Мандаринка на Новый год

– Привет.

– Николай? – У нее абсолютно чужое выражение лица, и тон такой церемонный, будто они едва знакомы. Забыла, как голая лежала под ним? – Какими судьбами?

– Вы кто, простите? – пыжится тип рядом.

– Инструктор по рукопашному бою. – Ник в одно движение оттирает типа от Любы. – Любовь Станиславовна, вы забыли, что у нас сегодня урок?

– Колька, ты охренел? – С нее махом слетела вся ее напускная церемонность и холодность. – Какой урок?

– Третий бесплатный. – Он забрал у нее букет и всучил в руки оторопевшего от его натиска хмыря.

– Какие уроки? О чем вообще речь? – негодует тип. – Любушка, объясни мне, что происходит?

Хрен тебе, а не Любушка!

– У Любови Станиславовны сегодня по плану урок самообороны. Отменить невозможно. Всё заранее согласовано, не так ли, Любовь Станиславовна?

– Коля… – У нее совершенно потрясённый взгляд. – Ты пьяный?

– Я не пью. У меня режим. Всё, не будем терять время. – Он схватил ее за руку, кивнул хмырю. – Всего наилучшего.

– Эй, погодите! Люба!

– Или ты идёшь со мной сама… – Он наклонился к ее уху. – Или я унесу тебя на руках. Предварительно сунув этого типа башкой в сугроб.

– Ты… ты… ты… – Она совершенно не находит слов для хоть сколько-нибудь связного ответа.

– Всё, время не ждёт!

Она едва успевает перебирать ногами, Ник ее буквально тащит. А Марк так и остался стоять на месте, удовлетворившись ее невнятным: «Ах, да, урок… Я и забыла». И кто Марк после этого? Не мужик точно! Один размазня, другой звероящер! Вот за что ей это?

– Ты мне так руку выдернешь!

– Извини. – Он не разжимает ладонь. – А мы и пришли, собственно.

– Куда?

– К машине.

И тут она начинает хохотать. До слёз. Нервное напряжение отпускает, наверное. И, несмотря на возмутительное неандертальское поведение Кольки, отчего-то вдруг становится легко и хорошо. Она не хотела этого, не хотела. А он пришёл и спас ее. Принц Звероящер на красном Daewoo Matiz. Люба снова, едва успокоившись, начинает уже сдавленно хихикать.

– Чего ты ржёшь? – Тон у него вроде бы как обиженный, а глаза улыбаются.

– Ой, спасибо-о… насмеши-ил… – Она аккуратно убирает выступившие в уголках глаз слезы. – У тебя ноги из-под днища не торчат? Чем ты думал, когда такую машину выбирал?

– Она не моя. Варькина. Хотя, вообще-то, нам родители одну на двоих машину обещали купить. – Он пиликнул сигналкой. – А потом… В общем, на тот момент, когда они собрались машину брать, я лежал в больнице под капельницей. И Варвар выбрала, как обычно… лучший вариант для нас обоих. «Коля, ну ты же знаешь – я боюсь больших машин!» – весьма удачно передразнил он сестру. – А то, что я в маленькие не влезаю, об этом она не подумала. А отец сказал, что это мои проблемы, что у меня есть мотоцикл, а гараж не резиновый, и вообще… В общем, вот такая история с этой машиной, – невесело заключил он.

Люба вдруг перестала смеяться. Кое-что в его словах зацепило ее, и конкретно.

– Под капельницей? А… зачем? Почему? В смысле, я не знала, что у тебя что-то серьёзное было со здоровьем.

– Да так, ерунда, – отмахнулся он. – Садись в машину.

– Нет.

– Люба…

– Ты первый. – Она демонстративно убрала руки в карманы шубки. – Хочу посмотреть на это шоу.

Ник не выдержал и улыбнулся.

– Твоё право. Если верить Варьке, – тут он вздохнул, – это действительно смешно.

Садился он в машину спиной вперёд. Потом наклонил голову, и лишь затем втянул в машину свои длинные ноги.

– Эй, шеф, – Люба наклонилась, заглядывая в машину. – А там для пассажира вообще-то место еще есть?

– Садись, давай, – усмехнулся Ник. – Счётчик включён.

– Ну, и куда мы едем?

– Ко мне домой.

– Чай пить? – съехидничала она.

– Вроде того.

– Слушай, ты, инструктор… по рукопашному бою! Ты, между прочим, сорвал мне свидание! С моим постоянным молодым человеком!

– Угу. С постоянным молодым человеком. Странные у вас отношения, скажу я тебе. Учитывая… хм… ряд обстоятельств.

– Не твое дело! Между прочим, мы планировали сегодня… – Тут она краснеет, понимая, что сказала явно лишнее.

– А до сегодняшнего дня вы что… не?

– Самойлов!

– У вас было что-то или нет?

– А с чего ты взял, что у тебя есть право задавать мне такие вопросы? – Она снова заводится. Какие-то американские горки с настроением в последние полчаса – то злость, то смех.

– Нет у меня такого права, – ровно соглашается Ник, не отрывая взгляд от дороги. – Так было или не было?

Она молчит какое-то время. А потом почти прошептала:

– Нет. Не было. После тебя никого не было. И вообще – не было…

Он отвернулся к окошку – сдержать довольную улыбку невозможно.

– Но учти! Это еще ничего не значит! И не мечтай – я не собираюсь больше… потакать твоим капризам! Если ты думаешь, что тебе стоит только щёлкнуть пальцами и я тут же…

– Тут же что?

– Тут же брошусь к тебе в постель! И не рассчитывай! И вообще… – У нее внезапно заканчиваются слова.

– Зачем ты тогда со мной едешь?

Вопрос кажется настолько неприкрыто издевательским, что Люба задохнулась от возмущения.

– Знаешь, что?! Не знаю, что ты там себе вообразил, но ты мне противен! Я не хочу тебя, понял? Останови машину! Немедленно!

Удивительно, но малолитражка тут же резко принимает вправо, прижимается к обочине. Но открыть дверцу Люба не успевает – он обхватывает ее лицо, а губами запечатывает рот. Вот и продолжай дискуссию в таком невыгодном положении!

Она попыталась отпихнуть его, вырваться. Но он держал ее, словно в тисках. Сопротивление было сломлено и спустя минуту салон огласил первый тихий стон. Делай это, да, вот так! Ты знаешь, как мне нравится…

– А теперь… – Он все-таки оторвался от ее губ, но дыхание тяжёлое. – Скажи еще разок… – Он буквально рычит. – Скажи, что я тебе противен и ты меня не хочешь!

– Скотина!

– А ты-то как меня бесишь!

– Звероящер!

– Стерва!

Красная малолитражка резко, с пробуксовкой колёс, трогается с места, вливаясь в поток машин.

Щёлкнул замок. Дверь распахнулась. Они вошли в квартиру. Николай зажёг свет в прихожей, помог Любе снять шубку.

Она нарушила затянувшееся молчание:

– Кем ты меня считаешь? Своей личной игрушкой? Ты полагаешь, что если ты… ты стал у меня первым, то теперь я обязана быть только с тобой, исполнять твои прихоти? Разве ты имеешь право так вот врываться в мою жизнь, хватать и тащить куда-то, лишь потому, что тебе… тебе приспичило? Я только этого достойна в твоих глазах? Знаешь, я такого от тебя не ожидала. Если бы я знала, что ты будешь так со мной обращаться, я бы никогда… Не думала я, что всё выйдет именно так! – Она выпалила это зло, на нерве, заводя себя, но отчего-то не вышло выдержать этот тон и последние слова прозвучали горько и обиженно.

Ник не знает, что сказать, стоит, словно нашкодивший школьник перед распекавшей его учительницей.

Люба тоже молчит. Молчание затянулось. И тут Николай прижимает ее к себе и шепчет на ушко:

– Нет. Всё не так, как ты говоришь.

– А как?

– Вот так…

Первый нежный поцелуй приходится в висок. А потом в щёки, закрытые глаза, кончик носа и, наконец-то, в губы. Нежно и томительно неторопливо. Он шепчет между поцелуями, как наговор, как заклинание: «Вот так… Вот так…» Вот так. И сопротивляться этой магии совершенно невозможно.

* * *

Он выложился на двести процентов. Прислушиваясь к каждому ее вздоху. Не сводя взгляда с лица. Замечая малейшую дрожь тела. Не позволяя себе, думая лишь о ней, только о ней. И отпустил себя ровно тогда, когда почувствовал, какая она мягкая и расслабленная в его руках. И не только в руках – там, где соединились их тела, она тоже перестала болезненно сжиматься, доверившись ему. И нет и следа слез на лице, и ее бедра так мягко подаются ему навстречу. Вот тогда он себя отпустил. Воздержание длиной в несколько месяцев, их с Любой два предыдущих раза, во время которых он только заводился как сумасшедший вхолостую… В общем, оргазм его накрыл как хорошая волна: ослепил и оглушил. Таких ярких и сильных ощущений он и припомнить не смог – потом, когда способность соображать вернулась. А сначала просто лежал рядом и дышал, как выброшенная на берег рыба. Было нереально хорошо, и в тот момент ничего не хотелось. Вообще. Но потом он всё же собрался с мыслями.

– Ты как?

– Нормально. – Она ответила ровно, глядя в потолок.

– Нормально и… – Ник поворачивается всем телом к ней, подперев голову рукой.

– И не больно. – Всё тот же взгляд в потолок.

– Не больно – и всё?

– Ну… – Она склоняет голову набок, прижимаясь к плечу щекой, будто с этой точки ракурс лучше. – В конце стало даже… немного приятно.

– Капец. – Он со стоном откидывается обратно на подушку. – Вот сейчас у меня образуется комплекс неполноценности размером с Гренландию!

– Почему?

Он все-таки умудрился оторвать ее от созерцания потолка.

– Потому что это самый большой в мире остров!

– Молодец! Садись, пять тебе по географии. А комплекс неполноценности-то тебе зачем?

– И без него бы прекрасно обошёлся.

– Ну и?..

– Я лежу в постели с самой красивой девушкой, которую только видел в своей жизни. У нас только что был секс. И единственное, что она почувствовала со мной – это «в конце стало немного приятно». Кто я после этого? Лузер!

– Ну, извини, – невесело усмехается Люба. – Что ж делать… если я такая… невосприимчивая. Фригидная, видимо, – блеснула она познаниями. – Не зря же до таких лет… хм… в девках засиделась.

– Люб, ты несёшь бред.

– Угу. А ты с Гренландией – образец адекватности.

Она снова переключает внимание на потолок.

Похоже, выбор у него очень простой. Или смириться с этим взглядом в потолок и «невосприимчивостью». Или попытаться шугануть своих тараканов. Ник вздохнул. Нет ничего труднее, чем бороться с собственными комплексами. Живучи, сволочи.

Глава седьмая,

посвящённая обоюдному сеансу психотерапии и его последствиям

Нет, он мог, в принципе. Когда опаздывал утром, мог за Варькой допить кофе из ее кружки. Или промокнуть лицо полотенцем, которым недавно пользовался после бритья отец. И даже особых неприятных ощущений не испытывал. Ведь это все-таки свои люди. Семья. Но в целом одного непреложного факта это не отменяло. Ник Самойлов был довольно брезглив. «Патологически брезглив», – утверждал отец. «Он просто очень чистоплотный мальчик», – так пыталась оправдать его мать. Они оба были правы. Ник действительно очень щепетильно относился к вопросу гигиены. В первую очередь, своей собственной. А что касается других… Он и в самом деле брезглив, что уж тут поделаешь. Причём на работе это никак не сказывалось. Во-первых, там строгие санитарные нормы. А во-вторых… Это же дети, и они имеют право, и они, в конце концов, болеют, и именно поэтому… С взрослыми всё обстояло иначе.

Такая классная штука, как секс, заставила его пересмотреть свои гигиенические требования к другим. Пришлось, потому что секс – слишком хорошая вещь, чтобы отказываться от нее из-за каких-то внутренних заморочек. Но некоторые табу у него укоренились под черепной коробкой прочно. Ему нравились поцелуи. Ему нравилась женская грудь – он вообще в девушках больше всего ценил именно красивую грудь и с удовольствием отдавал ей должное, если она того стоила – руками и даже губами и языком. Но к области женских… как он сам тогда сказал Любе, «хм… гениталий» он предпочитал прикасаться исключительно предназначенной для этого частью собственного тела. Непременно облачённой в средство защиты. Только так. Глубокий петтинг и оральный секс были его персональными табу. Он просто не мог. Знал это точно – что не сможет прикоснуться к другому человеку… к девушке… там. Ртом. Губами, языком – точно не сможет. Потому что он патологический, видимо, отец прав. Впрочем, ради справедливости стоит сказать, что сам он с удовольствием отдавался в умелые и ласковые женские руки и губы. Не настаивал, но если партнёрша хочет, то почему нет? Но сам… Нет. Нет. Нет! Намёки игнорировал, на прямые просьбы отвечал решительным отказом. Обычно особых обид и недопонимания это не вызывало. А вот сейчас… сейчас, похоже, он просто обязан сделать это.

– Ник, у тебя такое выражение лица… Ты теорему Ферма в уме решаешь? Или просто в туалет хочешь, но стесняешься сказать?

– Я не из стеснительных, – буркнул он. – И в туалет не хочу.

– А что тогда?

– Поцеловать тебя хочу.

– Слушай… – начала она нерешительно. – Я больше не хочу. Сегодня. Правда. Не принимай на свой счёт, но…

– Помолчи, а? Пожалуйста… – Он легко прихватил зубами ее нижнюю губу. – Помолчи.

Он собирался с духом долго. Потом вдруг вспомнил, что уже трогал ее там. В первый раз. Но тогда он просто обязан был… хоть как-то ее подготовить. Растянуть. И сделал это, даже не раздумывая. Ник вздрогнул от этого воспоминания. А ведь неприятно не было! Совсем. Даже, скорее, наоборот.

Его рука двинулась от груди, которую он только что с искренним удовольствием ласкал под аккомпанемент ее стонов, вниз по животу. Пальцы замерли все-таки, у самого начала тонкой полоски волос. Но потом… он всё же решился.

– Ник, не надо. – Голос у Любы жалобный. – Пожалуйста, не надо…

Нет, мало того, что ему приходится с собой бороться, так и она ему еще сопротивляется!

– Пожалуйста. – Он вернул Любе ее же слово. Нажал пальцами чуть сильнее. – Пожалуйста.

Она совсем жалобно всхлипнула. И впустила его.

Узкая линия коротко подстриженных волос, наверное тёмных – он не смотрел. Гладкая кожа по обе стороны от нее. А потом – только гладкая кожа. Влажная, тёплая. Люба еще раз всхлипнула и попробовала свести ноги, но он уже не позволил. Чёрта с два! Раз он зашёл так далеко. Во всех смыслах. И зайдёт еще дальше. Обязан. Отступать уже, пропади всё пропадом, поздно!

В голове вдруг всплыли лекции по гинекологии на пятом курсе, на которых они ржали как идиоты и подкалывали девчонок-сокурсниц. Даже картинки соответствующие всплыли перед глазами. И названия. Латинские, по какому-то капризу памяти! Вот это labia majora pudendi. Двинул дальше пальцами… потом должны быть labia minora pudendi. Оказывается, не так уж и страшно. Особенно если воспринимать это как учебное пособие по анатомии женского тела. И в Любиной чистоплотности он отчего-то не сомневался. И еще странным образом помогало осознание того факта, что до него никто там не… что только он там… что это только для него и… Мысли стали путаться, он еще чуть-чуть шевельнул пальцами, Люба вздрогнула и…

Это всё оказалось чистым враньём и не имеющими под собой никаких оснований мужскими байками. Что клитор найти трудно. Чего там искать? Вот же он – невозможно не заметить упругую влажную выпуклость под пальцами, как раз там, где и положено быть. Не думая толком, что делает, он погладил тихонько, и тут Люба совсем громко всхлипнула, изогнулась и выдохнула: «Да-а-а…» Именно в этот момент у него начисто вымело из головы всю латынь вместе с анатомическими пособиями. И заодно сорвало крышу.

Единственным его пособием стали ее стоны и всхлипы, перемежающиеся редкими словами: протяжное «да-а», хриплое «вот так», требовательное «сильнее!». И лёгкие движения бёдрами навстречу его руке. И ее тонкие пальцы, сминающие простыню. Закрытые глаза, прикушенная нижняя губа, бисеринки пота над верхней. Редкие судороги, искажающие лицо. В какой-то момент он вдруг понял, что ему всего этого катастрофически мало. И сделал то, на что, как он полагал, неспособен – физически и психологически. Сделал это совершенно добровольно, легко. И с огромным удовольствием.

Ее пальцы переместились на его затылок, его – на ее соски, чуть сжав. А дальше… дальше всё случилось так быстро, что он не сразу осознал, что произошло с Любой. И что он явился причиной этому.

Она вздрагивала долго, всё никак не могла успокоиться. А он лежал, прижимаясь щекой к ее животу – ошарашенный, опустошённый, не верящий еще до конца в произошедшее. Ни капли не жалеющий о том, что сделал. И осознавший вдруг, что только что у него было самое яркое сексуальное переживание – после собственной потери невинности, наверное. Да он, в каком-то смысле, еще раз сейчас лишился невинности. И это было круто. Это было просто офигенно!

– Люб… – Он наконец-то подтянулся к ней наверх, попутно совершенно с другим чувством оглядев ее тело. С чувством триумфатора и хозяина. – Ты… тебе же было хорошо, да?

Теперь она смотрит в стену. Да что ж за наваждение-то такое! Чувство триумфа как-то поблекло.

– Да, – тихо сказала она, не поворачивая к нему лица.

– Ты… – Он упрямо хочет услышать это от нее! Имеет право! Заработал. Да просто хочет, чтобы она это сказала. – Ты кончила?

– А что, так непонятно?

– Ну…

– Я должна обязательно это сказать?

Он начинает раздражаться. Что, это только для него, после всех его страхов и борьбы с собственными тараканами, все было ТАК? Только у него крышу сорвало?

– Я бы хотел услышать. Между прочим, я делал это первый раз в жизни! И… Например, я, когда делаю какую-то операцию в первый раз, вместе с Владимиром Алексеевичем… Вот, недавно делали – фундопликацию по Ниссену… Так он мне обязательно разбор устраивает – что так, что не так, на что обратить внимание. Вот.

У нее начинают дрожать плечи.

– Разбор, значит, нужен… Скажи мне, Ник… – Она там, похоже, давится от смеха. – Врачи все такие потешные в постели? Или это ты один такой уникум?

– Понятия не имею, – отвечает он совсем обиженно.

А она, всё еще посмеиваясь, наконец-то поворачивается к нему. Улыбающаяся, с румянцем на щеках, с прилипшей ко лбу темной прядочкой. Невероятно красивая. И вдруг порывисто прижимается к нему всем телом, прячет лицо ему в шею и сбивчивым шёпотом на ухо:

– Очень, Ник. Очень хорошо было. Никогда так… Тоже в первый раз и… Спасибо.

От ее слов в груди становится тепло, даже горячо. Так, будто там распустилось маленькое персональное солнце. Он поворачивает голову, чтобы найти губами изящное ушко.

– Еще позволишь мне… так?

– Да, – отвечает она всё так же тихо, смущённо, но уверенно. – Только не сейчас, наверное. Хорошо?

– Хорошо. А можно, я сам тогда еще раз?..

Вместо ответа Люба целует его в шею и плотнее прижимается бёдрами. Боже мой… Черт побери… Как же с ней офигенно!

* * *

Часам к восьми вечера следующего дня до него наконец-то дошло, что она ему не позвонит сама. Мало ли что он тоже привык, что обычно ему первому перезванивали. А не перезвонили – ну так и не больно надо. Но это же Люба Соловьёва! Хрен она позвонит сама первая. А ему хотелось слышать ее. И видеть. И просто – хотелось. Весь день одёргивал себя, заставляя сосредоточиться на работе.

Еще два часа он обламывал собственную гордость. А потом не выдержал и позвонил. Занято. Через пару минут – снова занято. Через пять минут – всё еще короткие гудки. С кем можно столько трепаться по телефону? Она взяла трубку только ближе к одиннадцати.

– Привет.

– С кем так долго по телефону разговаривала?

Люба не торопилась с ответом. Он чертыхнулся про себя.

– С Марком, – наконец-то соизволила ответить она.

– Ну и как? Наворковалась? – Да что он несёт? Но остановиться не может – что-то вдруг стало остро жечь внутри.

– На х*р посылала.

Теперь замолчал он. Если Люба… Люба!.. С ее литературным образованием и редакторской должностью позволяет себе так выражаться… Он, конечно, рад это слышать, что уж перед собой-то притворяться, но, похоже, этот урод ее достал.

– Чего так долго? С первого раза не понял?

– Угу. И со второго.

– Бедняжка.

– Марк?

– Ты!

Она мягко рассмеялась. Он улыбнулся, устраивая удобнее голову на подушке.

– Ну, если что – я тебя в этом решении всецело одобряю и поддерживаю.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.