Весы: Летописи Благоземья. Летопись первая. Тень прошлого

Внезапно дверь заскрипела. Элейм вздрогнул и застыл в ожидании, напряжённо глядя на дверь и ждал появления Мерглала, словно он был не скромным Отшельником, а важным послом, с которым Элейму предстоял очень напряжённый разговор.

Наконец, дверь распахнулась, и на пороге появился слуга.

– Мой Король! Он ждёт за дверью! – сообщил он.

– Пусть войдёт! – кивнул Элейм. Слуга открыл одну из створок и застыл в приглашающем жесте. В этот момент Элейм ещё больше напрягся; неприятная неведомая тревога душила его, и те несколько коротких мгновений он сидел как на иголках, пока Мерглал не появился в тронном зале.

Первое чувство, которое Царственный Элейм испытал при виде гостя, это жалость. Перед ним стоял облачённый в грязные изорванные лохмотья старичок. Эти одежды, давно потерявшие приличный вид, бесформенным мешком висели на его хрупких ослабевших плечах. Было видно, что старец давно потерял интерес к собственной внешности: его длинные седые волосы, лишённого всякого ухода сбились в уродливые копны, отчего голова Мерглала напоминала птичье гнездо. Свалявшаяся борода бесформенными комками ложилась ему на грудь. Из-под густых лохматых бровей на Элейма смотрели глаза. Вечно печальные, они смотрели с укором. Несмотря на блёклость, в них отчётливо читался ясный ум и нескончаемо глубокая мудрость. Именно она с первых мгновений привлекла Правителя. В глазах Мерглала, он, словно в книге, прочёл что-то. Что-то, доселе неведомое ему. Это «что-то» заинтересовало Элейма. Былая брезгливость и надменное чванство вмиг испарились, уступив место любопытству. Элейм хотел, было, подозвать почтенного гостя. Но, тот, заметив на себе его заинтересованный взгляд, набравшись смелости, заговорил первым.

– Приветствую тебя, о, Царственный Элейм! – проговорил он смиренно, но так, чтобы слышал правитель.

– Здравствуй и ты, Досточтимый Мерглал! Подойди ближе! Не стесняйся!

Правитель сделал приглашающий жест, при этом стараясь сохранить на лице благодушное выражение. На его приглашение Старец отреагировал осторожно: видимо, он не надеялся, что его приходу здесь будут рады. Не сразу, с большим трудом преодолевая внутренний страх, он заковылял к трону. Величие этого места пугало его. Блеск золота ослеплял, а мраморные статуи богов полный рост, пугали своей реалистичностью. Элейм видел, как сгорбленная, жалкая фигурка Старца ещё больше сжалась, когда он ступил на роскошную ковровую дорожку. Гордые надменные, преисполненные напыщенной важности и самолюбия, лица дворцовых служителей, которые выстроились по обоим краям дорожки, в первый же миг испугали скромного писца-отшельника. На него, одетого в жалкие лохмотья, с грязными волосами и свалявшейся бородой, они – эти сытые бездельники, смотрели с презрением, и непонятной, лютой ненавистью. Под этим взглядами Мерглал чувствовал себя неловко. Схожие чувства вызывала и роскошная обстановка дворца. Весь этот блеск золота, массивные люстры, и расписные потолки заставляли Старца вжимать голову в плечи.

– Что привело тебя в мой дворец? – не дожидаясь, пока Мерглал соберётся с мыслями, осведомился Элейм, испытующе глядя ему в лицо. Голос у Элейма был жесткий, требовательный, и Мерглал как-то сразу растерялся: от страха и от волнения в горле у него пересохло, и он не мог говорить. Всё это время Элейм смотрел на него усталым, потухшим, взглядом. Казалось, он ему даже было неинтересно, что скажет ему нежданный гость, потому что единственное, чего ему по-настоящему хотелось в данную минуту, так это избавиться от старика, и как можно скорее. Но он не мог просто так выгнать Мерглала – а вдруг он хочет сказать что-то действительно важное? Но пока он ни сказал ровным счетом ничего, и только раздражал Элейма своим присутствием. Владыка с трудом сдерживал себя, чтобы только не раскричаться на незадачливого гостя. «Ну, говори же!» – думал он, с надеждой глядя в неподвижное лицо старца. «– Говори, раз пришёл! Моё терпение кончается, Мерглал. Сейчас только память об отце удерживает меня от того, чтобы натравить на тебя стражу, чтобы они выволокли тебя прочь из дворца!» – Царственный Элейм! –речь вернулась к Мерглалу так же внезапно, как и пропала. Это стала полной неожиданностью как для самого старца, так и для Элейма, который от нетерпения уже готов был подняться с трона, чтобы собственноручно вытрясти из старца хотя бы одно слово. К счастью, делать ему этого не пришлось – Элейм облегчённо выдохнул и приготовился слушать старца.

– Приветствую тебя, о Царственный Элейм! Прошу, отнесись серьёзно к словам, которые я сейчас скажу.

– Постараюсь! – пообещал Элейм, внимательно глядя в растерянные глаза Мерглала.

– Этой ночью мне пришло ведение! Клянусь тебе, это не выдумки дряхлого старика. Это чистая правда. Когда разгневанный Пакром, отец небес, метал свои молнии, он попал в меня. Я заснул и во сне услышал голоса Богов! Они говорили со мной, правитель! – взгляд Мерглала горел от восхищения. Казалось, он и сейчас видел перед собой Божественных Сынов Творца и, так же, как и ночью, слышал их голоса.

– Так что они тебе сказали, Мерглал? – стараясь сохранять серьёзный вид, спросил Элейм. Он уже давно не верит словам старца: когда пропал отец Элейма, старец говорил о Богах, о каком-то Хранителе Весов и о Коридоре Миров. Тогда Элейм поверил ему, потому что считал, что старец поможет найти отца, но Мерглал ничего не смог сделать. После этого Владыка перестал верить и ему, и самим Богам. Обвинённый в ереси, Мерглал был лишён касты и изгнан из королевства. Его поселили в старой заброшенной башне, удостоив могущественного мага скромной доли писца. С тех пор Мерглал больше не появлялся в Серединном Королевстве. Но сегодня он почему-то решил пересечь ворота башни Амсур, центральной башни, одной из четырёх, охраняющих королевство. Зачем – Элейм уже догадывался. Более того, он уже не верил старцу. Но, как мудрый правитель, он не прогонит Мерглала сразу, а сначала позволит ему высказаться. Быть может, ему удастся произвести на Владыку иное впечатление, заставит взглянуть на себя иначе.

– Говори! – потребовал он.

– Мой Король! – голос старца показался Элейму встревоженным. – Случилось нечто ужасное. Прошедшей ночью я узнал страшную весть: Благоземью грозит страшная опасность! Брат Сметта, убитого славным Диреем, Магистр Тьмы Зорг желает заполучить дарованную Творцом Ману, а значит, стать самым могущественным магом и уничтожить Благоземье!

Король с некоторым недоверием взглянул на Мерглала.

– И кто же принёс тебе эту страшную весть? – улыбаясь, спросил он. Владыка явно смеялся над Мерглалом, и старец не мог не почувствовать этого. Сказал.

– Мой Король! Я понимаю, ты считаешь меня безумцем. Но, прошу: выслушай меня серьёзно.

– Ладно, – смягчился Элейм. – Говори.

– Мой Король… – начал Мерглал, запинаясь и то и дело облизывая пересохшие от волнения губы – Это был Нагош.

Мерглал затих, сжался, словно прохудившийся бурдюк, из которого пролилось всё вино. Не спешил говорить и Элейм: он долго и с напряжением обдумывал слова старца. Потухшие праздные взгляды многочисленной прислуги ловили каждое движение правителя; они смотрели на него не потому, что им было интересно, а только для того, чтобы хоть чем-нибудь занять себя. А вот Мерглал, напротив, почему-то совершенно не следил за правителем. Старец как будто опасался его взгляда – такого напряжённого и обжигающего, как очи священного Нагоша. Он хорошо знал, как относиться к нему Элейм, и почти наверняка знал, каков был его ответ. И старец наверняка не отправился бы сюда, зная заранее, что его встретят с пренебрежительным сердоболием, если бы ни то обстоятельство, что о беседе с Владыкой Земным его попросил сам Нагош, Владыка Огненный. Так что, в стенах дворца Мерглала до сих пор удерживало лишь обещание, данное Богам. Но сам Элейм не знал этого, наивно полагая, что слова Мерглала – не более, чем плод извратившегося от старости и от одиночества воображения.

– Так ты говоришь, сам Нагош сообщил тебе о грядущей опасности? – вдруг спросил Элейм, бросая вопросительные взгляды то на Мерглала, то на мраморную статую Огненного Владыки.

Мерглал тоже посмотрел на статую и уверенно кивнул.

– Да, он!

– А когда это случиться? – голос у Элейма был ровный, как тетива лука, но Мерглалу почему-то вдруг стало не по себе.

– Скоро, очень скоро! – заверил Мергал. Но для Элейма этого, похоже, оказалось недостаточно.

– А почему я должен верить тебе, Мерглал? После всего, что ты наговорил мне?

– Ты должен мне поверить! – Мерглал почти кричал, но Элейм был непреклонен.

– Почему, Мерглал? Докажи мне, что всё то, что ты говоришь мне сейчас – правда, и я, клянусь, поверю тебе…

– Просто поверь мне, Владыка, – неуверенно произнёс Мерглал. Он прекрасно понимал, что его слова вряд ли смогут убедить настороженного правителя, однако в тот момент в голову ему ничего лучше прийти не могло.

На слова Мерглала Элейм реагировал постепенно: когда неуверенная сбивчивая речь старца закончилась, он несколько минут сидел, не смея произнести и звука. Но больше всего пугало Мерглала то обстоятельство, что даже лицо правителя оставалось неподвижным: похоже, он снова принялся что-то серьёзно обдумывать. На секунду старцу показалось, что Элейм уже больше ничего не скажет, как вдруг брови правителя поползли вверх, а вслед за ними вытянулось и всё лицо.

– Что? – удивился правитель. – Ты не оговорился, Мерглал?

Старец ничего не ответил: ему нечего было сказать Элейму, кроме пустых оправданий.

– Понимаешь, Мерглал… Я бы мог поверить тебе, если бы мог доверять. Но ты не смог убедить меня в своей правоте…

– Нет-нет, подожди! – старец вдруг оживился. – Не гони меня!

– Мерглал? Ты хочешь ещё что-то сказать мне?

Элейм не желал больше слушать этого старого выдумщика, но не прогнал его только из жалости.

– Правитель, прошу, поверь мне! Просто поверь, как поверил бы самому себе!

– Что? – брови Элейма снова поползли вверх. – Мерглал, ты мог так говорить, если бы ты сидел на троне, а я бы стоял перед тобой. Но на троне я, а не ты.

Мерглал понял, что это конец. Убеждать правителя дальше было бесполезно – он всё равно не поверит ему, поэтому он стоял, со страхом размышляя, что будет дальше. Но даже в самых своих страшных мыслях он не мог предвидеть того, что произошло уже через мгновение.

– Стража! – вдруг закричал Элейм. – Посадите этого еретика в темницу: пускай он и дальше слушает своих богов, а с меня хватит!

Прежде, чем Мерглал успел что-либо сообразить, за его спиной появились два рослых стражника, и, крепко схватив за руки, потащили к выходу. Бедняга даже не пытался сопротивляться, однако голос его ещё некоторое время звучал в стенах тронного зала.

– Элейм! Придёт время, и ты пожалеешь об этом! Скоро опустеет колодец с Маной, и на Благую Землю придёт великое зло! Задумайся, мой король! Только ты в силах изменить это…

Элейм только смеялся. Для него сейчас эти угрозы были не больше, чем бессмысленная болтовня выжившего из ума старика. Он смеялся до тех пор, пока голос старца не затих. А потом, когда всё затихло, тронный зал вдруг превратился в тенистую поляну. Прочные стены закрыли собой величественные деревья, а блестящий паркетный пол стал травяным ковром, по которому ползли длинные вытянутые тени деревьев. Где-то в глубине их крон мелодичной трелью залились невидимые птицы. Всё это успокаивающе подействовало на правителя. Он вдохнул свежий лесной воздух, и в этот самый момент лес растворился, словно мираж, и на месте благоухающей цветущей поляны снова возник всё тот же зал со всеми его колоннами, статуями, лоснящимся от яркого солнца паркетом и этой бесполезной\ прислугой. Элейм вздохнул, разочарованный тем, что чудесный мираж кончился так быстро, но не мог же он вечно наслаждаться этим чудесным творением магов. Он, как-никак, правитель, да и возчики должны вот-вот прибыть. Что-то их долго нет…

– Позовите ко мне слугу! – внезапно прокричал он. Все, кто находился в тот момент в тронном зале, вздрогнули и с удивлением уставились на правителя. – Что? Я что-то особенное сказал? Живее, живее! Что стоите, глазами хлопаете?

– Да, мой король. Будет исполнено.

От толпы праздных лакеев отделился один, самый расторопный, и, стуча каблуками по паркету, направился к выходу, однако, Элейм уже даже не следил за ним. Но, когда дверь вдруг распахнулась, и на пороге вновь появился тот самый лакей, но уже в сопровождении слуги, Владыка повернул в их сторону заинтересованный взгляд.

– Сколько осталось времени до прибытия возчиков? – ледяным голосом спросил он.

– Мана будет через час, правитель! – торжественно объявил слуга.

– Благодарю, можешь идти.

Когда немного озадаченный слуга скрылся за дверью, Элейм, как ни в чём не бывало, вернулся к своим повседневным делам. Никто из слуг и, тем более, послов не знал, что спокойствие Короля деланное и что на самом деле он глубоко встревожен тем, что возчики маны до сих пор не вернулись. Что могло задержать их, ведь обычно возчики маны возвращаются в Веленор раньше установленного срока. Кроме того, для них открыта Королевская Пограничная Дорога, значительно ускорявшая перемещение по королевству. Её построил ещё отец Элейма, Царственный Дирей. Странно. Прошло уже столько лет, а для молодого правителя всё как будто произошло вчера: воображение, как в ведении, рисует ему картины тех роковых дней, а вместе с воспоминаниями возвращаются и чувства…

*** *** ***

Тот день был очень важен для Принца Элейма. День, когда он из мальчика он должен был сделаться мужчиной, пройдя первую в своей жизни битву. Во дворце уже всё готово для церемонии посвящения. В оружейной сверкает выкованный специально для него Гондорский меч, доспехи и шлем из Сеама. Казалось, всё должно пройти гладко – каждый мужчина в Благоземье должен пройти этот ритуал – но отец Элейма, Царственный Дирей, всё равно волнуется. Долгие годы тянулась война с Магистром Тьмы Сметтом и его армией демонов, но сегодняшняя битва должна решить её исход: когда голубой купол небес будет бережно укрыт тёмным покрывалом ночи, Сметт и его войско появятся у башни Амсур, на Больших Холмах. Навстречу им выступит армия Короля Дирея…

Дирей знал: воины встревожены не меньше, чем он сам, и решил устроить по этому случаю пир, чтобы его воины могли выпить за победу, и пригласил лучших танцовщиц из эльфийской столицы. Не скупясь, он выбрал самый лучший зал и пригласил туда воинов. Желая сделать своим гостям приятное, Царственный Дирей не учёл одного факта – бородатые воины, одетые в свои парадные доспехи, чувствовали себя неловко среди всей этой роскоши. Их глаза, привыкшие только к стальному блеску, щурились от ослепительного сияния белоснежного мрамора. От недосягаемого, как сам голубой купол небес, потолка кружилась голова. Они сторонились шёлковых малиновых штор и драгоценных фресок, которыми были расписаны стены зала. Боялись ступать грубыми поножами на драгоценный зеркальный паркет. Но, в конце концов, Дирею удалось усадить гостей за стол. Элейм тоже был среди гостей, в новых доспехах и при оружии. И, конечно, он слышал речь, которую произнёс отец.

– Слушайте меня, – произнёс он стоя. – Уже завтра ночью будет закончена война с демонами. Каков будет её исход, зависит от нас с вами, досточтимые Войты! Элейм, наследник трона, завтра впервые возьмёт в руки оружие! Выпьем же за то, чтобы мой сын рос настоящим воином!

Он, не садясь, залпом осушил кубок под восторженные крики воинов. – А теперь мы будем веселиться! – прокричал он, водружая на стол опустошённый кубок. А когда в глотки бородатых воинов влился дурманящий хмель, зал содрогнулся от раскатистого хохота, который изредка прерывался ровным спокойным басом, совершенно позабыв о причине, ради которой собрались в этих прекрасных покоях. Принц Элейм наблюдал за их весельем со стороны. Присоединяться к разгорячённой толпе воинов, хвастающихся друг перед другом сомнительными подвигами, ему не хотелось. Ему достаточно было просто сидеть за столом, медленно потягивая вино. Веселиться мешала какая-то тайная тревога. Она всё время напоминала о себе. Элейм знал, что всё это происходит с ним только потому, что завтра он впервые будет сражаться, сражаться по-настоящему. Если будет слишком трудно, битва никуда не исчезнет, а ему придётся в одиночку справляться с трудностями, и его противниками станут демоны – существа, которым эти долгие десять лет удавалось держать в страхе всё королевство. У них нет ни мечей, ни копий, и щитов, но их клыки с лёгкостью пробивают прочные доспехи, закалённые в жарких кузницах гномов, в мгновения добираясь до плоти. Если демону удастся повалить тебя на землю – это конец. Оказавшись на земле, противник становиться почти беззащитным перед остро отточенными смертоносными клыками демона. Ему не составит никакого труда прокусить стальной воротник и вонзиться клыками в тёплую нежную плоть…

Элейм содрогнулся. Подумать только, но уже завтра это кошмарное видение станет для него реальностью. Но сегодня он ещё мог позволить себе расслабиться, вкусить плод беззаботной жизни принца. Пока что он ещё юноша, и может позволить себе делать всё, что захочет. Но напряжение, всё ещё сидящее внутри него, вселяло в юное сердце Элейма тихую, едва уловимую тревогу, которая вмиг разрушала радость хмеля – от него теперь только путались мысли. В этот момент тяжёлая дверь, преграждавшая вход в зал, тихонько скрипнула. Элейм обернулся на звук и обомлел, потому что втрапезную вошли три девушки в соблазнительно коротких шёлковых одеждах. Пышную грудь закрывала голубая полупрозрачная лента, перевязанная спереди тугим узлом. Лента побольше болталась на бёдрах девушек. Сделав несколько грациозных шагов, девушки остановились прямо у стола, позволяя воинам любоваться собой. Их длинные шёлковые кудри, чёрные как сама ночь, спускались вниз ровными тонкими прядями и, словно ленты чистейшего шёлка, ложились на плечи короткими волнами. Глаза их сверкали точно изумруд, а если на них вдруг попадал свет тысяч свечей на подвешенном под потолком светильнике, изумруды в глазах девушек на секунду меняли свой цвет, но проходило всего мгновение, и им возвращался прежний оттенок. Изящные тонкие черты лиц ненавязчиво привлекали к себе заметно ожившие взгляды бородатых воинов, но всего этого Элейм уже не замечал. Он даже позабыл о золотом кубке с вином. Его дурманящий аромат уже больше не привлекал принца, и ставший теперь бесполезным кубок с плескавшимся в нём вином стоял на столе. Но принц даже не вспоминал о нём и, казалось, даже не заметил, как сидящий чуть в стороне от него отец неожиданно сделал девушкам знак. Откуда-то зазвучала музыка, и девушки закружились в соблазнительном танце на радость воинам, которые разглядывали даже то, что было прикрыто шёлковыми лентами. Элейм тоже смотрел на танец, но не реагировал на девушек так бурно, как бородатые воины. Здесь, во дворце, он мог в любое время заполучить любую девушку, а потому на танец он смотрел без удовольствия, несмотря на то, что они были почти обнажены. В надежде развеять тоску хмелем принц всё чаще прикладывался к кубку, однако, дурман не приносил ничего хорошего. Вместо того, чтобы развеселить, хмель всё больше погружал принца в тоску. И казалось, самое лучшее, что может сделать Элейм, это незаметно для отца выйти из зала и потихоньку отправиться в свою спальню. Но он не решался, боясь этим оскорбить отца, который весь вечер старался угодить ему, Элейму.

Пока воины веселились, он сидел в одиночестве, думая только о том, когда же всё это закончиться. Он настолько углубился в свои размышления, что не заметил, как сзади к нему подошёл отец.

– Здравствуй, сын! Можно присесть?

Его тихий и спокойный голос заставил принца вздрогнуть, и от внезапного испуга он ничего не успел ответить. Но когда он успокоился, отец уже сидел за столом напротив него.

– Элейм, мальчик мой… Почему ты не веселишься, как все?

– Не знаю… Что-то не хочется мне веселиться…

Элейм снова пригубил вина из золочёного кубка. Отец нужна наблюдал за тем, как он пьёт, а когда Элейм снова поставил кубок на стол, спросил.

– Помогает?

– Не очень… – признался Элейм.

– Ты переживаешь из-за завтрашней церемонии? – спросил Дирей, пристально глядя сыну в лицо.

– Не то что бы переживаю, просто неспокойно как-то…

– Завтра твой первый бой, и тревога – это нормально.

– Но я не волнуюсь, отец.

– Ты просто не думаешь ни о битве, ни о церемонии, но тревога всё равно присутствует, – объяснил Дирей.

– Может, ты и прав… – вздохнул Элейм и хотел снова отхлебнуть из своего кубка, но отец остановил его.

– Подожди!

Рука Элейма вместе с кубком послушно застыла в воздухе, и на Дирея устремился изумлённый взгляд.

– Почему?

– Мне кажется, тебе не стоит больше здесь находиться. Отправляйся спать.

Элейм не стал спорить, а молча встал из-за стола и зашагал прочь из зала. И потом, идя длинными коридорами дворца, он ещё долго удивлялся тому, как ловко отец угадал его желание покинуть этот славный пир, на котором ему почему-то не хотелось веселиться. Принцу показалось удивительным и то, что уже лёжа в постели он не чувствовал никакой вины за то, что ушёл с пира, ведь именно в его честь поднимались доверху наполненные кубки и произносились громкие речи. Ему как будто и вовсе не нужно было там быть, тем более, что бородатые воины, заливавшие себе глотки вином, даже не заметили его внезапного исчезновения.

Следующее утро началось гораздо раньше, чем обычно – уже при первых проблесках солнечных лучей он был на ногах и вместе с другими воинами собирался в опасный поход. Собственно, делать ему ничего особенно не пришлось – оружие и доспехи были заранее начищены служителями и принцу осталось только надеть их. Когда он вышел из оружейной, подпоясанный мечом, его уже ждал отец. Увидев его, юноша обомлел: Дирей сидел в седле, держа в одной руке открытый шлем без забрала, а в другой – поводья. Сталь, из которой были выкованы шлем и доспехи, была покрыта позолотой, которая необычайно красиво смотрелась в свете разгорающейся зари. Видеть отца в таком необычном образе Элейму доводилось не часто: в основном на нём были пышные камзолы, так что не удивительно, что юноша, увидев парадные доспехи отца, от восхищения не мог произнести и звука, а только смотрел на него широко раскрытыми глазами, не смея даже пошевелиться.

– Что, нравится? – усмехнулся Дирей, поймав его восхищённый взгляд. – У тебя тоже будут такие, но позже, – пообещал он и, прежде, чем Элейм успел ещё хоть что-нибудь вымолвить, кивнул головой в сторону холёного жеребца, меланхолично жующего траву чуть в стороне.

– Это твой конь. Сегодня он поведёт тебя в твою первую битву!

– Мой конь?

– Да! Садись скорее! Демоны уже совсем скоро будут на Больших Холмах! – поторопил отец, и Элейм вскочил на коня.

– Выдвигаемся! – коротко скомандовал Дирей.

Элейм слышал, как в накрытой ещё не рассеявшимся чёрным пологом ночи толпе послышались такие же короткие, но чёткие приказы тысячников. В это время Дирей уже коснулся стременами боков своего жеребца, и он медленно зашагал в сторону городских ворот. Увидев это, Элейм поспешил последовать за отцом. Его жеребец мерно зацокал копытами по мостовой. Следом за королём и его сыном шествовали тысячники и их воины, бодро звеня доспехами. Странно, но только сейчас Элейм почему-то вдруг почувствовал беспокойство. Лёгкое и совсем ненавязчивое, оно, тем не менее, разгоняло по сердцу непреодолимую тревогу, так что теперь принц уже больше не мог чувствовать себя невозмутимо. Тем более, что тогда, сидя в роскошном зале, он, Элейм мог только представлять себе, что ждёт его. Но тогда он ещё мог всё изменить, мог отказаться от боя. А какой смысл рассуждать об этом теперь?

Увлечённый собственными мыслями, Элейм не замечал, что на него с тревогой смотрит отец. И только спустя полминуты не увидел, а почувствовал – почувствовал на себе его взгляд, пристальный, полный жалости. Когда же принц поравнялся с отцом взглядом, ожидая, что тот что-то ему скажет. Но вместо этого Дирей отвернулся и, пришпорив коня, слился с толпой воинов.

– Куда это его понесло? – вслух подумал Элейм

Миновав городские ворота, войско сразу ступило на Королевскую Пограничную Дорогу. С ней любая тропа становиться короче, потому что она стелиться не по земле, а порхает над ней, и маршрут её проходит по самым непроходимым и опасным точкам Благоземья. Благодаря этому Королевская Пограничная Дорога почти прямая, без острых углов и извилистых поворотов, что значительно облегчает путешествие.

Не дойдя до конца Пограничной Дороги, путники сошли с неё на одной из развилок. Здесь холодный бездушный камень сменила утрамбованная копытами сухая пожелтевшая листва. Они шли, и справа и слева от них шумели деревья, мерно покачивая раскидистыми ветвями. Они стройными рядами тянулись по обеим сторонам тропы, укрывая путников, казалось, от любой невзгоды. А где-то в стороне маячили утренние огни далёких хижин. Их соломенные крыши слабо освещал золотой диск солнца, уже возносящийся над мирно дремлющими селениями, и они выступали из темноты, как грибы после дождя. А вокруг домов виднелись ещё накрытые чёрным пологом ночи невысокие заборы, которые в торжествующей темноте казались всего лишь длинными чёрными полосами.