Люди зимы

Сегодня такая необходимость у нее появилась, однако храбрости ей это не прибавило. По коже все так же бежали мурашки, а подспудное ощущение, что в лесу она не одна, становилось сильнее.

– Эй, кто здесь? – позвала Рути, но тут же выругала себя за глупость и прибавила шагу, торопясь поскорее покончить с поисками, которые, как она давно подозревала, все равно не принесут никакого результата. Поднимусь на вершину, осмотрюсь по сторонам – и назад, решила она.

Но к тому моменту, когда Рути добралась наконец до Чертовых Пальцев, она совершенно выбилась из сил и вынуждена была остановиться, чтобы перевести дух. Глядя на торчащие из снега черные гранитные столбы, Рути невольно подумала, что они похожи на выросшие здесь омерзительные грибы-мутанты – именно выросшие, а не установленные инопланетянами, как казалось Баззу и его друзьям. Столбов было пять – пять пальцев, чуть наклоненных от центра площадки, которую они окружали, что еще больше усиливало сходство с рукой, готовой схватить что-то («Или кого-то», – мысленно поправила Рути саму себя). Центральная площадка, или «ладонь», также была сложена из обломков гранита. Сейчас большинство камней оказались погребены под снегом, но несколько острых кромок торчали наружу, напоминая уже не пальцы, а почерневшие от времени зубы ископаемого чудовища.

Бабушка, для чего тебе такие большие зубы?..

Для того, чтобы тебя съесть!!!

Стоя у подножия самого высокого (не ниже двадцати футов!) столба, выполнявшего роль среднего пальца, Рути в последний раз крикнула «Мама!..» – и замерла в ожидании ответа. Она так напряженно прислушивалась, что звук ее собственного дыхания стал казаться ей слишком громким, словно какое-то чудовище хрипело и сопело прямо у нее за спиной.

«Это лес, – подумала Рути, борясь с подступающей паникой. – Он живой и дышит!»

Ей потребовалось все ее мужество, чтобы обернуться, но позади, разумеется, никого не было, и она, вытирая со лба пот, наклонилась, чтобы потуже затянуть ремни снегоступов. В последний раз окинув взглядом заснеженный лес по обе стороны холма, Рути заскользила вниз по склону так быстро, как только могла. Несколько раз она не удержала равновесие и упала, но странное, иррациональное ощущение того, что за ней гонятся, помешало ей проявить благоразумие и двигаться помедленнее. К счастью, обошлось без травм (несколько ссадин не в счет), так что минут через двадцать она снова была на поле позади знакомого амбара.

– Мама уехала на машине? – спросила Фаун, увидев входящую в дом сестру, и Рути отрицательно покачала головой. В амбаре, куда она зашла, чтобы повесить снегоступы на место, Рути заглянула в курятник. В набитых сеном ящиках-гнездах она отыскала полтора десятка свежих яиц и рассовала добычу по карманам куртки. Сейчас Рути прошла на кухню и осторожно выложила яйца на буфет. Она замерзла, устала и проголодалась: подъем на снегоступах на вершину холма вымотал ее физически и морально.

– Где же мама?.. – Подбородок Фаун жалобно задрожал, глаза выпучились, как у лягушки, и наполнились слезами. – Где она?!

– Я не знаю, – устало покачала головой Рути.

– Но… как же мы будем без мамы? Надо ее найти! Надо кому-нибудь позвонить!.. – срывающимся голоском проговорила сестра.

– Ты имеешь в виду – позвонить в полицию? – Рути снова покачала головой. – Боюсь, ничего не выйдет. Насколько я знаю, заявить об исчезновении можно только после того, как человек отсутствует больше двадцати четырех часов, а мама пропала… меньше десяти часов назад. А если она не пропала… Ты сама знаешь, что будет, если мы поднимем на ноги полицию, а потом выяснится, что мама никуда не исчезала. Она ужасно рассердится, и нам с тобой попадет.

– Но ведь… ведь на улице ужасно холодно! Что, если мама заболеет?

– Я осмотрела все места, куда она могла пойти, – рассудительно сказала Рути. – Нет, мама не заблудилась в лесу, это точно. Можешь мне поверить.

– Что же нам делать? – спросила Фаун.

– Мы должны ждать. Я уверена, что именно так в подобной ситуации поступила бы и мама, – добавила Рути. – Если к вечеру она не вернется, тогда, быть может, мы и позвоним в полицию, хотя… В общем, я пока не знаю. – Она внимательно посмотрела на сестру и улыбнулась как могла уверенно, ласковым жестом взъерошив Фаун волосы. – Не бойся, все будет в порядке.

Девочка крепко прикусила губу, и на мгновение Рути показалось, что сестра все-таки разревется, но Фаун только сказала:

– Я знаю, мама ни за что нас не бросит.

Крепко обняв сестру за плечи, Рути прижала ее к себе.

– Конечно, не бросит. Ничего, мы обязательно узнаем, куда она подевалась. Вот позавтракаем и начнем искать… искать подсказки. Люди не исчезают бесследно, знаешь ли… (Тут Рути снова вспомнила про Уиллу Люс, но ведь их мама – совсем другое дело, правда?) По этим подсказкам мы сможем узнать, где наша мама. Как Нэнси Дрю[3].

– Как кто?

– Не важно. Ты, главное, верь мне, хорошо? Все будет в порядке. Мы найдем нашу маму, обещаю.

Кэтрин

Каждый раз, когда Кэтрин просыпалась среди ночи, ей казалось, будто оба ее мужчины – большой и маленький – снова с ней. Она почти физически ощущала тепло их тел, а стоило ей особым образом скосить глаза и прищуриться, и она начинала различать вмятину на подушке, где когда-то лежали их головы. Иногда, уже ближе к рассвету, она не выдерживала и, повернувшись на бок, прижимала подушку к лицу, пытаясь уловить их запах.

Почти всегда ей это удавалось. Она чувствовала, как к запахам шампуня, лосьона после бритья и машинного масла примешивается нечто головокружительно-пьянящее, острое и свежее – едва уловимый мужской аромат, который, как казалось Кэтрин, был квинтэссенцией Гэри, в полной мере выражая его характер и его существо.

Запах Остина был другим. Липовый мед, теплое молоко, специи – эту душистую амброзию Кэтрин готова была вдыхать без конца. Порой в сладостной предрассветной дреме ей казалось, будто запах человека – это и есть его душа, и пока она способна ощущать этот аромат, дорогие ей люди продолжают жить.

Но стоило ей полностью проснуться и, натянув на себя одну из старых маек Гэри, выйти на кухню с чашкой крепкого и горького французского кофе, как она понимала, что ее мечты были глупыми и что ее ощущение, будто Гэри и Остин лежат с ней в кровати – обычный самообман, галлюцинация, память тела… это было чем угодно, но только не реальностью. Кэтрин приходилось слышать, что человек, лишившийся руки или ноги, продолжает чувствовать боль в ампутированной конечности. То, что испытывала она, было явлением того же ряда. «Фантомные мечты о Гэри» – вот как это называлось.

И все же Кэтрин не могла не мечтать. Сколько новых дней они встречали вот так, лежа в кровати втроем: они с Гэри по краям, Остин в своей байковой пижамке – посередине. Сколько раз они слушали, как мальчик рассказывает им свой сон: «…А еще там был один дядя с волшебной шляпой, из которой он мог достать все, что захочешь: леденцы на палочке, надувной плавательный бассейн и даже живого Спарки! Ты представляешь, мама?!»

Она представляла и, ероша сыну волосы, думала о том, как хорошо, что хотя бы в снах Остин способен оживить их погибшего под колесами автобуса далматина.

Горький и горячий кофе, провалившись в ее пустой желудок, подействовал как едкая кислота. Казалось, он вот-вот прожжет ей дыру в животе, и Кэтрин отодвинула от себя кружку. При этом она слегка задела за нее кольцом, которое Гэри подарил ей за пару недель до смерти. Повернув его вокруг пальца, Кэтрин увидела, что на коже осталась довольно глубокая вмятинка. Можно было подумать – кольцо стремится проникнуть сквозь кожу, раствориться, стать частью ее плоти и крови.

Ей необходимо было поесть – так сказать, заправить организм бензином, чтобы продолжать нормально функционировать. Вчера вечером она так и не поужинала как следует, да и пообедала Кэтрин за рабочим столом, обойдясь баночкой оливок и стаканом шираза. В этом не было ничего необычного: с тех пор как погиб Гэри, она питалась в основном крекерами и консервированными супами. Сама мысль о том, чтобы приготовить себе что-нибудь горячее, казалась Кэтрин не стоящей затраченных усилий. А если ей приспичит поесть как следует, она просто отправится в кафе или ресторан. Кэтрин, впрочем, думала, что до этого не скоро дойдет: консервированные супы ей неожиданно понравились. Особенно хороши были суп из омара, ореховый сквош и томатный суп-пюре с обжаренным красным перцем.

И все же выйти из дома ей придется, поняла Кэтрин, обнаружив, что запасы крекеров и супов подходят к концу. В магазин она еще не ходила; сразу после переезда она распаковала коробку с овсянкой, крупами, мукой, яичным порошком и хлебопекарной содой, но кастрюльки и сковородки лежали в других ящиках, до которых у нее пока не дошли руки. За три дня на новом месте Кэтрин успела оборудовать только свое рабочее место и спальню. Все остальное могло и подождать, да и устраиваться как следует ей не хотелось. Быть может, как-нибудь потом она попробует сделать свое жилище более уютным, а пока… пока сойдет и так.

Ей, впрочем, нравился аскетизм пустых подоконников, рабочих поверхностей и буфетных полок, нравились оклеенные светлыми обоями стены, на которых еще не было ни фотографий, ни картин. Они как будто приглашали начать жизнь с чистого листа, поэтому при одном взгляде на них у нее непроизвольно улучшалось настроение.

Именно по этой причине Кэтрин долго колебалась, прежде чем повесить в стенной шкаф часть привезенной с собой одежды. Ей хотелось хотя бы в первое время пожить по-походному, «на чемоданах». Мысль о том, что она в любой момент может сняться с места и двинуться дальше, давала ощущение свободы. Да и по большому счету, рассуждала Кэтрин, что на самом деле нужно человеку для жизни? Минимум еды, минимум одежды… Провести подобный эксперимент было бы любопытно. Быть может, ей даже удастся изменить свою жизнь настолько, что боль от потери немного притупится, хотя полностью забыть о том, что она утратила, не удастся ей, наверное, никогда.

Размышляя подобным образом, Кэтрин разглядывала штабель картонных ящиков, на которых было написано крупно: «КУХНЯ». Чуть ниже – буквами помельче – перечислялось содержимое каждой коробки: миски, разделочные ножи, машина для приготовления мороженого, электрическая хлеборезка. Кому они нужны, подумала Кэтрин. Будь у нее семья из двенадцати человек, электрическая хлеборезка, возможно, и понадобилась бы, но теперь, когда она осталась одна… Нет, от этого барахла придется избавиться, решила она. И чем скорее, тем лучше.

В гостиной стояли еще коробки. Здесь были главным образом компакт-диски, книги, кассеты с фильмами, фотоальбомы, альбомы по искусству. Когда-то она думала, что эти вещи играют важную роль в ее жизни, но сейчас они казались чужими, принадлежащими какой-то другой женщине. Когда-то она даже знала эту женщину. Ее звали Кэтрин, и у нее были муж Гэри и сын Остин, были альбомы с семейными фотографиями, был любимый свадебный сервиз и даже электрическая точилка для ножей. Сейчас она воспринимала эти вещи как игрушки; Кэтрин как будто стала ребенком, который пытается играть во взрослую жизнь, но плохо представляет, для чего на самом деле нужны все эти многочисленные предметы.

Остин… Он умер от лейкемии два года и четыре месяца назад. Тогда ему было всего шесть. Со дня гибели Гэри прошло чуть больше двух месяцев, но Кэтрин иногда казалось, будто он умер только вчера, а иногда – что двадцать лет назад. Ее решение перебраться из Бостона в Уэст-Холл – городок в вермонтской глуши с населением всего 3163 человека, по данным трехлетней давности – родители и друзья сочли безумием чистой воды, но Кэтрин твердо стояла на своем, утверждая, что ей хочется начать жизнь с нуля. В этом смысле очень кстати пришелся Пэкхемовский грант, который она получила совсем недавно – тридцать тысяч долларов, предназначенных на текущие расходы и на приобретение необходимых материалов. Благодаря этим деньгам, которые словно с неба свалились, Кэтрин могла посвятить все свое время художественному творчеству. Если точнее, то ей предстояло закончить серию шкатулок в технике ассамбляжа[4], над которой она работала весь последний год. Впервые в жизни Кэтрин могла позволить себе быть художником, и только художником, а не женой, матерью или директором галереи. Именно ради этого, утверждала она, и был задуман этот переезд в Вермонт, где ничто не будет отвлекать ее от творчества.

Об истинных причинах, побудивших ее перебраться в небольшую квартирку на третьем этаже старого дома в викторианском стиле, стоявшего на центральной улице Уэст-Холла, она не сказала никому.

Ни единой живой душе.

Началось, как водится, с пустяка. Примерно через месяц после смерти Гэри она получила его последний счет по кредитной карточке «Америкэн экспресс». Средства с карты были списаны 30 октября. Именно в этот день Гэри погиб. Расход был невелик – всего тридцать один доллар и тридцать девять центов. Именно во столько обошелся Гэри завтрак или обед в кафе «Лулу», находившемся в Уэст-Холле, штат Вермонт (сама Кэтрин никогда там не была и даже не слышала, что в Вермонте есть такой городок. Гэри, во всяком случае, никогда о нем не упоминал).

Должно быть, обострившееся восприятие всего, что было связано с Гэри, с его последними днями и часами, и заставило Кэтрин задуматься, что же заставило ее мужа проделать трехчасовой путь до Вермонта, поесть там в кафе (наверняка паршивом) и практически сразу отправиться в обратную дорогу. В Бостон Гэри возвращался не по магистрали И-91, а по живописному Пятому шоссе, которое петляло по склонам холмов. В тот день пошел первый в этом сезоне снег, густой и мокрый, и на одном из поворотов Гэри не справился с управлением. Его машина вылетела с дороги и врезалась в каменную глыбу. Полицейские сказали, что он умер мгновенно.

И Кэтрин была склонна поверить этому. Когда она ездила на полицейскую стоянку в Уайт-Ривер, чтобы забрать оставшиеся в машине вещи Гэри, ей хватило одного взгляда на сработавшие подушки безопасности, разбитое вдребезги лобовое стекло и смятый гармошкой передок, чтобы убедиться – именно так все и было. В следующую минуту она потеряла сознание.

Вещей в машине оказалось немного – кое-какие документы из перчаточницы, запасные солнечные очки, любимая кружка Гэри, которую он всегда брал с собой в дорогу, и другие мелочи, но Кэтрин ездила в Уайт-Ривер не за этим. На самом деле она рассчитывала найти небольшой черный рюкзак Гэри, в котором он обычно возил свой навороченный фотоаппарат и все необходимое для съемок, но как раз его-то в машине не оказалось. Тщетно она расспрашивала сотрудников стоянки, полицейских, страхового агента и врачей из больницы, в которую доставили тело. Никто так и не признался, что видел рюкзак с фотопринадлежностями, а между тем она отлично помнила, что, уезжая утром из дома, Гэри взял его с собой, заявив, что собирается в Кембридж, чтобы снимать какую-то свадьбу.

Почему он солгал?

Этот вопрос не давал Кэтрин покоя. Уподобившись ревнивой жене, она даже обыскала ящики его стола, перерыла бумаги и залезла в компьютер, но не обнаружила ничего необычного или подозрительного. Обзвонив приятелей Гэри, она спросила у каждого, не знает ли он, были ли у ее мужа какие-то знакомые в Вермонте, но ответы были отрицательными. Никто не мог назвать ей ни одной сколько-нибудь вразумительной причины, по которой Гэри отправился в этот штат – в этот крохотный городок на самом севере. Кто-то предполагал, что Гэри прослышал о только что открывшемся в Уэст-Холле новом антикварном магазине, кто-то считал, что он решил просто прокатиться. «Ты сама знаешь, Гэри никогда не раздумывал, если считал, что может узнать что-то новое и интересное, – сказал Кэтрин его лучший друг Рей. – Он просто вскакивал в седло и мчался туда, где ему хотелось быть. Приключения – вот ради чего он жил!»

В конце концов Кэтрин не выдержала и, вооружившись картами Вермонта, села в машину и отправилась на север. Вскоре она уже въезжала в Уэст-Холл, который располагался в пятидесяти милях к северу от того места, где Гэри попал в аварию.

Уэст-Холл оказался типичным новоанглийским[5] городком – маленьким и по-провинциальному скучным. Единственными его достопримечательностями могли служить три церкви, каменное здание библиотеки и засеянная травой центральная площадь, в самой середине которой стояло что-то вроде покосившейся беседки, которая при ближайшем рассмотрении оказалась крытой эстрадой для выступлений городского оркестра. Сразу за площадью Кэтрин увидела школьное здание. Несколько малышей в зимних куртках и теплых шапках играли во дворе в снежки или карабкались на ярко-оранжевую горку, с которой тут же скатывались по наклонному пластиковому желобу. Глядя на них, Кэтрин сразу вспомнила Остина. Он тоже любил кататься с горки и никогда не боялся взбираться на самый верх. На мгновение ей даже показалось, что среди малышей она видит сына – худого, жилистого, с непокорным вихром светлых волос на макушке, но стоило ей моргнуть, как она поняла свою ошибку. Это был какой-то другой, совсем не похожий на Остина мальчишка.

Главная улица, или Мэйн-стрит, по которой ехала Кэтрин, довольно скоро вывела ее на окраину городка – к огороженному ржавым забором из кованого железа старому кладбищу, полному покосившихся крестов и гранитных надгробий. Дорога охватывала кладбище кольцом, и, проехав по ней, Кэтрин снова вернулась в центр города. Там она довольно скоро отыскала на Мэйн-стрит кафе «Лулу», разместившееся на первом этаже старого кирпичного здания, которое, помимо него, занимали книжный магазин, банк и адвокатская контора.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Исайя, 46:4. (Здесь и далее – примечания переводчика.)

2

Книга Йоханна Дэвида Висса.

3

Нэнси Дрю – литературный и киноперсонаж, девушка-детектив, известная во многих странах мира. Была создана Эдвардом Стратемаэром в 1926 г. Книги о Нэнси Дрю, написанные различными авторами, издаются до сих пор.

4

Ассамбляж – техника визуального искусства, родственная коллажу, но использующая объемные детали или целые предметы, скомпонованные на плоскости как картина. Допускает живописные дополнения красками, а также металлом, деревом, тканью и др. Термин «ассамбляж» применяется и к другим произведениям, от фотомонтажей до пространственных композиций, поскольку терминология современного визуального искусства не вполне устоялась.

5

Новая Англия – исторически сложившийся в XVII в. регион на северо-востоке США. Включает штаты Мэн, Нью-Гэмпшир, Вермонт, Массачусетс, Род-Айленд и Коннектикут. Жители этого района до сих пор отличаются пуританскими, консервативными взглядами.