Истории иркутских охотоведов. 50 лет вместе. Том второй

Сергей, позволь мне, Рябушкину Валерию, немного добавить к твоему повествованию. Ты подзабыл – был я в бригаде три путины.

Бывало, назначался «дежурным по алкоголю», как малопьющий. Из Магадана активно наезжал народ с целью поживиться рыбкой в обмен на «огненную воду». Самогон не котировался, а приличные напитки я изымал и запирал в кунге «шишиги». Ключ носил на шее и стойко сопротивлялся всяким поползновениям по изъятию спиртного. Свободный доступ в кунг открывался лишь на день рыбака. Дня три бригада не работала…

А вот, ещё вспомнил. Как-то после дня рыбака у некоторых «горели буксы» – требовалась «охлаждающая жидкость». Вспомнили, что накануне, недалеко от лагеря, в месте, где копали червей, зарыли двухлитровую банку со спиртом. На чёрный день. Закапывал член бригады, если не ошибаюсь, Соболев Толя. Сергей, поправь, если что. Пошли искать. Впереди Соболев с лопатой, за ним человека три в помощь. Копали, как археологи: предмет вожделения хрупкий. Взрыли не меньше сотки. Нет банки… Погрустили, забыли. Вспомнили через год – спирт-то не портится! Вскопали сотки три – ноль результат. И только в конце путины Толя сознался – он выкопал и, соответственно, утилизировал продукт на следующий день после того, как зарыл. Настроение было хорошее – бить не стали. На третий год по приезде на берег увидели на месте наших раскопок цветущую картошку. Местные из п. Нюкля решили – зачем пашне пропадать…

Но ты продолжай, Сергей, продолжай…

Фото Дорошенко С. В.

Несколько сезонов с нами работал Евгений Разливалов, охотовед 1976 года выпуска, ну и я. Так собралась троица друзей. Отработали нормально, всё шло по давно накатанной колее. Рыбу брали по утреннему приливу и по вечернему. Замечательно провели время, Женя Разливалов был «менеджером» по связям с населением. Наши палатки стояли недалеко от места высадки на Охотское побережье экспедиции Билибина, популярное место у молодожёнов, сколько выкупов взяли, повеселились вволю. Есть что вспомнить.

К сожалению, Евгений покинул нас, сердце подкачало…

Желаю всем здравствовать на радость близким и друзьям!

Елистратов Виктор Григорьевич

Фото автора

Родился 1 февраля 1955 г.

Поступил в ИСХИ в августе 1972 г. во вторую группу.

Окончил ИСХИ в сентябре 1977 г.

Работал:

– с октября 1977 по март 1979 года – инженер-охотовед Западно-Сибирской проектно-изыскательской экспедиции;

– с марта 1979 по февраль 1994 года – мастер-инструментальщик АООТ «Новая Бряньсельмаш»;

– с апреля 1994 года по март 1996 года – кондуктор грузовых поездов АО «Челутай-Лес»;

– с апреля 1996 года по февраль 2020 года – составитель грузовых поездов ОАО «СУЭК» Тугнуйское ПТУ.

В 2019 году награждён Почётной грамотой Министерства энергетики Российской Федерации.

Жуков Алексей Анатольевич

Фото автора

Родился 12 ноября 1954 г. в городе Нижний Тагил Свердловской области, но до шести лет жил в Приморье, в Шкотовском районе. В 1960 году, после второго хрущёвского сокращения вооружённых сил, семья наша возвратилась в Нижний Тагил.

Отец – Жуков Анатолий Николаевич, майор в отставке ВВС СССР, участник нескольких войн, в том числе Финской и ВОВ. После демобилизации работал заместителем начальника учебного цеха в Нижнетагильском МК до выхода на пенсию.

Мама – Ермакова Муза Константиновна, майор в отставке, участница ВОВ и войны с Японией. После демобилизации до 1961 года работала мамой, а потом устроилась работать в органы ВД. До пенсии работала начальником спецчасти г. Нижнего Тагила.

Имею старшую сестру.

В 1962 году я поступил в среднюю школу, которую и окончил в 1972 году.

Подал документы на поступление в Иркутский СХИ, успешно сдал вступительные экзамены и был зачислен на факультет охотоведения в 3-ю группу.

На первом курсе подружился с Леонидом Карташовым. Стали закадычными друзьями, я бы даже сказал больше – стали побратимами. Практически весь период обучения были вместе, на свадьбах друг у друга – свидетелями.

Окончил ИСХИ в сентябре 1977 г.

Женился в сентябре 1976 года. В 1977 году родился сын, в 1979 году родилась дочь и в 1986 году родился второй сын. Имею троих внуков и три внучки.

После окончания сборов поехал не по направлению, а по договорённости с директором оленесовхоза «Чириндинский» в п. Чиринда, расположенный на Крайнем Севере Эвенкии, на должность главного охотоведа. Супруге была обещана должность главного бухгалтера. Однако принципиальная договорённость (квартира) не была выполнена, а у меня уже был ребёнок, потому через месяц я уволился и поехал уже по направлению в Омское охотуправление, в Тарский ГПХ на должность охотоведа. Но и там квартиру пообещали лет через 5–6, не раньше. Тогда я взял открепительный талон и поехал в Свердловское охотуправление. Там мне предложили должность заготовителя в Гаринском ГПХ с предоставлением жилого дома в п. Шабурово.

В ноябре вместе с женой и старшим сыном я прибыл на место назначения. Дом был отличный.

В мае 1978 г. меня перевели на должность охотоведа госпромхоза с предоставлением жилья в посёлке Гари, куда мы и переехали.

В марте 1979 г. меня перевели на должность охотинспектора Красноярской краевой охотинспекции с обещанием предоставить квартиру, как молодому специалисту.

В августе этого же года меня перевели на должность охотоведа по учёту и воспроизводству.

В начале 1980 года перевели на должность старшего охотоведа по учёту и воспроизводству.

В августе 1980 года предоставили двухкомнатную квартиру новой планировки в спальном районе г. Красноярска.

В конце этого года из-за конфликта с начальством уволился из охотуправления.

Устроился в Красноярское отделение ВНИИОЗа младшим научным сотрудником по экономике охотничьего хозяйства.

Впоследствии стал старшим научным сотрудником, далее заведующим отделения. После объединения Красноярского, Новосибирского и Иркутского отделений в Сибирское меня выбрали директором Сибирского отделения ВНИИОЗ.

Заключил договор аренды с правом выкупа всего отделения и выкупился. Долгий судебный процесс о законности договора и выкупа закончился в Высшем арбитражном суде РФ в январе 1992 года. Через два с небольшим месяца сотрудники отстранили меня от занимаемой должности с просьбой об увольнении по собственному желанию. Их просьбу я удовлетворил и в конце марта стал безработным.

За период работы в науке было издано около 40 научных публикаций.

Чтобы хоть как-то сохранить стаж и иметь возможность что-то заработать, в апреле вынужден был организовать собственное предприятие, которое и возглавил. Работал один, без зарплаты. Пытался найти хоть какую-то работу, чтобы заработать. Приятель предложил помочь растаможить груз из Финляндии. С радостью согласился, но оплата была обещана бартером, не деньгами. Работу выполнил, в обмен пришёл мой первый компьютер с 386 процессором. Всё это время жил на деньги жены.

Первый монетизированный результат своей работы получил лишь в сентябре 1992 года. Ну а потом бизнес затянул меня, заарканил.

В 2000 году возглавил по просьбе руководства банка «Зенит» умирающее звероводческое объединение ООО «Северная пушнина» с совокупным долгом около 10 миллионов долларов США с условием передачи мне в собственность этого предприятия после погашения долгов. Переехал в Санкт-Петербург. Работал как проклятый. За период работы увеличил объём выпускаемой продукции более чем в шесть раз, а именно с 60 тыс. забойного стада до 400 тысяч шкурок и через два с половиной года получил первую прибыль (один миллион 800 тысяч долларов США). За что и был уволен Банком, руководству которого показалось, что такое высокодоходное предприятие нужно самим, а работать за зарплату, какой бы она высокой ни была, я отказался.

Начались уголовные дела против меня. В общей сложности 7 уголовных дел о мошенничестве в особо крупных размерах (ст. 159 ч. 4), но по факту это была попытка банка рейдерским путём отобрать у меня имущество. Моими делами в течение четырёх лет занималась специальная группа городского СУ в составе пяти следователей по особо опасным преступлениям (видимо, других дел у СУ не было). Совокупный результат всех судов – штраф 50 тысяч рублей. Нервы, убытки, здоровье – подсчёту не подлежат. Одно лишь разбойное нападение на меня и вывоз в лес бандитами с целью подписания нужных им документов можете оценить сами. Но высшие силы не допустили вопиющего беззакония, хотя последствия того «правосудия» достают до сего времени.

ООО «Северная Пушнина» в конце концов обанкротилось. Чтобы прибыль получать – надо спать не в кровати, а в автомобиле во время переездов из хозяйства в хозяйство. Но это так, мысли вслух.

За весь период деятельности государство и лица от его имени разоряли меня четыре раза. Мелкие поборы и взятки не считаются.

В последний раз это сделала налоговая Санкт-Петербурга совместно с городским Следственным Комитетом. От этого разорения я до сих пор ещё полностью не восстановился ни по финансам, ни по перспективам.

Но попытки рейдерских захватов не прекращаются и в настоящее время. А в телевизоре вещают, что такой проблемы нет. Как вывод – нынешние наши суды – на порядок лучше западных, но и в подмётки не годятся советскому правосудию. Ибо для себя не определили, к какому конкретно берегу пристать.

Орденоносец РПЦ.

Ныне безработный пенсионер. Помогаю супруге управляться с хозяйством, а оно немаленькое. На здоровье сильно не жалуюсь. Счастлив. Горячий Камень не ищу. Не нужен он мне, ибо ничего в прошедшем периоде своей жизни изменять не желаю.

110 лыжных шагов

Моё приветствие, дорогие товарищи и друзья!

Как я вам и обещал в прошлом рассказе, начинаю своё повествование о том примечательном выстреле, что был мною сделан на 110 лыжных шагов.

Хочу заметить, выстрел – это мгновение. Ну, или несколько мгновений. И дело было так!

Лось. Патроны. Патронник. Мушка. Предохранитель. Курок.

Бац, и мимо! Второй курок. Бац, и снова мимо!

Именно так и происходит любой выстрел. Различие одно – попал или не попал в мишень. А вот предыстория каждого выстрела строго индивидуальна. Независимо от того, сколько выстрелов в день делает охотник.

В моём случае мишень спокойно, не спеша, развернулась и, не меняя темпа движения, ушла в лес. Лось скрылся из вида, а я остался стоять на болотине, с непониманием разглядывая своё ружьё. Собственно, ничего интересного. Да, да, именно так всё и было, но на этом история не закончилась.

А чтобы полностью понять результаты того и последующего дней, нужно детально рассмотреть предысторию произведённых тогда двух выстрелов в сто десять лыжных шагов, которую я и собираюсь вам поведать.

Началась она задолго, очень задолго до самого выстрела. Ещё в институте, в который я попал, как тогда полагал, совершенно случайно. Именно тогда, мы, студенты охотфака, кто в большей, кто в меньшей степени заразились болезнью – пулевой стрельбой. Кто-то ездил на стрельбы в тир и там проверял свои патроны, кто-то пристреливал ружьё в тайге. Лично я тоже заразился этой болезнью, но болел не сильно. Так, периодически, приступами, которые быстро проходили после проведённых нескольких выстрелов в мишень.

Но вот когда я, как молодой специалист, приехал в леспромхоз Свердловской области и у меня дважды пули ушли в молоко (рикошет), приступы пулевых стрельб плавно перешли в хроническое заболевание. Обидно, скажу я вам, когда после нескольких часов скрадывания выходишь на зверя, а потом, после выстрела, услышав тонкий свист – «пьюиииить», наблюдаешь убегающего зверя. Вот это дважды услышанное «пьюиииить» и сделало меня надолго хроником пулевого заболевания.

Я стал покупать все типы пуль, какие мог купить или достать, даже самодельные. Перечитал кучу литературы самой разнообразной, начиная с научных статей до газетных заметок. Советовался с асами охотничьего промысла и т. д., и т. п. Даже сам пулелейку сделал и пули выливал. Сразу скажу – дрянные пули я делал.

Отстреливал я их по мишеням десятками и весьма регулярно. Сравнивал и анализировал полученные результаты. Опытов было проведено немало, но удовлетворительного результата я так и не смог получить. Не было стабильности попадания. И тут ко мне в гости приехал мой старший брат, двоюродный. Увидел мои опыты в пулевой стрельбе и высказал предположение, что я не могу добиться стабильности в выстреле, так как заряжаю патроны «на глазок». Он был научным сотрудником Академии Наук. Учёный, одним словом. А для таких работников мерка пороха – понятие из группы «примерно – приблизительно» или «вокруг да около». Пообещал, что в следующий раз привезёт мне точные весы и сдержал своё слово, привёз лабораторные весы до четвёртого знака после запятой. И сказал: «Взвешивай не только порох, но и пыжи».

Брат оказался прав – в выстрелах появилась стабильность. В круг диаметром 50 см я стал попадать с пятидесяти метров со 100 процентной вероятностью. А вот на более дальние дистанции пули «уплывали», и результат становился случайным. Но в то время зверя на более дальней дистанции я не встречал, поэтому моя болезнь немного поутихла.

В 1979 году меня перевели на работу в Красноярское крайохотпромуправление. Новая работа, новые знакомые, новые места – всего не пересказать в одном абзаце, а если уж рассказывать – то хватит и на повесть. Мой же рассказ совсем о другом. Но то, что переезд с Урала в Центральную Сибирь сыграл определённую роль в этой истории – факт.

Так вот, в самом начале своей трудовой деятельности в новом коллективе я познакомился с одним очень интересным дедушкой, ровесником века – так он себя представлял: Федурановым Константином Александровичем. Знаменитый в крае был человек и не только там. Мореман, участник войны и бессменный главный бухгалтер Красноярского мостоотряда № 7. Он строил Дивногорскую ГЭС, строил в Красноярске Коммунальный мост, строил и важный объездной мост «Объект 777», или как его красноярцы называли – мост «Три семёрки». Много он добрых дел переделал, в том числе и в моей судьбе он сыграл одну из важнейших ролей, повлиявших на всю дальнейшую жизнь. Впрочем, это совсем другая история – история, достойная своего рассказа.

Так вот, в продолжение моего повествования, Константин Александрович стал приглашать меня с собой на охоту. Сам он уже не охотился, а вот дух охоты, костра, охотничьих баек за кружкой чая со сгущённым молоком и т. п. тянул его в тайгу. За Мостоотрядом были закреплены охотничьи угодья в Балахтинском районе на правом берегу Красноярского водохранилища по речке Шахабаиха. Добираться туда было сложно: сначала на машине, потом на лодке и до базы пешком километра два. База была шикарная. Егерь, тоже старик, но помоложе Александровича. Сами угодья вплотную примыкали с востока и с юга к Сисимскому заказнику.

Места красивейшие, малопосещаемые. Значительную часть своих охот, особенно в первые два года жизни в Красноярске, я проводил именно там, вместе с Константином Александровичем. Без него я там не бывал.

В одну из таких охот, ещё в первый год моего пребывания в городе на Енисее я вышел на стадо маралов. Голов восемь я насчитал, а сколько там было на самом деле – не знаю. Увидел я их метров за 150, стал скрадывать, но был мороз, и мне удалось подобраться к ближайшему зверю метров на 60–70, ещё чуть-чуть и стал бы стрелять, но звери меня учуяли и убежали. Ну а вечером, при пересказе, выслушал массу критики, совокупность которой сводилась к одному тезису – «Дурак, надо было стрелять!» Мои возражения, что выстрел был не гарантирован, смели на пол и растоптали, не задумываясь. Вот тогда мой старший товарищ и порекомендовал мне поговорить ещё с одним егерем, который постоянно проживал на левом берегу, где у мостоотряда была своя лодочная станция. На обратном пути мы заехали на эту станцию, и Александрович познакомил меня с этим егерем. К своему стыду, я не смогу сейчас вспомнить ни его имени, ни фамилии. Потому пусть он и в рассказе останется просто Егерем.

Познакомились, я рассказал о своих проблемах. Егерь внимательно выслушал, взял моё ружьё, патроны, что были у меня, и произвёл несколько прицельных выстрелов в тире, что был при лодочной станции. И сказал: «Маловато мощности, усиливай заряд». В тот день мы уже возвращались в город и надолго задержаться не смогли. Но я стал ездить к егерю специально в тир, на пристрелку, благо, что на левобережье добраться можно было и на автобусе. Главное – нужно было дозвониться по домашнему телефону до Егеря и договориться с ним о моём приезде. Он всегда встречал меня на автостанции в Балахте и привозил к себе на базу. Постепенно я узнал, что егерь и работал-то на станции исключительно из-за того, что при ней был тир. Он оказался не только хронически больным пулевой болезнью, он вообще был помешан на ружьях, их ремонте, коллекционировании, изготовлении и прочая, прочая, прочая. Его интересовало всё, что так или иначе связано с оружием. Любым. А к охоте оставался совершенно равнодушен. Но в моём случае он вылечил меня от пулевой болезни окончательно и бесповоротно, решив задачу дальности стрельбы. После проведённых очередных стрельб он выдавал мне советы, я их тщательно записывал, приезжал домой, заряжал патроны и в следующий раз снова ехал к егерю для их отстрела. В конце концов был достигнут устойчивый и стабильный результат. В серии из 10 выстрелов при стрельбе на 100 метров было 100-процентное попадание в мишень с удовлетворительной точностью. И как только результат был получен, у Егеря ко мне пропал всякий интерес. Меня-то он оружием не заразил.

Как раз к тому моменту, как мы завершили подбор зарядов для моего ружья, я вынужден был покинуть краевое охотуправление. Из-за конфликта с начальством. Выбора у меня особого не было, хотя работа мне нравилась, – либо я увольняюсь по собственному, либо меня увольняют по не собственному.

И я в декабре 1980 года устроился в Красноярское отделение ВНИИОЗ, которое располагалось в деревянном двухэтажном четырёхквартирном доме. Две квартиры были служебными, и в них жили бывшие сотрудники ВНИИОЗа. А в двух других мы работали. В каждой комнате было по три стола, ещё были своя оружейная комната, кабинет заведующего, склад и маленькая кухонька. Коллектив у нас был небольшой, штатное расписание всего на 12 человек, поэтому атмосфера в коллективе была немного домашняя. В ближайшей округе не было ни столовых, ни буфетов, потому обедали мы по очереди на этой маленькой кухне, где находилась небольшая переносная электрическая плитка, чайник и минимум кухонных приборов.

Довольно часто мы собирались там просто на чаепитие, за которым и происходили разного рода обсуждения общественных дел и событий. Именно там я узнал, что за коллективом есть закреплённые охотничьи угодья, что коллектив получает ежегодно несколько лицензий. Обычно две, иногда три спортивные лицензии на сезон. Мясо делили поровну между всеми сотрудниками, которые сбросились на лицензии. А на мою просьбу включить меня в состав охотничьего коллектива поступил жёсткий ответ: «Нам, вообще-то, нахлебники не нужны. И носильщики тоже».

Меня это сильно обидело, на грани оскорбления. Но не кричать же там, что я уже далеко не новичок, не первый раз в тайгу выезжаю, хотя и самый молодой из коллектива. Да и вообще, считал и считаю, что поговорка «Не суди, да судим не будешь!» абсолютно правильна по сути и по содержанию. Но меня осудили. Правда, высказал это мнение один из старейших работников отделения, бывший преподаватель в ИСХИ, старший научный сотрудник, относимый к корифеям охотоведческой науки. Назовём его Борисом, для конспирации. Остальные сотрудники тогда просто промолчали. В тот сезон я так и не попал на угодья охотколлектива.

На следующий сезон коллективу было выделено всего две лицензии, и на мою робкую попытку включиться в охотничий коллектив вновь получил жёсткий отпор от того же сотрудника: «Нам всего две лицензии выделили. Самим мало!» Но к тому времени я уже более или менее освоился в коллективе и не стал молча терпеть наглые выходки так называемого «корифея». Во всяком случае, для меня он с этого пьедестала был свергнут за его уверенное вещание по всем, подчёркиваю, по всем без исключения вопросам, начиная с рецептов приготовления блюд до выбора носков и способов охоты. И я просто сказал: «А если я возьму ещё лицензию на ваш участок? В коллектив возьмёте?»

Остальные участники того разговора согласились сразу ибо в открытую сотрудники с Борисом никогда не спорили, понимая и зная бесполезность данного спора, хотя внутренне с ним были не согласны. Потому-то сразу и согласились. Однако Борис, как всегда, встал в позу и вынес свой вердикт: «Вот только если ещё две дополнительных лицензии получишь, тогда возражать не будем». Он всегда выдавал своё мнение за мнение всего коллектива, высказывал его уверенным, не терпящим возражений тоном.

Я получил эти две дополнительные лицензии на наш коллектив и был включён в бригаду охотников. Первая моя поездка оказалось пустой, вторая тоже. Ну а в третий раз я попал в группу вместе с этим Борисом. Как обычно, нас было четверо. Но атмосфера в зимовье стояла напряжённая. Я лично устал от Борисовых бесконечных подколок, подковырок, высказываний о моём профессионализме, опыте, знаниях. Да, в первые две поездки мне не повезло, но на то было несколько причин, главная из которых – неизвестная местность и незнание экосистемы. Но я не унывал, лиха беда – начало, ведь к третьему выезду я уже довольно сносно ориентировался в угодьях. Но вот в ту поездку, в самом её начале, погода для охоты скрадом была не очень благоприятная. Морозец хоть и несильный, так, градусов 15, но безветрие и ежедневная изморось не способствовала тихой ходьбе. Так что мы проходили, пролазили пару дней, и никто не смог добыть зверя. А вот на третий день я решил сходить в один дальний уголок угодий, посмотреть, может, там что-то интересное, но если честно, то хотелось вернуться в зимовье как можно попозже, чтобы лишний раз не выслушивать всякие гадости, сдерживая себя, чтобы не сорваться на ответное хамство. Сходил, посмотрел, запомнил. И пошёл обратно, но засветло вернуться в зимовье не получалось. Впрочем, как ранее было сказано, я сильно-то и не торопился с возвратом. Не успевал, далековато зашёл, ну и хорошо. Потихоньку давил целик и неизбежно приближался к зимовью. Сумерки стали сгущаться, лес понемногу стал терять чёткость контуров, и я, стараясь по лесу не идти, свернул в пойму ручья, вдоль которого располагалось пойменное болото-луг, чтобы не получать ветками удары по лицу. Я решил, что лучше удлинить путь, но пройти его по открытому пространству. Там и светлее, и валежин меньше. А день для себя я уже закрыл как неудачный. И только-только вышел из черневого леса, как вдруг увидел боковым зрением: параллельно мне идёт лось в полхолма вдоль ручья. Мы с ним практически одновременно вышли из нерубленого леса, но с разных сторон. Он шёл по правому берегу, а я по левому.

Лось. Патроны. Патронник. Мушка. Предохранитель. Курок.

Бац, и мимо! Второй курок. Бац, и снова мимо!

Лось спокойно, не спеша, развернулся и, не меняя темпа движения, скрылся в лесу. Перезарядить ружьё я не успевал никак. Зверь ушёл, а я остался стоять на приручьевой болотине, с непониманием разглядывая своё ружьё.

В голове неслось: «Промазал! Промахнулся! Как такое могло быть? Поторопился!» Чего только в голову не приходило. Но и продолжать стоять, себя ругая, смысла не было. Подобрал выброшенные в горячке пустые гильзы, варежки. И когда я успел их скинуть, да ещё и зашвырнуть в такую даль, ума не приложу. И, окончательно успокоившись, прикинул расстояние до зверя. Примерно 70–80 метров. Для моих патронов вполне убойная дистанция. Но на всякий случай решил измерить расстояние шагами, глазомер у меня ещё тот, вполне мог и соврать. И в целик, на лыжах, я насчитал ровно ПО шагов. Сколько это метров? Да Бог его знает. Не было у меня ни метра, ни рулетки.

Подойдя к месту разворота лося, я стал искать следы пуль. Да, вот и они. «Надо же, а легли-то кучно. Как будто по неподвижной мишени стрелял», – мелькнула у меня мысль.

Но что-то в картине мне не нравилось, что-то не срасталось, не знаю что, но не нравилось. И тогда я решил примериться, а на сколько я завысил выстрел? Сказано – сделано. Пометил места входа пуль в снегу, стал прикидывать высоту лося – не получается промах. И так, и эдак – должен был попасть, зацепить! Но, с другой стороны, я же не видел попадания. Лось даже не пошевелился, не дёрнулся. Как шёл себе, так и шёл, а после выстрела спокойно развернулся и, не торопясь, возвратился в лес. Пробежал немного по лосиному следу, следы ровные, без всяких прыжков, и крови нет совсем. Ход ровный, след в след по своему старому пути. Вернулся обратно к месту пулевых отметин, заметку сделал побольше, чтобы издалека было видно. Вернулся к месту откуда стрелял. Примерился – точно, не мог промахнуться. Значит, надо идти тропить. А сумерки-то уже нехилые. Но и убедиться надо было – попал или промахнулся? Жаль, фонарик с собой не взял, без батареек дома оставил. И думай – не думай, хоти – не хоти, а выдвигаться вперёд надо! Прошёл, наверное, с полкилометра. Никаких признаков попадания пока не обнаружил. Продолжил тропление дальше. И вскоре, как мне показалось, следы стали немного другими. Стал внимательнее осматривать кусты вокруг следа и на одном из них обнаружил маленькую каплю крови!