Пространство Откровения. Город Бездны

Аластер Рейнольдс

Пространство Откровения. Город Бездны

Alastair Reynolds

REVELATION SPACE

Copyright © 2000 by Orion Publishing Group

CHASM CITY

Copyright © 2001 by Alastair Reynolds

© В. П. Ковалевский, Н. П. Штуцер (наследники), перевод, 2002

© А. С. Юрчук, перевод, 2004

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2020

Издательство АЗБУКА®

Пространство Откровения

Глава первая

Сектор Мантель, северная часть массива Нехбет, Ресургем, Система Дельта Павлина, год 2551-й

Надвигалась бритвенная буря.

Силвест стоял на краю раскопа и думал: переживут ли плоды его трудов эту ночь? Территория археологических раскопок представляла собой ряд глубоких шурфов квадратного сечения, разделенных крутобокими холмами извлеченной земли. Шурфы закладывались по классической сетке Уиллера. Они уходили вглубь на десятки метров и были обтянуты прозрачной тканью, сотканной из гипералмазных нитей. Миллионы лет стратифицированной геологической истории лежали за этим покрытием. Но что дальше? Одна-единственная песчаная буря – и все шурфы будут засыпаны до самого верха.

– Получено подтверждение, сэр, – сказал кто-то из рабочих, подойдя к Силвесту со стороны первого вездехода; дыхательная маска приглушала его голос. – Кювье только что передал штормовое предупреждение для всей северной части горного массива Нехбет. Всем бригадам, работающим на поверхности, рекомендовано вернуться на ближайшие базы.

– Ты хочешь сказать, что мы должны собрать манатки и укатить в Мантель?

– Ожидается буря невероятной силы. – Рабочий нервно стянул ворот своей ветровки. – Прикажете дать распоряжение о полной эвакуации?

Силвест поглядел на раскопки. Стенки шурфов сверкали под лучами прожекторов, установленных по всей площадке. Дельта Павлина в этих широтах никогда не поднималась достаточно высоко над горизонтом, чтобы дать хорошую освещенность. Сейчас же она висела почти у самой линии горизонта, да к тому же была полускрыта густыми облаками пыли – слабый ржавый мазок на небе, почти незаметный для невооруженного глаза. Скоро появятся и пыльные вихри, они помчатся над птеростепью тысячами раскрученных до бешеной скорости волчков. А за ними последует и главный удар бури, вздымающейся над горизонтом огромной черной наковальней.

– В отъезде нет необходимости, – сказал Силвест. – Мы тут вполне прилично прикрыты. Ты, должно быть, не заметил, но вон на тех валунах почти отсутствуют следы ветровой эрозии. Если будет очень сильная буря – что ж, запремся в вездеходах.

Рабочий бросил взгляд на валуны и покачал головой, словно не поверил собственным ушам.

– Сэр, Кювье дает предупреждения такой категоричности не чаще раза или двух в год. Эта буря посильнее любой, что мы видели.

– Не говори за всех; она посильнее любой, что видел ты, – отозвался Силвест, заметив, что взгляд собеседника вильнул в сторону. – Вот что я тебе скажу: мы не можем бросить раскопки. Это ясно?

Подчиненный снова обвел взглядом площадку:

– Мы можем прикрыть шурфы чем-нибудь сверху. Вкопать радиомаяки. Даже если шурфы засыплет буря, мы найдем их и вернемся. Вот на это самое место, где стоим. – За толстыми стеклами защитных очков метались перепуганные умоляющие глаза. – Так ведь лучше, чем рисковать людьми и оборудованием?

Силвест шагнул вперед, заставив собеседника отступить к ближайшему шурфу.

– Вот что ты сейчас сделаешь. Передай всем бригадам, чтобы продолжали копать вплоть до поступления новых распоряжений. И никаких разговоров о возвращении в Мантель. Ладно, самые чувствительные приборы можно убрать в вездеходы. Приказ понятен?

– Но как же люди, сэр?

– А люди будут делать то, для чего они сюда прибыли. Будут копать.

Силвест зло глядел на рабочего, как будто провоцируя на пререкания, но после долгой паузы тот побежал с привычной ловкостью по тропке через отвалы. Расставленные вокруг площадки хрупкие гравитометры, похожие на пушки со склоненными к земле стволами, слегка подрагивали под усиливающимися порывами ветра.

Силвест подождал, а потом по такой же тропе прошел мимо нескольких шурфов к центру участка раскопок. Там четыре шурфа были объединены в одну шахту сечением тридцать метров на тридцать; ее стены тоже укрепили гипералмазом. Силвест ступил на лестницу, ведущую вниз. В эту шахту он спускался за последние недели столько раз, что отсутствие головокружения удивляло его едва ли не больше, чем открывающаяся глазам картина. Продвигаясь вдоль стены, выстланной прозрачным материалом, он будто проплывал сквозь пласты времени: с момента События прошло более девятисот тысяч лет. Бóльшая часть этих пластов представляла собой вечную мерзлоту, что было характерно для приполярных широт Ресургема. Эта земля никогда не оттаивала. Ниже ее, совсем близко к Событию, лежал слой реголита, свидетельство ударно-взрывных процессов, имевших место в последующий период. Само Событие отмечалось тонкой черной чертой – пеплом сгоревших лесов.

Дно шахты не было совершенно ровным. Оно сужающейся лестницей спускалось на глубину сорока метров от поверхности. В самом низу пришлось установить дополнительные осветительные приборы. Небольшая площадка раскопа буквально кипела человеческой энергией. Дыхание приближающейся бури тут просто не ощущалось. Группа копачей трудилась почти беззвучно, стоя на коленях на циновках. Инструменты, которыми велась работа, были столь тонки и сложны, что в другую эпоху могли бы служить хирургам. Главными здесь были три студента из Кювье – уроженцы Ресургема. Рядом томился робот, ожидая распоряжений. Хотя на ранних этапах раскопок машинам не приходилось простаивать, на финальной стадии им не доверяли. Рядом с копачами сидела брюнетка в черном пальто, с геометрически четкой челкой; компад у нее на коленях показывал таблицу эволюции черепов амарантийцев. Как только женщина увидела Силвеста – тот спускался почти бесшумно, – она встала и захлопнула компад.

– Да, вы были правы, – сказала она. – Что бы тут ни лежало, оно большое и на вид прекрасно сохранившееся.

– У вас есть какие-нибудь предположения, Паскаль?

– А это уж, скорее, по вашей части. Я тут только комментировать имею право. – Паскаль Дюбуа, молодая журналистка из Кювье, с самого начала освещала раскопки в прессе, но не гнушалась и лопату брать в руки, легко овладевая тонкостями археологии. – Мрачное зрелище эти скелеты. Хоть и инопланетяне, все равно их жалко.

В одной из стен шахты, там, где начинались ступени, ведущие еще ниже, были вскрыты два захоронения, выложенные каменными плитами. Хотя могилам было как минимум девятьсот тысяч лет, они хорошо сохранились. Анатомическое строение костей позволяло предположить, что они принадлежали родственникам. Это были типичные костяки амарантийцев. Неискушенный в археологии наблюдатель принял бы их за человеческие, так как эти существа тоже имели четыре конечности, две из которых служили для передвижения; рост примерно соответствовал росту человека. Сходство наблюдалось и в других деталях: объем черепа примерно такой же, органы чувств, дыхания и речи расположены сходно. Но черепа обоих амарантийцев были вытянуты и походили на птичьи – четкий гребень шел от затылка вперед, мимо объемистых глазниц, до клювообразной верхней челюсти. На костях там и тут висели лохмотья коричневой ткани, она как будто предназначалась для удержания умирающих в позе, говорящей об агонии. Это не были окаменелости в полном смысле слова: минерализация костей отсутствовала. Сами могилы пустовали, если не считать костей и нескольких предметов явно техногенного происхождения, с которыми хоронили мертвецов.

– Возможно, – сказал Силвест, наклоняясь и трогая пальцем череп, – они хотели вызвать у нас именно эти чувства.

– Нет, – ответила Паскаль. – Просто ткань высохла и кости изменили свое положение.

– А может, они в таком виде с самого начала?

Ощупывая череп сквозь ткань перчатки, передававшую ощущения пальцам, он вдруг вспомнил желтый зал на верхнем ярусе Города Бездны, с акварелями на стенах, изображавшими метановые ледники. Меж гостей ходили ливрейные роботы, предлагая сласти и ликеры, драпри из ярких шелков свисали со сводов дворца. В воздухе, согласно последней моде, светились и колыхались изображения серафимов, херувимов, колибри и фейри. Он вспомнил даже гостей, в основном связанных с семьей, – людей, которых либо едва знал, либо недолюбливал; его друзей здесь было очень мало. Отец, как обычно, сильно опоздал. Уже близилась ночь, когда Кэлвин наконец-то соизволил появиться. Впрочем, это никого не удивило: то было время самого последнего и самого великого проекта Кэлвина, так что сам процесс его реализации был как бы медленной смертью его творца. Не говоря уже о последующем самоубийстве, случившемся в разгар работ.

Силвест отлично помнил, как отец вручил ему шкатулку с инкрустацией в виде сплетающихся рибонуклеиновых спиралей на стенках.

– Открой, – велел Кэлвин.

Он помнил, как взял шкатулку, оказавшуюся на удивление легкой. Поднял крышку и увидел гнездо, выложенное невесомыми прядями упаковочного материала. В нем покоился коричневый купол, по цвету ничем не отличавшийся от ларца, разве что усеянный крапинами. Это была верхняя часть черепа, видимо человеческого. Нижняя челюсть отсутствовала.

Вспомнил он и тишину, сразу воцарившуюся в зале.

– И это все?! – воскликнул Силвест достаточно громко, чтобы его услышали во всех углах. – Старые костяшки? Ну, спасибо, папочка. Я в восторге!

– Что ж, вполне понятное чувство, – ответил Кэлвин.

Беда была в том, как сейчас же понял Силвест, что Кэлвин говорил совершенно серьезно. Череп не имел цены. Ему было двести тысяч лет. Женщина из испанского муниципалитета Атапуэрка, как он вскоре узнал. Время ее погребения определялось весьма точно самим характером захоронения, но ученые, которые его раскопали, изменили первоначальные оценки, использовав самые последние методы датирования: анализ соотношения калия и аргона в стенах пещеры, где была похоронена испанка, расчет ее возраста по полураспаду урана в натеках травертина, трековое датирование вулканического стекла, термолюминесцентный анализ кремния. Эти же методики в несколько улучшенном виде и сейчас применялись при раскопках на Ресургеме. Физики пока еще не нашли более надежных способов определения возраста археологических находок.

Конечно, Силвест должен был тогда мгновенно понять, что перед ним самые древние человеческие останки на Йеллоустоне, привезенные с Земли в систему Эпсилона Эридана несколько столетий назад. Эта вещь пропала во время колониальных мятежей, и то, что Кэлвин снова ее отыскал, само по себе маленькое чудо.

Силвест устыдился не столько собственной неблагодарности, сколько выказанного перед всеми невежества, которое так легко было скрыть. И он поклялся, что эта оплошность никогда не повторится. Много лет назад он привез череп сюда, на Ресургем, чтобы тот служил напоминанием о клятве.

Вот и сейчас Силвест не должен ударить в грязь лицом.

– Если ваше предположение верно, – сказала Паскаль, – значит их похоронили в таком виде по некой важной причине.

– Возможно, в качестве предупреждения, – отозвался Силвест и шагнул к студентам.

– Я боялась услышать от вас нечто в этом духе, – шепнула она, следуя за ним. – И о чем же можно предупреждать столь жутким образом?

Вопрос был риторическим, и Силвест это хорошо понимал. Паскаль отлично знала все, что он думал об амарантийцах. Ей нравилось дразнить его, добиваться повторения одних и тех же объяснений: авось запутается в собственных теориях и совершит какую-нибудь логическую ошибку, достаточно серьезную, чтобы пришлось признать крушение всей стройной системы своих взглядов.

– Событие… – начал Силвест, ощупывая тонкую черную полоску сквозь прозрачную облицовочную плиту.

– Событие произошло с амарантийцами, – подхватила Паскаль, – но они вряд ли могли его предвидеть. И продолжалось очень недолго. Не было у них времени хоронить трупы так, чтобы те служили предупреждением, даже если хоронившие имели хоть малейшее представление о том, что их ждет впереди.

– Они разгневали богов, – сказал Силвест.

– Да, – согласилась Паскаль. – Думаю, никто не станет возражать, что они могли бы интерпретировать Событие как свидетельство божественного неудовольствия и включить его в систему своих религиозных верований, но у них не было времени оформлять эти верования в виде памятников, так как все амарантийцы погибли. И вряд ли можно предполагать, что подобные специфические захоронения они делали ради будущих археологов, тем более принадлежащих к совершенно иным биологическим видам. – Паскаль накинула на голову капюшон пальто и крепко затянула завязки. Клубы пыли уже залетали в шурф, а воздух в нем теперь не казался таким неподвижным, как несколько минут назад. – Но вы-то думаете иначе, не так ли? – Не дожидаясь ответа, Паскаль надела толстые противопыльные очки, нарушив ими безупречность челки, и наклонилась к предмету, который студенты осторожно выкапывали из грунта.

С помощью своих специальных очков Паскаль могла считывать данные с «рисующих» гравитометров, расставленных по периметру сетки Уиллера. Показания этих приборов давали стереоскопическую картину масс, погребенных под поверхностью грунта. Силвест тоже адаптировал свое зрение к этой задаче. Грунт, на котором они стояли, сделался как бы прозрачным, как бы несуществующим. Образовалась туманная матрица, в которой отчетливо виделся некий огромный предмет. То был обелиск – громадный одинокий каменный монолит, заключенный в каменный же саркофаг. В высоту он достигал двадцати метров. Пока была откопана только его верхушка. И похоже, на одной стороне была выбита надпись стандартными позднеамарантийскими иероглифами. Разрешающей способности гравитометров не хватало, чтобы прочесть текст. Для этого надо было откапывать весь обелиск.

Силвест вернул глазам обычное зрение.

– Работайте быстрее, – обратился он к студентам. – Если слегка поцарапаете обелиск, ничего страшного. К вечеру вы должны открыть хотя бы метр этой поверхности.

Кто-то из студентов, стоя на коленях и продолжая копать, сказал:

– Сэр, мы слышали, что раскопки будут остановлены.

– Это еще почему?

– Буря, сэр.

– И черт с ней! – Силвест повернулся к Паскаль, которая внезапно сильно сжала его руку.

– Они имеют право волноваться, Дэн, – сказала журналистка тихо. – Я ведь тоже слышала штормовое предупреждение. Нам уже давно следовало отправиться в Мантель.

– И потерять вот это?

– Что мешает вернуться потом?

– Мы можем не найти этого места, даже если я вкопаю тут радиомаяк.

Он знал, что прав. Положение раскопа на картах нелегко определить, так как сами карты не отличаются ни точностью, ни детальностью. Они были сделаны на скорую руку сорок лет назад, во время полета «Лореана», оставившего пояс навигационных спутников. Этот пояс был уничтожен через двадцать лет после съемки, когда половина колонистов решила захватить корабль и вернуться домой. Теперь определить точно свое местоположение на Ресургеме – весьма непростая задача. А радиомаяки во время песчаных бурь часто ломаются.

– И все же ради этого не стоит рисковать людьми, – ответила ему Паскаль.

– Ради этого я рискнул бы и бо́льшим. – Силвест повернулся к студентам и крикнул: – Торопитесь! Если нужно, используйте робота. Но к рассвету чтобы верхняя часть обелиска была на виду.

Слука, старшая из студентов, что-то пробормотала под нос.

– Есть предложения? – осведомился Силвест.

Она прекратила работу – очевидно, впервые за несколько часов. Силвест видел, как ее лицо обретает выражение решимости. Лопатка выскользнул из ее руки и упала рядом с ногой, затянутой в меховой муклук. Девушка сдернула маску – значит собирается что-то сказать.

– Надо поговорить.

– О чем, Слука?

Она вдохнула из маски, чтобы произнести следующую фразу:

– Не слишком ли вы полагаетесь на свою удачу, доктор Силвест?

– А ты свою только что пустила насмарку.

Казалось, студентка его не слышит.

– Вы знаете, что мы не равнодушны к тому, чем занимаемся здесь. Мы разделяем ваши взгляды. Вот почему работаем от зари до зари, гнем спину на вас. Но вы напрасно считаете нас рабами. – Она блеснула белками глаз, бросив взгляд на Паскаль. – Скоро вам могут понадобиться все ваши союзники, доктор Силвест.

– Это угроза?

– Это констатация факта. Если бы вы уделяли больше внимания тому, что происходит в колонии, то знали бы, что Жирардо решил пойти на конфликт с вами. И похоже, ждать осталось недолго, гораздо меньше, чем вы думаете.

По спине у Силвеста побежали мурашки.

– О чем, черт побери, ты болтаешь?

– О чем? О перевороте! – Слука обогнула Силвеста, направляясь к лестнице, ведущей на поверхность. Поставив ногу на ступеньку, она обернулась к оставшимся двум студентам, которые, не поднимая головы, продолжали сосредоточенно откапывать обелиск. – Давайте вкалывайте, но не говорите потом, что вас не предупредили. А если слабо представляете себе, что бывает с попавшими в бритвенную бурю, то гляньте на доктора Силвеста.

Один из студентов робко поднял голову:

– Куда ты, Слука?

– Поговорить с другими бригадами. Может, не все знают о штормовом предупреждении. А когда узнают, вряд ли многие захотят продолжать работу.

Она полезла вверх, но Силвест схватил ее за муклук. Девушка посмотрела на него. Теперь она была в маске, но Силвест все равно прочитал на ее лице презрение.

– Слука, это конец твоей карьеры.

– Нет, – ответила она, рывком высвободив ногу. – Это только начало. Переживайте лучше за свою карьеру.

Силвест прислушался к своим ощущениям и обнаружил, сам тому подивившись, что совершенно спокоен. Однако это было то особое спокойствие, которое свойственно океанам металлического водорода на огромных газовых планетах, – океанам, сдерживаемым колоссальным давлением сверху и снизу.

– Так что же ты решил? – спросила Паскаль.

– Сначала нужно кое с кем посоветоваться, – ответил Силвест.

Он по пандусу вошел в свой вездеход. Другая машина была забита мешками и контейнерами, а каждый сантиметр оставшегося места занимали гамаки копачей. Студентам приходилось спать в кузове, так как почти все раскопки в этом регионе находились в сутках езды от Мантеля. Вездеход Силвеста был куда комфортабельнее. Примерно треть его объема была отведена под кабинет начальника экспедиции и его спальню. Остальная часть вмещала склад, а также каморки для старшего персонала – в данном случае для Паскаль и Слуки. Сейчас весь вездеход был в распоряжении Силвеста.

Обстановка кабинета заставляла забыть о том, что это всего лишь часть кузова. Обивка из красного бархата, полки с копиями древних инструментов и археологических реликтов. Большая, элегантно изданная карта Ресургема в проекции Меркатора демонстрировала места главных находок, принадлежавших различным эпохам истории амарантийцев. Остальное пространство стен было занято медленно пополняющимися текстами: это были академические статьи в процессе подготовки.

Запись собственного сознания Силвеста на бета-уровне проделывала всю черную работу. Эту копию своего «я» Силвест натренировал так, что она могла выдерживать его литературный стиль даже лучше, чем он сам, особенно если учесть нынешнюю нервотрепку.

Позже надо будет выкроить время и вычитать эти статьи, но сейчас он лишь окинул их беглым взором, направляясь к секретеру. Этот дивный образец мебельного искусства был инкрустирован мрамором и малахитом. Его мозаика, сделанная в японском стиле, изображала сцены из ранней истории освоения космоса.

Силвест выдвинул ящик и достал из него карту квантовой памяти – серый брусок без всякой маркировки, вроде кафельной плитки. В верхней части секретера, набитого всякой электроникой, была прорезь. Чтобы пробудить сознание Кэлвина, требовалось лишь вложить в эту прорезь карту. Тем не менее Силвест колебался. Прошло много времени – по меньшей мере несколько месяцев – с тех пор, когда он последний раз возвращал Кэлвина к жизни, и та последняя встреча выглядела исключительно скверно. Он тогда же поклялся, что в следующий раз оживит Кэлвина только в кризисной ситуации. Теперь следует определить, наступил ли кризис и так ли он силен, чтобы оправдать пробуждение отца. Дело осложнялось еще и тем, что советы Кэлвина были полезны лишь в пятидесяти процентах случаев.

Силвест вложил карту в прорезь.

Из света и теней, словно по волшебству, в середине комнаты соткалась фигура Кэлвина, сидящего в своем кресле, достойном средневекового феодала. Изображение выглядело реальнее любой голограммы – присутствовали даже теневые эффекты, – поскольку создано оно было на основе записи образа отца, хранящегося в зрительной памяти самого Силвеста. Восстановленное на бета-уровне «я» Кэлвина представляло его таким, каким он был на вершине своего успеха, то есть в возрасте около пятидесяти; в ту пору Йеллоустон носил его на руках. Странно, но он все же выглядел старше Силвеста, хотя в реальном времени изображение было на семьдесят лет моложе. Сам Силвест уже восемь лет как разменял третье столетие, но омоложение, которому он подвергся еще в Йеллоустоне, было совершеннее, чем во времена Кэлвина.

Если не считать этого различия, то их телосложение и черты лиц были почти идентичны. На губах у обоих играла одна и та же ироническая улыбка. У Кэлвина была стрижка покороче, и одет он был в пышном стиле демархистской Бель-Эпок, что контрастировало с практичностью экспедиционной одежды Силвеста. Кэлвин носил плиссированную сорочку, элегантные бриджи в шахматную клетку, заправленные в высокие буканьерские сапоги, а его пальцы сверкали драгоценными камнями и металлами. Великолепно подстриженная бородка казалась мазком рыжей краски на нижней челюсти. Одной рукой он ощупывал щетину на горле, а другой поглаживал резной шар, которым кончался деревянный подлокотник кресла.

Дрожь оживления прошла по его телу, в бледных глазах зажегся огонек интереса. Кэлвин приподнял пальцы в еле заметном жесте приветствия.

– Похоже, – произнес он, – уровень дерьма достиг опасной отметки.

– Воображение у тебя будь здоров…

– Тут и воображать-то нечего, мой милый мальчик. Я просто подключился к Сети и прочел несколько тысяч последних новостных сообщений. – Он повел шеей, чтобы получше осмотреть помещение. – Неплохой кабинетик ты себе обустроил. А кстати, как твои глаза?

– Работают, а что?

Кэлвин кивнул:

– Разрешение не слишком высокое, но ничего лучшего я добиться и не мог с теми инструментами, что оказались в моем распоряжении. Нельзя же дать Микеланджело зубную щетку и потребовать, чтобы расписал Сикстинскую капеллу. Мне удалось сшить примерно сорок процентов нервных волокон твоего глазного нерва, так что устанавливать лучшие камеры не имело смысла. Но если на этой планете найдется хирургическая техника более высокого качества, я мог бы оказать тебе услугу.

– Хватит меня дразнить!

– Да я и не думал, – притворился непонимающим Кэлвин. – Просто решил, что уж если ты позволил Алисии захватить «Лореан», то мог бы по меньшей мере вернуть нам часть медицинского оборудования.

Жена Силвеста возглавила мятеж против него двадцать лет назад, и Кэлвин никогда не упускал случая напомнить об этом факте.

– Что ж, стало быть, я принес себя в жертву. – Сказанное сопровождалось жестом, означающим просьбу помолчать. – Извини, Кэл, но я аниминировал тебя не ради дружеского трепа.

– Я предпочел бы, чтобы ты называл меня не другом, а отцом.

Силвест демонстративно проигнорировал эту ремарку.

– Ты знаешь, где мы находимся?

– Надо думать, на раскопках. – Кэлвин прикрыл глаза и прижал пальцы к вискам, чтобы сосредоточиться. – Да. Подожди… Два экспедиционных вездехода из Мантеля… где-то на окраине птеростепи. Сетка Уиллера… Довольно старомодно… Впрочем, думаю, для твоих целей годится. А это что такое? «Рисующие» гравитометры… сейсмограмма… Ты нашел что-то важное?

В этот момент на столе заработала рация – из Мантеля поступил сигнал. Силвест дал знак Кэлу умолкнуть, решая, принять вызов или нет. На связь выходил Анри Жанекен – специалист по биологии птиц и один из самых преданных Силвесту людей. Но хотя Жанекен хорошо знал Кэлвина при жизни, Силвест был уверен, что орнитолог никогда не видел отца в бета-записи… и уж конечно, не видел его в процессе общения с собственным сыном. Новость о том, что Силвесту понадобилась помощь и что для этого он вызвал сознание Кэла из небытия, может быть воспринята как проявление слабости.

– Чего ты ждешь? – спросил Кэл. – Прими его.

– Он не знает о тебе… о нас…

Кэлвин покачал головой, и вдруг совершенно неожиданно в комнате возник Жанекен. Силвест не сразу опомнился, не сразу понял, что случилось. Кэлвин, видимо, каким-то образом подчинил себе потайные функции секретера.