Полная версия
Исповедь самоубийцы. От первого лица
Глеб Вербов
Исповедь самоубийцы. От первого лица
Исповедь самоубийцы. От первого лица.
Глеб Вербов. verbovpost@gmail.com
Посвящаю моей жене.
“Счастливой мошкою летаю.
Живу ли я иль умираю.”
На свой день 50-летия я с удовлетворением созерцал свой пройденный путь. Пусть у меня не было больших богатств, но первая половина жизни была прожита интересно и не напрасно. Ещё подростком я увлёкся физикой. Это была первая любовь. В окружающем мире вдруг обнаружились закономерности. Хотя, этого могло бы и не быть. Чайник остывает по экспоненте. И такая зависимость будет и у нас, и в любом другом месте со сходными условиями. То есть в мире всё определяется начальными условиями (квантовую механику пока в расчёт не берём). А каковы самые начальные условия? Где начало? Есть ли оно? Как и конец? Всё это завораживало, это были, как тогда казалось, самые главные вопросы. Впрочем, как и сейчас.
Программирование, вычислительная техника меня также, естественно, интересовали, так как позволяли моделировать внешний физический мир. После окончания ВУЗа по компьютерной специальности я пошёл работать в крупную компанию программистом, работал также некоторое время в институте, занимаясь научной работой. Закончил аспирантуру, защитился (остепенился, как любят шутить кандидаты наук). Женился, родились сын, дочь, жизнь удалась. Так продолжалось до 2020 года, когда началась эпидемия коронавируса.
В начале марта 2020 года в мире было всего около 100 тыс. инфицированных, причём большая часть из них приходилась на Китай. В Китае ввели жёсткие ограничения, что позволило именно в Китае затормозить рост заболевания. Поэтому и в общем казалось, что рост заболевания во всём мире замедляется.
Однако, это было обманчивое впечатление. Если не учитывать Китай, то рост был, причём примерно по той самой экспоненте, по которой остывает чайник. Только наоборот: здесь было не остывание, а взрыв. Доля остального мира в заболеваемости была пока много меньше, чем вклад одного Китая. Но очень скоро это маленькое облачко должно было превратиться в грозовую тучу. Я смоделировал развитие ситуации, и у меня получилось, что уже ко 2 апреля 2020 года количество инфицированных во всём мире достигнет 1 млн. человек. Это было в то время для многих не очевидно, так как уже несколько дней количество заболевших было около 100 тыс. человек, лишь немного подрастая день ото дня. Я даже заключил пари с одним товарищем, и у меня до сих пор хранится его расписка. Честно говоря, я и сам немного удивился, когда именно 2 апреля количество инфицированных в мире достигло 1 млн. человек.
Работать в компании, общаясь с большим количеством людей, становилась рискованно. Поэтому я ушёл из компании и нашёл работу программистом на удалёнке.
Прошло два года. Жизнь налаживалась. У меня уже рисовалась в воображении перспектива, как мы с женой, наконец, поедем отдыхать в Сочи, и я обязательно свожу её в хороший ресторан. Как она будет счастлива!..
На 50-летие я сам себе решил сделать подарок – заказал хорошие очки, так как зрение было уже не то, что раньше, а я решил, что буду теперь больше читать книг. В конце концов, могу уже позволить себе такую роскошь!
Я давно себе наметил план, что после 50 лет резко изменю свой образ жизни – буду больше времени проводить с семьёй, читать, займусь спортом и так далее. Однако, работа не отпускала. Я продолжал сидеть перед компьютером по 12 часов в день, писал программы, совершенствовал коды. Так прошла ровно ещё одна неделя после моего юбилея. И внезапно всё изменилось. Правда теперь уже не совсем по моей воле.
Я проснулся ночью от боли в животе. Сначала я не придал этому значения, перевернулся с живота на спину и снова заснул. Утром меня пронесло. Ну, с кем не бывает. Немного болело в правом боку. Я, конечно, знал про аппендикс, но слышал, что боли при его воспалении невыносимы. А у меня болело только при подъёме с кровати и при надавливании. Наверное, растянул мышцы, подумал я и с головой погрузился в свою обычную работу программиста, то есть снова весь день провёл, сидя за компьютером. На следующее утро дискомфорт в животе усилился. До меня стало доходить, что это всё же может быть и аппендикс, так как боль была именно в месте его теоретического расположения. Далее у меня поднялась температура, начался озноб, и я вызвал скорую. Скорая доставила меня в больницу, где в тот же день мне сделали операцию по удалению аппендикса. Причём хирург сказал, что, если бы ещё немного протянул, было бы намного хуже – могло начаться воспаление брюшины – перитонит. А боли сильной я не чувствовал из-за отмирания нервных клеток аппендикса. Век живи, век учись.
Я уже было вздохнул спокойно, мол, снова пронесло. Но, как оказалось, на этот раз это было только начало.
В больнице, где меня прооперировали, был стандартный подход к послеоперационной реабилитации больных – таким, как я, например, 2 раза в день ставили капельницу с метрогилом, а вечером кололи внутримышечно ещё какой-то антибиотик. У метрогила есть много побочных эффектов, в том числе спутанность сознания, галлюцинации и так далее. Конечно, это проявляется не у всех и в разной степени. Анализы крови у меня взяли всего 2 раза – до операции и после. А дальше просто вливали антибиотики, ничего уже не контролируя. Наверное, именно поэтому и произошли события, описанные ниже. Зачем я вообще всё это решил описать? Дело в том, что я считаю себя исследователем. И меня всегда восхищали учёные, которые, даже зная, что они погибают, находили в себе силы вести дневник наблюдений до самого конца. Как, например, тот самый исследователь, который до последнего момента вёл записи, пока его стратостат падал из верхних слоёв атмосферы. Поэтому, даже находясь в состоянии полной депрессии, я обещал себе, что обязательно опишу всё, что со мной происходило, при первой же возможности. Ведь такое максимально точное описание своих ощущений и состояний может помочь науке облегчить страдания пациентов. Естественно, имена и некоторые незначительные детали здесь не совпадают с реальностью, но всё, что на мой взгляд имеет значение, я попытался передать с педантичностью ученого.
Итак, меня после операции привезли в палату, где я и проспал до утра. Утром я сдал на анализы мочу и кровь. Это был последний раз, когда у меня брали анализы. В дальнейшем было лишь измерение температуры утром и вечером. Также в коридоре на столе у медсестры лежал тонометр, и все желающие могли сами измерить себе давление. Затем мне поставили капельницу с метрогилом. Возможно, метрогил или ещё что-то мне вводили и после операции вчера вечером, но этого я не помню. Метрогил с тех пор мне ставили дважды в день – утром и вечером, а также кололи внутримышечно ещё какое-то средство, по словам медсестры, тоже антибиотик.
Я интересовался тем, что мне вводят, просто по привычке научного работника – протоколировать весь ход эксперимента. Никакого беспокойства по поводу возможных побочных эффектов я не испытывал, да и не знал о них. Я был благодарен врачам за то, что они фактически спасли меня в последний момент времени. И с благодарностью принимал дальнейшее лечение. Поэтому, когда у меня началось расстройство сна по ночам, я это списал на свою впечатлительность и смену обстановки. Однако, каждую последующую ночь ситуация усугублялась – у меня поднималось давление, сердце учащённо колотилось, я не понимал, из-за чего это происходит. Подсознательно я стал побаиваться приближения ночи, хотя днём я себя ещё полностью контролировал, с интересом общался с другими обитателями нашей палаты. Ещё меня позабавило то, что номер нашей палаты заканчивался на цифру 6. Я так и говорил своим соседям: – Мы не зря собрались все здесь – в палате номер шесть!
К слову сказать, все пациенты, которых я встретил в этой палате, были очень интересными людьми. Помню, у нас зашёл как-то спор о том, какой носитель информации является самым надёжным. Компакт-диск? Винчестер? SSD? В итоге пришли к выводу, что самый надёжный носитель информации – человеческая память. Если человек хороший – о нём будут помнить всегда.
Нет, конечно, были и исключения из правил. В нашей палате побывали не только интеллигенты. На третий день моего пребывания в больнице нам в палату положили парня с аппендицитом, как у меня. Но затем в тот же день парня перевели в другую палату, а нам на его место привезли отнюдь не интеллигентного вида детину с щетиной после операции по удалению грыжи. У него из мочевого пузыря была выведена трубка, на конце которой висел мешок для сбора мочи. Его переложили на кровать, при этом он не вполне культурно выражался. Немного отдышавшись, он объявил на всю палату: – Здорово, мужики! Меня зовут Пётр.
В палате повисла неловкая пауза. Слишком велик был контраст между нашими интеллигентными разговорами и таким бесцеремонным поведением. Тем не менее, человек поздоровался, и я первый нарушил немного затянувшуюся тишину: – Я – Глеб.
– Глеб, понятно, – услышал я удовлетворённый голос.
Представились и другие. Правда один дедушка, похоже забыл своё имя: – Меня зовут… Меня зовут, – повторял он.
– А меня, когда надо, тогда и зовут! – подвёл итог детина. И добавил, как бы невзначай: – Ох, как курить охота.
Но здесь его ждало самое большое, наверное, разочарование в его жизни: никто не кинулся к нему с замусоленным бычком и не дал затянуться по полной. В палате были некурящие интеллигенты, что с них взять?! Детина что-то пробормотал невнятное, видимо жалуюсь на судьбу, которая закинула его в такое гиблое место, и вдруг новая мысль осенила его чело: – Мужики, позовите сестру, мне в туалет надо! Сестру позвали, но она категорически запретила ему вставать, ведь его только что прооперировали: -Да и одежды у вас нет никакой, вас привезли к нам голым!
Да, вот такой контингент объявился у нас в палате! Даже в больницу не могут приехать по-человечески! Видимо, был пьян, гол, схватил приступ, собутыльники вызвали скорую. Картина маслом. Мне было всё ясно, хотя один момент был нелогичен: кто бы он ни был, но как ему ходить в туалет? Я задал этот вопрос сестре, на что получил исчерпывающий ответ:
– Голеньким, как Иисус.
Я посмотрел на детину: сходство с Иисусом было лишь весьма отдалённое. Видимо, у других пациентов нашей палаты промелькнула та же мысль, и, дабы не оскорблять чувства верующих, один сердобольный интеллигент предложил ему свои новые трусы, тем более что он уже скоро выписывался. Натянув кое-как на себя трусы, детина тут же сделал попытку встать. Однако, этот фокус чудесного воскрешения не удался, и этот невежа бессильно обмяк на кровати, корчась от боли. План покурить где-нибудь в туалете провалился. Некоторое время с его кровати доносились лишь скрежет зубов и приглушённые стоны. Спустя какое-то время оттуда вновь послышался голос: – Мужики, есть пить?
Это уже было понятное всем нормальным людям желание. Поэтому у него на столике сразу появилась бутылка с водой. Конечно, это могло быть вовсе не тем, что с удовольствием выпил бы сейчас детина, но он уже понял, куда его занесло, и смиренно потягивал воду из бутылки. Наше чувство гуманности было удовлетворено. На некоторое время в палате воцарился умиротворённый покой. Да, – размышлял я про себя, – любой человек, даже самый потерянный грешник, заслуживает гуманного к себе отношения, особенно в таком беспомощном состоянии. Конечно, он не ведает что творит, когда сам разрушает собственное тело – единственное, что у него на самом деле есть в жизни. Он в глубине души верит, что оно вечно, до тех пор, пока не окажется вот в такой беспомощной ситуации. Так надо дать человеку шанс переосмыслить свою жизнь, – думал я, не зная ещё, что таких шансов у Петра было уже много.
До конца дня наш новый постоялец больше не просил ничего, лишь изредка подшучивал над дедом и самим собой.
Я умиротворённо смотрел на свою капельницу с метрогилом, философски размышляя о том, что можно бесконечно долго смотреть на то, как в тебя течёт вода. Всё пока было спокойно и безмятежно. Ночью я спал плохо, снова ломили ступни и пальцы ног, сердце колотилось, я заснул лишь под утро.
На следующий день к нашему новому постояльцу пришла жена. Правильнее было бы сказать – ворвалась. Это была крупная, полная женщина, отнюдь не интеллигентного вида, даже несмотря на её очки. Не поздоровавшись ни с кем, она ринулась к своему мужу, и, казалось, весь мир для них в этот момент перестал существовать. Немного успокоившись от первой встречи, жена, зная, что сейчас нужно её мужу в первую очередь, достала электронную сигарету, включила её, не спросив разрешения у других обитателей палаты, и сунула ему в зубы.
После первой затяжки, мне показалось, что начинается извержение Везувия. Это хамское поведение по отношению к окружающим сильно возмутило меня. Я приготовился к праведному бою, в котором я бы одержал уверенную победу, так как по правилам больницы курить было категорически запрещено даже в туалетах, не говоря уже о палате. Какая наглость, – думал я, предвкушая, как поставлю на место эту неотёсанную, эгоистичную особь, которая не только убивает своего мужа, давая ему курить в таком состоянии, но и травит всё живое вокруг себя. Но какой-то внутренний голос сказал мне: – Погоди, не руби сгоряча. Какими бы грубыми и эгоистичными ни были эти люди, они, как ни странно, кажется, способны на настоящую любовь. Поэтому лучше я прямо попрошу этого мужика не курить в палате, но позже, когда их свидание закончится. А пока я ведь могу и выйти из палаты и погулять в коридоре.
Гулять пришлось долго. Когда, наконец, его жена ушла, я вернулся в палату и вежливо, но твёрдо сказал:
– Пётр, я не хотел это говорить в присутствии твоей жены. У меня к тебе большая просьба – не курить в палате. Я терпеть не могу дым, в том числе от вайп сигарет.
Видно было, что мужик внутренне напрягся, он произнёс сквозь зубы:
– Ну, во-первых, это не вайп…
Я сразу возразил:
– В любом случае, я этого не переношу. Ты же видел, что я сразу выскочил из палаты…
До него стало что-то доходить и он, сделав над собой явное усилие, промолвил:
– Хорошо.
И действительно, после этого он ни разу не курил в палате, хотя теперь это было ещё мучительные, так как рядом была сигарета! Если бы я ринулся в бой в присутствии его жены, результат в конце концов был бы достигнут всё равно, но я бы приобрёл в его лице непримиримого врага, которому нанесли оскорбление в присутствии важного для него человека. И мирная атмосфера нашей палаты была бы нарушена. Я был доволен, что смог так дипломатично решить этот вопрос:
– Как важно уметь не поддаваться первым вспышками гнева! Успокоиться и обдумать ситуацию, прежде чем действовать… Весь мир стал бы от этого лучше, – поражался я своему “открытию”.
Тем временем, к нашему горе-соседу опять пришла жена и первым делом решила, естественно, всунуть ему в зубы сигарету.
– Не, не надо, – сказал, не веря, что это говорит он сам, детина.
Жена изумилась, даже испугалась: – Как это не надо?
– Не надо, здесь народ…
– Какой народ? – ещё более удивилась жена, враждебно оглядываясь вокруг. – Не поняла…
Зато понял я: для его жены во всём мире существовал только один человек – её муж. И она была готова разорвать любого, кто угрожал каким-либо образом её мужу. Весь остальной мир был для неё враждебным. Но, к счастью, с ней мне не спать… в одной палате. А её муж оправдывал мои надежды:
– Нельзя здесь. Будем ходить курить на улицу.
– Да ты же ещё до туалета не доходишь! Какая улица?!
– Ничего, на коляске меня возить будешь…
– Да-а-а, – думал я. – А ведь детина вроде, человеком оказался. Как же обманчиво бывает первое впечатление!
Действительно, несколько раз на день жена отвоевывала единственную на весь этаж коляску, сажала туда мужа, и они выезжали на улицу курить. Это занимало уйму времени, так как нужно ещё было уговорить персонал задействовать не предназначенный для таких целей служебный лифт, а других лифтов не было.
Представляю, что ему говорила про меня жена во время таких вояжей. Но почему-то уверен в том, что он как мог защищал меня.
Вообще, предвзятое отношение к незнакомым людям – это бич нашего общества. У нас в голове есть много стереотипов, и мы автоматически пытаемся незнакомых людей отнести к одному из них. А это может сильно усложнить выстраивание нормальных отношений с этими людьми.
На нашем этаже была отдельная палата, в которой лежали бывшие зеки. Они держались обособленно от остальных пациентов. Впрочем, никто и не рвался к общению с ними. Их сторонились, обходили, стараясь нечаянно не прикоснуться к ним. Они были как прокажённые. Общество разделило всех людей на зеков и не зеков. Также, как и на психов и не психов. Таких штампов много, но эти наиболее показательные.
Причём неважно, почему человек получил статус зека или психа. Но ведь ясно, что не все зеки осуждены справедливо, как и не все психи на самом деле являются таковыми. Жизнь – сложная штука. Обстоятельства бывают разные, и закон не может учесть все ситуации. Да и разобраться до конца в каждом конкретном случае просто не хватает возможностей. Ведь судьи в данном случае – не боги, а такие же люди, как и те, которых они судят. Если этот людской суд решает, что человек виновен, или, что он – псих (это решает врач – тоже не Бог), то это клеймо остаётся на человеке на всю его жизнь. Поломанную жизнь. Ведь по сути – это деление всех людей на “плохих” и “хороших”, и “хорошие” будут всю жизнь сторониться “плохих”, а “плохие”, в свою очередь, презирать “хороших”, “белых и пушистых”. И не без основания. Я на своей шкуре убедился, что, чем сильнее человек страдает, тем он более чувствителен к чужой боли. Ясно, что на долю зеков и психов выпадает в среднем больше страданий и испытаний, чем на долю нормальных людей. Так выходит, что именно зеки и психи больше способны на сострадание, чем мы, обычные люди? Я на тот момент относил себя, естественно, к нормальным. Так кто же тогда из нас человечнее – мы или они?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.