Две вдовы Маленького Принца

– Мама, а почему ты не ешь сыр? – любезно спросил Младшенький. – Очень вкусный! И ветчина тоже.

– Потому что если мама будет много есть, – улыбнулась Наташа, – то застрянет в дверях, как Винни-Пух в гостях у Кролика, – она мужественно свернула в трубочку ненавистные зеленые листья. – Помнишь мультик?

Младшенький залился хохотом. Мультфильмы про Винни-Пуха он обожал. И больше всего мальчику нравилась именно история о том, как Винни и Пятачок пошли в гости к Кролику, и что из этого вышло.

– Рада, что ты меня правильно понимаешь, – Наташа откусила зеленый рулетик.

На первый, закрытый, показ "Развязки" с Вячеславом Томилиным в роли Уманского Наташа пришла раньше всех, задолго до начала. Лиза сегодня повезла Младшенького в Зоопарк, и прогулка грозила растянуться до самого закрытия зверинца. И тишина пустой квартиры, и нетерпение: каким же теперь будет спектакль? – вытолкали Наташу из дома за три часа до начала.

Она любила бывать в театре в "неигровое" время и видеть больше, чем рядовой зритель, курсирующий по стандартному маршруту гардероб-зал-буфет-туалет.

Пустые и тихие коридоры, двери кабинетов и цехов – костюмерный, бутафорский, кладовая, где хранятся костюмы, комната гримеров, склад реквизита, фотографии на стенах – артисты театра, прославившиеся в прошлые десятилетия, вся история этого храма Мельпомены, уходящая своими корнями в середину XIX века. Особый неповторимый театральный запах и тишина. Или деловитая подготовка к спектаклю, который ставят впервые. Чувствовалось волнение перед премьерой. Да и спектакль, который идет уже давно, без треволнений не обходится.

Сейчас по коридорам сновали декораторы, реквизиторы, бутафоры и прочие работники. Доносились голоса из костюмерской. Пахло раскаленным утюгом и свежевыглаженной одеждой. Артисты еще не приехали.

Наташа поднялась в зимний сад на верхнем этаже, чтобы никому не мешать. Ее у Лаврецкого хорошо знали и беспрепятственно пускали знакомую режиссера за кулисы. А сейчас – тем более: Наташа была автором рейтингового спектакля, уже даже не гостем, а своим человеком в театре.

В зимнем саду было тепло и влажно. Пахло цветами и немного – мужским парфюмом.

Объяснение этому Наташа нашла, выйдя к своей любимой скамейке у декоративного фонтанчика. Там сидел худощавый молодой человек в джинсах и серой водолазке навыпуск и пролистывал тетрадь с текстом.

Услышав шаги, он поднял голову и тут же встал со скамейки:

– Здравствуйте, Наталья!

– Добрый день, Вячеслав, – улыбнулась Наташа. – Я, кажется, рановато пришла.

– Я тоже, – на щеках Томилина снова появились улыбчивые ямочки. – Люблю повторять текст в этом оазисе. Большой контраст с тем, что снаружи, – смущенно добавил он.

– Я вам не помешала?

– Нет-нет, я уже перечитал свои реплики, проговорил их в уме и уверен, что смогу сыграть. Просто сижу тут, чтобы не мешать рабочим…

Он продолжал стоять, и Наташа поняла, что Вячеслав не сядет раньше ее.

Сев на скамейку, она искоса рассматривала новгородца. Чистое лицо, тонкие черты, безупречная осанка и подмеченные еще в прошлый раз "аристократические" тонкие руки. И то, что он встает, когда вошла женщина, говорит о воспитании, которое сейчас редко встретишь. Даже в их культурной столице часто можно увидеть женщин, заботливо усаживающих своих порой не таких уж и маленьких детей. И кто-то из "малюток" без зазрения совести вручает стоящей рядом маме или бабушке свой рюкзак, спортивную сумку или самокат, чтобы ничто не мешало наслаждаться мультиками в телефоне. Однажды Наташин "круизер" заглох на Каменном острове. Сдав его на руки приехавшим на эвакуаторе сервисным работникам, Наташа повела Младшенького на остановку автобуса. Войдя в салон, они увидели такую картину: хлопотливая бабуля усаживает на освободившееся место пухлого мальчугана лет шести, забирает у него рюкзак, вытирает мальчику руки салфеткой и сует пакет с двумя пирожками: "Пожуй, солнышко, покушай, заинька!". А на замечание стоящего рядом мужчины "Вообще-то я вам уступил" она ответила: "Я сидеть не хочу, а дитю стоять нельзя! У него еще координация не развита! Автобус тряхнет, дите упадет! Пусть дите отдыхает, что вы до него докопались?"

Наташа фыркнула, вспомнив, как сама лет с пяти ездила в транспорте стоя, а до этого – на коленях у мамы. Однажды Тамара Ивановна ей сказала: "Ты уже большая девочка, Наташа, на ручках у меня не помещаешься. Теперь ты можешь ехать стоя, а я тебя буду держать". Когда Наташа попыталась поныть, мать ответила ей: "Я старше тебя на сорок три года; работаю и веду хозяйство. А у тебя все заботы – в детском саду на качелях качаться да фломастерами рисовать. Так кто из нас больше устал: ты или я?"

"А я тогда и не знала, что у меня не развита координация и преспокойно ездила стоя, – развеселилась Наташа. – И не требовала, чтобы у меня еще и ранец забирали и стояли рядом, как в почетном карауле!"

А бесхитростный Младшенький, тыча пальцем в жующего толстячка, звонким голоском спросил: "Мама! Он что, на ножках стоять не умеет? И чего он грязными руками ест? Надо руки мыть, а потом есть! Он что, не знает?"

Все в автобусе стали оборачиваться. Кто-то захихикал. Щекастый мальчик подавился вторым пирожком и натужно раскашлялся, обдав соседей шрапнелью из пережеванного лука с яйцом. Бабушка, хлопая внука по спине, прошипела Наташе: "Вам надо получше воспитывать своего ребенка! Что он себе позволяет?" "Не вам об этом судить!" – отчеканила Наташа таким тоном и так взглянула, что возмущенной пожилой даме расхотелось продолжать дискуссию. А с заднего сиденья донеслось: "Да… Устами младенца глаголит истина!"

Обозленная бабушка с перемазанным луком и яйцом внуком вышла на следующей остановке, а в автобусе еще долго смеялись.

Результаты такой заботы уже сказывались – нет-нет, да и появлялись парни, штурмующие сидячие места в транспорте. Усевшись, они отгораживались от внешнего мира наушниками, гаджетом или притворялись спящими, и с пеной у рта доказывали, что никому они уступать место не обязаны. Они тоже люди, имеют такое же право на комфорт. Кто первым сел – того и место. Они платят налоги в Пенсионный фонд и больше ничего не должны пожилым людям. А женщины столько времени боролись за равноправие – вот и получили. Равенство – так равенство. Кто-то из таких "толкователей указов" разместил в интернете демотиватор: гламурная девушка с белозубой улыбкой пьет латте в уютном офисе, а на другой фото полуголый парень таскает тяжелые грузы. И далее – в транспорте он сидит, вальяжно раскинув ноги, а девушка стоит рядом, еле удерживаясь за поручень в набитом салоне. И подпись: "Справедливо! Кто тяжелее работал – тот и сидит". Чувствовалось влияние таких вот заботливых мам и бабушек, которые усаживали своего "милого комочка" и замирали рядом навытяжку. И он рос с мыслью: "Мама и бабушка всегда меня первым сажали, а сами стояли. Значит, я особенный и никому ничего не обязан". И выглядели такие "усидчивые" граждане, как правило, соответственно – сутуловатые, расхлябанные, с покатыми плечами, брюшком к тридцати годам и не очень ровными ногами, загребающими при ходьбе, как у утки. Голова, привыкшая склоняться над гаджетом, всегда наклонена, плечи – одно выше другого, и из-за постоянных наушников нарушен слух – то и дело переспрашивают: "А? Че? Не слышу?". Те еще красавцы. при этом сами себя они считают "нормальными мужиками", а тех, кто уступил женщине место или встал, когда она вошла в комнату, величают "подкаблучниками, испорченными бабским воспитанием" и смотрят на них свысока. "Было бы, чем гордиться, – насмешливо говорит о таких Ефим Коган. – Только тем, что у них ж… как у памятника, неподъемная? Считают себя самыми крутыми потому, что не уступают место в транспорте и считают женщин "вторым сортом"? А вот их бы в то ущелье в горах, где наша рота в "клещи" попала! Там бы я на них посмотрел, сразу стало бы ясно, кто подкаблучник, кто нормальный парень, а кто – настоящий мужчина! Там была самая лучшая проверка человеческих качеств… Или хотя бы на Ваську их, прошлой весной. Или в Джамете… Или на переправу, автобус на мосту ловить…"

Сам Ефим при своем остром языке был очень галантен с женщинами и производил на них впечатление истинного денди. "Не видели они его дома", – хихикала Белла, вспоминая, как, изводясь на самоизоляции, они с мужем дошли до швыряния друг в друга трубкой радиотелефона и поваренной книгой "Итальянская кухня" подарочного формата…

"Томилины из Новгорода, – думала Наташа, – надо погуглить, может, они из "бывших"? Может, не случайно я назвала Вячеслава Маленьким Принцем?"

Томилин тоже искоса поглядывал, сидя чуть в отдалении. Многие мужчины любят вытягивать и широко раскидывать ноги или закидывать одну на другую так, что высоко задирается брючина. Но Вячеслав сидел, как примерный школьник за партой, и видно было, что это для него естественно; он не принуждает себя, ему и не хочется вести себя иначе. Даже будучи один в оранжерее – Наташа обратила внимание – он сидел прямо, как на светском рауте.

– Никогда еще не общался с литераторами так накоротке, – негромко сказал молодой человек и смущенно улыбнулся. – И с драматургами – тоже.

– Первый мой опыт в жанре драматургии, – призналась Наташа, – переложила в формат пьесы текст своего первого романа. Не знала, что у меня получится. Боялась, что тапками закидают, – "Так, и что это я? Напрашиваюсь на опровержения? Никогда не думала, что могу вот так кокетничать!"

– По-моему, получилось хорошо, – ответил Вячеслав. – И интересная идея – поставить пьесу из современной жизни, о событиях, которые все еще хорошо помнят… Я читал "Узницу спецблока" пару лет назад, но не думал, что сыграю в ее постановке.

– А вы любите детективы? – спросила Наташа и тут же снова укорила себя в кокетстве. Она что, напрашивается на комплименты? Ведь Вячеславу будет просто неловко ответить ей честно, если детективы – не его любимый жанр.

– Люблю, если они написаны хорошо, – кивнул Томилин. – Кристи, Сименона, выборочно – Чейза. Раннего Акунина, о Фандорине и сестре Пелагии. Кое-что из Литвиновых, о Диме и Наде. И ваши, с недавних пор. Когда меня включили в состав "Развязки", я прочитал всю вашу подборку. Особенно понравились романы с хештегом "Основано на реальных событиях".

В его глазах блеснул интерес:

– Это правда, или рекламный ход?

– Правда, – ответила Наташа, – жизнь иногда подсовывает такие сюрпризы, что просто грех не взяться за ручку и тетрадь. А вы раньше играли в пьесах из современной жизни?

– Нет, все больше в классике. В Новгороде я играл Незнамова в "Без вины виноватых" и лорда Уиндермира, из "Веера леди Уиндермир". В Твери – Правдина в "Недоросле", Хлестакова в "Ревизоре" и эльфа Пэка в "Сон в летнюю ночь".

Сероглазое лицо молодого человека с обаятельными ямочками на щеках, тонкая гибкая фигура. Да, его и впрямь легко представить в роли озорного юноши-эльфа из шекспировской комедии. Да и в образе Гриши Незнамова он тоже, наверное, смотрелся убедительно. И почему ему сразу не дали в "Развязке" роль Уманского, а заставляли выходить на сцену в роли безымянного агента спецслужб с десятком реплик? Почему два года роль адвоката-интеллектуала играл киношный красавчик Чирков?

– Жаль, что я не видела вас в роли Пэка, – сказала она. – "Сон в летнюю ночь" – моя любимая комедия Шекспира, а Пэк – самый симпатичный персонаж.

– У меня есть видеозапись. Могу скинуть вам на вайбер или ватсап.

Наташа покраснела. Этими благами технического прогресса она так и не научилась пользоваться. У нее не было аккаунтов даже в Телеграме и Тиктоке. Инстаграм и Твиттер не обновлялись у нее годами; Наташа постоянно забывала о них и теряла пароли. "Тоже мне, популярная писательница. То, что ты в Фейсбуке, Контакте и Одноклассниках ведешь свои страницы, прекрасно. Но надо не отставать от жизни! Хоть ватсап заведи, не будь солохой!"

– Лучше в Фейсбук, – сказала она, – я там чаще бываю.

– Хорошо, – Вячеслав достал телефон, – я там тоже есть, – его пальцы бойко забегали по экрану. Блямкнул в сумке Наташин телефон. – Я вам запрос в друзья отправил. У вас там ограничение в Мессенджере.

– Да, пришлось поставить ограничение, что писать мне сообщения и комментарии могут только друзья, чтобы защититься от хулиганов. А если под видом друга пролезет хейтер или просто тролль и начнет затевать склоки или просто оскорблять, – она открыла соцсеть в телефоне и приняла запрос, – с ним разговор короткий. Пошел в БАНю – и вся недолга.

– Понял, – рассмеялся Вячеслав. – В баню, то есть в бан. Все, видео уже у вас в личке. Обещаю вести себя хорошо на вашей странице и не хулиганить.

– Верю, – улыбнулась Наташа. – Спасибо за видео. Вечером дома посмотрю. А вы давно в Питере?

– Два года. С небольшим.

– А до этого работали в Твери?

– Да, пять лет.

– Скучаете по Новгороду?

– Я туда часто езжу. Скучаю, конечно.

Наташа спохватилась, что ее вопросы становятся все более личными. "Что я ему в душу лезу? Надо остановиться, а то еще начну интересоваться, гулял ли он в отрочестве с девочками и сколько раз с ними целовался!"

– А вы в самом деле служили в десанте? – Вячеслав потеребил край папки с текстом. – Тут тоже указано, что роман написан на основе реальных событий из вашей жизни.

– Да, десять лет, – Наташа обрадовалась возможности сменить тему.

– Я впервые вижу женщину-десантника, – Томилин развернулся к ней всем телом и с любопытством посмотрел на Наташу. – Туда и мужчин не всех берут, и не все выдерживают нагрузки. Вы, наверное, очень сильный человек.

Наташа радостно зарделась. Этот комплимент был ей приятнее всего.

***

Хозяевами этого вечера были режиссер Лаврецкий и Наташа – автор пьесы. Они встречали гостей, стоя на верхней площадке парадной лестницы.

Гости поспешно входили с улицы, где с пяти часов вечера небо было черным-черно от туч, периодически раскалывалось белыми и зелеными молниями, и лавиной шел дождь, заливая город. Щелкали, складываясь, зонтики, шелестели мокрые дождевые плащи, убираясь в пакеты. Гости предъявляли бдительным капельдинерам пригласительные билеты, сдавали пальто, плащи, зонты и пакеты в гардероб; дамы меняли уличную обувь на вечерние туфли и отходили к зеркалам, чтобы поправить прическу и макияж. На закрытый показ пришли родственники и друзья артистов и почетные гости из руководящих кругов города и области.

Приведя себя в порядок, зрители важно шествовали к лестнице, поднимались по ступенькам, здоровались и, перебрасываясь словечком с Наташей и Лаврецким, проходили в зал или фланировали по фойе.

Стоя рядом с режиссером, Наташа в длинном темно-синем платье в пол от Оскара де ла Ренты и непривычных туфлях в промежутках между улыбками и светской беседой, расспрашивала Лаврецкого о новом исполнителе роли Уманского.

Не женат. Живет в театральном общежитии неподалеку от метро "Фрунзенская", в начале Московского проспекта. Соня – его соседка по лестничной площадке. Она – звукорежиссер театра, приехала из Твери одновременно с ним. Одну из главных ролей в "Развязке" Томилину не дали потому, что тогда он был еще новеньким и на него сначала хотели посмотреть во второстепенных ролях, прежде чем давать главную. А на Чиркова зрительницы хорошо шли. Когда он три года назад играл Паратова в "Бесприданнице", кассы брали штурмом…

Наташа поздоровалась с Игорем и Таней Никольскими. Игорь, невысокий, молчаливый сорокалетний мужчина в синем костюме и круглых очках, был адвокатом из юридической фирмы Когана и давним другом Ефима, Уланова, Наташи и Беллы. Семь лет назад он был одним из адвокатов Наташи.

Инга, жена Стаса Вяземского, пришла еще и с аккредитацией от своего журнала "Даззлинг", чтобы написать репортаж о спектакле для светской хроники Петербурга.

Ефим Коган бережно поддерживал жену под локоть на ступеньках. Белла сияла улыбкой. Под ее элегантным костюмом вишневого цвета от Гуччи уже обозначился небольшой аккуратный животик, и супруги выглядели вполне счастливыми. Выслушав от Беллы новости об оглашении вердикта в Приморском суде, визите в женскую консультацию и самочувствии "пузожителя", Наташа спросила:

– А Уланов задерживается? Я ему звонила два часа назад, и он не отвечал, а теперь вообще вне зоны доступа, как в песне…

Ефим и Белла смущенно переглянулись.

– Ммммм, – промычал Ефим, – а разве он тебе не сказал?

– По-моему, нет, – нахмурилась Наташа.

– Пока Фима прожует мочалку, я тебе скажу, – выпалила Белла. – В общем, он усвистал на вокзал, искать ближайший рейс до Ростова. Мы уже собирались ехать в театр, как вдруг ему позвонили, там в СИЗО что-то случилось с его подзащитной, вроде ее незаконно в карцер отправили или она заболела, а ей не оказали медпомощь. В общем, я не очень поняла, в чем суть проблемы, но Уланов схватил билет на 17.34 и погнал разруливать ситуевину…

– Так, – с горечью сказала Наташа, – а поехать хотя бы после спектакля, или завтра утром он не мог? Форс-мажор с Агнией подождать не может, а я – могу. Понятно.

– Да ладно, не расстраивайся, там, похоже, что-то серьезное, – забубнил Ефим. – Иначе он бы не уехал, он ведь хотел посмотреть спектакль…

– Ох уж эти мужики! – видя огорчение Наташи, Белла постаралась ее ободрить. – Отец до сих пор забывает дату свадьбы, а Фима подарок на Восьмое марта припер мне на следующее утро. Тоже заработался и забыл. Забей!

Наташа еле справилась с огорчением. Почему-то внезапный отъезд мужа сильно ее задел. Именно в день закрытого показа "Развязки" с новым артистом в роли Уманского! Но Белла права, Уланов, Коган, да и они сами – трудоголики, способные забыть обо всем на свете. И стоит ли обижаться? Не в первый раз, да, скорее всего, и не в последний. Тем более что все остальные гости уже пришли. Вот бабушка Уланова – в элегантном бежевом брючном костюме и белой кружевной блузке, с букетом тюльпанов. И Андрей Корин, друг Беллы из Кронштадта. И Василиса Егорова с Алешей Строковым. И Оля Еремеева, Ольчик, которую Наташа и Белла в прошлом году вытащили из нешуточной передряги…

И Наташа снова улыбнулась – все нормально! – и светски-вежливо приветствовала очередную пару гостей.

***

На спектакле Наташа сидела рядом с режиссером и директором театра в ложе и старалась не обращать внимание на пустое кресло рядом с собой. почему-то ее охватила обида на Уланова, который уехал именно в этот день, да еще вот так, по-английски, а она узнала об этом от друзей, когда поезд уже отмахивал километры на юг. "Это для остальных я – автор модной пьесы, мне будут аплодировать, когда артисты вызовут автора на поклоне", – с горечью думала Наташа, пока на сцене Катя и ее вероломный возлюбленный прохаживались по Графской пристани под рев музыки и салют с площади Нахимова.

У Кати – грустное лицо. Ей только что пришлось расстаться с армией – с тем, что составляло смысл ее жизни в последние десять лет. Она любила свою службу, дело ее жизни, как у героев "Офицеров". Но менять присягу с такой же легкостью, с которой герой "Свадьбы в Малиновке" менял головные уборы, она не пожелала. И ее не прельстили даже более высокий оклад и внеочередное повышение. Она служила не за деньги и звездочки на погонах. А теперь все закончилось. Никогда уже не будет как раньше. И Катя не знала, как будет устраиваться на "гражданке".

Ее спутник смотрит на девушку участливо, понимающе, но с волчьим прищуром косится на вспышки салюта над белыми колоннами. Он похож на хищника, готового прыгнуть, вцепиться, рвать клыками. Уже ждет своего часа бомба, в закладке которой обвинят Катерину, а ее любимый от провала диверсии только выиграет и больше года не вспомнит о девушке, которая отвела от него дамоклов меч обвинения в подготовке теракта. И Катя не простит ему предательства…

"А для Уланова я – всего лишь жена, – с ожесточением думала Наташа, – перед которой можно тыняться по квартире в пижаме, заплевывать раковину зубной пастой, оставлять немытую кофейную чашку на столе, поздравить с днем рождения на следующий день, умотать к очередному подзащитному в день первого показа спектакля с обновленным составом и раздражаться в ответ на замечания: чем ты, мол, недовольна? Да скажи "спасибо", что такой классный парень, как я, вообще на тебе женился…" – Навицкая светски-вежливо улыбнулась сидящим в соседней, правительственной, ложе сановным господам в дорогих костюмах и их нарядным, как картинки из "Вог" или "Элль" и в театральный бинокль нашла в зале, в первом ряду у прохода, Когана и Измайлову. Белла что-то шепнула мужу, когда на сцену вышла Алиса Астахова в косухе и рваных джинсах, напевая "Фонари гаснут, пора на крышу". Ефим улыбнулся и кивнул.

"Фима тоже не большой театрал, – растравляла себя Наташа, – но он знает, что Белла любит театр, и ради нее подогнал свои дела так, чтобы пойти с ней на "Развязку"!"

Но тут на сцене появился Вячеслав, в строгом темно-сером костюме, с гладко зачесанными назад и блестящими от парикмахерского воска волосами, с папкой под мышкой. Но глаза блестят взволнованно и сквозь бесстрастный профессионализм пробивается совсем не адвокатское волнение. Он не просто занимается очередным делом – он хочет спасти любимую женщину от сурового приговора за то, чего она не совершала; он уже поверил, что Катерина говорит правду: она невиновна. Вот только до обывателей это дошло намного позже. И то не до всех…

Сейчас Вячеслав был похож на Уланова – каким Витя был тогда. Влюбленный, взволнованный, готовый бороться и рисковать ради спасения своей подзащитной, которую он полюбил. А после свадьбы, – цинично подумала Наташа, – бороться уже не надо. Можно расслабиться. И как знать, почему он так из штанов выпрыгивает ради этой Агнии, почему такая спешка – прыгнул в первый же поезд, полетел к ней, забив на все? Мы-то с ним так и познакомились – как заключенная и адвокат…"

События на сцене развивались. Хорошо выстроенный спектакль с новым артистом шел слаженно и "на кураже".

Каждый выход Томилина, Грозовской, Астаховой и Вяземского встречали аплодисментами. А когда артисты вышли на поклон, грянула такая овация, что в огромной люстре, тенькнув, лопнули две лампочки, а крики "Браво! Молодцы! Урааааа!" заглушили музыку.

На сцену со всех сторон побежали зрители с букетами и корзинами цветов. Ефим с Беллой снова пошептались – и Измайлова неожиданно легко для своего положения вспорхнула на сцену и вручила корзину со сложной и красивой композицией из пурпурных роз Вячеславу.

– Ого-го-оо-ооо! – завопила остальная труппа. Томилин залился такой же яркой краской, неловко перехватив корзину, и смущенно заулыбался. Стас Вяземский покосился на него с натянутой улыбкой и пару раз вяло шлепнул в ладоши. Когда-то они с Беллой несколько лет "крутили любовь", Стас ездил к ней на Котлин… Это было давно. Сейчас Белла отметила уже вторую годовщину свадьбы с Ефимом и ждала ребенка, а Стас и Инга готовились в июле отмечать ситцевую свадьбу… И все равно самолюбие покорителя женских сердец было уязвлено тем, что Белла вручила цветы Вячеславу.

– Режиссера! Ре-жис-се-ра!!! – заскандировал Стас, желая отвлечь внимание зала от роскошной корзины в руках у Томилина.

Грозовская и Астахова тут же закричали свое:

– Автора! Ав-то-ра!

– Идем, Натали, – Лаврецкий подал руку Наташе. – Это наш триумф. Мы его заслужили!

Навстречу им, с другой стороны, на сцену уже поднимался директор театра с двумя такими же роскошными корзинами. Подав руки Лаврецкому и Наташе, он произнес короткий спич об изменениях актерского состава "Развязки на Оккервиль" и о том, что главная тема спектакля – всепобеждающие любовь, дружба, верность долгу и самоотверженность, придающие сил в борьбе – никогда не устареет. Поцеловав руку Наташе, он вручил писательнице корзину. Вторую получил Лаврецкий. Зрители снова зааплодировали. Актеры, режиссер, писательница и директор театра снова вышли на поклон. Наташа оказалась рядом с Томилиным. Их глаза встретились.

– Поздравляю! – шепнул ей Вячеслав.

– И я вас тоже! Вы были великолепны!

Краем глаза Наташа увидела у сцены такую же сияющую Соню, которая восхищенно смотрела на Вячеслава, сжимая в руке букет тюльпанов.

– Слава, – Инесса тоже заметила Соню и указала Вячеславу глазами на нее.

Томилин наклонился, чтобы взять у девушки букет.

На фуршете Наташу снова усадили рядом с Вячеславом, и она заметила, что он растягивает на весь вечер один бокал сухого шампанского, вежливо, но непреклонно отказываясь от добавки и на общих перекурах просто присутствует рядом.

От шампанского и коньяка Наташа повеселела, горечь из-за несвоевременного отъезда мужа растаяла. Молодая женщина смеялась, шутила, поздравляла артистов и принимала поздравления сама. С блестящими глазами и ярким румянцем она в этот момент была похожа на юную девушку.

– Глаза не потеряй, – мрачно сказал Вячеславу Вяземский, цедя шестую порцию "Мартеля", когда Томилин после зажигательного фламенко проводил Наташу на место. – Не про вашу честь невеста, Юлий Капитоныч!