он казался ей – очень неприятным. Но, несмотря на такой её вывод, его бывшие наложницы, пытались вновь возобновить с ним отношения.

Как-то одна из них повторила то, что пыталась сделать Зара. Появилась обнажённая, и повисла на нём. Царь оттолкнул её и крикнул слуг. В юрту вбежали воины, оттащили её от царя. Ариапиф приказал её скормить голодным псам и рассказать в гареме, как с ней поступили, чтоб знали – царя надо оставить в покое. Тем более, без вызова к нему – не сметь являться!

Тем временем Зара обстирывала воинов царя. Она очень уставала. Впервые ей пришлось заниматься такой работой. Хоть и не обреталась она царской дочерью, но семья её была богатой и знатной. Исполнять черновую работу никогда не приходилось. Ночами она плакала и обдумывала, как отомстить неверному царю. Мало того, что разлюбил, удалил из гарема, лишил всех привилегий, приказал избить нежное тело женщины, но прогнал на тяжёлую работу. Думала: «Ничего, скоро я разыщу нож и зарежу обоих, когда будут лежать в постели и ласкать друг друга. А если не найду нож, подкараулю Елену и задушу, или исковеркаю так, что Ариапифу будет противно смотреть на неё! Ну а если меня убьют за это? Не страшно! Чем так жить и каждую ночь плакать с горя, пусть казнят, но их союз разрушу, коварному царю досажу!». Эти думы, изо дня в день, из ночи в ночь, терзали её сердце, высушивали мозг. Но она жила только мыслью о мести.

К ней за чистым, выстиранным бельём всегда присылали воина из царской охраны. Но вскоре царь отбыл на восток, усмирять непокорное, бунтующее племя. К ней явился пятнадцатилетний сын Ариапифа, Октамасад. Взял белье, решил вдруг пересмотреть, хорошо ли оно выстирано. Он знал, отец очень требователен, ослушаться или плохо выполнить его поручение нельзя. Зашёл к ней в кибитку, стал пересматривать бельё. Что-то ему не понравилось, он поднял глаза на Зару и задрожал. Озноб пробил подростка. «Срамница, что ж она делает? Однако, как соблазнительна!», – полезли в голову смущающие мысли. Перед ним стояла обнажённая Зара и манила к себе маленькой ручкой.

– О, – только смог он простонать.

– Ну, иди же, глупенький, иди, пока никого нет в округе, ну же! – она как-то странно, завораживающе улыбалась и звала, звала.

– О! – вновь воскликнул мальчик.

– Да быстрее, я сгораю от любви! Тебе понравится! Ну, иди же скорее, милый! Не бойся, никто не узнает!

Через некоторое время он, озираясь, крадучись, стараясь поддаться назад и спрятаться за дальними кибитками, побежал в степь. Долго бродил по степи. Потом упал на траву и заплакал. Плакал долго, руками царапая землю. Мысли проносились в голове: «Ах, что она сделала со мной, негодная! Ведь она жена моего отца! Меня накажет богиня Табити. Я – подлец, не устоял перед чарами распутницы! Да и что в ней хорошего? Орала, будто её резали, извивалась, как змея! Разве можно её сравнить с Еленой? Отец понимает толк в женщинах! Правильно сделал, что её бросил. Похотлива и навязчива! Никак ещё не отпускала от себя!».

Он встал, вновь побрёл по степи. «Как красивы наши края!» – думалось ему. Солнце подмигивало, мол, парень, понятно всё с тобой! Ковыль что-то задумчиво шептал лошадям. Те, понимающе ржали в ответ, соглашаясь и потряхивая гривой. Прохладный ветерок ласкался к земле, будто благодарил за дружбу. Октамасад вдруг ощутил сильное желание жить. Кровь запульсировала в нём с новой силой. Подошёл к табуну лошадей, что пасся рядом, попросил свежего кумыса, напился, вытер губы, и вдруг запел, о любви к своей степи и сочным пастбищам для табунов кобылиц и скота, о прекрасной женщине, как она желанна в объятиях мужчины. Конечно, в этот миг он думал только о Елене. Она не прошеной змейкой прокралась к нему в душу и поселилась там навечно. Ему хотелось обнимать Елену, но не эту беспутную Зару. И всё-таки он благодарен своим богам за благосклонность к нему, забытому отцом, что он молод, полон сил и надежд. Но к Заре он больше не вернётся!