Фрейя. Ведущая волков

Несмотря на внешнюю худобу, этот Кезро выглядел устрашающе и явно пользовался здесь уважением. Видимо, их вождем был он, а не демон, привезший меня сюда, как я думала изначально. А еще я подозревала, что он был отцом этого чудовища. И от этого прониклась к нему ненавистью не меньшей силы.

В шатре было тесно. По центру громоздился большой деревянный стол, вокруг которого расселись пятеро мужчин. Перед ними стояли наполненные до краев кубки, но пойло перестало привлекать их с того момента, как появилась я. Располагавшиеся в углах небольшие жаровни отбрасывали длинные тени на их лица, и я внимательно присмотрелась к каждому.

Рядом с вождем и его сыном сидел огромный дикарь. Выглядел он жутковато. Длинные, неаккуратные шрамы испещряли его бритую голову и, не прерываясь, спускались на смуглое лицо с огромным носом. Он смотрел на меня с непередаваемой враждебностью, и до меня вдруг дошло, что эти ужасные следы – не так давно зажившие ожоги. Я почувствовала удовольствие от осознания того, что в тот день пострадал не только мой клан.

Напротив него, словно статуя, застыл в тени не менее крупный бородатый воин, а возле него расположился немолодой широкоплечий мужчина. Темные волосы с редкой сединой были заплетены в небрежные косы, а нижняя половина лица – скрыта густой бородой. Он поднял взгляд своих светло-зеленых глаз, и я все поняла еще до того, как он обратился к только что вошедшим незнакомцам:

– Сын. Фабиан. Присаживайтесь.

Николас вместе с черноволосым воином обошел меня и прошагал к скамье рядом с отцом. Лицо по-прежнему было непроницаемым, и только ходящие от гнева желваки и крепко стиснутые зубы выдавали его эмоции. Вся эта ситуация явно выводила его из себя. На меня он даже не взглянул.

– Итак, – хриплым голосом протянул вождь, поднявшись на ноги. – Кого ты привел к нам, Истэк?

Акцент его был столь же незаметен, как и у сына. Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы снова принять тот факт, что эти чудовища знали мой язык. Это было сравнимо с тем, как если бы со мной заговорил бешеный медведь или иной опасный дикий зверь. И пугало меня гораздо сильнее, чем я готова была признаться.

Демон поднялся со скамьи. Истэк. Почему-то никогда прежде не приходило в голову, что у моего кошмара есть имя. Я знала, что если бы вдруг лишилась памяти, то оно было бы единственным, что я бы помнила вечность.

Истэк довольно улыбнулся.

– Я же говорил, что найду ее, отец. Девку, которой удалось сбежать во время нашего набега на ту жалкую деревушку в пору приближающихся морозов.

Столь пренебрежительное упоминание о том дне заставило меня оцепенеть. Я чувствовала, как изнутри поднимается знакомое пламя опасной, неконтролируемой ярости.

– Интересно.

Вождь почти вплотную подошел ко мне. Его фигура возвышалась надо мной так, что мне пришлось задрать голову, чтобы посмотреть ему в глаза. С вызовом, с ненавистью. С диким волчьим оскалом.

Он хмыкнул.

– Повезло тебе тогда, верно? – И склонил голову набок. – Долго ты, девка, водила нас за нос, как гончих псов. Но каждый, кто осмеливается бросить вызов Кезро, рано или поздно терпит поражение. Отныне ты принадлежишь мне. – Он обвел меня оценивающим взглядом. – За тебя хорошо заплатят. Даже больше, чем за твою мать.

Я замерла, убеждая себя в том, что мне послышалось, и воззрилась на дикаря с недоверием, пока в груди рука ужаса медленно стискивала кровоточащее сердце.

Но мои надежды были безжалостно разрушены, когда вождь Кезро цокнул языком и наигранно озабоченно помотал головой:

– Ох, ну надо же, ты не знаешь! Думала, она сгорела в огне? Как ты ошибалась. – Он сделал паузу и улыбнулся, обнажив гнилые зубы, прежде чем продолжить проникновенным тоном: – Мне кажется, она была бы рада такой смерти. Да… – тихо протянул, будто бы говоря с самим собой. – Она бы определенно показалась ей даром божьим по сравнению с той, на которую она оказалась обречена.

Я не двигалась. Боль от травм внезапно исчезла, все чувства притупились. Нос перестал ощущать дразнящие запахи пищи, а до ушей больше не доносился оживленный смех за пологом шатра и потрескивание огня в жаровне. Все, что я могла чувствовать – это лихорадочное биение сердца о грудную клетку. Так же, как и я сама, заточенная в собственном сознании, с хриплыми криками стучала кулаками о защитные стены.

В шатре повисла оглушающая тишина.

Дикарь продолжал говорить:

– Я продал ее одному давнему знакомому. Ему нравятся долгие, – он медленно приближался ко мне, – мучительные истязания.

Его слова будто вырвали меня из глубокого транса. Утробно зарычав, я рванулась вперед, но руки на моей шее сомкнулись так крепко, что я начала задыхаться. Истэк вскочил со своего места. Краем глаза я заметила, как приподнялся и Николас, но отец жестом приказал ему сесть обратно.

Я попыталась связанными руками отодрать пальцы от своей шеи, но добилась того, что они сжались только сильнее.

Вождь громко рассмеялся. Однако во взгляде его не было ни тени веселости, лишь предостережение. Он подался вперед, явно получая удовольствие от происходящего, и приказал:

– На колени.

Я плюнула ему в лицо.

В живот вонзилось колено и вышибло из меня весь дух. Пальцы на горле наконец-то разомкнулись, и, надрывно закашлявшись, я упала на землю. Разъяренный Истэк склонился надо мной, но отец отодвинул его в сторону. Поморщившись, он смерил меня полным омерзения взглядом.

– Тварь. Уведи ее отсюда, – властно обратился он к дикарю за моей спиной. – Извлеки стрелу и запри где-нибудь. Когда на землю опустится ночь, приведи на помост. – Он посмотрел на меня. – Три удара плетью. Возьми мою любимую. Если переживет ночь, утром кинь ее к остальным рабам.

– Убийца, – прорычала я. Но он никак не отреагировал на мои слова и спокойно вернулся за стол. – Животное! – вскричала, извиваясь в чужих руках. – Я убью тебя! Я убью тебя и всех вас, слышишь?!

Очередной удар не остановил меня. Я брыкалась, пока меня тащили прочь, изворачивалась в попытке укусить, хоть и чувствовала, как в уголках глаз собираются слезы.

Я не могла перестать думать о матери. Воскрешала в памяти черты ее лица, которые, к моему ужасу, уже начали забываться. Полный любви взгляд, тепло надежных объятий. Затем в голову пробрались подробные образы ее смерти, и я закричала. Собственный крик отчаяния оглушил меня.

Я не сразу поняла, что на самом деле не проронила ни звука.

Дикарь пинком распахнул дверь старой, обветшалой хижины и толкнул меня внутрь. В нос ударил запах старой соломы и гниющего дерева, а в одну из ступней вонзилась небольшая щепка, когда я упала на жесткий дощатый пол.

Мужчина одним резким движением перерезал веревки и завел мои руки за спину, чтобы снова связать их. От пронзившей плечо боли я стиснула челюсти, но, когда он без предупреждения выдернул оставшийся конец стрелы, не смогла сдержать крика. Из глаз брызнули слезы, которые тут же с пощипыванием проникли в свежие ссадины. Однако кошмар и не думал прекращаться. Следом дикарь вытащил из-за пазухи фляжку и вылил на рваную рану содержимое до последней капли.

Боль стала просто невыносимой. Я никогда раньше не ощущала ничего подобного: меня словно сжигали заживо.

– Заткнись! – неразборчиво рявкнул он.

Кезро немного потряс фляжкой для надежности, достал из кармана грубую серую ткань и наскоро, неумело обмотал мое плечо. Привязал другой конец веревки к деревянному столбу и, не сказав больше ни слова, вышел из хижины. Дверь со скрипом захлопнулась следом за ним. Через мгновение я услышала, как задвинулся засов. Глухой звук шагов становился все дальше и дальше, пока совсем не стих.

И тьма наконец-то поглотила меня.

Глава 2

Николас

Скривившись, Истэк смотрел вслед девчонке, но вскоре нехотя вернулся к столу. В его глазах то и дело вспыхивало какое-то нездоровое желание, пока срывающийся от непрекращающихся криков голос лесной дикарки медленно отдалялся.

Я несколько мгновений не сводил с него пристального взгляда, после чего повернулся к Фабиану. Тот без слов понял меня, кивнул.

– Что ж, – прокашлявшись, невозмутимо заговорил Тун – вождь клана Кезро. – Произошло небольшое… недоразумение, не обращайте внимания.

– Что она вам сделала? – как можно спокойнее спросил я.

– Выжила, разумеется, – хмыкнул Тун. – Она лишь деталь, необходимая для завершения одного дела.

Я прищурился.

– Вы сожгли ее деревню.

– Да, – легко согласился вождь, пожимая плечами. – Представь, как неприятно нам было осознать, что единственной выжившей оказалась какая-то девчонка, которая сумела не только потрепать моих воинов, но и бесследно исчезнуть.

– С трудом выходит проникнуться вашей проблемой. – Мой голос наполнили холодные нотки.

– Николас, – прошипел отец.

Я проигнорировал его предупреждение. Меня интересовала судьба странной лесной дикарки.

– Что с ней будет?

– Это решит мой сын.

Едва сдерживая злость, я обратил взгляд на Истэка, который оторвался от своих наблюдений.

– Зачем тебе знать? – тут же осклабился он. – Девчонка в полном моем распоряжении. Что захочу, то и сделаю. И начну с порки. Пусть ответит за свое поведение.

– По-вашему, она должна целовать вам ноги за все, что вы сделали с ее кланом? – Голос едва заметно завибрировал. Один взгляд на это ничтожество пробуждал внутри меня жгучую ненависть.

– Хватит, Николас. Это не наше дело, – настойчиво и громко потребовал отец.

Я не посмел перечить ему при всех и замолчал.

Истэк с торжествующей ухмылкой откинулся на спинку скамейки.

Я сжал руки в кулаки под столом, желая разукрасить его довольную физиономию. Однако лицо по-прежнему сохраняло непроницаемое выражение, и я видел, как это бесило его.

– Прошу прощения. Мне нужно отойти, – произнес сидящий слева Фабиан. Он кивнул мужчинам по другую сторону стола и спокойно вышел из шатра.

Я даже не взглянул на друга.

– Как охота, Николас? Вы оба наверняка проголодались. Впрочем, как и все мы. – Вождь подал кому-то знак и с подчеркнутым интересом обратил внимание на меня. Притворство стало частью нашего пребывания здесь.

– Ей кое-что помешало, – напомнил я.

– Ах, жаль, что вы не смогли как следует развлечься. Но ты ведь успел оценить часть богатств наших земель?

«Земель, вскормленных кровью тех, кто был не в состоянии оказать достойный отпор».

– Разумеется.

Внезапно я краем глаза уловил какое-то движение. Из угла, окутанного густыми тенями и дымом жаровен, показалась хрупкая женская фигура. Она была худой и совсем юной, хотя под мешковатой одеждой все равно проглядывались женские изгибы. Прямые темные волосы струились по груди, намеренно скрывая очертания от жадных мужских взглядов.

Девушка поднесла к столу две наполненные ароматным мясом миски. Она не поднимала глаз, пока ставила ужин перед Туном и Истэком и быстро наполняла миски остальных. Я заметил, как тряслись ее руки и сбивалось дыхание, когда она приближалась к каждому из воинов. Пожалуй, если бы не этот затравленный вид, ее можно было бы назвать красивой.

– Нравится? – хмыкнул Истэк.

Я мысленно выругался, пожалев, что так пристально разглядывал ее.

Истэк так резко притянул бедняжку к себе, что она не удержалась от испуганного вскрика. Но никто другой, казалось, не заметил этого. Полный стол разных яств и запах еды оживили мужчин, и теперь они активно переговаривались между собой.

– Это Кода. Моя сестра. Уверен, тебе скучно ночами. Возможно, она бы согласилась скрасить твое одиночество. Как-никак, завтра вы выдвигаетесь в путь.

– Спасибо. Обойдусь, – равнодушно отозвался я, стараясь, чтобы отвращение не исказило мой голос.

Истэк многозначительно ухмыльнулся и грубо пихнул девчонку в угол. Она едва успела извернуться, чтобы не опустить выставленные вперед ладони прямо в жаровню.

– Тебе что, не нравятся женщины?

– Не имею привычки спать с кем попало.

– Скучно живешь, сын Аяна, – протянул Истэк.

– Не жалуюсь, – холодно улыбнулся я.

Я мысленно вернулся к дикарке. Я знал, что Кезро держали рабов, но увидеть воочию столь безжалостное пленение человека… женщины… Это не давало мне покоя.

Словно прочитав мои мысли, Истэк бросил взгляд на опущенный полог шатра и провел языком по уголку губы.

– Придешь на сегодняшнее представление? – вкрадчиво спросил он, скосив глаза на меня.

– Что за представление? – Плохое предчувствие отозвалось где-то в животе тянущей болью.

– А ты думал, девчонка понесет наказание без зрителей? Не-ет, на это веселое зрелище придут все.

От накатившей тошноты я едва сдержал порыв выплюнуть взятый в рот кусок свинины.

– Веселое? – глухо переспросил я, в недоумении нахмурив брови.

Истэк продолжал издевательски улыбаться.

– Разве нет?

– Если ты называешь весельем избиение и без того измученной женщины, боюсь, что нет. Забавным это кажется мне в самую последнюю очередь.

– Ты явно не знаешь толк в развлечениях, Николас.

– У нас несколько разные представления об этом. Вынужден отказаться от твоего предложения. Не расстраивайся сильно.

– Постараюсь, – недобро хмыкнул Истэк.

Дверь тихо скрипнула, и черная тень проскользнула внутрь.

– Что ты узнал?

– Ее заперли в каком-то сарае и вытащили стрелу из плеча. Скоро поведут на помост.

Я задумчиво провел точильным камнем по лезвию топора.

– Девчонка совсем плоха. Так кричала. – Фабиан прошел вглубь комнаты и тяжело осел на свою койку. – Кстати, из-за тебя я пропустил ужин, – добавил он укоризненно.

Я молча указал большим пальцем на стол у очага.

– О, спасибо, дружище. – Фабиан с довольным видом закатал рукава.

– Долго же ты.

– Близнецы поймали. Заставили все им рассказать. Ты же их знаешь. Ужас! – Он поморщился. – Не могу дождаться, когда уедем отсюда. Эти люди ведут себя, как дикие звери.

Я промолчал, с нетерпением прислушиваясь к звукам снаружи. Фабиан, как и я, разговорчивостью не отличался и просто расправлялся со своим ужином. Молчание более чем устраивало нас обоих.

– Надеюсь, наши в хижинах?

Он утвердительно промычал и приник к горлышку фляжки.

– Хорошо. Представление, – я постарался вложить в это слово всю злую иронию, – Кезро мы смотреть не будем.

– Похоже, оно как раз начинается.

Фабиан оставил недоеденный ужин и уставился на дверь, озабоченно нахмурив брови. Я же невольно начал затачивать топор как можно тише.

Снаружи раздавался треск костров и смех Кезро.

– Узрите! Эта рабыня посмела перечить нашему вождю. В наказание она получит три удара плетью. Так взгляните же, что станет с каждым, кто вздумает ослушаться приказа повелителя! – Мы с трудом различили голос Истэка.

А затем все стихло.

Мы ждали, изредка переглядываясь друг с другом, но девичий крик так и не прорезал безмолвие ночи. Лишь три свистящих удара плети.

Глава 3

Фрейя

С наступлением ночи я с трудом разлепила глаза, и боль сразу напомнила мне о скверном положении. Я оторвала голову от пола, сдула с носа пыль и мучительно медленно села, прислонившись к ветхой стене. Связанные за спиной руки затекли и отзывались резкой болью, рана на плече страшно пульсировала.

Осмотреть помещение, в котором меня заперли, было практически невозможно: тьма оказалась настолько густой, что я едва различала силуэты собственного тела. Окон здесь не было, и лишь тусклый свет едва пробивался сквозь щели в двери.

Я услышала треск поленьев, и на миг меня охватила паника – слишком свежи еще были в памяти последние яркие воспоминания, связанные с этими звуками. Появившийся не так давно страх перед огнем был совершенно некстати.

Стараясь дышать глубоко и медленно, я подняла голову и оперлась о столб, к которому меня привязали ранее. Слезы снова выступили на глазах, но я упрямо не давала им пролиться.

«Я должна быть сильной. Ради мамы. Папы. Ради Тео. Я выдержу это и остальные испытания, что приготовила для меня судьба», – пронеслось у меня в голове, и, чтобы не впасть в беспамятство, я начала занимать голову разными мыслями. Хотя о том, как выбраться отсюда, размышляла совсем недолго – понимала, что это ни к чему не приведет. У меня больше не было оружия, а даже если бы я смогла перегрызть веревку, то никак не сумела бы справиться с дверью, запертой на засов. И это не считая того, что у меня совершенно не осталось сил, чтобы бороться с целой армией чудовищ, поджидавших меня с той стороны.

Я думала о том, что ждет меня дальше. То и дело мне вспоминалось одно-единственное слово. «Рабыня». От одной только мысли о подобной участи меня бросало в дрожь. Рабы долго не жили, особенно девушки. Они бы нацепили на меня железный браслет и продали какому-нибудь похотливому старику, который вскоре не оставил бы от меня ничего, кроме оболочки. «Я буду сражаться», – яро пообещала себе. Но то была отчаянная бравада утопающего, хватающегося за соломинку. Я понимала, что рано или поздно сломаюсь. Так же, как ломались другие.

Тягостные размышления сменились воспоминаниями о матери, от которых давление в груди лишь усилилось. Я отказывалась верить, что слова того дикаря были правдой. Если бы она не погибла в пожаре, я бы заметила, как ее уводят с остальными. Они забрали Ветра, но вместе с ним никого больше не пленили.

«Ты пришла слишком поздно», – нашептывал внутренний голос, но я мысленно зажала уши.

Что бы ни случилось на самом деле, в одном мне сомневаться не приходилось – моей матери больше не было. Я не спасла ее. Возможно, если бы Теоден был с ней в ту ночь, они бы выжили. Он бы успел. Он всегда знал, что делать. А я теперь даже не знала, где мой брат. Вернулся ли с гор? Выжил ли он?

Как я вообще оказалась здесь? Чем прогневала Богов, что они так со мной поступили? Как вышло, что еще два сезона назад мы с матерью наслаждались жизнью в нашей скромной деревушке, не зная бед? А я, казалось бы, совсем недавно скакала на Ветре и смеялась у костра с остальными девушками и парнями.

Сейчас я с трудом могла поверить, что те мгновения были явью. Прозрачные тихие озера воспоминаний заполонялись болотистой топью нынешних испытаний. И, сидя в этой затхлой комнате, я готовилась к новым.

А еще я тосковала по стае. Наверное, именно их мне не хватало больше всего. В тот день Легенда что-то разглядела во мне и пощадила. И волки открыли для меня новый, дикий мир, поначалу едва не убивший, но затем – вдохнувший в меня жизнь, словно дух леса смилостивился над приемным дитем, на долю которого выпало немало невзгод.

Был ли то некий материнский инстинкт, любопытство или своеобразное сочувствие зверя, но лишь благодаря щедрым подношениям Легенды в виде заячьих и птичьих тушек и ее теплому телу, прижимающемуся ко мне, я не погибла в лесу в дни, последовавшие за той роковой ночью. И я поняла, что в этом мире нам будет проще выжить вместе.

Вот только остальные не были готовы смириться с моим присутствием так сразу. Как это бывало у людей, мне пришлось доказывать, что я достойна вступить в их ряды. Что могу стать полезной, а не быть обузой. Поначалу все, что мне оставалось – это подчиняться строгой иерархии, которая существовала в стае. Пока волки делили улов после охоты, иногда с боем, я оставалась в стороне и наблюдала. Запоминала. А потом показала, на что способна. Момент, когда убегающая от хищников олениха была сражена моим метко брошенным клинком, стал переломным. За проявленные силу и сообразительность, что так ценили волки, в тот день я впервые удостоилась чести присоединиться к общей трапезе. С тех пор никто больше не смел мне противостоять. Я стала равной им. Мы превратились в единое целое. А спустя время они посчитали, что я заслуживаю роль вожака. Этих существ невозможно было приручить и заставить подчиняться, они были самим олицетворением свободы. Да я и не пыталась демонстрировать превосходство человека над зверем. Я просто была благодарна за свое спасение и всеми силами хотела показать им это.

Я более не видела в них чудовищ, которых обычно боялись люди. Волки не были злыми или беспощадными; они, как и все остальные, делали то необходимое, чтобы выжить, и никогда не брали больше.

Иронично, но именно дикие звери показали мне, что такое милосердие. Открыли истинное лицо верности друг другу, ведь они были не способны на предательство. Стая походила на единый организм, где каждый был готов стоять насмерть ради другого. И я с упоением наблюдала за тем, как они общаются между собой.

Особенно за Легендой и Лидером. Их привязанность была столь трогательной и искренней, что вызывала у меня светлую зависть. Порой я даже ловила себя на мимолетном желании обрести однажды нечто подобное, но потом с горечью осознавала, что в моей ситуации это было невозможно. И хоронила глубоко внутри мечты, вызванные одиночеством.

Теперь Легенда осталась одна. И вина тяжелым грузом лежала на мне. Именно из-за меня они попали в ловушку. Из-за меня погиб Лидер, и волчата будут расти без отца. Но у них есть стая и множество теплых дней впереди. Без меня им будет лучше. Место рядом с ними никогда мне не принадлежало.

По щеке скатилась одинокая слеза.

Я шмыгнула носом. От нахлынувших мыслей разболелась голова, и меня начало клонить в сон. Но в тот момент, когда я прикрыла веки, за дверью наконец-то раздался звук шагов, которого я ждала с нарастающим ужасом. Я услышала, как снаружи оживились дикари, предвкушавшие представление, кровь, крики. Однако я поклялась себе, что не доставлю им такого удовольствия, чего бы мне это ни стоило.

Я не закричу.

«Всего три удара. Три удара, а потом ты что-нибудь придумаешь».

Дверь распахнулась, и на пороге появилась высокая фигура, подсвеченная огнями костров. Увидев, что я в сознании, дикарь удивленно хмыкнул, а затем молча отвязал веревку и повел меня за собой. Я лишь тихо зарычала – сил сопротивляться не оставалось. Я не могла даже удерживать на весу голову, и потому просто мысленно считала шаги и помутневшим взглядом смотрела в землю, борясь с тошнотой.

Возбужденные крики и смех дикарей раздавались со всех сторон. Они смотрели на меня, как хищники на добычу, но я старалась сохранять бесстрастное выражение лица, тогда как все внутри сжималось от страха. Огромное количество костров не добавляло мне уверенности, и я упорно не смотрела на языки пламени, зная, что, если сделаю это – сдамся.

Перед ступенями на помост я остановилась, тяжело дыша, пытаясь собрать в себе силы для очередной борьбы. Мужчина дернул веревку, и мое тело послушно подалось вперед. На лестнице я споткнулась, однако, к всеобщему огорчению, смогла удержаться на ногах.

Я думала, что готова к этому. Но, когда дикарь резко вздернул мои связанные руки вверх и прикрепил их к балке, поняла, как сильно заблуждалась. Он ударил меня под колени, и я рухнула на деревянные доски.

Ко мне приблизился огромный мужчина, чья кожа была такой красной, будто он все время проводил у огня. Я обратила внимание на его руки, на то, что он держал в них, и тут же задергалась всем телом, осознав, что сейчас произойдет. Но вырваться было невозможно.

Я издала беспомощный стон, когда кто-то схватил меня, а краснокожий мужчина поднес к предплечью горячий, совсем недавно выкованный рабский браслет.

– Нет, – с ужасом прошептала я.

Звук щелчка я прочувствовала всем своим существом. Как и последовавшее осознание того, что я стала рабыней. Собственностью. Моя жизнь больше не принадлежала мне.

Толпа возликовала.

«Я отрекаюсь от вас. Отрекаюсь!» – прокляла я в тот момент всех существующих Богов.

Одним махом с меня сорвали рубашку, и ночной ветер холодом пронесся по обнаженной коже. Следом полетела нагрудная повязка, и я инстинктивно дернулась в отчаянном желании прикрыться, но лишь потревожила плечо. Кожу на запястьях саднило от грубого материала веревки. Казалось, на мне не осталось ни одного живого места.

За спиной раздались почти бесшумные шаги. А затем над поляной звучно разнесся ненавистный мне голос:

– Узрите! Эта рабыня посмела перечить нашему вождю. В наказание она получит три удара плетью. Так взгляните же, что станет с каждым, кто вздумает ослушаться приказа повелителя! – Он начал говорить на моем языке, чтобы я пропустила через себя каждое слово, чтобы пропиталась страхом. И после повторил уже на своем – грубом, рычащем, отрывистом.

Дикари в предвкушении замолчали. Или я их просто не слышала.