
Полная версия
Экранизации не подлежит
Мама (надвигаясь на папу). В смысле? Она что, здесь была?
Папа (кивая и отступая к окну). Господи! Ну почему у Дали жена была – муза как муза, а мне чудовище…
Мама (размахивая половником). Тампон ты жеваный, а не Дали.
Папа (отмахиваясь тряпкой). Да и ты не Гала, коза фригидная.
Боевой рык мамы. Бегают вокруг стола.
Зефирка сидит на кровати и увлеченно смотрит в экран ноутбука. Лиза у двери. Слышатся отголоски из кухни.
Зефирка (не отрывая глаз). Ой, это и есть ррразззвод?
Лиза (глотая слезы). Молчи, капитан Очевидность, молчи. От нас папа уходит.
Зефирка. На работу?
Лиза. Навсегда.
Зефирка. И что, вечером не придет?
Лиза. Ни вечером, ни через год
Зефирка. И даже через сто миллионов лет?
Лиза. Даже.
Зефирка (отрываясь от экрана). Зато лаяться больше не будут.
Лиза подбегает, бьет Зефирку и выхватывает ноутбук. На экране картина "Утро в сосновом бору".
Лиза (сердито). Опять гадости разглядываешь. В лес смотришь. Не пущу!
Зефирка (жалобно). Я только тишину послушать. Разве я в клетке живу? Почему не пустишь?
Лиза. Потому что и ты уйдешь. Навсегда!
Лиза швыряет ноутбук на кровать и идет к окну, садится на подоконник и хмуро смотрит сквозь стекло. Зефирка отворачивается, открывает крышку ноутбука и клацает клавишами. На экране то "Утро в сосновом бору", то "Медведь в клетке". Выбирает вторую картинку, скулит. Лиза видит ее в отражении стекла.
Лиза (укоризненно). Неблагодарный… Друг, называется.
Поскрипывает дверь от сквозняка.
Мама и папа сидят на стульях, не смотрят друг на друга и говорят в пустое пространство.
Папа (удивленно). Благодарить тебя? За что? Что сдуру влюбился, из села вывез и в квартире прописал? Как богиней тобой восхищался, а стала кем?
Мама (с холодной иронией). А может – с кем? Да если б ты мужиком был, а не маминой писей. Недотепа! Кредитов понабрал, пришлось дом в селе продавать, чтоб расплатиться. И одни музы на уме!
Папа (грустно, но уверенно). Эх, все равно не поймешь. Ладно, давай разбегаться.
Мама (распаляясь). Ага! Значит я сутками на работе, мамаша твоя скорее удавится, чем с внучкой посидит. И как? Ребенка в детдом сдадим или с собой заберешь?
Папа (испуганно отступая). С собой? Мы не можем. У Иры коммуналка, там даже ванной нет. И потом мне покой нужен и аура. Боже, почему я такой несчастный…
Мама (вздыхая). Господи, от какого ж подонка я родила! Лучше б аборт сделала, как мама-покойница советовала.
Папа дает маме пощечину. Мама падает на пол. Звон посуды.
Крики из кухни. Зефирка качает головой и стонет, глядя на картинку "Медведь в клетке". Лиза подходит и садится рядом.
Зефирка. Ой, не разведутся они, и эти крики никогда не кончатся. Несчастный я.
Лиза сидит недвижима, напряжена и смотрит в пространство.
Лиза (тихо в сторону). Кончатся. Скоро все закончится.
Зефирка (радостно). Правда?
Лиза (упавшим голосом). Правда.
Лиза надевает куртку и на Зефирку надевает шарф.
Зефирка (удивленно). ОЙ! Ой-ей-ей-ей! Куда мы?
Лиза подходит к кровати и переключает картинку на "Утро в сосновом бору". Лиза тянет Зефирку из комнаты. Уходят. Со стены падает семейная акварель.
С кухни слышатся стуки кулаков, звон посуды и топот. Лиза вздыхает, порывается идти на кухню, но останавливается и открывает входную дверь. Они с Зефиркой выходят из квартиры.
Лиза с Зефиркой перебегают проезжую часть широкой дороги, спасаясь от преследующей своры собак, но останавливаются посредине на крохотном островке безопасности. Из-за бешеного потока машин они блокированы и не могут двинуться ни в какую сторону. Грузовики и мотоциклы норовят задеть их.
Зефирка (хнычет). Стрррашно… Когда мы домой уже?
Лиза. Никогда! Ты же сам хотел в лес.
Зефирка. Нууу, он далеко. Пошли домой, а?
Лиза (отвернувшись и резко). Иди! Машины проедут и возвращайся.
Зефирка. А ты? Одна ведь пропадешь.
Лиза. Пусть. Бездетные родители быстрее разойдутся и перестанут кричать. Ты будешь счастлив, Зеф. Ступай!
Зефирка (угрюмо мотает головой). Они станут кричать еще громче.
Лиза (с иронией, горько). Чушь. Даже не заметят. Я всегда мешала им жить. Теперь мешаю развестись. И угораздило так некстати родиться. Уходи же!
Зефирка (отбивая окурок из машины). Неправда…
Лиза (заглушая сирены машин). Правда! Они кричат – им больно. Они видите ли несчастны. А я? Со мной кто-то поговорил? Спросил: доченька, а ты счастлива? Они не слышат меня. Никто не слышит!
Слышен лай собак с тротуара, откуда пришли герои.
Зефирка (продирая горло). Так скажи им погромче.
Лиза. Чушь. Они не слышат не потому что не могут. А потому что не хотят.
Зефирка (мнет свою голову). Значит, надо, чтоб захотели.
Лиза. Как это?
Зефирка. Поговори с ними по-взрослому.
Лиза. Смеешься? Я маленькая. Только в школу пошла.
Зефирка. А я вообще не хожу. Не дорос еще.
Лиза. И слабенькая…
Зефирка. Взрослые иногда бывают слабыми, но я слабее тебя.
Лиза (вздыхая). Ты не понимаешь, как сложно стать взрослой. А злой как они – не хочу.
Зефирка. Может я и плюшевый, но мне кажется, ты взрослеешь, когда у тебя есть кто-то, кто без твоей заботы умрет. Ой! Как много слов, чуть не уснул. А я умру без твоих лекарств, без теплых ручек, без сказок на ночь и усну никому не нужной игрушкой…
Сеет мелкий дождь, поднимается ураганный ветер и переворачивает овощной лоток на тротуаре. На дорогу выносит брезент. Лиза видит, как дрожит от холода Зефирка. Она пытается добраться до брезента – метра три, но машины не дают. Гремит гром, ливень. Лиза всё-таки выскакивает на шоссе и маневрируя, хватает брезент. Но в коленках судороги, она падает. Зефирка успевает схватить Лизу, и они возвращаются на островок с победой, чуть не попав под колеса машины.
Зефирка (ревет). Я боялся, боялся, что ты умрешь…
Лиза (рыдая и смеясь). Жива! Живая я, ну что ты! Что ты.
Лиза гладит Зефирку. Они накрываются брезентом. Тишина.
Зефирка (шепотом). Стрррашно. Расскажи мне сказку.
Лиза (тоже шепотом, но твердо). Сказки кончились, милый.
Зефирка. Не может быть. Когда же?
Лиза (пристально глядя в глаза). Только что. Знаешь что, теперь нам придется столкнуться с жизнью. Ты идешь со мной, друг?
Зефирка (вскрикивает в ужасе). Куда? В лес?
Лиза (задорно). Нет, глупыш! Домой за счастьем. И на этот раз нас там выслушают.
Зефирка неуверенно кивает и вздыхает.
Лиза (целуя медведя). Только чур в дороге не спать.
Лиза с Зефиркой срывают с себя брезент, а уже сумерки. Дождь прошел и машин на стороне к дому нет. Герои переходят дорогу и идут домой, прижавшись друг к другу.
У подъезда из кустов вылетает шавка и принимается лаять, но Лиза вскрикивает: БРЫСЬ! и та скулит и ныряет обратно.
Лиза с Зефиркой входят в квартиру. В коридоре темно. Из кухни доносятся голоса родителей, рычащие с замедленной скоростью.
Папа. Грыжа ты прыщавая…
Мама. Акрил ты пересохший…
Лиза тянет упирающегося медведя, поскальзывается на яблоках и падает. Оглядывается по сторонам – нет Зефирки. Вскакивает, вытаскивает из кармашка платья фонарик и пытается выхватить Зефирку из темноты. Наконец, на полу видит игрушку – плюшевого медведя. Лиза бросается к нему и обнимает.
Лиза (всхлипывая). Милый! Мой милый Зеф, не засыпай. Ах, ты снова игрушка. Все кончено.
Душа Зефирки. Нет, просто дальше мне нельзя.
Лиза. Но почему сейчас, когда ты мне так нужен? Ты же друг, мой лучший друг. Как я одна смогу, не понимаю.
Душа Зефирки. Сможешь. Ты теперь многое сможешь понять. Но торопись, пока они люди.
Лиза. Я поняла, Зефирка. Я справлюсь.
Лиза ступает дальше с игрушкой. Эхом отдаются голоса с замедленной скоростью, но с каждым шагом речь родителей все ускоряется и озлобляется: стоны, визги, кашель, хрипы и лай.
Папа. Куда хочешь катись из квартиры! Мы с Ирой и Лизой без тебя проживем!
Мама. Разбежалась! Ты мне дом сначала верни и мы с дочерью сами уйдем.
Папа. Чтоб ты ЗОЖем ее заморила, грязь?
Мама. С тобою скорее сопьется, мразь!
Папа. Шиш тебе, курва. Не дам! Не дам!
Мама. Руки прочь, хамло! Хам! Хам!
Слышны вопли и рычание. Лиза открывает дверь кухни и видит родителей с оскалами и собачьими мордами вместо лиц. Они бегают вокруг стола. Лиза вскрикивает и падает без чувств.
Сквозь туман Лиза видит силуэты родителей в человечьих обличьях. Они склонились над ней. С одной стороны ее тормошит всхлипывающий папа, с другой мама прижимает Лизу к груди и подносит вату с нашатырем к носу папы.
Мама (папе хрипло). Уйди, Христа ради. Ты дочери нашей смерти хочешь, бессовестный.
Мама вдруг начинает плакать. Папа изумлен и крестится.
Папа (дрожащим голосом). Да ты что! Ты что! Ты плачешь? Умоляю, успокойся. Лаллладно. Завтра же на развод подадим.
Мама теплеет, улыбается и гладит папу по плечу.
Мама. Молодец, мужик. Но лучше – сегодня.
Лиза внезапно открывает глаза, пауза, все застыли.
Мама (Лизе тихо). Прости, доченька, понимаешь....
Серьезный взгляд Лизы постепенно теплеет.
Лиза. Не надо, мамуль, я все понимаю. Мне давно уже не шесть лет.
Папа (бормоча и неуверенно). Дочура, ты для меня… Но мы с мамой…уходить надо, да? Или…
Лиза прижимает руку папы к себе и улыбается.
Лиза (уверенно кивая). Надо. Будь счастлив, папочка. И приходи почаще. Ко мне приходи.
Родители переглядываются и обнимают дочь.
Лиза (Зефирке улыбаясь). Вот и услышали нас, мой милый. Вот и услышали…
Какое-то время после завершения чтения Григорич сидел, уткнувшись в монитор, и не отводил глаз, боясь, что его молчащие зрители заметят в них слезы. Лишь на миг, оторвавшись от экрана, он бросил короткий взгляд вглубь комнаты и увидел, что Рита с внучками, прижавшимися к ней, сидят на кровати с платочками у глаз. Они не могли вымолвить ни слова, но и не нужно было слов. Кира с Ирочкой показали большими пальчиками вверх и поглядели друг на дружку. Удивленная Кира спросила сестру:
– Чего хнычешь? Последнюю сцену ты сама придумала.
– А сама чего? – передразнивая сестру, спросила Ирочка.
– А мне кажется, – подвела итог Рита, громко прочищая нос, – это удача, мой дорогой. Большая удача.
В это время среди кипы смешанных карточек что-то засверкало, завибрировало и картонки вздрогнули и поползли. Это проснулся телефон Григорича. С дисплея мерцающим светом взывал режиссер Александр. Немеющими от волнения пальцами Григорич схватил аппарат и выбежал с ним на кухню.
Спустя три минуты он вернулся и сообщил, что режиссеру и продюсеру сценарий понравился. Сегодня же Александр покажет его своему мастеру по дипломному проекту и если тот одобрит, то поедет со сценарием на худсовет.
– Так что, – потер руки Григорич, – держите за меня кулачки.
– А не посидеть ли нам вечерком за столом всем вместе? – предложила Рита.
Никто не возражал, тем более что зимой рано темнело и можно сказать, что хотя и было четыре часа, но наступал уже вечер и все проголодались. Григорич с внучками отправился в «АТБ» за съестным, а Рита пошла на кухню чистить картошку.
Трое соавторов брели по заснеженной улице и весело болтали, кто о чем. Беспокойная Близнец Кира не умела ходить спокойно, она постоянно пританцовывала, а легкая на подъем Ирочка, да еще и родившаяся в год Обезьяны, по-своему подражала сестре, не удерживалась на ногах и падала в сугроб. Вокруг шумели дети, – кто со школы Киры, кто из садика Ирочки, – перекликались, о чем-то договаривались и разъезжались на лыжах или на санках в разные стороны. Через час наши герои уже тащили огромные баулы с продуктами, большую часть которых занимали «Хочу это. Нет, не это, а это» Киры и Ирочки. Все они уже вошли в подъезд их дома и начали подниматься по ступенькам. Чем ближе было к их последнему пятому этажу, тем отчетливее слышались резкие звуки очень знакомого голоса. Это Рита, державшая за обе косы ноющую Софу, стиснув зубы, говорила той прямо глаза:
– ….еще имела наглость заявиться сюда – в убогую хрущевку? Да, у нас маленькая квартирка, но зато вся комнатка Киры уставлена кубками и увешана медалями победителя городских и областных соревнований по танцам. Ее фотография лучшей шахматистки школы висит рядом с фотографией лучших учеников, у нее идеальный музыкальный слух, ритм и такт, а у тебя – ни голоса, ни ума и ни такта и чего ты добилась? Кто о тебе скажет что-нибудь хорошее, если ты своих подруг выбираешь по материальному благополучию? Еще раз увижу тебя возле моей квартиры, отрежу косы, ясно?
Перепуганная Софа так рванула по лестнице вниз, что сбила с ног Ирочку, которая крикнула той:
– Слепая что ли?
– Кто? – спросил Григорич, оглядываясь. – Кира! Ты кого-нибудь здесь видела?
Кира ухмыльнулась и пожала плечами.
– Никого. Если бы здесь кто-то прошел, то поздоровался.
– Верно, – похвалил дедушка и все трое продолжили путь домой.
А дома Рита ждала всех с великолепной новостью. Оказывается, звонила Маша и сообщила, что документ на вступление в наследство оформлены и скорее всего квартира бабушки Зои достанется Быдловичам.
– Мы переезжаем в Россию? – с тревогой спросила Кира.
– А почему бы и нет, – сказала Григорич.
– Мы будем приезжать к вам в гости, – добавила Рита. – Или это плохо?
Кира ничего не ответила, лишь повела бровью и вместе с Ирочкой пошла в свою комнату, чтобы переодеться к столу. У двери она повернулась и каким-то похолодевшим голосом вдруг сказала:
– Все хорошо, только какое-то странное чувство.
За столом сидели Григорич с Ритой, улыбавшаяся Ирочка с куклой Анечкой, которая всем делала пальчиком «тссс», и слегка задумчивая Кира. А посредине стоял большой домик из коробки, искусно разукрашенный во все цвета радуги, с пластилиновой лепкой по фасаду и изумительной обстановкой внутри, которая явно предназначалась не для людей. Внутри домика жила вся собачья команда из Щенячьего Патруля. А к крыльцу прислонилась метла с пером, которое Григорич выдрал из хвоста знакомого голубя. Над вкусно сервированным столом витали дразнящие ароматы яств, но все так устали, что почти не притрагивались к еде. Однако чтобы не обижать бабушку, внучки старательно запихивали в себя куски мяса и полные ложки оливье и с набитым ртом восторгались: «– Как вшё вкушнечко!»
Позвонила Маша и Григорич тут же включил видеосвязь на Телеграм. Обрадованные дети сразу же стали выть и требовать, когда уже приедут родители. Маша с Вованом, слегка удивленные, что-то мямлили насчет того, что как только уладят последние формальности с квартирой, то сразу же приедут за Кирой и Ирочкой. Родители куда-то спешили, но Рита настояла, чтобы они посмотрели новый танец Киры, который привел тех в восторг, а потом Ирочка с глубоким чувством и трогательным волнением продекламировала маме стишок: «Чому так багато навколо тепла? Це мамино свято весна принесла». В динамике послышалось сопение Маши и звук чмока.
– Я вас очень люблю, детки мои, – прошептала она и снова засопела.
Спать легли рано и решили до завтра не убирать со стола – вдруг кому-то захочется встать среди ночи и перекусить, что бывало не редко. Ночью всегда еда слаще и ароматнее. После нее спится превосходно. Все, довольные и переполненные эмоциями, легли спать, хотя долго еще ворочались из-за беспокойных мыслей. Ирочка думала попросить завтра Оксану Борисовну дать ей стишок длиннее, она очень хотела рассказать его на утреннике для мамы, когда та приедет. У Киры не выходили из головы уважительные слова бабушки, которые та сказала Софе о ней и Кира решила, что отныне будет выбирать подруг не из таких финтифлюшек. Григорич мечтал, что мастер одобрит сценарий, хотя это было уже не главным, а главным было то, что Святой Дух услышал и теперь у них будет квартира, вернее, уже есть. А Рита благодарила Бога, что все наладилось, никто не огрызается, и в семьях воцарились мир и любовь.
Наступила ночь и как-то быстро она пролетела, но под утро часа в четыре Рита вдруг вспомнила, что они не выпили вчера за День Защитника Отечества. Поскольку и так не спалось, Рита встала, надела халат и села за стол. Налила себе вина и только хотела пригубить, как с кухни притопал Григорич и возмутился, что жена пьет в одиночку.
– А тебе чего не спится? – удивилась Рита.
– Да так как-то, – вздохнул Григорич. – Мысли….мысли…
Они обнялись и стали пить из одного бокала, произнося друг другу шепотом:
– Поздравляю….Поздравляю… Поздравляю….
Они страстно поглядели друг на друга, но тут в комнату ворвались внучки.
– Бабушка, дедушка, – жалостливым голоском протянула Ирочка, – хочу кушать.
– А что ты хочешь?
– Наполеона с чаем.
– И я, – сказала Кира.
Почти в полпятого утра все четверо вновь сидели за столом – сытые, довольные и не в меру болтливые. Они говорили так много, будто давно не видели друг друга или больше никогда не встретятся все вместе. Когда все темы были исчерпаны, Ирочка молча подошла к книжному шкафу, открыла свой сундучок и вытащила книжку, которую знала наизусть: «Красную шапочку». С глазами, полными света и радости, она принесла дедушке книжку и попросила почитать.
– А давайте все вместе! – предложил Григорич. – Ты, Ирочка, будешь Красной шапочкой. Ты, бабушка, будешь мамой и бабушкой. Ты, Кира, волком хочешь?
Кира удовлетворенно кивнула и зарычала.
– А ты? – спросила она.
– А я, как всегда, от автора.
И они начали разыгрывать пьесу. Веселились, кривлялись, искажали голоса и придумывали какие-то новые слова своим персонажам. Хохотали до упаду да так, что в серванте звенела хрусталь… Ан, нет. Это не хрусталь, а вдруг ожил телефон Риты. Она схватила свою ракушку и открыла крышку.
– Доця! – удивленно воскликнула Рита и включила громкую связь. – Машунь, что? Что случи….
– Мама! Мамочка! Война! Они….. перекрыли границу. Мы не приедем… Деточки мои…..
Связь прервалась. Кира застыла в танце, Ирочка прижала к себе куклу Анечку, а Рита уткнулась лицом в плечо Григорича, у которого лицо стало каменным, а глаза враз помутнели.
КОНЕЦ 1 КНИГИ
Примечания
1
шофер (фр.)
2
Хочешь мира, готовься к войне (лат.)
3
Мне крайне стыдно за свое безобразное поведение. Простите! Простите меня, мой дорогой учитель. От всего сердца клянусь, что больше никогда вы не услышите обо мне дурного слова, никогда не причиню я вам страданий или иных неудобств и никогда не поступлю так бесстыдно, как сегодня. Каюсь! Каюсь перед вами. Накажите меня так, как сочтете нужным, заставьте два часа простоять на голове, отстегайте розгами или в знак прощения поцелуйте меня в то место, о котором давно мечтаете, только не оставляйте свою навеки преданную и с этой секунды исполнительную студентки (англ.)