Две цепочки

Алексей Абрамов

Две цепочки

ГЛАВА I

Цвинк. Мраг. Безмолвные. Совет рода.

Тонг. Бурги. Твиг. Серебряный ручей.

Лагерь. Пари. Охота. Жир.

– Баааам!

Потом еще раз, но протяжно, – Баааам, – по крупным черно-белым клавишам неуклюже скользит, хотя даже не скользит, а медленно поднимается и падает огромная пятерня

Рояль скрипит, но мужчина огромный как медведь гризли на это не обращает внимания. Крупные, бугристые руки красноватого цвета со сбитыми или срезанными костяшками. От этого они не острые, как у всех, а расплющенные точно по ним дали молотком. Вдавленные внутрь и оканчивающиеся черным пятном маленького кратера.

– Баааам, – существо опустило указательный палец, и он одновременно покрыл три клавиши. Конец пальца отрублен, и плоть продолжается когтистым отростком. Изогнутым, как у ястреба когтем или фалангой пальца, что омертвела да так и не отвалилась за давностью лет.

Ноты разные и будь у мужчины возможность нажимать каждую клавишу отдельно, возможно у него получилось бы выбить из трехногого исполина хоть что-то приятное уху. Но сколько бы он, сгорбившись, не сидел у рояля, что стоит в дальнем углу пещеры оттуда только и раздается раскатисто, – Баааам! Звук возникает в глубине инструмента, ударяется о стены, убегает по ходам и теряется в закоулках.

Рояль огромен. Старый. Благородного коричневого цвета из ценных пород древесины. Белые клавиши из слоновой кости, когда – то кремового, а теперь желтовато-белого оттенка. Для того чтобы составить ряд белых кнопок убили двух старых слонов. Обязательно самцов, чьи бивни достигают двух и более метров.

От времени клавиши пошли трещинками, но от этого стали еще загадочнее, словно покрытые паутиной времени. Черные клавиши из черного эбенового дерева с острова Шри – Ланка. Оно самое ценное, – Баааам, – звук снова разлетелся по пещере.

Уродливый мужчина напряг слух, дождался пока звук полностью растворится в воздухе, пока его впитают звериные шкуры – ими где – то устлан пол – удовлетворенно кивнул и снова опустил палец, – Баааам!

Разлапистые и размером с лопух уши встрепенулись, расправились, затвердели и зафиксировались. Покрытые мелкими, жесткими, редкими волосами теперь они, действительно, походят на два лопуха на тонких стеблях. Уши подрагивают, покачиваются из стороны в сторону, вылавливая, расчленяя звуки и сообщая хозяину о том, кто их издает.

Уши тонкие и там, где кожа натянулась особенно сильно, видна сеть толстых капилляров. По сосудам течет кровь темно-зеленого цвета. Поэтому, когда мужчина внимательно слушает раковины, приобретают зеленый цвет и розовеют, как только увядают.

– Баааам, – музицирование продолжается. Музыкант ничего не знает об убиенных слонах и о черном, очень ценном дереве. Ни того ни другого на Земле уже нет тысячи лет. Рояль массивен, тяжел. От долгого стояния в углу пещеры толстые резные ножки инструмента наполовину въелись в землю, но он по-прежнему величественен и велик, но не на фоне музыканта.

Гигант, ростом больше двух с половиной метров, как мог, аккуратно приземлился на стуле, похожем на плаху, на которой мясник рубит мясо. Сгорбился, но даже так он закрывает собой половину рояля и практически весь черно-белый ряд клавиш.

– Баааам, – уши гиганта встрепенулись, расцвели и тут же задергались, как дергается веко у больных нервным тиком. Ложная тревога, – Цвинк! – тихо, но отчетливо позвал он, начав двигаться так будто бы собирался обернуться. Но не обернулся. Далеко-далеко раздались тяжелые шаги. Кто-то скачкообразно двигался в его направлении. Прошло несколько минут, прежде чем перед ним встала рослая девочка-подросток. Ее уши увяли, сникли и приняли розовый цвет.

– Цвинк, дочка, – сказал мужчина и пещеру снова до краев наполнил «баааам» расстроенного рояля. Цвинк мнется и не знает, что делать. Переминается на огромных ногах, шевеля пальцами, она стоит на шкуре гигантского дикобраза. На фоне гигантов иглы, а ими густо усеяна шкура, простая щетина.

– Баааам, – отец поглядывает на дочку. Та стоит, улыбаясь, оскалив рот и показывая неровный ряд зубов. Острых. Местами они торчат в два ряда. Губ у девочки нет. Цвинк склонила голову и стала ждать. От этого ее второй подбородок съехал на бок и большой грушей собрался на плече. От быстрой ходьбы она глубоко дышит и огромный, как у головастика живот вздымается вверх-вниз.

– Маленькая, – ласково подумал отец. Умилился и вдавил палец, – Баааам!!!! Цвинк затрясла в недоумении головой. Бурдюк под шеей так же недовольно заколыхался. Взглядом спросила, – Что? Я не понимаю. Из пасти раздалось рычание. Отец нахмурил брови и грозно произнес, – Говори!

Цвинк размяла рот, пошевелив нижней челюстью старого боксера – тяжеловеса, и произнесла по буквам, – Чъ – ты – о? Взвизгнула, всасывая воздух. Отец повернулся и сказал также по слогам, – Воль – ф – га – анг Ам – ад – эй, – после чего ожидающе посмотрел на дочь. Цвинк съежила лоб из стоптанной, как лапа молодого медвежонка кожи и открыла пасть, – Воооу-уууу, – завыла девочка, силясь произнести имя музыканта. И сколько бы попыток не следовало за первой, все они оканчивались воем.

Отец недовольно нахмурил лоб, похожий на лапу старого много походившего по камням медведя. Подумал, – Еще немного и Цвинк перестанет говорить, как человек. Это расстраивало и угнетало его. – Еще немного, одно – два поколения и будет утерян один из главных человеческих признаков. Возможность общаться, обмениваться информацией. Он горько посмотрел на дочь и взмахом руки отослал ее.

Цвинк довольно рыкнула и умчалась по своим подростковым делам. В пещере опять раздалось, – Бааам!

Тех, кто не может говорить в племени становится все больше. Они отдаляются от тех, кто умеет общаться, и научились обмениваться звуками. Они непонятны для остальных. – О чем они разговаривают? О чем договариваются? – указательный палец попытался попасть по клавише, но опять накрыл несколько.

– Да, тех, кто умеет говорить пока больше. Намного. Надолго ли? – мысли воина очень грустны. Руки, что с малых не расстаются с оружием плохо подходят для игры на рояле. Осознание этого еще больше опечалило его. Один из сильнейших в роду. Безмолвные его побаиваются. Скулят, сбиваясь в стаи. Держатся вместе. Как звери. Отдаляются от племени, предпочитая повизгивать.

– Надо запретить Цвинк играть с ними иначе совсем утратит речь, – решил воин.

В ходах потянуло мокрой свежестью. Сквозняк освежил лицо, а кончик расплющенного носа заломило от холода.

– Заря занимается, – воин выпрямил спину и несколько раз сжал пятерни в кулак. Потом выпрямил. Сделать это до конца не смог. Клешни так и остались клешнями. Выгнул спину. Встал. Сгорбился. Иначе можно задеть влажные сталактиты. Пошел к выходу.

Зал. Здесь он как солдат на плацдарме, которому громко и резко скомандовали – направо, ловко повернул громадный торс и обошел тлеющий сталактит. Из известняка торчат стеклянные лампы, подвески. На концах оголенных проводов тлеют электроглазки, постепенно оплавляя жилу и зарываясь все глубже в камень. От этого камень таинственно светится в темноте. Как сказочный цветок. Хотя раньше был обыкновенной, шикарной люстрой из нефрита. Теперь синий камень покрылся жестким панцирем известки и там, где она тоньше он пробивается голубым глазом. Их несколько. По ним текут мутные слезы воды. Капля падает и впитывается в пол. Сорвалась еще одна и громко шлепнулась об утрамбованный грунт. В эту секунду воин грациозно преодолел последний проем и наполовину вылез из земли.

– Безмолвные. Когда же они отдыхают? Его смутило, что те уже на четвереньках. Они хоть и похожи, но безмолвные все чаще предпочитают передвигаться не на двух лапах, а на всех конечностях. – Временами, но все чаще. Вот и сейчас пара детенышей из помета безмолвных копошились у огромного застекленного входа в стоэтажный небоскреб. Задрал голову.

– Цвинк с ними, – снова нахмурился, но пресечь игру не решился. – Сегодня есть заботы поважнее. Безмолвные урчали. Скалились и тихонько похлопывали тыльными сторонами рук по бокам. Вместе с ними урчит и Цвинк. Бурдюк колышется от удовольствия. Ребячьи руки что – то мнут. В центре компании идет строительство.

Мраг, так звали воина, вылез на свет, что проник сквозь сито небоскребов и рваными квадратами упал на улицы древнего города. – Говорят, когда – то солнце выходило с одной стороны, и пряталось с другой. Так наступала ночь. Сейчас огненный шар неподвижен. Жарит так, что даже задубелая коричневая кожа под подбородком начинает скрипеть, как старый сапог от сухости. Тогда воины берут череп маленькой ящерицы, приспособленный под жир, что вытапливают из коркоделов и густо смазывают лысые головы, лица и шеи. Легче не становится.

– Солнце. Теперь ты всегда над головой. Не всходишь и не заходишь. И только черные тучи раз в сутки так плотно заволакивают небо, что ни один луч не проникает из-за этого занавеса. Наступает ночь. Но черные, как чернила облака расползаются. Светает. Скоро жара прибьет к земле.

– Надо добраться до Большого фонтана, где собирается Совет рода. Мраг перешел на бег и в витринах магазинов замелькал невообразимый собранный монстр, что как стрела, выпущенная из самого крепкого лука, несся к воде.

Горячий ветер обманчиво посвежел, покалывающе защипал вывернутые наизнанку ноздри. Уже близко. Пружинистый прыжок через трехметровый ров и безукоризненное приземление на другой, крошащейся стороне, что грозит вот – вот съехать вниз, но скорость не позволяет случиться плохому. Крепкие ноги готовы унести жертву дальше.

Со дна каньона с обидой в уцелевших стёклах выглядывают помятые вагоны метрополитена, забитые землей, камнем и хламом. Мраг приземлился, глухо стукнули черепки на шее и запястьях, раскинул руки, чтобы удержать равновесие. Впереди виднеется панцирь муравьеда, сотканный из квадратных спин соплеменников.

Когда кто – то шевелится муравьед сверкает маслом, оружием, амулетами.

Воины племени стоят все плотнее и плотнее, пластина к пластине, такую бесполезно пробовать на прочность стрелой или копьем. Выдвинул правое плечо вперед и аккуратно пробрался к центру. Многих он здесь знает. С половиной участвовал в дальних боевых походах и мгновенных вылазках, когда существа, вызванные к жизни радиацией и мутацией, что последовала потом угрожали безопасности рода. Бойцы отодвигались, завидев вожака.

– Тонг, – правая рука. Мраг дернул голову набок и поздоровался с громадным горбуном. Горб огромен. Возвышается над головами толпы. Тонг немногословен, но не из безмолвных. Отчаянный горбун куда лучше работает палицей, плюща и без того плоские головы коркоделов в лист, толщиной с вяленое мясо. И сейчас Тонг не стал говорить с вожаком, хотя уважение испытывал – это видно по зрачкам трех, глубоко посаженных глаз. Дернул лапой, указывая в центр, – Мол, там тебя искали, – и отвернулся.

Сила исполина, выносливость, молчаливая разумность и сдержанность давно сделали Мрага вторым в роду, а еще выживаемость. Соплеменники привыкли, что Мраг возвращается из каждого похода.

Боевой отряд уменьшался на количество трупов после каждой стычки или охоты, воинов набирали вновь и в какой – то момент орда обновилась почти полностью, но только Мраг каждый раз возвращался из боя, израненным, но живым. Реликтовый экземпляр. Современник монстров, что защищали город два – три поколения назад. – Но, – тут лоб Мрага изобразил гримасу смиренности, – быть вторым в роде не значит быть влиятельным. Встал в первый ряд, где стояли вожаки других отрядов и склонил голову к воде.

Внешне, чаша старого Большого фонтана облезла, штукатурка обвалились и там, где это случилось выглядывали раны из темно – красного от влажности кирпича. Мутная вода плохо пахла, пузырилась. Старейшины рода, когда темно – зеленые, а теперь белые от старости, как известняк, чьи слои нередко встречаются по обрывам рек и ручьев. Кажется, что известка сыплется из складок их кожи и вода мутная от этого. Кто – то опустил в воду ноги по колено и сидел на краю чаши, кто – то вошел по пояс, по грудь, а другие и вовсе периодических прятались от солнца под воду. Сидели там часами, а Совет мог продолжаться и день, и два, и пускали из огромных ноздрей пузыри.

Со дна поднялся, всплыл и лопнул большой пузырь. Брызги прохладно, но редко ударили в морду. Мраг и вожаки, что стояли рядом тряхнули головами и вновь напрягли кожистые уши. Вождь после паузы продолжал, и муравьед покрылся лопухами. Они то увядали, то опять впивались в небо, обращенные в центр фонтана.

Там на постаменте, на остатках скульптуры, а может целой композиции скалился носатый Дорф. Мелкий, костлявый, как степной клещ, но непревзойденный военноначальник и лидер, подчинявший род за счет уважения к себе. – А внешняя хрупкость обман, – Мраг с треском почесал бедро. Сам видел, как Дорф расправлялся с воинам вдвое и втрое больше него.

С предателями и преступниками вождь поступал еще жестче. – Ничего важного, – Мраг заскучал. Проводить дело в походах было занятием куда интересным, хоть и опасным. – Хорошо, что участвовать в Совете не требовалось все то время пока он продолжается. Только в своей части, куда приглашали. Долгое время племя жило спокойно и размеренно. Последний жестокий отпор, что дали соседнему племени устрицеголовых слизней, раскрошив их головы – панцири с перламутровым нутром, что сверкает, когда оттуда вытечет желеобразный мозг надолго их успокоил.

Устрицеголовые – постоянные враги, что нападают сразу, как только окрепнут их ряды, а панцири станут толще, чтобы выдерживать удары палиц, молотов и крепких кулаков. Случайные нападения кочевых пресекались еще на дальних подступах к городу, на постах, где дежурили десятки отчаянных голов. Они же убивали мутантов, что в поисках пищи забредали в эту сторону. И только мутантам, скачущим на двух задних лапах, с маленькими передними лапками, что они постоянно прижимали к груди удавалось, перепрыгивая через охрану, прорваться к ближайшим домам.

От раза к разу Советы становились все скучнее. Никто, хоть и не потерял хватки, уже давно не планировал битвы, атаки и освоение новых территорий. На второй план ушла непрекращающаяся тысячелетиями междоусобица и теперь насколько знал, а больше чувствовал Мраг над соседними и дальними племенами нависла общая угроза, она если и не напугала, но заставила резко сменить ориентиры выживания и теперь все притихли, занятые своими делами, копошась в лесах, каньонах, оврагах и под землей. Лазутчики доносили, что и те, и те, что – то ищут, – Но что? – задавался вопросом Мраг.

Хрустнул позвонками шеи и с трудом поднял усеянную шишками и шрамами голову. На седьмом этаже кривого здания, что нависло на Большим фонтаном отпрянула вглубь тень. Не разглядел, но догадался, – Безмолвные соплеменники.

Игра в охоту с недавних пор стала у них основной забавой. И у детей, но что больше пугало и у повзрослевших особей. Звериные глаза следили из ям, подвалов и других щелей. Подошла его очередь выслушать приказ. Дорф, не сказав ни слова махнул рукой на юг, в сторону Липких болот, где в изобилии водились стаи коркоделов. Мраг оскалился и по-доброму глянул на вождя. Тот знал, что сильный воин скучает по хорошему бою и его нельзя ставить в охрану.

Охота на коркоделов, хищников, которые пережили один конец света и остались целыми, но более свирепыми стала для Мрага заменой войны. И теперь забота о пополнении запасов жира для воинов и соплеменников стала его главной обязанностью.

– Предстоит большая охота, – Мраг попятился спиной и покинул строй. Вслед за ним от толпы отделилось еще несколько, увешанных железом монстров. Сзади забряцало: оружейники.

– Гарпуны на семь зубцов, колья, цепи и сети из лиан с шипами? – спросил, зная ответ, один из старых мастеровых, кто знал вкусы Мрага в оружии. Тот предпочитал честный поединок и идя против существ опасных, но неразумных использовал эффективное, но примитивное и крепкое оружие.

Только, когда коркодел попадался крупнее обычного, разъярен и уже убил одного – двух охотников Мраг позволял себе и разрешал другим использовать луки и яды. Он в предвкушении громкой травли и последующей ловли коркоделов лениво кивнул оружейнику и вприпрыжку как молодой воин, которого впервые берут на охоту сорвался с места и помчался к круглому зданию, где держали бургов – ездовую скотину.

От природы, сдобренной радиацией бурги, наделенные и легкими и жабрами комфортно чувствовали себя и на земле, и под водой, и в пещерах, заполненных водой. Для охоты на коркоделов бург существо самое подходящее. Здания, чье предназначение сейчас никто не знал удачно подошло для содержания животных, но выбор сделали предки Мрага, а почему он не думал. Выбор предков не осуждался. Их следовало почитать и бояться, но не поклоняться.

Мраг хлопнул ладонью по воде. Еще раз и еще. От противоположной стены бассейна пошла волна, а руку оцарапала мелкочешуйчатая спина шестиметрового бурга, любимца Мрага, с каким было связано много побед.

Как и хозяин, не единожды раненный клыками зверя, с рваными дырами от стрел в ушах – они так и не затянулись – бург признал постоянного ездока и уставился на Мрага. Мраг отметил, что животное спокойно, глаза чисты, а тело впитало достаточно воды, чтобы выдержать переход по суше. Чешуйки все еще приподняты, но щели толщиной с полмиллиметра означают, что бургу надо еще немного времени и скоро чешуя сомкнется в единый доспех. Тогда и можно выступать. Мраг потрепал складки кожи у подбородка бурга.

– Куда? – осторожно спросила Твиг. Оскалился, тронутый привычной, но всегда приятной заботой подруги. В руках Твиг держала кожаный, сшитый из невыделанных перепончатых крыльев летающих ящериц куль, отчего он никогда не терял свою непривлекательную форму. После многих походов куль пообтерся и лоснился углами. Чутье не подвело Твиг, и она собрала заранее мешок охотника.

– На охоту, – одобрительно подтвердил ее догадку Мраг.

– Надолго? – Твиг не отвлекалась от дела и пока они перекидывались словами жесткой рукой укладывала и трамбовала необходимые для дела вещи; снадобье, смазать раны, несколько видов сильнейшего яда, бусы, собранные из крупных желтых клыков самых крупных коркоделов, что добывал Мраг. Считалось, что ожерелье, а им можно порезаться приносит удачу.

Мраг развел руками и нерешительном помотал головой, что означало, что он не знает сроков похода. И насколько успешной будет охота. Тяжело выдохнул и стал смазывать лысую голову и особо тщательно уши жиром. Твиг покончив с делом отправила мешок в угол. Куль, упав, встал как вкопанный.

В пещере светлело. Мраг спал плохо. Так было всегда перед охотой. – Ничего. Высплюсь, как придем к Липким болотам. После длительного перехода воинам надо будет дать отдохнуть, но сначала подобрать безопасное сухое место. Там, где грунт влажен, и он постоянно сырой, мягкий, когда по нему ступаешь водятся опасные твари. Длинные и прочные, как железные цепи. Способные утянуть под землю воина, а несколько тварей, он видел легко справляются с бургом. Еще не выехав, Мраг набросал план.

Виден выход. Там Тонг. Как всегда, серьезен. Держит за ржавые от слюны и слизи цепи двух бургов.

Мраг перехватил цепь и взобрался на холку зверя, где закреплено седло из теплой кости. Седла делали из черепов гигантских тритонов. Безобидных и мягких травоядных – падальщиков, что в избытке водятся в канавах, затопленных подвалах, канализационных коллекторах города. Когда старое седло ломалось охотники отправлялись в места, где нет больших домов, а стоят плоские ангары с железными чудовищами внутри. Насосы молчат и слышен лишь шум того небольшого потока воды, что вытекает из города. Вместе с хламом и взвесью вода медленно выносит полуразложившиеся трупы тритонов. Наполовину готовые для поделки.

Остатки мягкого, подгнившего мяса сбиваются одним ударом черепа о стену и в руках охотника седло, остается только отодрать нижнюю челюсть и снять нижнюю крышку черепа. Внутри черепная коробка ровная и пустая. Именно в ней сейчас покоился зад Мрага. Седло размеренно заскрипело, а когда Мраг сдавил бока бурга, да так, что икрами почувствовал ребра скрип стал непрерывным.

– Вперед или назад? – спросил Тонг. – К Липким болотам, – Мраг ответил и посмотрели на охотника, что присоединился к отряду. Прежде, чем покинуть город им следовало проехать большую его часть и охотники присоединялись по пути, выскакивали на бургах из-под земли, некоторые прыгали со второго – третьего этажа, где обосновалась семья. Таких безрассудных немного. Многие соплеменники предпочитали все же обитать под землей. Так безопаснее.

– А там? – не унимался Тонг, – Территория Липких болот огромна, – Тонг привел, как ему показалось веский аргумент в пользу продолжения разговора, но Мраг остался нем.

В думах вожак был далеко. Не выспавшийся, его боевой вид поддерживала неуемная энергия, что горячела в мускулах, данных с рождения, и оттого не в духе, в таком состоянии Мраг всегда возвращался к самым тяжелым думам. Всплыла довольная морда Цвинк. Образ дочери завыл. Закололо под лопаткой. Поерзал в седле. В спину уперся старый, сучковатый лук с черной, жирно смазанной тетивой, сделанной из века скользкой рыбы.

Сбоку что – то бубнит Тонг, но он его не слушал и не слышал. Сделал морду еще суровей и вновь закопался в мысли, как бетонные кроты, что живут в фундаментах и точат, превращая в цементную пыль основания зданий. Из – за этих мутантов небоскребов в городе становится все меньше. По ночам слышен жуткий грохот очередной жертвы кротовой стаи. Дом, чей фундамент съеден падает, как подкошенный, а пыль заволакивает небо и ненадолго дает передохнуть от жары

– Дорф думает точно так же. Надо искать. Надо, но где? – размышляет Мраг. По спине бурга пробежала судорога, прервала раздумья. Ручной, но все же зверь согнал стайку кровососов, что издавали тонкий скрип, буравя его чешую, чтобы добраться до плоти. Мраг упрекнул себя в том, что надолго утратил контроль над ситуацией и позволил москитам так долго истязать животное. Одобрительно хлопнул бурга по короткой шее. Оглянулся. Отряд в полном составе. Чуть поодаль его замыкают грузовые бурги, спаренные, тащат на выпирающих хребтах скарб для поддержки походного быта.

Мраг понимал обеспокоенность Дорфа. У тщедушного вожака в дни Большой жары, когда никто не осмеливается высунуться на поверхность краем уха, родился сын. Регулярно солнце было особо немилосердно и раскаляло окрестности так, что пилигрима, вовремя не поспевшего домой позже находили хрупкого и высохшего.

И если бойцов, погибших в битве хоронили, то мумии соплеменников и мутантов, найденных после Большой жары ставили или укладывали в отдельной пещере как напоминание. Большая жара – смертельный период, когда все замирало и засыпало, и именно к нему подгадывали самки, производившие потомство. Большая жара забирала жизни, но она же и давала новые. Летоисчисление велось от жары до жары. Мраг самодовольно напряг обрывки губ, но в улыбку их так не сложил. Теперь главный охотник полностью контролировал происходящее вокруг. Отряд покидал пределы города. Он успешно пережил 57 пиков жары и был этим очень горд. Многие из его соплеменников покоились в земле или стояли разинув сухие пасти в пещере, напоминая об опасности.

На последнем посту – за ним начинался колючий лес – Мрага окликнул старший охранник.

– Вернитесь все, – незнакомый воин смущен, а взгляд завистлив, но по-доброму. Ему тоже хотелось в поход, а не стоять на границе. Мраг еще раз оглянулся и увидел, как он, дождавшись грузовых бургов, перекинул через спину несколько кожаных мешков для жира.

Долгожданный наследник Дорфа стал первым безмолвным в помете элиты племени. Сына Дорф, как и было положено предписаниями древних не убил. Оставил, но от племени скрыл. В груди раздался хрип. Мраг рыкнул прочищая горло и горько заключил, – Следующим вожаком может стать безмолвный зверь. Это не нравилось ни ему, ни Дорфу, но не оттает ли отцовское сердце с возрастом? Он видел старых монстров, обветшавших от времени. Совсем как дети, а их решения непредсказуемы.

Мраг надавил пятками на бока бурга и тот встрепенулся, с интересом глянул на дорогу, ожил, зачастил когтистыми лапами и вырвался на полтуши вперед, но недолго.

Встрепенулась ватага воинов, что ехала рядом, потом вся дружина, словно по цепочке из монстров и зверей пустили электрический ток. Цепочка подскочила, постройнела, рванулась вперёд, подстроилась и взяла темп бурга вожака. Мраг очнулся вовремя. Окрестности были знакомы, многократно изъезжены, что позволяло пребывать в беспечности, но воин не мог позволить себе вкусить это чувства сполна. Во – первых, ответственность за отряд. Во – вторых, даже самые спокойные места могут стать для отряда местом упокоения. В – третьих, скоро на землю опустится ночь.