Год 1914-й. До первого листопада

Александр Михайловский, Юлия Маркова

Год 1914-й. До первого листопада

Часть 49

Шестьсот сорок пятый день в мире Содома. Утро. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.

На дело с Францем Фердинандом я решился с превеликим скрипом. С одной стороны, я чувствовал, что сохранение жизни этому человеку принесет в ближайшем будущем немало положительных моментов. С другой стороны, риск был ужасный, ведь если этот исторический персонаж не выживет, меняя тем самым историю, то и последующие порталы, вплоть до момента коренного перелома обстановки, можно будет открывать только в непосредственных окрестностях Сараево. В таком случае придется снять с якоря «Неумолимый» (чего я отчаянно не хочу делать) и организовать желающим повоевать господам европейцам (а это в основном англичане, французы и австрийцы) небольшой локальный Армагеддон. Но размахивать кувалдой там, где требуется тонкая ювелирная работа, как-то не комильфо, так что две недели, остававшиеся нам до событий в Сараево, мы провели за тщательной подготовкой плана операции «Один день в Сараево».

Все должно пройти так, чтобы и эрцгерцог выжил, и повод, позволивший престарелому мизераблю Францу-Иосифу развязать войну по схеме Основного Потока, тоже никуда не исчез. Моя энергооболочка, едва сунув в тот мир свой нос через просмотровое окно, сразу заявила, что грядущей большой войной там не просто пахнет, а откровенно смердит. А ведь еще даже не прозвучали выстрелы в Сараево, не говоря уже о первых артиллерийских залпах под Белградом, когда австрийская артиллерия с левого берега Дуная будет обстреливать сербскую столицу. Впрочем, если война не полыхнет в Сербии, роковой инцидент случится где-нибудь еще, но Великой Войне – непременно быть. Ее, будто девушку в жемчугах, хотят все. Британия желает ограничить рост германского могущества на морях, Франция – вернуть Эльзас и Лотарингию, Россия – смыть кровью позор неудачной русско-японской войны, Австро-Венгрия – стереть с лица земли непокорных балканских славян, а Германия жаждет получить свободный доступ к морям, преодолев британскую морскую блокаду, а также обрасти бескрайнее жизненное пространство (лебенсраум) на Востоке. При этом Британия надеется сделать все чужими руками, Германия будет полностью готова к войне после 1918 года, Австро-Венгрия – никогда; Франция считает, что война нужна ей немедленно, а Россия некритически следует пожеланиям Франции, поскольку целиком зависит от нее политически и экономически. И никто пока не подозревает, какими реками крови и морями слез обернутся эти обычные, казалось бы, желания.

При непосредственном планировании операции самый первый вариант, с наложением на сладкую австрийскую парочку заклинание регенерации, предложенный Димой Колдуном, мы отвергли почти сразу. Конечно, это решило бы все проблемы, потому что убить австрийского эрцгерцога в таком случае можно было лишь из пушки. Но при проведении такой операции, продолжающейся от пяти минут до получаса, клиент должен лежать перед Колдуном тих и неподвижен, а не просто пребывать в пределах его поля зрения на расстоянии пары десятков метров, мельтеша между другими людьми. Если бы Франц Фердинанд и его супруга, прибыв на поезде, сперва заночевали бы в гостинице, то мы бы все организовали по высшему разряду. Команда «всем спать» – и у Колдуна впереди была бы целая ночь. Но, увы, эрцгерцог ринулся под пули прямо с вокзала, не останавливаясь предварительно на постой.

Отвергли мы и идею перед самым покушением наложить на Франца Фердинанда и Софию заклинание стасиса. Тогда мы сохранили бы им жизнь с гарантией, ибо, согласно теории, пленка остановленного времени способна выстоять даже в гипоцентре ядерного взрыва. Но у этого явления имеются некоторые побочные варианты. Это набросить стасис можно мгновенно, а вот снять его так же быстро не получится. Стандартный срок действия заклинания без режима автопродления – около суток, минимальный – пять минут. Думаю, что окаменевшие, а потом оттаявшие тушки эрцгерцога и его супруги вызовут переполох не меньший, а даже больший, чем само покушение. А нам до битвы за Восточную Пруссию никаких лишних поводов для международных волнений не надо. Пусть все идет почти как обычно, за исключением той малости, что Франц Фердинанд будет жив, а не мертв. Местные даже не заметят разницы, потому что не знают, как должно быть, а мы будем иметь возможность два месяца действовать тихой сапой, и только потом объявить о своем появлении: «Всем лежать, бояться, работает Бич Божий!».

Поэтому я решил пойти на дело сам, прикрывшись личиной знатного иностранца, сопровождающего прекрасную даму. Нет не Елизавету Дмитриевну, как можно было бы подумать, и не Анну Сергеевну, а геноссе Бригитту Бергман, которая под прикрытием личины Снежной королевы от мисс Зул превратилась в оружие страшной поражающей силы. До того, как прозвучат выстрелы, все находящиеся на углу в окрестностях Латинского моста, за исключением Гаврилы Принципа, будут глазеть на мою спутницу, и эрцгерцогская чета не исключение. Потенциальный убийца при этом будет заметен как голый на базаре, ибо он один не будет отвлекаться на созерцание окружающих красот.

28 июня 1914 года, 10:45. Австро-Венгерская империя, Босния и Герцеговина, Сараево, набережная Аппель в окрестностях Латинского моста.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.

Так мы с Бригиттой и поступили, появившись в соседствующем с будущим местом преступления переулке ровно в тот момент, когда колонна из четырех[1] машин, сопровождаемая кавалерийским эскортом, отъехала от здания городской ратуши, где главный герой зачитывал торжественную речь. Настроение у него было так себе, ибо за час до этого один из приятелей Гаврилы Принципа, некто Васо Чубрилович, уже попытался угостить его бомбой-македонкой, но неудачно. Неудачливый гранатометчик не учел скорость движение авто, а может быть, изначально был до предела криворуким, так что брошенный им самодельный взрывающийся предмет не попал внутрь открытого салона (что гарантировало бы разом четыре трупа). Вместо того самодельная граната упала на откинутый тент кабриолета, изящно отпружинила, после чего разорвалась на дороге перед капотом следующей машины в кортеже. Результатом взрыва стала воронка в дорожном покрытии, диаметром тридцать и глубиной семнадцать сантиметров, ранения двух десятков человек и повреждение одного автомобиля.

От Ратуши до Латинского моста, напротив которого произойдет покушение – метров четыреста. В наше время, с учетом скорости современных авто на городских улицах, это расстояние можно проехать за минуту, а в начале двадцатого века, в частности, из-за наличия кавалерийского эскорта, эрцгерцогский кортеж тащился вдвое дольше. И вот тут начались неожиданности. Из описаний покушения, которые мы смогли найти в библиотеке любезной Ольги Васильевны, следовало, что машину с Францем Фердинандом и Софией обстреляли на ходу, когда кортеж проезжал мимо магазина «Деликатесы Морица Шиллера», что прямо напротив Латинского моста. Но все пошло совсем не так. Когда две первых машины с охраной, раздвигая капотами толпу, свернули с набережной в узкий проулок, из которого мы только что собирались выходить, товарищ Бригитта мысленно сказала мне: «Алерт!», – и потянула влево, почти вплотную к стене. Машина с эрцгерцогской четой, двигавшаяся в колонне третьей, тоже стала поворачивать – и вдруг, затормозив, заглохла, раскорячившись прямо на углу, напротив магазина деликатесов.

И тут я со спины увидел человека, поднимающего извлеченный из кармана автоматический пистолет… Первый выстрел Гаврила Принцип сделал от бедра. Насколько я понимаю, это была та самая пуля, которая должна была попасть эрцгерцогине в живот и привести ее к смерти от внутреннего кровотечения за десять минут. Энергооболочка бога войны подправила траекторию – и пуля, пробив дверцу автомобиля, изменила направление полета и угодила в ногу Наместнику Боснии и Герцеговины графу Оскару Потиореку, стоявшему на подножке с противоположной стороны машины. Окрестности потряс громкий вибрирующий вопль. Огнестрельный перелом бедренной кости почти над коленным суставом – очень больно, но не смертельно, а кровотечение элементарно останавливается наложением жгута – не то что при проникающем ранении в живот или разрыве яремной вены и трахеи. Второй выстрел тоже пришлось немного подправить, чтобы пуля попала Францу Фердинанду в ключицу, а не в шею… А уже третий раз пальнуть террористу просто не дали. Народ налетел на него толпой, сбил с ног и принялся яростно топтать.

Поняв, что дело сделано так, как надо, товарищ Бригитта накинула на нас полог отвлечения внимания и, пока народ со всей пролетарской яростью месил Гаврилу Принципа, мы с ней, никем не замеченные, ушли обратно к себе в мир Содома. При этом показалось, что обратный переход дался нам гораздо легче, и вместе с тем возникло ощущение, что классическая версия причин произошедшего, мягко выражаясь, хромает на обе ноги. Этот вопрос хорошо бы тщательно обсудить в кругу знающих людей, одновременно позаботившись о том, чтобы Франца Фердинанда не добили прямо в госпитале (для чего придется планировать отдельную операцию). А то, судя по всему, «свои» хотят его смерти даже больше, чем «чужие».

Шестьсот сорок пятый день в мире Содома, около полудня. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.

– Да, – подтвердила мою догадку товарищ Бергман, когда мы вернулись в свое Тридесятое царство и собрали на совещание ближний круг, – тот тип, в которого вы отвели предназначенную герцогине пулю, увидев человека с оружием, с облегчением подумал: «Ну наконец-то!». Хотя, если бы это был не стрелок, а бомбометатель, то его разорвало бы на части вместе с другими пассажирами машины.

– Ну, это вряд ли, – хмыкнул я. – Спрыгнуть при виде бомбы с подножки и залечь плашмя – дело двух секунд. Взрывная волна тогда пройдет поверх тушки, а поднявшийся на ноги герой сможет долго трясти контуженой головой и до конца жизни хвастаться, что выжил в покушении на наследника престола. Поэтому и поехал этот тип на подножке, как какой-то мальчишка-босяк, а не в машине, как белый человек. При этом он явно был уверен, что покушение организовано не на него…

– Вторая мысль этого типа уже после того, как он ощутил боль от ранения, была: «Так мы не договаривались», – сказала Бригитта, – что означает только то, что этот человек был заранее осведомлен о покушении, и даже, более того, создавал для него благоприятные условия.

– Вполне возможно, – кивнул я. – Наш нынешний «подзащитный» – человек ершистый, неудобный, плюющий с высоты своего положения на мнение высшего света и правила приличия. Мне Франц Фердинанд отчетливо симпатичен, зато половина венского бомонда яростно желает его смерти – точно так же, как стая черных ворон ополчается на белую. Думаю, в Вене, когда узнали о планах французов сербскими руками устранить этого «анфан террибль», разве что в ладоши не захлопали. А не узнать об этом они не могли, ибо январский сбор сербских радикалов в Тулузе выглядел весьма подозрительно. Майор Воислав Танкосич, курировавший в сербском генштабе диверсионную деятельность, мог собрать своих головорезов на совещание не в Белграде, Крагуеваце или Нише, а на территории французской ГВМБ на Средиземном море только из-за необходимости встречи с куратором из числа офицеров военной разведки Третьей Республики.

– Да, – подтвердила Бригитта, – Тулуза не Марсель, и случайные люди туда просто так не поедут. Так что французская военная разведка, она же Второе Бюро, скорее всего, в этом деле замешана по самую макушку. Но что из этого следует для нас?

Я подумал и ответил:

– Для нас из этого следует, что для меня однозначной оценки того, кто был виновником войны, а кто стал ее невинной жертвой, больше не существует. Если информацию о готовящемся покушении на наследника престола смогли получить в Вене, то почему бы о нем не узнать и германской разведке? И только в силу того, что Берлину тоже до чертиков захотелось повоевать, дело с покушением в Сараево и там было пущено на самотек. Должен напомнить, что предыдущий Фашодский кризис, случившийся за шесть лет до нынешнего инцидента, затаптывали всем европейским кагалом, потому что тогда война не нужна была никому; на этот же раз одни радостно организуют повод для грядущей мировой бойни, а другие взирают на это с воистину олимпийским спокойствием…

– А как же ваша любимая Россия? – усмехнулась товарищ Бергман. – Неужели она в ваших глазах такая же грешная, как и все остальные?

– Российская империя – точнее, ее император – в данном случае не исключение, – стиснув зубы, ответил я. – В отличие от своей предыдущей версии, тут Николай Александрович более многогрешен, унижен поражением в русско-японской войне, а также попран наличием собственноручно подписанной Конституции и всенародно избранной Государственной Думы. Сейчас он готов на все, лишь бы компенсировать былые поражения и унижения ореолом победителя Германии и Австро-Венгрии. Ведь в альянсе с Францией и Великобританией грядущая война выглядит делом быстрым и почти безопасным.

– Да, это похоже на правду, – сказала Птица. – Едва только Николай Второй оправился от моральной травмы, нанесенной событиями русско-японской войны и революцией пятого года, самым главным для него снова стал крик души: «Не заслоняйте!». Положение народных масс за счет либерализации политики улучшилось незначительно, не были произведены ни ликвидация безграмотности, ни создание общенациональной системы здравоохранения, но последний русский царь неожиданно вновь почувствовал себя самым большим начальником, Хозяином Земли Русской. И понеслись ретивые.

– Я думаю, – сказала Кобра, – что этот перелом произошел в нем накануне убийства Столыпина. До того доминантный премьер был ему защитой и опорой, а после стал затенять коронованное ничтожество, а потому был убит и низвергнут с пьедестала.

– А еще, – добавила Птица, – он точно так же, как и Венский бомонд, на дух не переносил Франца Фердинанда. Как тот смел жениться по любви и быть счастливым, в то время как у самого Николая, буквально выканючившего свой брак у ПапА и МамА, в личной жизни были одни проблемы, и даже долгожданный сын оказался поражен тяжкой неизлечимой болезнью?

Я пожал плечами и сказал:

– Меня ни в каком виде не волнуют хотелки и заморочки нынешнего русского царя и некоторой части российской элиты, некритически воспринимающей французское влияние. Но это отношение ни в коем случае не распространяется на российский народ и на российское государство в целом. На стороне российского государства я буду сражаться, защищая российский народ от внешних и внутренних врагов, ибо иное будет противно принесенной мною присяге. Я понимаю, что вступать в бой мне придется с мечом в одной руке и скребком для выгребания навоза в другой, ибо слой этого вещества на нынешней российской действительности достиг уже почти авгиевой толщины. Еще немного – и настанет время, когда можно будет только спустить в унитазе воду и приступить к строительству первого в мире государства рабочих и крестьян. И еще я должен сказать, что не испытываю ненависти и презрения ни к немецкому, ни к французскому, ни к каким-либо еще народам, втянутым политиканами в грандиозную общеевропейскую бойню. На фронте вооруженный враг – законная цель, но едва солдат вражеской армии бросит оружие и взмолится о пощаде, я отнесусь к нему со всей возможной гуманностью, приличествующей Божьему Посланцу. Также я обязуюсь не бомбить и не разрушать городов неприятельских стран, ибо Господь желает обращения грешника, а не его смерти. Dixi!

И в этот момент неожиданность выдал Профессор, который, как и положено пажу-адъютанту, стоял поблизости, молчал и мотал на отсутствующий пока ус.

– Сергей Сергеевич, – сказал он, – разрешите высказать соображение?

Профессор – это далеко уже не тот мальчик, с которым мы начинали свой путь у горячего ручья в мире Подвалов. Флоренс Найтингейл как-то назвала его «маленьким русским солдатом». За два года мой юный воспитанник подрос и набрался опыта, которого хватило бы большинству взрослых, у него развился цепкий, наблюдательный взгляд, а суждения, которые он высказывает при написании своих рапортов[2], ничуть не напоминают детский лепет. Так что пусть говорит, лишним это не будет. Вообще-то по правилам, введенным Петром Великим, на военном совете первым должен высказываться самый младший, но, видимо, тогда у моего воспитанника отсутствовала критическая масса наблюдений.

– Высказывайся, Профессор, – ответил я, – только, будь добр, покороче.

– Мне кажется, – немного волнуясь, сказал мой юный адъютант, оглядывая присутствующих, – что вы все немного неправильно воспринимаете задачу. Это мы, родившиеся гораздо позже этих событий, понимаем, что эта война была кровопролитна, безрезультатна и в той или иной мере навредила всем участвовавшим в ней странам. Здешние люди к подобному выводу начнут приходить году к шестнадцатому, а то и к восемнадцатому. А сейчас они все наивные и радостные от того, что вот-вот решатся все их проблемы и воплотятся желания. И даже окружение второй армии в Восточной Пруссии, которое вы хотите предотвратить, в Петербурге воспримут как мелкую досадную неудачу. В отличие от предыдущего мира, где над русской армией уже витало безнадежное ощущение грядущего поражения, тут всеми – от императора до последнего нижнего чина – овладело бодрое предчувствие великих побед. Мол, разгромим австрияков и германцев, и вернемся по домам до первого листопада. И вы, Сергей Сергеевич, никак не убедите этих людей в том, что отводите их с катастрофического пути. Напротив, и в России, и во Франции с Британией будут считать, что вы покушаетесь на их законную добычу, что они справились бы и без вас, а вы им только все испортили.

Я прогнал сказанное Профессором через энергооболочку Бога Войны, и не нашел в его постулатах никакого изъяна. Так все и будет, если я попробую идти накатанным путем. Во всех предыдущих мирах, начиная, собственно, с мира Великой Артании, мои местные союзники изнемогали под натиском превосходящих вражеских сил, а потому воспринимали помощь моей армии исключительно как положительное явление, но в мире Первой Мировой Войны все совсем не так. Тут до самого конца – то есть до Февральской революции и Приказа № 1 Временного Правительства (набрали идиотов по объявлению) – германская армия не воспринималась в окопах как в принципе неодолимый враг. Стиснутые в тисках идеальной блокады Германия и Австро-Венгрия были обречены на капитуляцию по причине наступившего голода и нехватки сырья на военных заводах. Если у русской армии нет сил наступать, то солдатам достаточно просто просидеть в окопах полгода или год, после чего крах Центральных Держав будет неизбежен по чисто экономическим причинам.

– Да, Профессор, – сказал я вслух, закончив свой обмен мнениями с энергооболочкой, – ты полностью прав. Для России с ее эмоционально неустойчивым и крайне самолюбивым монархом мы будем союзником нежелательным, если не сказать больше. Хотя задачи исправления этого мира с нас никто не снимал. Есть у кого-нибудь какие-нибудь соображения, каким образом мы сможем обойти эти граничные условия?

– Есть, – сказал Профессор. – Только один народ вступает в эту войну без энтузиазма, с предчувствием величайшей беды и даже национальной катастрофы. Безумные политиканы втравили этих людей в безнадежную войну с превосходящим врагом, при том, что союзники далеко, а недружественные страны окружают их страну по периметру границ. Я, Сергей Сергеевич, имею в виду сербов и Сербию…

– Профессор говорит дело, товарищ капитан, – сказала Кобра. – Сербов в Европе воспринимают как маленьких русских, над которыми можно издеваться только потому, что, в отличие от больших русских, они в ответ не смогут дать по шее. Вот где в народе с первых же дней не было никаких радостных иллюзий, а только предчувствие битвы за выживание и великих страданий. Именно там понадобятся наши «Шершни» и «Каракурты», стойкие в бою легионы и прочие высокотехнологические и магические чудеса. А в других местах без нашей помощи перетерпят и обойдутся.

– Так что же, нам вовсе не оказывать никакой помощи русской армии? – спросил я. – Ведь именно ради сохранения и укрепления Российской державы пришел я в этот мир, а все остальные задачи тут для меня побочны или второстепенны.

– Русской армии, когда она в силу самонадеянности тупоголовых генералов начнет попадать в разные тяжелые и безнадежные ситуации, помогать надо, – ответила Кобра, – но основным театром военных действий и целью политических операций для нас должна стать как раз Сербия. Это тот ключ, та точка опоры, которая позволит проникнуть в этот мир и закрепиться в нем, встав на надежный якорь. И только обосновавшись на сербском плацдарме и заработав авторитет неодолимой силы, ты сможешь задавать Николаю Романову очень неприятные вопросы и переворачивать мир в правильном направлении.

– Милый, – сказала мне Елизавета Дмитриевна, – по поводу Сербии у меня имеется особое мнение. Там, в нашем мире, нынешнему королю Петру наследовал принц Георгий – юноша прямой, честный и откровенный, превыше всего ставящий благо собственного народа, что так нравилось императору Михаилу Второму. Но тут, как и в других мирах Основного Потока, на трон готовится взойти его прямая противоположность, принц Александр – подлец и интриган, ради власти готовый обокрасть союзника, свергнуть с престола деда, морально уничтожить родного брата и расстрелять своих благодетелей из тайной организации, сделавших все, чтобы он взошел на трон. Этот непорядок следует исправить в первую очередь, а иначе тебе, мой дорогой нахал, в этом мире не на кого будет опираться при совершении очередных подвигов.

Ну да, вот и сходили за хлебушком… Четырнадцатилетний вьюнош натыкал радостного Бича Божьего носом в отходы человеческой жизнедеятельности, а остальные его поддержали. И поделом мне. Расслабился и решил, что раз сила есть, то и думать уже не надо. А вот и нет. Если налезать на этот мир буром, то окажется, что силенок у меня маловато. Кампанию я, может быть, и не проиграю, но лишних дров будет наломано – мама не горюй. Не одну зиму печь топить хватит. Ну ничего – нормальные герои всегда идут в обход. С другой стороны, в сражении под Танненбергом пятьдесят тысяч пленных русских солдат будут для немцев слишком жирным угощением. А Самсонов – каков засранец: стреляться он вздумал, ерш твою медь! Перетопчутся Гинденбург с Людендорфом. Надо будет заранее подумать о том, каким образом при участии минимальных сил сорвать германскую операцию по окружению второй армии и вместо громкой победы подсунуть немцам кукиш с маслом. В лучшем случае русские войска должны получить возможность отойти на исходные рубежи, в худшем следует открыть порталы и вывести их куда-нибудь на территорию Великой Артании. Там к тому времени начнется месяц май, вполне подходящий для расквартирования войск в полевых лагерях. Но то, что случится через два месяца под Танненбергом, надо отодвинуть «на потом», а сейчас следует подумать о делах наших текущих, в первую очередь, о ночном визите к раненому эрцгерцогу Францу Фердинанду. Эту австрийскую делянку тоже еще пахать и пахать.

– Итак, – сказал я, закрывая Совет, – все сказанное здесь в той или иной степени будет принято во внимание. А сейчас я формирую команду для ночного визита к нашему страдающему австро-венгерскому приятелю. Со мной на дело идут Колдун, Птица, Лилия и Кобра. Форма одежды – походная, выступление – через двенадцать часов.

28 июня 1914 года, 23:55. Австро-Венгерская империя, Босния и Герцеговина, Сараево, городской госпиталь, отдельна палата выделенная наследнику австро-венгерского престола.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Тиха украинская, то есть, простите, сараевская ночь. Спят пациенты госпиталя, в отдельных палатах спят раненые во время покушения наместник Боснии и Герцеговины Оскар Потиорек и наследник австро-венгерско престола эрцгерцог Франц Фердинанд, спит умаявшаяся и наплакавшаяся эрцгерцогиня София, спит младший медперсонал (сиречь санитары), а также адъютанты и охрана высокопоставленных персон. Не брешут даже собаки за окнами, ибо и они тоже погрузились в глубокий сон. Все они спят настолько крепко, что вряд ли проснутся даже в том случае, если госпиталь начнет бомбить авиация. А все дело в бойце Птице, в миру Анне Сергеевне Струмилиной, которая спела этим людям свое колыбельное заклинание, снять которое до истечения гарантированного срока действия «с третьими петухами» может только она сама.

Портал в мир грядущей Первой Мировой Войны открылся легко, как хорошо смазанный замок, который отпирают «родным» ключом, что говорит о том, что, совершив минимально необходимое воздействие, мы вывели этот мир из Основного Потока и перевели его на самостоятельную траекторию. Впрочем, если Франц Фердинанд все же умрет, то все вернется на круги своя. Но мы здесь как раз для того, чтобы предотвратить это нежелательное явление…