Северная сторона сердца

Груженные сумками фэбээровцы пересекли терминал, обходя детей, измученных долгим ожиданием, которые лежали прямо на полу. Некоторые спали.

– Видите, что творится вокруг, и это только раннее утро, – заметил один из агентов. – Ожидается, что в течение дня прибудут еще тысячи человек. Полагаю, вы уже знаете, что полная эвакуация была объявлена в истории Нового Орлеана впервые.

Пока они были внутри аэропорта, успело рассвести. Солнце поднялось над горизонтом, и, хотя час был еще ранний, темная обшивка служебных автомобилей быстро нагревалась. Дюпри остановился у водительской двери одного из автомобилей и обратился к офицерам из Нового Орлеана:

– Можете вернуться в штаб-квартиру, сейчас главное – поскорее составить список с результатами переписи. Не забывайте: важно обращать внимание на возраст, который мы указали. Наш человек не заботится о том, чтобы выбранная им группа была кровными родственниками; ему достаточно, чтобы ее члены могли играть эту роль. Как только список будет готов, отправьте его мне. Агент Джонсон и заместитель инспектора Саласар едут со мной.

– Сэр… Нам приказали доставить вас в штаб-квартиру, директор Петерсон ждет…

– Скажите Петерсону, что я встречусь с ним позже, – отрезал Дюпри, взглянув на часы. – А сейчас у меня назначена встреча с капитаном Форнере из полиции Нового Орлеана. На него сегодня обрушилось слишком много всего, и, полагаю, он в соответствующем настроении, так что лучше не заставлять его ждать. – Сказав это, Дюпри протянул открытую ладонь, на которую агент неохотно положил ключи от внедорожника.

* * *

К удивлению Амайи, автомагистраль номер 10 в направлении города была практически пуста. Они ехали не спеша, пораженные этой апокалиптической картиной. Напротив, левая полоса движения была забита: автомобили с трудом продвигались вперед, направляясь на юго-восток. Пробка ползла, как раненая змея, среди хаотичной неразберихи, в которой шум двигателей перекрывался человеческими голосами и гудением клаксонов. Каждые несколько миль мигали синие огни очередной полицейской машины. Полиция пыталась успокоить людей, требовавших открыть новые полосы движения.

Однако по мере приближения к центру чувство нормальности возвращалось, а после поворота к Французскому кварталу ритмичный пульс города окончательно восстановился. Но внутри полицейского участка 8-го округа жизнь была далека от нормальной. Казалось, все полицейские Нового Орлеана заступили на дежурство одновременно. Амайя с коллегами в спешке прошли вдоль кабинетов, где проходили собрания патрульных под руководством Центра по борьбе с ураганами и Федерального агентства по чрезвычайным ситуациям. Тем не менее вскоре они с радостью убедились в том, что относительно настроения шефа полиции в то утро Дюпри ошибался. Стоя возле стола, Форнере говорил по телефону, делая какие-то пометки. При их появлении он повесил трубку, обошел стол и обнял Дюпри, словно старого друга, который только что вышел из тюрьмы. Когда они выпустили друг друга из объятий, полицейский окинул агента ФБР внимательным взглядом, в котором читалось множество вопросов.

– Не думал, что снова увижу тебя здесь – точнее, что тебя выпустят. – Его тон выдавал неподдельное удивление и даже некоторое недоверие.

– Я не в отпуске.

– И угораздило же тебя явиться именно сейчас, когда на нас вот-вот обрушится этот чертов ураган… – В голосе Форнере снова прозвучало изумление.

– Наш человек любит стихийные бедствия.

– И это, конечно, не имеет никакого отношения к Самеди… – заметил начальник полиции.

Дюпри остановил его жестом и выразительно посмотрел в глаза. Шеф попытался ответить на этот взгляд, но выдержал всего пару секунд. Затем вздохнул и сделал вид, что перебирает на столе какие-то бумаги.

– Пойми меня правильно, подобные вопросы – всего лишь мой долг.

Амайя с интересом посмотрела на Джонсона, но агент, сжав губы, опустил глаза в пол с выражением почтительной сдержанности. Он, несомненно, знал, о чем идет речь.

Дюпри заметил, что Амайя наблюдает за ними, и это, казалось, усилило его неловкость.

– Я бы с радостью продолжил наш разговор, но сейчас нам надо вернуться к работе; полагаю, у тебя много дел. Ты получил то, о чем я просил?

Начальник полиции, казалось, почувствовал облегчение, поняв, как избежать возникшей неудобной паузы.

– Судя по тому, что мне сказал комиссар, на этот раз вы ищете настоящего плохого парня. У меня есть все, о чем ты просил, но предупреждаю, что сейчас мне трудно расстаться с кем-то вроде Джейсона Булла. – На его лице возникло извиняющееся выражение. – Дюпри, я помог бы тебе даже без звонка комиссара, но раз уж ты задействовал официальные каналы, надеюсь, что, когда все закончится, ты составишь подробный отчет и подчеркнешь роль нашего сотрудничества в расследовании.

– Даже не сомневайся, – заверил его Дюпри.

Шеф полиции встал из-за стола и набрал в телефоне какой-то номер, бросив Дюпри с кривоватой ухмылкой:

– Знаю я вас, вашингтонцев: дело сделано – и поминай как звали.

В дверях кабинета появились двое мужчин. Оба выглядели не старше тридцати; один белый, другой афроамериканец; спортивные, мускулистые, в обтягивающих джинсах и черных футболках, на ногах фирменные кроссовки. На поясах висели пистолеты. Если б не бронежилеты и логотипы, выдающие в них полицейских из Нового Орлеана, Амайя приняла бы их за голливудских героев из модного детективного сериала.

– Проходите, ребята, – сказал Форнере. – Знакомьтесь, это агент Дюпри и его команда. Они из ФБР. Как я уже упоминал, вы будете работать с ними следующие несколько дней… Агент Дюпри, представляю вам двух моих лучших штурмовиков: детективы Билл Шарбу и Джейсон Булл. Билл и Булл, да. Они входят в состав Следственного отдела и Отдела по расследованию преступлений против личности. Эта пара задержала больше преступников, чем весь остальной участок. Знают все улицы и переулки, наркоторговцев и их клиентов, шлюх и сутенеров и, конечно же, информаторов. Если б у меня был сын, я доверил бы им его жизнь; если б у меня была дочь, я держал бы ее от этих двоих подальше, – сказал он, усмехнувшись.

– Штурмовики? – удивилась Амайя, протягивая им руку.

Шарбу приветливо улыбнулся.

– Так называют в Новом Орлеане детективов, которые ориентируются на самом дне. Штурмовики – потому что мы всегда готовы к действию. У нас в телефоне есть личные номера всех судей штата, чтобы по-быстрому получить любой ордер. Мы не носим форму и никогда не снимаем бронежилет; в тех местах, где мы бываем, наличие такого жилета определяет, вернешься ты с работы домой или нет.

Амайя приподняла бровь, скептически глядя на Джонсона, но тот лишь улыбнулся и, извинившись, вышел из кабинета, чтобы ответить на звонок.

– Шеф говорит, что вы планируете рыскать по городу после урагана, – сказал Булл, стоявший рядом с Дюпри.

– Верно, – подтвердил агент, не глядя на него.

– Мы рады помочь вам, – пояснил Шарбу. – Но в этом городе и в обычные дни можно найти неприятности, а после урагана все станет еще сложнее. Мы в вашем распоряжении – во всем, что касается расследования. Будем сопровождать вас и прикрывать ваши задницы, но с одним условием: в городе командуем мы. Везде, куда бы ни направились, мы идем первыми и сами решаем, когда и куда входить. И следует ли вам идти за нами или лучше остаться, тоже решаем мы. Улица – наша вотчина, – подытожил он.

Амайя невольно посмотрела на Дюпри, ожидая его ответа. Агент в свою очередь внимательно изучал Джейсона Булла. Тот оставался спокоен, и в конце концов они с Дюпри обменялись многозначительными взглядами, видимо, придя к соглашению.

Вернулся Джонсон.

– Звонили Эмерсон и Такер из Тампы, – доложил он. – Им удалось устроиться в штаб-квартире, но на этом хорошие новости у них заканчиваются. Интернет-серверы вышли из строя, большинство бумажных записей уничтожены или сильно повреждены, и, кроме того, они сомневаются в том, что те вообще обновлялись. Ребята делают все, что могут. Сейчас они пытаются найти вертолет, который доставит их в районы, лишенные связи, но пока данных о гибели семей у них нет. Напротив, здесь наши парни продвинулись довольно далеко, – сказал он, указывая на экран своего ноутбука. – Они составили подробный список семей, чей профиль совпадает с указанным, хотя продолжают работать с дополнительными данными о жителях, которые, как объяснил агент сегодня утром, не фигурируют в основной переписи. Список больше, чем я думал: семьи разбросаны по всему городу.

Детектив Билл Шарбу встал рядом с Джонсоном, чтобы посмотреть на экран.

– Да, для нашего штата типичны многодетные семьи. Родительский дом становится местом, откуда члены семьи уходят и куда возвращаются в разное время своей жизни, в зависимости от работы и личных обстоятельств. Иногда уходит один, а возвращаются трое, потому что отпрыск успел жениться и завести ребенка. В большинстве случаев такие семьи не утруждают себя повторной регистрацией. Но этот список вам не особо поможет, – сказал он, указывая пальцем на экран. – Если вы ищете семьи, которые останутся дома во время урагана, забудьте о богатых кварталах; люди ушли оттуда, остались только сотрудники охранных предприятий. Если ваш убийца ищет семью, решившую переждать ураган в городе, ему не подойдут Французский квартал или Гарден-Дистрикт; он направится в какой-нибудь более скромный район.

Амайя кивнула. Это предположение Билла и Булла имело смысл.

– Не могли бы вы указать нам районы, где, по вашему мнению, останется больше всего людей?

– Конечно, – отозвался Билл Шарбу. В несколько шагов он пересек кабинет и остановился напротив карты города. – Ураган обрушивается на Новый Орлеан не впервые, такое уже случалось. На этот раз объявлена полная эвакуация, однако мы уверены, что найдутся люди, которые никуда не уедут, рискуя тем самым своей жизнью. В первую очередь это малоимущие, – сказал он, указывая на карту, – те, кто слишком стар и кому некому помочь. Инвалиды, люди, не имеющие собственной машины, – их не так мало в Новом Орлеане. А также обычные преступники, которые останутся в городе и займутся грабежом. Кое-кто потирает руки с тех пор, как мэр приказал эвакуировать население. Отправившись с нами, вы пообещаете не снимать бронежилет. Боже, что это – кевлар? «Спектра»? – воскликнул Шарбу, указывая на жилет, лежащий поверх рюкзака Амайи, который она оставила у двери кабинета. – Такие не подойдут. Будете носить бронежилет типа IV, такой как у нас, типа «Спектры» и «Арамиды»: они в пятнадцать раз прочнее стали, не тонут в воде, устойчивы к сырости, уменьшают травмы от косых пуль, а также множественных выстрелов, даже если стреляют из винтовки.

– У нас жилеты официально установленного образца… – начал возражать Джонсон.

– Я не знаю, что использует ФБР на случай реальной перестрелки, но уверяю вас: у любого мелкого наркоторговца имеется оружие, которое пробьет эту фигню, как кусок сливочного масла. Думаете, что они побросают товар на милость конкурентов? Если сразу после урагана вы собираетесь разгуливать по этим кварталам в форме ФБР, стучась в двери, придется действовать по нашим правилам, или мы отказываемся вас сопровождать, – заключил Шарбу.

– Я согласен, – решительно прервал их Дюпри. – Мистер Шарбу, мистер Булл, уверен, что наше сотрудничество будет плодотворным, – сказал он и протянул руку, чтобы скрепить договор.

Джейсон Булл быстро пожал ему руку, сопроводив рукопожатие кивком, который Амайя видела раньше и который – теперь она была в этом уверена – указывал на то, что они знали друг друга. Но к чему тогда весь этот фарс со знакомством?

Билл Шарбу посмотрел на своего напарника в поисках поддержки, и, не найдя его, тоже протянул Дюпри руку.

– Просто Билл и Булл, забудьте это ваше «мистер это» и «мистер то», – недовольно пробормотал он. – Билл и Булл. Так нас здесь называют, так нас знают на улицах.

И снова эта извиняющаяся гримаса Джейсона Булла, обращенная к Дюпри. «Точно знакомы», – подумала Амайя.

– Как пожелаете. Значит, Билл и Булл, – согласился Дюпри.

Довольные полицейские шутливо раскланялись и снова повернулись к карте.

– Мы с Биллом считаем, что самое удобное место, чтобы переждать ураган, – пожарная часть на Лейк-Марина-Тауэр. Там находится аварийная служба «девять-один-один», и если нам сообщат о стрельбе и придется быстро реагировать, это место идеально подходит. Мы уже пообщались с ответственным по чрезвычайным ситуациям и начальником автопарка. У нас будет внедорожник, а спасательная группа выдала нам лодку «Зодиак». Но если ситуация усложнится – а это наверняка случится, – у них есть специальные грузовики, разное оборудование и даже вертолет. Несколько патрулей из нашего полицейского участка обошли окрестности и провели работу среди жителей, которые не покинут дома, несмотря на ураган. Это поможет нам получить более четкое представление о том, в каких районах людей останется больше.

Тут Дюпри отвлекся на сообщение на своем мобильном. Просмотрев его, он сказал, обращаясь к Джонсону и Амайе:

– Из Квантико сообщают, что выслали резюме дел, запрошенных Саласар. Неудачные попытки напасть на семьи с нужными характеристиками. Джонсон, наш шеф Форнере предоставит вам кабинет, где можно будет распечатать присланные материалы. Всего шесть случаев. Помимо документов, там имеется немало фотографий. Желательно, чтобы снимки были хорошего качества. Когда закончите, агенты Шарбу и Булл проводят вас в отель. Начинайте работать с делами. Встретимся позже. На улице, – сказал он, обращаясь уже к Биллу и Буллу, – не отходите от них ни на шаг.

После этого Дюпри вышел из кабинета вслед за начальником полиции. Они отошли на несколько метров от двери, когда шеф Форнере остановился и посмотрел Дюпри в глаза.

– А теперь давай начистоту, приятель: что ты здесь делаешь?

– Я же объяснил тебе по телефону: мы преследуем убийцу. Он убивал семьи по всей стране и имеет необъяснимую тягу к стихийным бедствиям, так что…

– Значит, никакого отношения к урагану это не имеет?

– Наоборот. Это напрямую связано с ураганом.

– Послушай, Дюпри, буду с тобой откровенен. Когда инспектор позвонил и сказал, что ты приедешь, меня это не слишком обрадовало. Вот-вот начнется ураган. В одном из моих кабинетов сидят сотрудники из Агентства катастроф, которые прибыли в город, чтобы разделить моих людей на две группы: одна перекроет дороги, другая займется быстрым реагированием. В другом кабинете – сотрудники Красного Креста, занимающиеся организацией убежищ; приходится все держать под контролем. И тут появляешься ты. Пойми, я все время настороже после того, что случилось в прошлый раз. Когда ураган закончится, у нас будет два или три очень тяжелых дня. Все нервничают и то и дело предсказывают конец света; в такие моменты люди суеверны, и меньше всего мне нужно, чтобы началась паника, как в прошлый раз. И если ты намерен воскресить старых призраков…

– Прошло десять лет, – сухо перебил его Дюпри.

– Да, прошло десять лет, но никто из нас ничего не забыл.

– Это дело совсем другое. Не буду вдаваться в детали, достаточно того, что тебе объяснил инспектор: приказы поступают напрямую из Вашингтона.

Шеф упер руки в бока и на мгновение прикрыл глаза.

– Хорошо, – вздохнул он наконец, – я поверю, что это не имеет отношения к Самеди, но взамен хочу, чтобы ты пообещал мне не приближаться к Терребонн Пэриш.

Дюпри сжал зубы и промолчал. Затем пожал шефу руку, другой рукой похлопал его по плечу, тем самым ставя в разговоре точку, и направился к выходу.

Форнере провожал агента ФБР взглядом, пока тот не переступил порог полицейского участка. После этого достал телефон и набрал по памяти номер, который не хранился в списке контактов.

– Похоже, у нас проблема, – сказал он человеку на другом конце провода.

Глава 11

Саван

Новый Орлеан, штат Луизиана

Некоторое время агент Дюпри шагал на юг, но передумал, увидев красный трамвай. Он сел в него, особо не задумываясь, просто ради удовольствия. Агент находился всего в двух остановках от места, куда направлялся, а водитель предупредил, что этот трамвай последний; потом он возвращается в депо. Дюпри видел грузовики, перевозящие вещи и мебель из опустевших контор. Полуденное солнце сияло высоко в небе и, казалось, насмехалось над унылыми, заколоченными досками витринами магазинов на Канал-стрит. Там, где досок не было, витрины превратились в зеркала. Искривленное отражение трамвая, едущего по одной из главных артерий города, мелькало в темных, похожих на грязные лужи стеклах. Еще не успев опустеть окончательно, эта улица уже наводила на печальные мысли, которые появляются обычно на похоронах бедняка или при одиночестве в воскресный вечер.

Дюпри сошел с трамвая на Бурбон-стрит и сразу почувствовал на себе всю тяжесть палящих лучей солнца. Вдали он увидел патрульную машину, а перед некоторыми магазинами – автомобили, в багажники которых их владельцы укладывали наиболее ценный товар. Рестораны и бары были закрыты, однако из-за приоткрытых дверей стриптиз-клубов доносилась музыка. Каждые десять шагов температура будто поднималась на градус. Некоторое время Дюпри размышлял, не снять ли ему пиджак, но без пиджака постороннему взору открылась бы подплечная кобура. Людей почти не было, только вдали возле одного из баров тусовалась какая-то компания. Очередное дуновение раскаленного ветра все-таки заставило его снять пиджак, аккуратно сложить его и повесить на руку.

От старой мостовой поднимался тяжелый затхлый запах смолы и камня. Стараясь выровнять дыхание, Дюпри поднял взгляд и увидел пожилую женщину и девочку не старше десяти лет, которая помогала ей снимать горшки, украшавшие балкон, и ставила их рядком у ног женщины. Слезы, стекавшие по ее лицу, блестели на солнце. У Дюпри возникло дурное предчувствие. Он сам удивился его настойчивости и силе. В это мгновение женщина заметила его. Перехватив его взгляд, она покачала головой и произнесла всего одно слово – старое, забытое слово. Дюпри отчетливо прочитал его на чужих тонких блеклых губах, и, несмотря на разделявшее их расстояние, оно прозвучало в его голове так, словно она прошептала ему на ухо: «Базагра»[4]. По спине Дюпри пробежал холодок. Он попытался поскорее миновать это место, но отчетливо чувствовал водянистый взгляд женщины, прикованный к его спине. Он прибавил шаг, но на первом же углу, прежде чем повернуть на Урсулин-стрит, поддался порыву и на мгновение обернулся. Старуха подняла сухую, маленькую, как старая перчатка, руку, обтянутую морщинистой кожей, и с улыбкой помахала ему. Ее тонкие губы вновь очертили слоги знакового слова. Дюпри увидел, как она чуть заметно покачивается взад и вперед. Казалось, тонкая кожа ее лица едва сдерживает некую сущность, обитающую у нее внутри. Он почувствовал острую боль в плече, где некогда была рваная рана. Дыхание Дюпри участилось, когда его захлестнули воспоминания. Непроизвольно он поднес руку к этому месту, чуть выше сердца.

После этого агент машинально добрался до конца улицы, а затем вернулся, уверенный в том, что ошибся и прошел мимо нужного места. Он не помнил номера дома, а резные деревянные вывески, обычно выдававшиеся чуть ли не на метр от фасада, были сняты, чтобы их не сорвал ветер. Знакомая витрина была заколочена свежими сосновыми досками, пахнущими сочившейся из древесины смолой. Магазин он узнал по дверям гранатового цвета и старым ставням. Снова надел пиджак, а затем нажал на белую фарфоровую ручку, которая на ощупь показалась ему ледяной, и толкнул дверь. Парень и девушка, явно еще подростки, заворачивали содержимое полок в листы белой бумаги и осторожно укладывали свертки в ящики из-под фруктов. Дюпри заметил, что стрижка у обоих была одинаковая: волосы до плеч, пышная челка спадает на карие глаза.

– Закрыто, – сказали они почти хором, не отрываясь от работы.

Дюпри прикрыл за спиной дверь и ответил:

– Я пришел к Антуану.

Девушка замерла и посмотрела на него с упреком, но не из-за просьбы, а из-за того, что он закрыл дверь.

– Месье Мейра нет, – сказала она нежным мелодичным голоском, внимательно следя за его реакцией.

– Уверен, что для меня он есть, – отозвался Дюпри, сунув руку во внутренний карман пиджака, и почти одновременно с этим парень полез под прилавок, наверняка в поисках пистолета. Дюпри улыбнулся и аккуратно, двумя пальцами, извлек пластиковый файл, в котором лежала развернутая банкнота. Убедившись, что они видят изображенный на ней портрет президента, он добавил:

– Скажите, что Гровер Кливленд хочет его видеть.

Подростки обменялись взглядами и улыбнулись. Девушка, подавшись вперед, взяла файл, открыла его с одного конца и пощупала банкноту, затем кивнула и вернула файл. Парень жестом указал на заднюю комнату.

– Добро пожаловать, мистер Кливленд. Месье Мейр вас сейчас примет.

Он провел агента мимо десятков ящиков, стоящих вдоль стены; из одних выглядывали пакетики с деревянными бусинами, черепами с пустыми глазницами, примитивными куклами из мешковины с вытаращенными глазами, из других доносился крепкий аромат пчелиного воска.

– Липовое вуду, – пробормотал парень.

– Что?

– Безделушки для туристов, – объяснил он, слегка пожав плечами.

Проводив Дюпри вглубь склада, парень оставил его перед крутой узкой лестницей, которая, судя по ее длине, вела вверх как минимум на два этажа. Света на лестнице не было, но в конце угадывалось тусклое оранжевое сияние, как будто верхний этаж был охвачен пожаром. Дюпри начал подниматься по неровным ступеням, которые гулко отдавались под каждым его шагом. «Спускаться будет еще сложнее, чем подниматься, как на корабле», – подумал он.

Помещение, в которое попал агент, занимало весь этаж. Другой двери, кроме той, что располагалась в конце лестницы, видно не было. Полдюжины открытых окон, размером чуть больше вентиляционного отверстия, через которые не пролез бы и маленький ребенок, не избавляли от царившей в комнате духоты. Сквозь окна проникали лучи солнечного света, но их едва хватало, чтобы осветить обширное пространство; они лишь подсвечивали парящую в воздухе пыль. Оранжевый свет исходил от множества газовых светильников, которые свисали с потолка на высоте человеческого роста. В глубине комнаты двое людей, белый и темнокожий, оба в халатах, перчатках и масках, подложив слой марли, держали какой-то предмет, издалека казавшийся обломком дерева или высохшими корневищами. Запах земли, талька и увядших цветов ударил в ноздри, заставив вспомнить зловоние Бурбон-стрит. Уверенный, что его присутствие осталось незамеченным, Дюпри принялся издалека наблюдать. Темнокожего человека звали Жак. Насколько знал Дюпри, он всегда был помощником Мейра. Белым был сам Мейр. Загар покрывал его лицо до залысин, резко контрастируя с белыми, зачесанными назад волосами в стиле Кристофера Ли. Мейр был слеп на левый глаз. Когда ему было три года, он играл в поле, где только что убрали кукурузу, упал лицом вниз и напоролся глазом на острый сухой стебель. Глаз он не потерял, но зрачок и радужка были безнадежно повреждены – их содержимое и оттенки смешались, как в мраморных шариках, которые дети называют «кубинскими». Нана утверждала, что некоторые люди видят слишком много и иногда судьба компенсирует их чрезмерно острое зрение, забрав один глаз. При этом она была убеждена, что Мейр начал видеть больше с того момента, как частично ослеп. Сколько Дюпри его помнил, Антуан всегда носил роговые очки с диоптриями для здорового глаза и обычным стеклом для незрячего.

Мейр и Жак тащили свою пыльную ношу к металлическому столу, на котором лежал открытый мешок. Осыпавшееся песком бревно положили на марлю, ставшую похожей на саван, и застегнули молнию на мешке, который оказался мешком для трупов. Дюпри отвел взгляд и, хотя воздуха ему не хватало, постарался не дышать глубоко.

– У меня всегда возникает соблазн спросить, где они такое достают… – Голос Мейра звучал сухо, как песок, прилипший к медицинской маске, которую он отодвинул от лица, не снимая перчаток. Слепой глаз выглядел иначе, нежели помнил Дюпри; он будто позеленел, а его обладатель, осознавая эффект, произведенный на зрителя, выдержал его взгляд пять секунд, прежде чем подмигнуть со словами: – А ну-ка, покажите, что там у вас.

Дюпри протянул ему тысячедолларовую купюру[5].

– Видите ли… – начал он.

– Ни в коем случае, – отрезал Мейр. – Я сказал, что испытываю соблазн, но это не означает, что я ему поддаюсь. – Одной рукой он извлек купюру из пластикового файла, а другой притянул свисающую с потолка газовую лампу, чтобы разглядеть ее на свет. – Итак, Гровер Кливленд, наш двадцать второй и двадцать четвертый президент, единственный, кто занимал свой пост в Белом доме два срока с перерывом.

– Могу гарантировать, что купюра настоящая, – сказал Дюпри.

– Я вам верю, хотя на этих купюрах нет ни полосок, ни водяных знаков. Большая редкость. Но вы знали, что должны были его принести, и при этом их не так много, чтобы подделывать. К тому же мои дети не позволили бы вам подняться, если б заподозрили что-то не то. – Он улыбнулся. – Я говорю о вас, а не о банкноте.