Пересекая реки

Кристина Акопян

Пересекая реки

Осенью темнеет рано.

На телефон Анны поступил звонок:

Это с блаблакара, мы выезжаем не в 19:00, а в 17:00, поспешите, мужской голос с уже привычным дагестанским акцентом заявил новость.

А почему? Анна смотрит на часы, показывающие 16:40. Я могу не успеть. До северной автостанции еще доехать надо.

Поспешите, долго ждать не будем. Короткие гудки.

Коротко ответив «ага», она бежит одеваться. Собранная сумка лежала в углу. Сэкономить на дороге и поехать на автобусе с остановки Ирчи-казака до северной автостанции Махачкалы не получилось, она вызвала такси.

«Лада Ларгус» с госномером 478 стоял слева от дороги на въезде в автостанцию. Ничего бы не напугало человека, планирующего свое путешествие в Армению из Дагестана через Грузию на блаблакаре, если бы не приклеенный скотчем целлофан на заднем стекле. Издалека казалось, что целлофан наклеен поверх стекла, однако приблизившись, она заметила, как от ветра он всасывается и надувается, как брюхо. В ужасе перед этим зрелищем первое, о чем она подумала, – отказаться, найти другую машину до Владикавказа, где она планирует пересесть в маршрутку до Тбилиси. Лихорадочно, не сообщив водителю «Ларгуса» о том, что вот она пришла, Анна ищет активно в приложении новую машину.

Регионы Северного Кавказа требуют развития междугороднего транспортного движения. Два часа Анна пыталась найти быстрый маршрут. Поезда ходят через день, не совпадая с ее графиком, автобусы ходят почти 18 часов, да и автобусами сложно назвать останки былого советского пассажирского автопрома. Дорога Махачкала – Владикавказ занимала почти сутки. Прямых авиарейсов из Махачкалы в Ереван и Тбилиси нет, последнее, что оставалось, – попутные такси.

Ничего не отыскав на просторах интернета, Анна смиренно озвучивает худощавому молодому человеку с короткой бородой, что вот она, пришла. Парень сидел на водительском сиденье и листал телефон.

Ну что, выезжаем? заметив пустую машину, Анна поинтересовалась, так как время уже 17:00.

Да, через 10 минут. Парень привстал, оценивая багаж Анны. У вас только это?

В руках Анна держала кожаный рюкзак и ручную сумку.

Она кивает и отправляет описание машины с госномером своей коллеге: «Если не доеду, знай, на чем я поехала».

Ну давайте в багажник. Он взял у нее ручную сумку и сам отнес в багажник, на котором нет стекла, а надежно приклеен на скотч целлофан. А рюкзак в салон возьмете?

«В салон», – усмехнулась про себя Анна и кивнула утвердительно. Усевшись на заднем сиденье, она посмотрела на циферблат часов: 17:03, осталось 7 минут, но зная, что в Дагестане время – понятие относительное, она прибавляет еще 30 минут про запас и ошибается.

Конец октября, уже холодный ветер, плюс ненагреваемая машина. Два часа пролетели, как полдня. Чего Анна не пережила за эти два часа. Поняла, что она единственный наивный пассажир, кто поверил, что поездка будет не в 19:00, а в 17:00, так как она одна из первых пассажиров. Позже пришли еще двое мужчин, и Анна оказалась единственной девушкой в попутном такси с кавказцами на аварийной машине на ночь глядя. Каждый раз, когда машина наполнялась пассажирами, она обращалась к Богу:

«Господи, пусть я доеду целая и невредимая, и клянусь, больше не буду рисковать в дороге и буду выбирать безопасный метод передвижения. Прошу тебя».

Ее обращение к Богу прервал водитель.

Анна, кофе будешь? Может, чай? наклонившись к двери, спросил тот.

Сложно было оценить, водитель подкатывает к ней или пытается успокоить, увидев ее напуганный вид.

Нет, спасибо, ответила Анна, уверенная, что прозвучала любезно. Водитель не настаивал.

В машине оказалось не четыре пассажирских места, а шесть, оказалось, есть еще задние места, куда уселась молодая пара на следующей остановке после того, как они выехали в 19:15. Присутствие девушки в машине ненадолго успокоило Анну, хотя в мировой криминологии женщины часто имеют отношение к убийству и насилию других женщин. Кроме того, не исключено, что жертвами пяти мужчин станет не она одна, а вдвоем. Конечно, хорошие мысли в голове не крутятся в такой момент, только вероятные угрозы и как отбиться от них.

Однако спокойствие Анны продлилось недолго. Девушка с молодым человеком покинули попутку уже в Хасавюрте. Это город в двух часах от Махачкалы на границе с Чечней, где преобладает торговля на рынке над всеми остальными видами работ. Непарадный город, достаточно большой по меркам Дагестана, густонаселенный, с разбитыми дорогами и тротуарами. Везде рекламные вывески и маленькие торговые точки. Вы подумаете, что описывается среднестатистический город России? Нет, чтобы это понять, вам надо приехать в Хасавюрт. Несмотря на фасад рынка, город очень душевный, вкусно кормят и любезно выведут из лабиринтных улочек, если гость заблудится, а гость обязательно заблудится. От широкой главной улицы, пробегающей сквозь город, разветвляются улицы города. Проезжая ночью через Хасавюрт, сложно не оценить мечети, ярко освещенные золотистыми, синими и зелеными подсветками, минареты тянутся в небо, а вокруг дома и рынки. Местами эти прекрасные строения отражались в только образованных лужах после дождя на разбитых дорогах. Четыре башни смотрелись еще мощнее на фоне старых хаотичных построек. Но разве это имеет значение? Главное – духовный комфорт!

Когда из машины вышла молодая пара, Хасавюрт еще не спал, несмотря на время года и дня. Анна впервые оглянулась на своих соседей в попытке оценить уровень опасности. Но все, что она поняла, – что у одного из них наколки на руках, не соответствующие его религиозной принадлежности. Он был без бороды, но имел дагестанский акцент. Второй, что сидел между ними, – худощавый, лупоглазый и молчаливый, тут стало сложнее оценивать. Если с первым Анна решила, что тот бывший арестант, со вторым сложнее. А вот от пассажира на переднем сиденье вообще не веяло опасностью. Он всю дорогу болтал и смеялся с водителем, частично на родном, частично на русском, отчего было решено – опасности не ждать.

Пересекая КПП «Герзель», так сказать, границу с Чечней, скорость машины увеличивается вместе с качеством дороги. Доехав по трассе Р-217 до Маскер-Юрта, машина свернула неожиданно с дороги к Аргуну. Небольшой уютный городок, можно сказать, у подножия Грозного. Аргунские ворота осторожно впускают в город, так сказать, радушно, но с подозрением. А подозрение внушали патрули, которые оглядывались и провожали взглядом машины и прохожих. В Чечне, кажется, воздуха больше – это не про свободу, а про строение улиц. Широкие улицы, ярко освещенные. В ночи никто не спрячется, и безопасно, и опасно, и красиво одновременно. По главной улице невозможно заметить такой плотной постройки, как в Махачкале или в Хасавюрте. Так что в регионе интересный компромисс. В Дагестане воздуха больше из-за свободы в нем, а в Чечне воздуха больше из-за удачной архитектуры. Если бы не Каспий, Аргун можно сравнить с Избербашем – чистый, яркий, запоминающийся.

Маршрут на экране телефона Анны сменился. Яндекс-карты показали перестроение. Только плохие мысли посетили ее, машина почти полная, осталось только одно место, неужели он поедет еще кого-то взять. Но в Аргуне остановки не случилось. По главной улице Шоссейной, которая пересекается в моменте с улицей Кадырова, «Лада Ларгус» пролетел в сторону Грозного.

«Яндекс-карты можно закрыть. Они мне не помогут, мы уже сошли с пути на полной кавказцами машине в самый закрытый город страны».

Грозный, так же как и Аргун, раскрывает широкие арки при въезде в город, увешанные портретами Путина и Кадырова-старшего. Недолго проехав, машина паркуется с виду где-то в центре, так, что слева оказывается прекрасная река Сунжа, которую пересекает мост. По обе стороны моста тоже арки с портретами Путина и Кадырова-старшего, так сказать, мы на вас смотрим. Оказалось, это стоянка для высадки пассажира. Сосед Анны ушел, все вышли из машины поразмять ноги, она тоже вышла. Кто-то закурил, кто-то побежал кофе в аппаратах покупать.

А сколько будет остановка длиться, не подскажете? обратилась Анна к водителю.

Скоро поедем, ждем человека, ответил тот, закуривая.

«Скоро поедем» с дагестанского значит «когда поедем, тогда поедем, расписание нам нипочем».

Пересадка в следующую машину планировалась в 5:00 во Владикавказе, времени много, но, когда обещают доехать за 4,5 часа, хочется доехать за 4,5 часа. Полчаса пролетели быстро, Анна прогулялась вдоль реки до моста и обратно, не теряя «Ларгус» из вида. Когда Анна вернулась к машине, на ее месте уже сидел парень славянской внешности. Стереотипное мышление вновь сыграло свою роль, и она еще на долю обрела спокойствие. Кроме них в машине еще никого не было.

Здравствуйте. Вы до Владикавказа? первая завела разговор Анна.

До Магаса. Здравствуйте.

Ответ крайне разочаровал Анну. Это не помешало ей назвать свой маршрут, для поддержания разговора. С кавказскими ребятами не была такой разговорчивой. То ли патриархальный строй мешал, то ли напряжение, исходящее от нее из-за недоверия. Странно все это. За год жизни в Махачкале, куда она приехала работать финансовым аналитиком в открывающемся банке федерального масштаба, к обычаям привыкла, к условиям жизни привыкла, но опасение по поводу мужчин никуда не ушло. Она стала понимать кавказцев, которые едут в Москву. Насколько им все странно, только по другим причинам.

Год одна в Махачкале? Как отреагировали близкие? Василий поинтересовался, когда узнал, что Анна приехала одна почти год назад.

Смиренно, ответила Анна.

Вообще, это все стереотипы про Кавказ. Я сам каждые две недели приезжаю последние полгода. Чеченцы и дагестанцы здесь и те, что в Москве, – совсем разные люди. Типа, их там меняют по пути, пока доедут до столицы. Мне все нравится, я бы даже остался жить, если потребуется.

Я первое время постоянно огладывалась и замечала взгляды на себя. Думала, из-за отсутствия платка или хиджаба. А потом поняла, почему они смотрят. Просто вокруг одни свои, а тут славянка приехала…

Да, да, есть такое. Разглядывают просто от интереса. Так никто не скажет ничего, если не… он прервался не находя правильное слова.

Если не нарушить их обыденность, Анна хотела сказать о пьянстве и о шортах, но посчитала, что этого достаточно.

Дураков везде хватает. Полстраны таких. А мы запоминаем пару дэбилов, что учинили драку на улице. Типа вау, все вы такие. А тех, кто хорошее совершает, мы не запоминаем. Василий сказал последние фразы с яростью и обидой.

Анна согласилась, раньше такие мысли ее не посещали. Здесь все русские пьяницы и развратники, там все кавказцы психованные агрессоры, драчуны.

А зачем ты едешь в Армению? Сейчас же не сезон? поинтересовался Василий.

С комом в горле Анна ответила:

Мой отчим умер от сердечного приступа.

Она перенеслась в 1993 год, когда ей уже как три месяца исполнилось восемь лет.

Аня, познакомься, это дядя Дживан, он мой друг. Миниатюрная блондиночка рядом с крупным человеком, который только что побрился и на лице два цвета кожи: загорелая от прошедшего лета и белая, что была под густой бородой.

Люба, ты зачэм такое красивае имя портиш? Называй Анна, как каралэва звучит. Аня пуст будэт, когда станет тётей. Тётя Аня.

Пухленькая Анна сразу ожила, ей тоже нравится Анна больше, чем Аня.

Люба джан, я буду звать только Анна. Ты не против, Анна джан? он наклонился к Анне и ущипнул за пухлые щечки обеими руками.

Так, Дживан, именно по имени всю жизнь она обращалась к отчиму, ворвавшемуся в их с матерью жизнь. К тому моменту Анна не видела своего отца уже год. Бывший военный с боевым прошлым ушел из семьи, потеряв себя и все, что имел. Позже у нее родился брат Андраник, которого назвали в честь сына Дживана, тот погиб в Гюмри во время землетрясения 1988 года. Мама Анны настояла на имени Андраник, так как Дживан хотел назвать в честь Шарля Азнавура1. «Либо Шарль, либо Азнавур», – настаивал отчим, но Люба победила.

О трагедии они с матерью знали только, что жена и трехлетний сын Дживана остались под завалами. Их тела достали спустя восемь дней. Он ничего не рассказывал, отказывался говорить на эту тему. Подробности… впрочем, какие подробности о трагедии всесоветского масштаба могут быть? Землетрясение, обрушение, везде смерть, все, что еще рассказывать? Да и вокруг такое творилось, что люди и не вспоминали 1988 год. Везде войны, везде смерть, холод и ужас, кому нужны подробности из маленькой Армении. Однако после рождения брата они четверо полетели к родителям Дживана. Те уже пять лет как жили в другом регионе Армении, на границе с Грузией, где вели хозяйство. Дела как раз пошли у Любы и Дживана хорошо. Тот стабильно работал в строительстве, а Люба из уличного обменника устроилась в кассу, ей больше не приходилось менять валюту на холоде и в жару.

Летом Армения, конечно, совсем другая, говорит Анна Василию. Мы туда поехали в первый раз на летние каникулы в 1995 году. Только кончилась война, но свет все равно отключали по ночам, а днем включали на пару часов. Я такой и запомнила Армению – медленно догорающая керосиновая лампа в темноте со свежим воздухом в легких. А Манана бабо2 раздает карты.

Мама Дживана не видела сына с 1989 года. Сразу после трагедии он уехал в Москву, потом развалилась страна, и было не до дороги назад. На его заработки жили его родители и младший брат, лишние деньги тратить на дорогу было бессмысленно. И возвращаться в места смерти он не хотел. Младший брат был прикован к коляске – вернулся с карабахской войны с одной ногой, так и не женился, пособия получал с перебоями. Только в 1991 году, когда благотворительный фонд построил дома для пострадавших от землетрясения и его семья перебралась в другой регион, дела пошли лучше. Все эти годы он с родителями говорил только два-три раза в год по телефону.

Дживан, сынок, женись, пожалуйста. Прошу тебя, найди себе жену, ну что, только у тебя семья погибла, не ставь на себе крест, просила мать при каждом телефонном разговоре.

Мам джан, нет здесь армянок, все уже замужем. Он думал, что нашел способ отвязаться от матери.

Нет армянок – на русской женись, хочу внуков с белыми волосами и голубыми глазами.

Они оба прослезились, погибший сын Андраник был кучерявым и черноглазым. Маленькая копия Дживана. Хотелось бы увидеть лицо сына еще раз вживую, но как же это будет больно. Первые годы после их смерти он видел в каждом ребенке своего мальчика, а в каждой тонкой фигуре – свою жену Мариям.

Мам джан, приеду, на Сильве женюсь. Он рассмеялся, ведь Сильву мать не любила. Та бегала за Дживаном, пыталась соблазнить, как уверяла мать, да и дважды была разведена, потому что лентяйка и по дому не делала ничего.

Да перестань, она и твоего ноготка не получит, не на шутку разозлилась мам джан.

Василий задумался, он представил, какой была Россия в те годы, ведь они с Анной были одного поколения.

А я представляю Россию в телогрейке с теплым шарфом. Но точно не с лампой в темноте. Лотерея по телевизору, но не игральные карты.

Пролетали мимо города и сёла, как пули. «Ларгус» мчался с такой скоростью, что ракета бы не догнала. Хоть и было страшно, Анна ни на минуту не закрыла глаза, надо отдать должное, водитель справлялся со своей задачей, как пилот болида. В Магасе Василий вышел и пожелал хорошей дороги всем, кто не спал. И Магас не был похож на Махачкалу. Невольно сравнив города, Анна подумала: «Все равно Махачкала самый лучший город. Узкие улочки и хаотичные рекламные баннеры мне нравятся больше, чем порядок. И я уже скучаю по развалившимся маршруткам, которые тебя высадят где захочешь, а в пробках едут с открытой дверью, чтобы пассажирам не было жарко».

В 23:48 «Ларгус», как и было обещано, заехал на заправку Лукойла. Не теряя времени, водитель молнией вытащил сумку из багажника, взял деньги и улетел в густую темноту Владикавказа. Вглядываясь вслед мнимой опасности, она увидела, как лампочки появились на шоссе и поехали дальше.

Бензоколонка освещалась холодным светом, режущим глаза. Анна зашла внутрь погреться, но ничего заказывать не стала. В целях экономии она взяла с собой перекус и воду из дома, да пить лучше пока не стоит, ей надо уснуть до пяти утра. Оглянувшись по сторонам, оценив всех находящихся в зале, Анна заказывает такси.

Таксист на пятнадцатой «Ладе» приехал быстро:

Вам точно в гостиницу «Крепость» надо или что-то рядом? спрашивает Анну водитель с дагестанским акцентом, изучающе, но без пошлости разглядывая ее в зеркале заднего вида.

В гостиницу мне, коротко отвечает Анна, мельком замечая взгляд, но не оценивая причину вопроса.

Как хотите. Таксист выкрутил баранку и выехал с заправки.

Через полминуты он опять обратился к пассажирке:

А почему именно гостиница «Крепость»?

А что, нельзя туда? Ближе ничего не было, мне только пару часов перекантоваться.

А ты откуда приехала? обычные таксистские вопросы пошли от таксиста. И куда едешь?

Сюда из Махачкалы приехала, но сама из Москвы. Ответ был короткий, без подробностей. Еду в Армению…

Я сам из Махачкалы. Меня Мурад зовут, а тебя как звать?

Анна.

Где живешь в Махачкале? Он включил освещение в салоне машины.

Она наконец разглядела лицо, когда он обернулся. Это был мужчина средних лет.

На Ирчи-казака, улица Гамидова. Номер дома назвать?

Тот рассмеялся, не поняв сарказма, это расслабило обстановку.

Я сам на Ирчи живу, сюда на работу приезжаю вот.

«Пятнашка» заехала во двор через большие ворота с дорожкой, освещенной зеленой подсветкой. Водитель вышел вместе с Анной, оглядываясь по сторонам. Потом попрощался и уехал.

А где ресепшен? вслух подумала она.

Она пошла по территории с разбросанными домиками. Где-то каменные, где-то с остеклением. В конце территории из одного из хозяйственных помещений вышла женщина ростом ниже среднего в лосинах и в майке, что для осени смело.

Вы одна будете? спросила осетинка с красивой, фарфоровой кожей.

Да! С кем еще, я же одна стою перед вами. Высокомерие случайно вырвалось из Анны, вопрос не должен был прозвучать, по ее мнению.

Женщина в лосинах провела Анну через милые постройки к одноэтажному вытянутому строению, похожему на мотели из американских фильмов, это когда нет коридора и двери открываются на улицу. Четыре комнаты цепочкой друг за другом тянулись на восток. Ей открыли дверь в третий номер, дали ключ, взяли 1500 р., попрощались. Она оставила сумку у вешалки в прихожей и пошла к кровати, уже представляя, как вытянется во весь рост после долгого сидения и уснет. Усевшись на край кровати, она смотрела на стену напротив, а через мгновение к ней вернулся слух, который привыкал к тишине после дорожного шума. Ритмичный стук исходил из комнаты через стену, потом к ритмичному стуку присоединились стоны: воодушевленные женским голосом, удовлетворенные – мужским.

Конечно же, можно попробовать уснуть при таких условиях, но зачем пробовать, если можно потребовать другой номер.

Анна вышла из номера и пошла опять искать хоть кого-то.

Поменяйте мне номер, мои соседи занимаются сексом очень громко. Я там спать не смогу. Голос Анны дрожал, она ждала отказа и в мыслях прокручивала отработку возражений.

Ее провели на другой конец территории. Удивлению не было предела. «Ах, настолько вы любезны», – подумала она, оценивая двухэтажный маленький коттедж с красивой облицовкой. Никакой доплаты за повышенный уровень комфорта не потребовали. Внутри ее ждало легкое разочарование, но только из-за высоких ожиданий от внешнего вида домика.

По винтовой лестнице она поднялась на второй этаж, умыла лицо, установила будильник на 4:30, с запасом, как всегда, и в попытках уснуть думала о том, какой же дизайн-проект мог бы быть здесь. Заменить старую сантехнику на новую из бронзы, покрасить в белый цвет лестницу, убрать плитку с полов и уложить красное дерево. На стены тропические обои. Вместо карликовых занавесок повесить длинные в полоску. Или нет, что-то этническое, в осетинском духе. Но ничего осетинского в голову не пришло, кроме любимой команды КВН «Пирамида» и трагедии Беслана. От последнего чугунок застрял в горле. В дни теракта она следила с отчимом и матерью за новостями. А спустя 4 года приехала на соревнования по танцам во Владикавказ. Тогда автобус, возивший их, проехал мимо развалин школы, той самой. И ее бросило в дрожь. Лица маленьких детей, как нависшая скала, придавливали это место. У Анны есть друзья осетины, они похожи на армян, ну или армяне на осетин. Хотя в глазах русских все кавказцы на одно лицо поначалу.

Через 10 минут после будильника позвонил водитель маршрутного такси, армянский акцент прозвучал в телефоне. Пятиминутная готовность, и она выбегает из маленького коттеджа с сумкой в поисках администратора. Отчаянно постучав везде, так никого и не нашла, она оставила ключи в дверях и побежала к воротам, откуда приехала. А ворота оказались закрыты, прозвонил телефон:

Я ищу выход, здесь закрыты ворота… да, вот где большие ворота, я там… куда? Какая дверь? Бегу…

Добежав до парадной входной двери, обогнув газоны и кустарники, она заметила дверь, которую упустила вначале. Но и эта дверь была закрыта.

Отлично, меня заперли! крикнула девушка водителю, который оставил зеленый микроавтобус на противоположной обочине шоссе и побежал искать Анну. Там свет горит, я попробую постучать.

В помещении на первом этаже с витражными окнами горел не свет, а работали большие мониторы, возможно, охранника. Однако стук по стеклу не помог, она вернулась к забору.

Я перепрыгну. Держите мою сумку. Девушка бросила сумку через ограждение, надела на спину рюкзак и пошла вдоль забора метров 5-6, где под забором валялись камни как украшение ландшафта. Залезла на них, перебралась через деревянное ограждение и вместе с водителем-спасителем перебежала шоссе к микроавтобусу, где ее ждали четыре пассажира.

Границу с Грузией перешли уже засветло, без проблем и быстро, поразмяв косточки, через 40 минут зеленый микроавтобус уже мчался в сторону Тбилиси, оставив за собой Верхний Ларс и Дарьяли. В этих краях Анна никогда не была.

Полусонные глаза раскрылись от видов красавицы Грузии. Вторая половина осени особенно красива в горах. Машина будто бежала навстречу реке Терек, то пересекая, то заигрывая. Пенная сине-голубая приютила рядом мелкие поселения. Почти во всех населенных пунктах поднимались дымки. В светлое время дня легче переносить дорогу, хотя бы видно, что за окном. Туман накрывал вершины гор, а когда дорога ползет вверх на эти горы, туман оказывается как ковер, обволакивая бездну. Еще через полчаса микроавтобус проезжал нечто похожее на зимний курорт. Местами заброшенная стройка, местами действующие отели в современном стиле, казалось, готовятся к зиме.

Пейзажи очень похожи на дагестанские – это все еще одна природная зона, однако с пересечением границы Ларса все мысли о текущих проблемах остались на той стороне. Глаза, изучающие новые места, занимают мысли, не давая анализировать ни гражданские проблемы, ни социальные. Тебя не волнует совсем, чем озабочены жители этих краев, будто они живут в раю, в отличие от тебя. А ты вот такой, уставший, загнанный, нервный, не то что жители этих гор или городов. Гости не думают: как вырастить детей без стабильного дохода, хоть бы не сдохла живность, хоть бы не началась война опять.

По ту сторону границы ты будешь думать о том же. Фраза, как здесь хорошо и умиротворенно, подходит приезжим. Жителей умиротворение не кормит.

У придорожного кафе водитель остановился на кофе. Пассажиры пошли делать заказ, кто-то даже взял покушать. Анна взяла местный лимонад, продавщица с остаточным русским даже взяла оплату в рублях. Возвращаясь от барной стойки к машине, Анна остановилась с открытым ртом. Все те же виды, но ракурс совсем другой. На этом участке не было тумана, солнце кажется ближе. Навес над входом с деревянными столбами и резными перилами играли роль рамки, взгляд полностью сфокусировался на видах: скалистые горы с оскалом, местами покрытые зелено-золотистым. В эту секунду Анна захотела превратиться в птицу и улететь, оставив на земле свой развод, проблемы на работе, неоправданные социальные ожидания.

А вы почему кофе не взяли? водитель с маленькой, по-кавказски, кофейной кружкой оказался за спиной девушки. Он по-армянски держал кружку с вытянутым мизинчиком и с фшиканием выпил первый глоток.

Я не любитель кофе, она улыбнулась. Этот вопрос был привычен.

Отчим и армянские родственники всегда критиковали ее за растворимый кофе.

Да, русские пьют толка растворимый кофэ. Это разве кофэ, ослиная моча. После паузы он продолжил: Вы в Тилвиз3 отдыхать едете или по делам?

Она поняла Тилвиз, Манана бабо и Дживан тоже Тбилиси называли на старый лад.

Я в Тбилиси проездом. Мне в Армению надо, опередив вопрос, почему же она с ним не доедет до Еревана, Анна добавила: Через границу Садахло мне до деревни ближе, чем из Еревана.