Чертовка в Академии магии

Мстислава Чёрная

Чертовка в Академии магии

Глава 1

Пропащая девка – как иду мимо соседок, так изо дня в день одно и то же слышу. Сидят по лавочкам перед палисадником, сцеживают на старости лет словесный яд. Не обратив внимания, здороваюсь и прохожу мимо. Не спорить же, в самом деле. Что поделать, если других радостей у бабулек нет?

– А гонору-гонору.

– Помяни моё слово, месяца не пройдёт, как в бордель продастся.

Пфф.

Да, у меня проблемы, очень серьёзные проблемы. Могли бы… не помочь, нет, но хоть по-соседски добрым словом поддержать, а им моё падение в радость, бесплатный цирк из первого ряда.

Только не дождутся.

Я поправляю на плече ремешок сползающей сумки, привычно взбегаю по ступенькам крыльца и утыкаюсь в опечатанную дверь. Оп-па. К косяку пришпилено официальное извещение. Ругнувшись и бессильно-зло сорвав документ, я быстро пробегаю текст глазами, комкаю бумагу, но не выбрасываю, а прячу в сумку и упираюсь в дверь лбом.

Ничего неожиданного, если честно, уже дня два как должны были опечатать. Мы с папой живём в двухэтажном деревянном доме, папа исхитрился сам в одиночку сколотить. На первом этаже его контора, вот контору городские власти и закрыли. Папа ведь… пропал. Океаническое судно, на котором он возвращался со старого континента, затонуло, выживших нет, но я не теряю надежду. Вдруг…? То, что контору опечатали, ожидаемо, но от этого не легче, а проблемы и вовсе растут в геометрической прогрессии.

Отлипнув от двери, я спускаюсь с крыльца. Я привыкла заходить в дом через контору, но с сегодняшнего дня придётся пользоваться чёрным ходом. Взметнувшийся ветер бросает в лицо горсть песка. Я прикрываю глаза, но не останавливаюсь, обхожу дом.

– Ба!

Слышу знакомый прокуренный бас и вздрагиваю. Принесли демоны! У чёрного хода на уступке широко расставив ноги сидит Калеб и слюнявит папироску. Некогда белая, а теперь пожелтевшая, с разводами пота рубашка расхристана, штаны закатаны по колено, на ногах красуются новые кожаные ботинки, натянутые на пахучие рваные носки. При виде меня Калеб поднимается, попироску сплёвывает в придорожную пыль и оскаливается:

– Что, закрыли твою нору, мадемуазель Недотрога?

Папа у меня частный сыщик, а я числилась при нём младшей помощницей, и даже в его отсутствие я могла принимать клиентов. Ни во что серьёзное я, естественно, не ввязывалась, но, например, проследить, не изменяет ли жене муж, мне по силам. Теперь про и без того скудный приработок можно забыть.

– И?

Найти подработку не так уж и сложно, по деньгам выйдет меньше, зато платить будут стабильно, так что я даже выиграю. С голода уж точно не помру. Но разве же дело в этом? Папа, чтобы я выучилась в колледже влез в долги. Не сказать, что большие, но дела у него последний год шли откровенно погано, хороший заказ был всего один. Проценты капают, дом заложен и теперь, когда контора официально опечатана, стоит мне пропустить хоть один платёж, дом изымут, я вылечу на улицу.

Учитывая, что лицензию частного сыщика мне никто не даст, перспективы у меня весьма туманные. А чтобы лицензию всё-таки получить, нужно либо десять лет стажироваться под началом другого следователя, как я числилась при папе, у меня из нужных десяти лет аж неполные два года, либо отучиться в академии, взяв минимальный набор профильных курсов. Только вот учёба в академии стоит… в общем, дорого стоит.

И такой расклад с получением лицензии на любую работу, не обязательно частного сыщика. Без лицензии можно устроиться поломойкой, официанткой – словом, на самую грязную работу и, что печальнее всего, малооплачиваемую.

Калеб щёлкает по стене, усмехается:

– Может, правду говорят, в бордель собралась продаться? Так там носом крутить не принято, любой гость царь и бог.

Я перебиваю:

– Мыться чаще раза в неделю не пробовал? Глядишь, проблем с девушками поубавится.

Калеб наливается гневной краснотой, стискивает кулак, но всё-таки справляется с эмоциями, ударить не пытается, хотя по глазам вижу, что хочет:

– Мирта-Мирта, что же ты такая колючая? Я ведь доброту тебе предлагаю, все проблемы твои решу, деньгами помогу. Всего-то надо быть в ответ ласковой.

Отвратительно.

И почему его так на мне заклинило? Потому что недоступная? Пока папа был рядом, ко мне районные уроды на пушечный выстрел не подходили, знали, что меня есть, кому защитить. Теперь же… А что теперь? Я папина дочка, характером в него пошла, и бить по болевым точкам папа меня научил. Уж за себя постоять сумею.

– Калеб, от двери один, но большой и широкий шаг сделай, – улыбаюсь я. – Пройти мешаешь, а это незаконно.

– Ха! Долговой договор своего папаши перечитай! Знаешь, что там есть очень интересный пунктик? Теперь, когда контора закрыта, дядя имеет полное право усомниться в твоей платёжеспособности и потребовать возврат оставшейся суммы немедленно!

Там правда есть такой пункт? И как папа на него согласился? Посчитал, что грубо сколоченным домом, больше похожим на сарай, чем на жилое здание, можно пожертвовать? Эх, папа. Причин не верить Калебу у меня точно нет, наш кредитор действительно приходится ему дядей.

Тьфу!

– Приползёшь ещё ко мне, – угрожающе шипит Калеб, разворачивается и, уверенный в близкой победе, уходит создавать мне трудности.

Я провожаю его взглядом. Пускай мечтает, только зря он думает, что у него получится. На любой хитрый шуруп найдётся своя гайка, а тут решение на поверхности. Чтобы дядя Калеба не смог потребовать остаток целиком, надо снова открыть контору, причём до того, как дядя успеет выставить мне счёт. Как открыть? Неделю назад папин приятель наотрез отказался зачислиться в контору вторым следователем, потому что, по-его мнению, видишь ли, девушка должна искать хорошего мужа, а не ловить изменщиков на горячем. Но теперь-то речь не о прихоти вздорной сумасбродки, которой папин приятель меня считает, речь о спасении дома. Я даже пообещаю не принимать заказы…

Что же так муторно на душе?

Я пережидаю пару минут, чтобы точно разминуться с Калебом и возвращаюсь на улицу.

Хм?

Перед опечатанной дверью стоит строго, но дорого одетая дама. Одно твидовое пальто болотного цвета чего стоит. На женщине аккуратная соломенная шляпка с узкими полями и зелёной лентой на пару тонов ярче пальто. Сумочка на цепочке гармонирует с полусапожками, а довершают образ перчатки.

Женщина растерянно разглядывает печать на входе, а я не менее растерянно – её.

– Простите, я могу вам чем-то помочь? – привлекаю я к себе внимание.

Странная… Дамы её сорта предпочитают солидные конторы, а сыщиков нанимают по рекомендации. Но она пришла в этот район, неподалёку от порта, ещё и без сопровождения. Шла пешком? Судя по пыли, осевшей на обувь – да.

Она оборачивается:

– Ох, вы должно быть дочка Бера Андраса? Я видела вас всего один раз, когда вы были очаровательным пятилетним сорванцом. Простите, с тех давних пор я не запомнила ваше имя…

– Мирта. Вы можете звать меня Мирта.

– Рада знакомству, Мирта. Ох, простите, я забыла представиться. Санна Олвис к вашим услугам, Мирта. Я буду признательна, если вы подскажете, как я могу увидеться с вашим вашим отцом.

Буду мысленно звать её «мадам Ох». Неужели нельзя говорить короче, не размазывая каплю смысла на километр слов?

– Сожалею, мадам Олвис. Судно, на котором отец возвращался со старого континента затонуло. Папа… пропал без вести, – ложь, по недавнему судебному решению он признан погибшим.

– Ох, бедная девочка!

Дама устремляется ко мне, в порыве обнять раскидывает руки.

Я скептично выгибаю брось и невзначай выставляю правую ногу чуть вперёд – мадам Ох не дотянется. Она замирает, хихикает, прикрывая смешком своё смущение:

– Да, Мирта, ни капли не сомневаюсь, вы дочь Бера, вы так на него похожи по манере держаться. Сожалею…

Я пожимаю плечами:

– Жаль, что вы проделали путь впустую.

Дама округляет глаза:

– Ох, нет! Признаться, я к вам, Мирта. Мы могли бы где-то поговорить?

Что? Я? Но… О чём ей со мной говорить?

– Наверное, можем, – неуверенно соглашаюсь я. Почему бы не выслушать?

Только где? На улице разговаривать непрофессионально. Контора закрыта. В дом пригласить? Ага, на колченогий табурет, втиснутый между раковиной и столом, загромождённым пригоревшими кастрюлями. Нет у меня таланта ни к готовке, ни к зельеварению. В трактир? Приличных поблизости нет.

Дама понимает моё затруднение:

– Мирта, я остановилась в гостинице «Белая жемчужина». Могу я вас пригласить?

– Да, конечно. Прямо сейчас?

– Если можно, – кивает она.

Вообще-то я занята, мне до вечера нужно суметь уломать старика Дранго зачислиться в штат, чтобы завтра с открытием администрации предъявить новые документы и получить разрешение снять печать, но любопытство оказывается сильнее прагматизма. Если я уделю мадам Ох час своего времени, ничего страшного, верно?

Глава 2

Наёмный экипаж ждёт на соседней улице. Я пропускаю мадам вперёд, забираюсь следом, усаживаюсь лицом против хода и всерьёз задумываюсь, не предложить ли поговорить прямо в салоне, но нет, женщина кажется озабоченно-встревоженной, на долю мига её глаза застилает пелена, и она смаргивает слёзы. Что я буду делать, если она расплачется? Лучше потерпеть до гостиницы, тем более ехать около получаса.

Лошадь ступает тихо, колёса поскрипывают.

– Мирта, – нарушает молчание мадам Ох, – простите, что спрашиваю. Но вы ведь закончили колледж? Для моего дела это важно.

– Да, с отличием.

– Ох!

У меня была мечта – продолжить учёбу в академии. Поступить трудно, но отличников зачисляют без экзаменов, вот я и старалась. Только толку? Оплачивать учёбу мне нечем, а в следующем году, если вдруг раздобуду нужную сумму, поступать придётся на общих основаниях.

Снова настроение испортилось.

И погода портится. Ветер усиливается, гонит песок.

Экипаж останавливается. С крыльца торопливо сбегает затянутый в жаркую униформу швейцар, распахивает дверцу, подаёт мадам руку в белоснежной шёлковой перчатке. Мадам благосклонно улыбается, опирается самыми кончиками пальцев.

Я не жду, когда швейцар сможет уделить внимание и мне, спрыгиваю на тротуар без помощи.

– Пойдёмте, Мирта. Любезный, передайте, что мы с моей гостьей будем… Мирта, какой чай ты предпочитаешь?

Я догадываюсь, что мадам Ох спрашивает меня о сортах, но ответить я могу лишь одно:

– Горячий.

«Белая жемчужина» вторая по дороговизне гостиница в городе, заведение рассчитано на элегантную публику. В холле роскошь прячется под налётом скромности, но от этого я ещё острее ощущаю свою чуждость этому месту.

– Мирта? – окликает меня мадам Ох.

– Простите, задумалась.

Гостиница трёхэтажная, выше только здание администрации, академия и отель «Королевский люкс», большую часть года простаивающий пустым, но упорно не закрывающийся. Апартаменты мадам Ох располагается на втором этаже, дверь шестая справа в левом коридоре. Именно апартаменты, шагнув через порог, я оказываюсь не в спальне, не в будуаре, а в настоящей гостиной. Комната сквозная. За закрытой дверью, вероятно, и прячется спальня, а вторая дверь раскрыта настежь, за ней просматривается рабочий кабинет.

Интерьер радует глаз спокойными тонами, а вот сладковатый запах живых лилий, стоящих в вазе, мне не нравится.

Я ищу детали, которые смогут рассказать мне что-нибудь о мадам Ох, но их просто нет. Гостиная безупречна, и единственное, что по ней можно оценить – дотошность горничных.

Из коридора раздаётся приглушённый стук. Дождавшись разрешения, в гостиную входит подтянутый официант, тоже в униформе не по погоде.

– Мирта, где тебе больше нравится: за чайным столиком или на диване?

– Столик, – выбираю я.

Мадам Ох кивает официанту, и он в считанные секунды сервирует нам чай, ставит вазочку с шоколадными бомбошками, желает приятно провести время и оставляет нас одних. Я ни капли не сомневаюсь, что при необходимости он появится мгновенно.

– Итак, мадам Олвис, чем я могу вам помочь? – спрашиваю я, плюхнувшись в кресло и с удовольствием вытянув ноги.

– Ты такая же прямолинейная как Бер.

Мадам разливает из чайника чай по чашкам, себе добавляет молока. Я от сомнительной добавки отказываюсь. Нет, я знаю, что в высоких кругах чай пьют именно так, но, как по мне, разбавленный молоком, чай перестаёт быть чаем.

– Итак? – повторяю я с нажимом. Слушать о своём сходстве с папой я точно не намерена.

– Мирта… Мой младший сын… погиб.

Отвернувшись, она торопливо достаёт и прижимает к губам кружевной платок, слёзы текут по щекам, но на них женщина не обращает внимания. Судорожно всхлипнув, она всё тем же платком отмахивается от моего предложения подать ей воды. Минута, другая, и женщина с трудом берёт эмоции под контроль, делает глубокий вдох, медленно выдыхает.

Я не умею утешать, не умею подбирать правильных слов:

– Соболезную.

– Мой муж занимается разработками к северу от столицы, в город мы приезжаем редко и ненадолго. Когда Ринон поступил, я предлагала ему купить дом, но он отказался, не хотел тратить время на дорогу до академии и обратно, поселился в общежитии, – она ненадолго замолкает. – Прости за сумбур.

– Пока всё понятно.

– Ринон два года назад перенёс тяжёлую лихорадку, лекари не давали ему шансов. Я тогда воспользовалась услугой подпольного целителя, и тот передал мои жизненные силы Ринону. Как вы понимаете, следователям я этого сказать не могла. После того ритуала у меня остался сосуд, через который целитель перекачивал мои силы. За день до начала каникул сосуд рассыпался.

– Сосуд рассыпался ровно в тот миг, когда ваш сын скончался.

– Да, именно так. Я спрашивала у того целителя, он подтвердил.

– Вы хотите, чтобы я нашла убийцу?

– Нет. То есть да. То есть… Мирта, дослушай, хорошо?

– Извините.

Мадам промакивает глаза платком.

– Я не хотела верить, приехала в академию. Комендант общежития сказал, что Ринон ещё не сдавал комнату, проводил меня и даже пустил. Внутри были вещи, а Ринона нигде не было. Я дошла до ректора, вызвала полицию. В журнале появилась запись, что Ринон покинул территорию академии. Понимаешь?

– Добавили задним числом? А что полиция?

– Территорию академии обыскали, и тела не нашли. Следователь решил, что я ошиблась, что запись в журнале была изначально. Но это не важно. Два месяца спустя пришло письмо со штемпелем отделения почты старого континента. Почерк Ринона. Он просит прощения и пишет, что жизнь в колонии не для него, он отправился покорять метрополию. Полиция сочла, что Ринон нашёлся и закрыла дело. Мирта, сказать, что я не хочу наказать убийцу будет ложью, но больше всего я хочу похоронить Ринона. Он лежит где-то неизвестно где, совсем один. Я хочу, чтобы он спокойно спал на семейном кладбище.

– Мне жаль.

– Если ты найдёшь виновных, я, Мирта, не поскуплюсь. Но я пришла не за этим. Я прошу тебя найти тело моего мальчика. Я уверена, что он где-то в академии.

Я качаю головой:

– Не факт. То, что записи в журнале не было, ничего не значит. Его могли вывести тайком, – я специально подчёркиваю, что не сам Ринон нарушил правила, а его заставили.

То, что тело могли сжечь, я не упоминаю.

– Мирта, я оплачу тебе обучение на первом курсе. Найдёшь – оплачу учёбу до конца. А если найдёшь виновных…

– Нет.

– Что?

– Мадам Олвис, я бы могла воспользоваться вашим горем, но… Сколько времени прошло? Почти три месяца? Злоумышленник, кем бы он ни был, затёр следы.

– Мирта, я не прошу тебя найти, я прошу тебя приложить все усилия, чтобы найти.

– Нет.

Взяться за заведомо невыполнимую работу и при этом получить оплату учёбы за первый курс подло.

Я резко поднимаюсь и почти сбегаю.

– Мирта, подумай! Я останусь в городе до конца недели.

Выскочив в коридор, я с грохотом захлопываю дверь, и врезаюсь в оказавшегося на пути мужчину.

Глава 3

Рефлекторно цепляюсь за его рукав, и только поэтому мне удаётся устоять на ногах. «Белая жемчужина», как я заметила, полупустая, я просто не ожидала, что в коридоре кто-то будет. Не просто кто-то. Мужчина разительно отличается от всех, кого мне доводилось видеть в своей жизни. Черноглазый подтянутый брюнет – вроде бы, ничего особенного, но… Лицо не назвать красивым, скорее выразительным и породистым, у тех, чьи предки из поколения в поколения батрачили на самой низовой работе, таких лиц не бывает. Аристократ? Наша колониальная элита просто богачи, часто везунчики, которым посчастливилось вырваться из нищеты. Настоящих аристократов я никогда не видела. Я, наконец, понимаю, что выделяет мужчину. Он холёный, от кончиков уложенных волос до кончиков аккуратно подпиленных ногтей.

Мужчина окидывает меня оценивающим взглядом и увиденное ему откровенно не нравится. Ну да, ношеная одежда местами в заплатках, да ещё и пропылившаяся. Сколько ни стирай, один порыв ветра, и на плечах оседает пылевое облако. А ещё на мне не юбка, а штаны. Мужчина брезгливо кривится и выдёргивает из моей хватки рукав, а я почему-то продолжаю стоять, уткнувшись носом в бархат его камзола и смотреть снизу вверх. Как дурочка какая. На задворках сознания крутится важная мысль, но мне никак не удаётся поймать её за хвост.

– Смотри, куда идёшь, – недовольно бросает мужчина, обходит меня и скрывается в апартаментах через две двери от апартаментов мадам Ох.

А ведь мог вызвать швейцара и приказать вышвырнуть меня вон.

Что же меня так зацепило?

Озадаченная, я медленно спускаюсь на первый этаж, выхожу на улицу. Надо не о глупостях думать, а топать в любимый кабак старика Дранго. Что я буду делать, если не найду папиного приятеля?!

Уже на улице меня осеняет. Полы незастёгнутого камзола на миг приоткрылись, и я увидела серебристую цепочку, на конце которой мелькнула треугольная печать королевского дознавателя. Вот что меня зацепило!

С одной стороны, не моё дело. С другой стороны, я здесь живу. Должна быть очень веская причина, чтобы птица столь высокого полёта снизошла до наших задворок мира. В городе что-то случилось или вот-вот случится, но на рынке в последнее время не говорили ни о чём интересном, ни слова, ни полслова. Затишье перед бурей? Это… беспокоит.

Пойманная мысль перестаёт меня раздражать, и я выбрасываю дознавателя из головы. Достаточно, если в ближайшее время я буду внимательнее обычного, больше я всё равно сделать ничего не могу.

До нужного кабака я добираюсь через час. Вхожу в полутёмный пропахший кислым зал, оглядываюсь. Старик Дранго окопался в дальнем углу и прикладывается к горлышку тёмно-зелёной бутылки. Вроде бы, набраться до радужных кроликов ещё не успел.

Я решительно подхожу, рывком отбираю бутылку и сажусь напротив:

– Дядя Дранго, угостишь?

– Мирта? Тьфу, поскуда.

Даже к носу подносить ту сивуху, которую лакает старик, не буду – мерзость.

Я послушно отдаю бутылку, достаю из сумки извещение, слегка разглаживаю и кладу на стол.

– Опять тебе неймётся?

– Дядя Дранго, всё не так. Вы же знаете, что на мне кредит? Калеб грозился, что его дядя потребует досрочно расплатиться. Дядя Дранго, вы ведь меня знаете. Я даю слово не принимать заказов. Мне нужно сохранить контору, чтобы выплачивать кредит частями, иначе у меня дом заберут. Дом ведь залог по договору.

– Угу.

– Дядя…

– Вот неймётся тебе. Твой отец, Мирта, дураком не был. Тут, кто кого облапошил ещё вопрос, потому что у тебя никакой не дом, а двухэтажный сарай. Бер под залог получил в десять раз больше, чем стоит этот так называемый дом. Он мне сам рассказывал, что платит, пока с ним честно, а чуть что отдаст залог, так что не дури. Собирай вещи, угол для тебя я уже освободил. Замуж тебе, Мирта, надо. Муж тебя быстро от глупостей избавит. За моего племянника выходи, хороший парень, сам рукастый, и тебя к хозяйству быстро приставит.

Вот спасибо!

– Дядя…

– Не дядькай, – старик Дранго допивает содержимое бутылки залпом, крякает и небрежно отшвыривает извещение.

Я с ужасом осознаю – не поможет. Не только он, никто не поможет.

Скрипнув зубами, я подхватываю извещение и выхожу на улицу.

Дом… Дом, построенный папиными руками. Как они говорят – сарай.

Пожалуй, старик Дранго всё же помог мне… увидеть ситуацию в новом свете. Прежде я не задумывалась о стоимости здания, дом был для меня бесценным. Теперь же… На сегодня остаток долга превышает стоимость сколоченного из досок здания раза в четыре минимум. То есть отдать не деньгами, а домом… выгодно?

Это идея!

Нет, не отдать дом, хотя… папа бы не одобрил, сказал бы, что это всего лишь доски. Ценить надо жизнь и живых, а не вещи. Но даже если размышлять сухо, без эмоций – где мне жить? Старик Дранго пообещал мне бесплатный угол, но при этом прозрачно намекнул, что в нагрузку к углу идёт его племянник. Гостиная – дорого. Финансово я потяну ночлежку, но там такие личности селятся, что девушке даже близко подходить нельзя. Снять комнату? Здесь не старый свет, жильё не сдают, потому что это почти никому не нужно. Что-нибудь я, конечно, найду, но это ведь тупик – застряну поломойкой или официанткой, без перспектив, без будущего.

Идея…

Палящее солнце клонится к западу, но до ужина ещё час-полтора.

Я стучусь к человеку, которого хотела бы видеть меньше всего. Открывает мне зашуганная белобрысая девчушка в сером платье из домотканой шерсти. Выслушав меня, она быстро кивает, просит подождать и сбегает вглубь дома.

Дядя Калеба живёт в двухэтажном доме, разительно отличающимся от моего. Добротное здание из прямоугольного бруса, внутри отделка, по стенам развешана мазня бездарей, возомнивших себя художниками. Полы скрывают паласы.

Девчушка возвращается и приглашает меня следовать за ней, провожает на второй этаж, в кабинет и торопливо уходит, нервно дёрнув рукав, из-под которого на миг выглянул старый жёлто-зелёный синяк.

– Мирта!

Дядя Калеба натягивает на лицо благодушную улыбку, но выражение глаз остаётся ледяным, бездушным, как у рептилии. Больше со змеями и крокодилами никакого сходства. Крупная оплывшая с возрастом фигура, лицо Калеба, только постаревшее и перечёркнуто от глаза до подбородка шрамом.

– Проходи, садись, дорогая. Чем я могу тебе помочь? Не стесняйся, как-никак мы почти семья.

Противно.

Но я сдерживаюсь, сажусь, вольготно откидываюсь на спинку стула. Деревяшка врезается под лопатку, я игнорирую.

– Здравствуйте. Я бы хотела поговорить о долге моего отца. Я могу возвращать долг ежемесячными платежами, как платила ранее, и через указанный в договоре срок вы получите полную сумму с процентами, – грабительскими. – Вы знаете, что если вы выберете дом, вы понесёте серьёзные убытки?

Мужчина поджимает губы:

– И чем тебе Калеб не угодил? Видный парень, состоятельный, тебя любит. А ты ему сердце разбиваешь.

Хах! Не любит, а хочет недоступную.

– То-то главная новость вчерашнего дня, как Калеб в борделе подрался.

– Он парень молодой, здоровый. Ты ведь девочка уже взрослая, должна понимать, что у него естественные потребности есть. Раз нос воротишь, ему приходится.

Я морщусь:

– Давайте ближе к делу. Я готова принять долговые обязательства на себя, мы переподпишем договор.

– Ничего не выйдет, Мирта. Я же тебе уже сказал, Калеб парень состоятельный. Он выкупил у меня долговые обязательства твоего отца, и теперь ты должна не мне, а ему. Может, и уговоришь, – его взгляд из делового становится омерзительно липким, сползает вниз, задерживается на губах и останавливается на груди.

То есть дома я найду ещё одно извещение, а завтра, две сделки в один день закон запрещает, Калеб отберёт у меня дом. Просто прекрасно!

Не утруждая себя прощанием, я резко поднимаюсь. Так и тянет с грохотом отшвырнуть стул, но, кроме сиюминутного удовлетворения, я ничего не получу, а счёт за испорченную мебель этот гад выставит.

– Мирта, ветер поднимается, не спешите, пересидите у меня.

Ещё и издевается.

Я выскакиваю на улицу прямиком в объятия пылевого облака, отплёвываюсь от песка и поднимаю на нос болтавшуюся на шее косынку.

Будто сама судьба толкает меня принять предложение мадам Ох. Хорошо, что я не верю в судьбу.

Принять…? Если бы был хоть крошечный шанс выполнить заказ, я бы, наверно, согласилась. Я продолжаю шагать, но мыслями уношусь в академию. Итак, первокурсник погиб – это факт, подтверждённый рассыпавшимся сосудом. Верить приходится на слово, но вроде бы рассказ звучит достоверно. Сосуд – это серьёзно, человек, не сталкивавшийся за чёрными целителями просто не будет знать таких нюансов.

Мог ли первокурсник тайно покинуть территорию академии? Надо проверять, но думаю, что при должном старании лазейка найдётся. И получается, что погибнуть парень мог где угодно. Допустим, ушёл с территории тайком, забрёл в порт, нашёл неприятности и был брошен на корм рыбам. Только вот письмо со старого континента в эту теорию никак не вписывается. Значит, начинаю с начала. Парня, не важно где, убили. Убили не случайно, иначе бы не было письма. Тело искать бесполезно, зато можно попытаться провести собственное расследование и сгинуть следом, угу.