Полная версия
Синий шиповник
– Помогаешь мне наряжаться для другой женщины? – со смехом интересовался муж, когда я прикидывала на него костюм-тройку.
– У нас с тобой высокие отношения, – отшутилась я. – На самом деле, у тебя однообразный гардероб.
– Спасибо за анти-комплимент.
– Это просто факт, – я приложила еще несколько комплектов к лицу Макса. – В общем, померяй зеленый. И бери его.
Оказавшись в Казани, я искренне интересовалась архитектурой, в которой сплелись истории православия и ислама.
– Это Сююмбике, падающая башня, – рассказывал мне Максим во время посещения кремля. – По легенде с нее сбросилась царица Сююмбике.
– Почему?
– Она не хотела замуж за Ивана Грозного.
– Некрасивая легенда какая-то.
– Зато башня симпатичная.
Вечером я отпустила его. В эту ночь в мягкой постели отеля в одиночестве мне спалось просто превосходно. А утром Максим вернулся весь сияющий.
– Доброе утро, – пожелал он мне.
– Да ладно. Наконец-то. Ну, доброе утро, – ответила я, смеясь
– Спасибо тебе. Сегодня что-нибудь смотрим? Ты слышала про Старую Татарскую слободу?
Две недели пролетели незаметно. Мы смотрели достопримечательности, пробовали национальные блюда. Вечером расходились. Еще пару дней я ездила одна в близлежащие города, чтобы увидеть древние мечети и крепости. В эти часы Макс тоже был предоставлен сам себе или своей Нелли. Впервые за несколько месяцев мне было легко на душе. Максим даже будто стал мне другом. Он шутил, пел, смотрел весело. Когда мы покидали Казань, супруг взгрустнул, но уже не был агрессивным.
– Все же… зачем? – муж внимательно смотрел на меня, словно пытаясь прочесть мои мысли.
– А тебе обязательно знать? – усмехнулась я. – Я просто не готова открывать свое сердце человеку, который меня ненавидит.
Он откинулся на спинку своей полки. Опустил глаза на свои руки. Супруг хотел что-то сказать. Но потом передумал.
Оказавшись в Иркутске, я поспешила в родной бордель.
– Мать болеет, к ней нельзя, – пытался меня остановить Валя. – Она может заразить тебя.
В комнате стояла духота. Мама издавала страшные хрипы и кашляла.
– Полина, я заразна, – просипела она и начала хватать воздух ртом.
– У тебя что-то серьезное!
– Врач сказал: простуда.
Она была очень горячей, мокрой от пота, ее взгляд не выражал эмоций. Я выскочила на улицу. Пока бежала к полицейскому на углу, думала, сойду с ума. Расстояние между мной и постовым будто не менялось.
– Помогите, помогите! – закричала я, привлекая его внимание. – Моя мать умирает.
Мужчина оказался понятливым. Он не стал задавать глупых вопросов. Просто сообщил по рации, что срочно нужна карета "Скорой помощи".
Врачи осмотрели маму и поставили пневмонию. Я помогла собрать необходимые вещи и поехала с ней. Это был последний раз, когда мы держались за руки и смотрели друг другу в глаза. К ней не пускали. Все, что я могла – это спрашивать в регистратуре, в каком она состоянии.
– Мне жаль, – проговорила на третий день медсестра, – ваша мать умерла.
– Что? – я словно оцепенела на несколько секунд.
– Завтра вы можете забрать тело.
– Вы шутите? – я пришла в себя. – Это шутка!
Я бросилась по коридору. Но не успела добежать до ординаторской – меня остановили медбратья.
– Мама! – я думала, что она жива, она откликнется. – Мама!
Выйдя из больницы, я пошла, куда глаза глядят. На самом деле, я не разбирала дороги и чуть не попала два раза под машину. На следующий день Валя отказался ехать со мной в морг.
– У меня работа, Полина, – его взгляд не выражал эмоций.
Нам говорили, что у нас похожие с братом глаза. Я очень надеюсь, что у меня они не такие холодные. Пришлось идти к Максиму. Он, услышав мой рассказ вперемешку со слезами, усадил меня на стул, дал воды и удалился. Через минуту он подошел ко мне с портфелем на плече.
– Идти можешь? – участливо спросил муж.
– Да.
– Тогда пошли скорее.
Он сам переговорил с патологоанатом, опознал свою тещу, помог загрузить ее в "карету харона".
– К нам? – спросил Максим.
– Получается, да.
– Ладно. А ты едь в общежитие
– Нет, – я почувствовала, как слезы снова потекли по лицу. – Я хочу видеть ее.
– Сейчас нельзя, ты должна отдохнуть, должна поспать, – супруг был непреклонен.
Всю ночь я просто рыдала. Лена и Наташа молча поили меня вином и пили сами. На следующий день я попыталась взять себя в руки. Нужно было обсудить с Валей похороны.
– Надеюсь, хотя бы в этом ты примешь участие? – спросила я брата. – Раз не хотел лечить ее.
– Ты сама виновата, сестренка, – голос Валентина звучал ровно. – Уехала развлекаться с мужем.
– Я спрашиваю про похороны.
– Ты всегда спорила с ней, ругалась. А теперь что?
– Потерявши плачем, – ответила я.
– Я просто пытаюсь поговорить с тобой по душам, – развел руками управляющий.
– А я просто пытаюсь выяснить: ты проводишь свою мать в последний путь?! – я сорвалась на крик.
– Конечно, куда ж я денусь.
Мне тогда показалось, что Валя обезумел, переживал потерю по-своему. На кладбище он был спокоен. А после подошел ко мне в ресторане во время поминок и сказал:
– Завтра придет нотариус, будем делить бордель.
– Куда ты так торопишься? – странный тон родного человека прошелся холодком по моей душе. – Мама еще в могиле не остыла.
– Нужно все решать, не отходя от кассы.
– Что ты несешь?! – проорала я.
– А что тебе не так? – он отшвырнул стул, который стоял между нами. – Тебе повезло! Ты девочка, ты младшенькая! Валя, забери, встреть, выгуляй! Ты старший, уступи! Ты мальчик, отойди!
Я видела огонь, танцующий в его расширенных зрачках. Мне стало страшно.
– Валя, но мы же… – он не дал мне договорить, стукнув кулаком в стену.
– Мы – от разных отцов! Мы разные!
– Не трожь ее, отстань, – на крик подошел Максим и толкнул брата, тот неуклюже завалился на банкетку.
– Я всю жизнь был в твоей тени. Но сейчас я – управляющий борделя, я решаю!
– Ты пьян, иди, проспись, – бросил ему мой муж через плечо, уводя меня.
Валя решил извлечь выгоду, просто воспользовался тем, что я была на грани. Любое слово, которое хоть как-то напоминало мне мать, заставляло плакать. И я не хотела даже касаться "Мулен Руж": публичный дом был словно дневником моего детства. При виде здания я жалела о всех гадостях, которые говорила в порыве злости своей маме. Максим тоже стал живым спусковым крючком, мужем, которого она выбрала. Когда я проснулась в очередной раз рядом с ним, я не хотела ерничать. Слезы подкатывали к глазам, кулаки сжимались сами, в ушах начинало звенеть.
– С тобой все в порядке? – супруг приподнялся на локте.
– Да… Нет… Я… Я ненавижу тебя.
– Я думал, мы пока отложили эту игру.
– Это не игра… Хочешь знать, почему меня выдали за тебя?
Максим молчал.
– Я влюбилась по уши… Нет, я просто влипла! А он спал со своей сестрой. И она бисексуальна, она распустила слухи, что я к ней приставала. Меня допрашивали на полиграфе. Потом должны были проверять ориентацию… И моя мама все устроила, как всегда, – на этих словах у меня закончился воздух, глаза снова предательски защипало. – Мне бы подошел любой другой. Мне все равно… А сейчас я смотрю на тебя… И ты ни в чем не виноват… Но я вспоминаю, что не я выбрала тебя…
Максим привлек меня к себе, гладил по плечу.
– Сегодня встреча с нотариусом? – спросил он. – Я хочу пойти с тобой.
– Не надо.
– Ну, кто-то же должен быть рядом.
– Я попрошу друзей.
Со мной отправился на дележку борделя Гоша.
– Это еще кто? – Валя был недоволен тем, что я привела постороннего.
Он стоял, занимая своей фигурой дверной проем, ведущий в мамин кабинет.
– Кандидат на роль второго мужа, – Георгий никогда не лез за словом в карман.
– И что теперь, в семейные дела нос совать?
– Почему же только нос? Может, я хочу влезть весь. – друг отодвинул Валентина. – А ты кто?
– Брат.
– Отлично. Вижу, что горюешь по маме, братик, – Гоша кинул презрительный взгляд на моего родственника.
Валя оробел. Он был выше Георгия значительно. Но напор, нахальство и резкость моего друга ошеломили управляющего борделя.
– Поля, что ты там встала? Иди считать проститутов, – крикнул мне однокурсник.
Я с трудом, но переступила порог маминого кабинета. Валя убрал ее вещи. Как быстро… Теперь вместо фигурки Эйфелевой башни на столе стояла бронзовая гончая собака. Нотариус терпеливо ждал, пока мы рассядемся по своим местам. Гоша взял меня за руку.
– Здравствуйте, Полина. Здравствуйте…
– Георгий.
– Что ж, – у нотариуса было родимое пятно на щеке. – Анна Аистова не оставила завещания. То есть мы начинали с ней работать над ним, но не успели довести до конца. Поэтому по закону вы должны поделить имущество поровну. У вас пятиэтажное здание и восемнадцать рабов.
Я сконцентрировалась на чужом родимом пятне. Мне нужно было держать себя, чтобы не плакать.
– При продаже людей отправят работать на пользу государству, поэтому их стоимость не в счет.
Я опустила глаза и начала изучать узор на ковре.
– Здание тоже можно списать на баланс государства.
– Отчего же все это не продать самим? – перебил юриста Гоша.
– Тогда нужно быстрее искать покупателя.
– Я нашел, – отозвался Валентин.
– Я твой фанат, братик, – с языка друга буквально сочился яд. – А можно я тебя усыновлю? Я хочу, чтобы после моей смерти тоже все дела решились за секунду.
– Заткни своего жениха, Полина, – прошипел брат.
– Нет, – я подняла на него взгляд. – Георгий сам решает, когда ему говорить, когда молчать.
– Да. Все дело в том, что я не работаю в борделе, мне рот не заткнешь.
– Господа, давайте успокоимся, – нотариус поднял руки. – Если уже есть покупатель, это хорошо. Тогда нужно совершить сделку, как можно скорее.
Уже на улице я отключила голову. Просто шла прямо.
– Поля, Поля! – Гоша пытался достучаться до меня. – Ты куда? Нам не в ту сторону.
Я села на траве в сквере и снова начала плакать. В те мгновения я просто понимала, что любви в моей жизни нет. Мама умерла, брат стал еще холоднее, муж ненавидит, все истории с мужчинами сводились к тому, что ко мне никто не испытывал глубокого чувства.
– Все будет хорошо. Слышишь? – Гоша сел рядом и обнял меня. – Тебе нужно быть сильной, как всегда.
– А где мне взять эти силы?
– Где-нибудь, в чем-то необычном. Я же вот не зря люблю коньяк. Он придает сил.
Покупателем, которого нашел Валя, оказалась Зинаида Машкова – мамина подруга детства. Как говорится, свой человек. Она уже давно держала публичный дом в Барнауле. А когда приезжала в Иркутск, обязательно навещала нас. Я всегда помнила ее в элегантных платьях, с высокими прическами и ярким макияжем.
– Ну, я решила вернуться домой, – уклончиво отвечала на мои расспросы тетя Зина. – Соскучилась. Все же здесь все мои близкие.
– А что же вы не зашли ко мне? – продолжала я сыпать вопросами.
Мы сидели в гостиной ее старой квартиры. Тетя Зина подала мне чай и алтайские конфеты, которые оказались плавленными из-за жары в поезде, а потом застывшими в холодильнике.
– Ну, Валя не сказал адрес. Ты теперь рассказывай! Замуж вышла?
– Да, недавно.
– И как?
– Нормально. Он архитектор, сын тети Аглаи.
– А, все поняла. Старшенький? Хороший мальчик. Одобряю, – она улыбалась своими ярко-красными губами.
– Я еще для чего пришла…– я волновалась, начиная речь. – Валя сказал, что вы купите бордель.
– Ну да. Мне нужно место, а вам – деньги.
– Нет… Мне деньги не нужны… Вы же все равно проститутов спишете?
– Ну, половину точно.
– И сколько вам государство заплатит за рабсилу?
– Тысяч двести. А что? – тетя Зина отставила свою чашку и подалась вперед.
– А "Мулен Руж" вы оценили в миллион?
– Ну да.
– Я готова отказаться от своей половины, но в обмен на всех проститутов. Вы заплатите всего пятьсот тысяч за отличное здание в проходимом месте. Все равно вам половина рабов не нужна точно.
– Мммм… Странное предложение.
– Пожалуйста, тетя Зина! – я подсела к ней ближе. – Мне не нужны деньги.
– Ты хочешь освободить мальчиков? – она любого представителя противоположного пола называла так, это звучало странно.
– Да, они все – мои друзья.
– Очень романтично и смело. Но ты сама подумай… И пойми… На улицу попадут восемнадцать мужчин, которые не знают, как жить на свободе, – Машкова искренне верила, что на каменоломнях этим людям будет проще.
– Я все обдумала.
– Нууу… – тетя Зина задумалась, потом вновь посмотрела на меня пристально. – Это будет сложный договор. Мы, наверное, заключим его отдельно. Завтра тебя устроит?
– Спасибо!
Вечером я вновь пришла ночевать к Максиму.
– Как ты? – он будто бы переживал за меня по-настоящему.
– Нормально. Максим, завтра же суббота? Ты свободен?
– Да. Чем-то помочь?
– Я завтра буду заключать договор по своей половине публичного дома. Ты мне нужен рядом, – я выбрала своей мотивацией ненависть, она хорошо толкала меня в спину, заставляя идти вперед.
– Хорошо.
Когда Максим был серьезен, он был очень привлекателен.
– Завтра утром скажи, что ненавидишь меня.
– Зачем?
– Мне нужно.
Суббота выдалась дождливой. Макс держал надо мной зонт, помогал обходить лужи. Я понимала, что он жалеет меня. И это злило еще сильнее. Он стал свидетелем сделки, подписал наш необычный договор. Я уступила полмиллиона стоимости "Мулен Руж", а Машкова отпускала всех жрецов любви. Но час освобождения должен был наступить позже, при сделке с Валей.
– Ты меня удивила, – улыбнулся мне муж, когда мы шли обратно.
– Чем?
– Это смело… Ты бы могла себе квартиру купить, например, на эти деньги.
– Я не хочу. Я накоплю сама.
– А может, посидим где-то? – он снова смотрел серьезно. – Я что-то хочу перекусить. Ну и выпьем шампанского в честь сделки.
– Шампанское – это наш талисман?
– Скорее всего.
В ресторане Максим был галантен. Усадил меня за стол, сделал заказ. Вел светскую беседу. Я наблюдала за ним. Он был хорош собой. Не мой идеал, но достойный человек. Он заслуживал счастья.
– Я поеду снимать курсовую работу в Булгар. Хочешь со мной? – спросила я, отпивая из бокала напиток, который щекотал пузырьками мои губы.
– Через Казань поедем?
– Да, угадал.
– Спасибо, – он улыбнулся на мгновение и опустил глаза. – Ты меня балуешь.
– Почему бы и не побаловать любимого мужа? – я сделала ударение на предпоследнем слове.
Через несколько дней мне вновь пришлось переступить порог места, от которого жгло в груди. Заметила, что стала дышать с трудом. Иногда все было хорошо, а иной раз приступ удушья наступал среди ночи. Я стояла в кабинете, пытаясь преодолеть боль между лопатками. Сзади нас полукругом стояли проституты.
– Ну что ж, Валентин, – тетя Зина улыбалась моему брату. – Держи свои деньги.
Валя с решительным видом расписался в договоре и сгреб в чемодан пачки тысячных купюр.
– А ты, Полина, – Машкова засмеялась. – Держи свое имущество.
Она подала мне папку с купчими на рабов.
– Все равно эти мальчики какие-то непослушные. На клиенток глазеют, здороваются с ними раньше времени.
– Спасибо, тетя Зина, – я прижала документы к сердцу, надеясь, что оно перестанет ныть.
– Поля?
– Юная леди!
Бывшие невольники отступили меня и начали по очереди обнимать и целовать в щеки.
– У тебя всегда было плохо с экономикой, – строго промолвил Женя и прижал меня к себе.
– Главное, что вы все свободны, – ответила я громко. – Вы слышите? Все свободны! Все идем за паспортами!
На выходе меня догнал Валя.
– Ты больная, – заявил он. – Или ты специально? Для чего этот фарс?
– А тебе какая разница?
– Если не нужны деньги, могла бы уступить их мне, – в его глазах светилась уверенность в этих странных словах. – А ты повела себя, как всегда. Ты эгоистка, дура.
– Конечно, а ты умный. Мы же – от разных мужчин, мы разные люди.
За оформлением документов для бывших проститутов и поиском для них нормальной работы я ожила. Бумажная волокита отвлекала от дурных мыслей, занимала массу времени. Еще каждый день я ненавидела бюрократию, ПИН, чиновников, подготовку к съемкам. Все это, действительно, давало силы. Злость оказалась лучшим топливом, чем страсть. И за всем этим я забыла про свои претензии к Максиму.
– Доброе утро, – проговорил он, лежа рядом в постели. – Еще говорить?
– Говори.
– Я ненавижу тебя.
– Хорошо.
– А ты? Что скажешь?
– У тебя не квадратная рожа. У тебя хорошее лицо. Выразительное.
Он серьезно взглянул на меня. Я поняла, что если так и дальше будет продолжаться, страсть разгорится из ничего.
В поездке Максим прекрасно изображал верного супруга. Мы сняли гостиницу в Казани. Муж остался там, а мы с оператором и актерами отправились в Булгар. Среди белоснежных стен мечети мы снимали, как молится и готовится к походу хан с утонченным лицом. Старались работать быстрее, чтобы завершить мою короткометражку за несколько дней. Поэтому за первые сутки отработали все важные диалоги.
Вечером в мой номер постучал молодой актер Тихон, который днем изображал хана. Он был высоким и спортивным.
– Полина, – проговорил он. – Я просто весь горю.
– Ты обгорел на солнце?
– На солнце твоих глаз, – Тихон взял меня за руку.
– Ты хочешь одну ночь или что?
– Хотя бы одну ночь. Я же вижу, что ты оставила мужа в Казани, – актер вел себя нагло, на мой взгляд.
– Ему нездоровилось. Нет, Тихон, понимаешь…
– Ты даже не знаешь, от чего отказываешься, – он так похотливо посмотрел на меня, что вызвал омерзение.
– Заманчиво звучит, но нет. Пока, – я оттеснила Тихона и захлопнула дверь.
Я предпочитала сторониться слишком навязчивых, потому что чувствовала подвох. А здесь и вовсе мне хотелось остаться наедине с собой, погрузиться в вязкое желе самобичевания. "Мама, мама", – шепчу я лежа в постели. – "Если ты слышишь, я люблю тебя".
Когда мы вернулись в Казань, Макс был печальным и молчаливым.
– Что-то случилось? – я специально заперла номер и посматривала в глазок двери. – Тебя же никто не видел вместе с Нелли?
– Она уезжает еще дальше.
– Куда?
– Во Владивосток, – в этот момент даже губы у супруга были бледными. – И там она выйдет замуж в третий раз.
– Понятно, – я села рядом и погладила его по спине.
– С другой стороны… Так даже лучше, – Максим взглянул на меня. – Не будет соблазна компрометировать нас. Мы же разведемся?
– Конечно. Мы оба станем свободными.
В поезде супруг снова был заботливым и примерным. Он приносил еду, открывал и закрывал окна, нес багаж. Я могла бы влюбиться только за такое хорошее отношение. Я достала сложенный ватман, который остался от раскадровок и начала делать набросок пейзажа, взятого просто из головы. В дороге всегда нужно было чем-то себя развлекать. А книгу, которую брала с собой, я уже прочла во время бессонных ночей.
– Ого, ты молодец, – словно со знанием дела отозвался Макс.
Он стоял надо мной со стаканами чая, любовался простыми карандашными штрихами.
– Да обычно, – ответила я, отложив свое занятие.
Муж сел напротив, подал мне мой напиток. Мой взгляд сразу побежал по завитушкам металлического подстаканника. Рука хотела снова взять карандаш и повторить узор.
– У тебя хорошая, штриховка, – проговорил Максим, отпив чай. – Я знаю, о чем говорю.
Он взял бумагу, начал что-то быстро набрасывать, поглядывая на меня. На сложенном листке получилась женская голова.
– Это ты, – он улыбнулся.
– Что-то не очень похожа.
– Я художник, я так вижу.
Я забрала свои богатства в виде нескольких карандашей и клячки. Углубилась в процесс, который уносил мое сознание прочь от тревог жизни, погони за неуловимой мечтой, от черных ворон-мыслей.
– Похож? – спросила я, демонстрируя Максу результат своей часовой возни.
– Да, – мужчина был поражен и удивлен. – Правда, лицо еще полнее получилось.
– Нет, это ты слишком много вредного на ночь ешь, – пошутила я. – Дарю.
– Ты, наверное, карандашная ведьма, – Макс прислонил к окну свой портрет.
– Почему?
– Можешь приворожить одним наброском.
– Тебя, что ли? – засмеялась я.
– Да кого угодно.
Его слова вызвали в моей душе волнение, как брошенный в воду камень – круги. Конечно, на перроне водная гладь уже успокоилась. Но все равно тогда мне нужна была поддержка, нужен был близкий человек.
– Поедешь домой?
– Хм… Ко мне домой? – ухмыльнулась я. – У меня раньше домом был бордель, сейчас – общежитие.
– Нет, к нам, – Макс просяще посмотрел на меня. – Я хочу поехать с тобой.
– Так сегодня не наш день.
– Ну, если хочешь, потом не приходи. Но сейчас я не могу быть один.
– Хорошо, – я поняла, что теперь моя очередь заполнять пустоту в его сердце.
Перед сном я спросила:
– Как вы познакомились?
– Это необычная история… Нелли отстала от поезда. И там остались документы и деньги. А я ждал свой поезд в другую сторону. Она так переживала, а в кассе ей сказали ждать. Я тогда сдал свой билет, чтобы помочь.
– Ты очень добрый.
– Спасибо.
– И что потом? – я посмотрела на супруга.
– Ну, Нелли мне сразу понравилась. Я вспыхнул, как спичка. И мы провели вместе всего один день. При этом было ощущение, что мы знаем друг друга уже целый век. Ей вернули багаж, документы, деньги. Нелли оставила мне свой адрес. Она жила в Листвянке. Так все и началось.
– Это твоя первая любовь?
– Нет, моя первая любовь случилась в детском саду, – с усмешкой проговорил Макс.
– А почему ты не женился на ней?
– Родители были против… Старше меня на десять лет, уже два мужа, семья не богатая… Меня долго уговаривали. Но я все равно стоял на своем. А потом Нелли и сама от меня отказалась. На нее тоже нажали, скорее всего.
– Да… У нас любят нажимать.
Мы стали чаще видеться с Максимом. Он заходил за мной после работы. Приносил мне ужин, сидел в углу и следил, как мы монтируем мою короткометражку. Подходило время экспертизы и развода. Поэтому я не хотела видеться так часто, чтобы потом не передумать. Я чувствовала, что могу и сменить решение. Но обещание уже было дано.
В очередной вечер Максим устроил дома романтический ужин при свечах.
– Зачем это все?
– У нас с тобой было всего два свидания. Почему бы не наверстать, – он смотрел на меня, не мигая, словно пытаясь разглядеть во мне что-то особенное.
– Ну, хорошо.
– Шампанского? – муж спросил игриво.
– Пожалуй.
– Кого связала музыка, а нас – игристое.
Когда моя голова поплыла от винных паров, супруг взял меня на руки и отнес в спальню.
– Что ты делаешь? – изумленно спросила я, когда он попытался меня поцеловать.
– Как что? Я отдаю тебе долг.
– Какой?
– Я тебе подарил синий шиповник, но синих слез ты не увидела.
– Подожди, – я взяла его за подбородок. – Разве у вас с Нелли…
– Нет.
– То есть вы…
– Нет, я хотел все по правилам. Жениться, а потом уж отдаться, – лицо мужа налилось пунцовыми красками.
– А в Казань ты для чего ездил два раза?
– А разве любовь – это только соитие? Разве я не мог просто хотеть увидеть ее. Посмотреть в глаза, взять за руку, сказать, что все еще люблю и храню верность? – он говорил с жаром. – А во второй приезд она хотела… Но…
– Нужно было соглашаться! – я была раздосадована, что он обманул меня.
– Во второй раз я понял, что не хочу изменять тебе. Ты тоже имеешь право на верность. Разве нет?
Я аж протрезвела, встала и начала ходить из стороны в сторону. Мои мысли лихорадочно забились в голове, словно бабочки в банке.
– Что я сделал не так?
– Да все! – я остановилась. – Делать нечего. Придется. Иначе медики что-то заподозрят, обнаружив у тебя синюю метку.
Я нехотя вернулась на кровать.
– Хочешь, я принесу еще шампанского? – предложил виноватым тоном супруг.
– Хочу.
Только после пятого бокала я снова почувствовала, что готова. Макс больше не пил, просто подливал мне и поддерживал милую беседу ни о чем. Потом вновь потянулся ко мне. Я закрыла глаза и представила, что это другой человек. Кто-нибудь с длинными пальцами, карими глазами, вьющимися волосами. Его губы были нежными и теплыми.
Утром Максим прошептал:
– Я хочу тебя полюбить всем сердцем.
Я вздрогнула от фразы, которую не думала услышать. Ни от кого. Никогда. Ни при каких обстоятельствах.
– Зачем? Мы же вот скоро будем разводиться, – я повернулась к нему.
– Я не знаю, зачем. Просто хочу. И мне так стыдно за все неприятные слова, которые я тебе говорил.
– Да ничего страшного. Это было забавно. Но любить меня не нужно.