Полная версия
Инна вляпалась I. Кристаллы отраженные. Смертельные игры Вселенной.
– Рассказывай дальше! Что ты остановилась?
–Она оборачивается. Передо мной стоит красавица, лет двадцати и говорит: «Что? Нравлюсь? Я же говорила, что красота дело наживное!» Потом идет к прозрачному телефону, который висит на стене, набирает две цифры и говорит кому—то: «Она здесь, прилетай! Сам увидишь». Смотрит на меня и торжествующе улыбается. От этого взгляда мне стало не по себе. Я решила, что она позвонила тому, кто, наконец, сможет меня забрать отсюда, но все вышло совсем не так. Она мне сказала: «Слушай меня и все будет хорошо. Жди здесь». А сама вышла из дома. Дверь захлопнулась. Я испугалась, ручку подергала – заперто.
Вдруг слышу грохот. Ну, я конечно посмотрела в окно. Женщина обернулась, глянула на меня так, что просто до мурашек и засмеялась. Страшно так засмеялась. А с неба очень быстро спустилась странная штука, не похожая ни на самолет, ни на летающую тарелку. Вокруг этой штуки, как в воронке, заклубилась пыль, листья, трава, а когда все осело, вижу, что штука эта похожа на огромного железного человека, у которого вместо рук перепончатые крылья, а вместо живота у этой железяки дверь. Она открылась и оттуда вышел высокий человек, мощный такой, здоровый, как боксер, и красивый. «Ни фига себе! Жаль, что старый!», – подумала я. Но при виде него стало как—то не по себе, неуютно, нехорошо! Он говорил, что—то женщине, говорил, потом обернулся и посмотрел на меня. Я прямо вся задрожала от ужаса. У него совершенно черные глаза, как две черные бездны или ямы, или пропасти. Он взял женщину на руки и унес в летательную машину. Двери медленно так за ними закрылись. А я такая думаю, что про меня то забыли! Я хотела выбежать к ним, ощупала все стены дома, а дверей нигде нет.
Посмотрев на застывшее от удивления лицо Мэри, мне вновь захотелось себя ущипнуть, а лучше было бы услышать откуда—нибудь: «Розыгрыш! Смотрим в камеру», при этом абсолютно понимая всю бесполезность этих желаний. Я еще раз внимательно посмотрела на старуху. Точно, это матершинница из сквера, размалеванная под «готов». Когда же она так успела постареть?
– Что вы на меня все время так странно смотрите и молчите?
– Ты давно себя видела в зеркале?
– Макияж пополз? Да, я знаю, как я выгляжу! Я стала той страшной старухой! Но почему?
Мэри зарыдала громче прежнего.
Я не знала, как остановить этот ниагарский водопад! Тем более, что я не знала ответа на ее вопрос. Прислушавшись к себе, я поняла, что, как всегда, влипла. Да, мне тоже очень хочется найти ответы на вопросы, которые роем ходят и хороводят у меня в голове. Я опять влезла не в свое дело? А разве можно было поступить по—другому, услышав детские вскрики? Нет. И сейчас, кто бы оставил девчонку в таком состоянии. Ух! Посмотреть бы этой умелице в глаза! Сволочь! Вдруг у Мэри высохли слезы. Я вопросительно на нее посмотрела.
– Посмотритесь в зеркало! У вас есть зеркало?
– В Греции все есть!
Я залезаю рукой в сумку и долго и мучительно в ней шарю. Нашла и уставилась в зеркало. Там была я, но какая—то не такая. Носогубная складка стала глубже, глаза запали, морщинки. Елки! Откуда они появились! Утром точно не было.
– Вы как—то мигом стали старше.
– Я что—то сказала и после этого…
– Нет, вы молчали и вдруг раз и все.
Так. Вечер совсем перестает быть томным, как говорят не очень хорошие люди. Что случилось? Я подумала нехорошо о той старухе, вдруг ставшей красоткой. И больше, вроде, ничего. Надо об этом поразмышлять, но, потом!
– Рассказывай, что было дальше?
– Дальше… Помню, стучу по стенам кулаками и рыдаю, ну, думаю, типа все сволочи, бл…, меня бросили. И вдруг закружилась голова, я стала задыхаться и села на пол. Потом я к окну подползла, а там на поляне сидит Кирилл. Я ему: «Кира, Кирилл!» Стала стучать кулаками по прозрачным стенам, а он меня не слышит. И тут вдруг я глянула на свои руки. А руки страшные, как у старухи. Потом пол и потолок завертелись и свет уплыл. В общем в обморок я наверно грохнулась. Пришла в себя, а тут вы. Ну, и все.
Я внимательно на нее смотрела и слушала. И мне показалось! Или нет?
– А у тебя тоже новая морщина появилась, когда ты ругнулась.
Мэри зарыдала с новой силой. Я смотрела на нее, и в моей голове роились странные мысли. Железный летающий человек – это перебор! А девочка, превратившаяся в старуху – не перебор? А стремглав улепетывать от избушки на курьих ножках – не перебор? И тут я представила, как это выглядело со стороны, и хихикнула. Мэри перестала плакать, шмыгнула носом, и вопросительно на меня посмотрела.
– Я представила, как мы смотрелись, убегая от этого ледяного домика на курьих ногах, если бы видел кто!
Мэри сначала напряглась, потом замерла, явно представляя происходящее. А затем захохотала так задорно, что я не смогла ее не поддержать. Смеялись мы долго, до слез, а когда пришли в себя, то увидели, что выглядеть мы стали лучше, моложе что ли. Но обсудить это не успели, потому что услышали голос, детский голос: «Маша, Маша»!
– Мелкий! Это – мелкий! Леша, Леша!
Мы бросились в лес на голос мальчика. Зареванный, он бежал к нам навстречу, но, увидев старуху, затормозил и даже стал искать пути отхода. Мэри села на землю и опять зарыдала. Я попыталась исправить ситуацию.
– А меня ты помнишь? Я мимо скамейки проходила!
Леша отрицательно покачал головой, не обращая на меня никого внимания. Его больше занимала плачущая старуха.
– Да. Это Маша. – подтвердила я его сомнения.
– А чего она такая?
– Ты избушку на курьих ножках видел?
– Да.
– Там ее заколдовали.
Леша подошел ближе, разглядывая старуху. Мэри кулачками постаралась вытереть потоки слез и взять себя в руки.
– Я это! Я! Мелкий, узнай меня! Я и так не знаю, что делать? Из меня старуху сделали.
Мэри снова зарыдала. Леша бросился к ней на шею. Я, честно говоря, тоже прослезилась. Но моя сентиментальность была недолгой. Тут же вспомнив, где мы находимся, я, наверное, по инерции, посмотрела на часы. И тоже села. Ералаш в моей голове набирал обороты. Значит так! С того времени как я должна была встретиться с Глашкой прошел час? Как так? Я постучала по часам, приложила к уху. Идут! Так где же мы?
– И где все остальные? – но это я уже произнесла вслух.
– Кирилл! Я же видела его! Он точно здесь! Не будем его искать! Как я ему покажусь такой!
Из Мэри опять извергся водопад.
– Ну, знаешь, дорогая, во—первых, всегда надо держаться вместе в незнакомой местности, а во—вторых, кончай рыдать! Мы же выяснили, как это влияет на внешний вид!
– Да, да.
Мэри быстро смахнула остатки слез и уставилась на меня, как на гуру. Ха—ха! Кроме бардака, который исполнял чечетку в моей голове, я ей ничего не могла предложить.
– Надо искать остальных!
Решительное заявление Леши вывело меня из замешательства.
– Правильно.
– И что потом?
Маша смотрела вопросительно. Жалость мне придала уверенности. Я встала в позу Наполеона.
– Вот тогда вместе и решим.
– Правильно!
Поддержка со стороны Леши меня тоже подбодрила. Когда принимаешь четкое решение, всегда становится легче. Легкий шелест за спиной заставил нас обернуться. Мы вздрогнули от неожиданности. На тропинке увидели странного толстого человека в коричневой, а может просто грязной, длинной до пят рубахе. Его полное лицо с большими голубыми глазами выражало полное добродушие и радость. Местный житель?! В первое мгновение хотелось броситься к нему с расспросами, но непонятное чувство тревоги не дало радоваться его появлению. Первым пришел в себя Леша.
– Скажите, до дороги далеко?
– Здравствуйте, – ответил толстяк.
Что—то внутри меня не желало ему здоровья
– Да. Извините. Здравствуйте. Где мы находимся, не подскажете? – продолжал Леша.
– Здесь.
– Да, понятно, а вы нам не поможете найти дорогу?
– Конечно.
– Спасибо. А то мы заблудились.
Человек кивком головы приглашает нас за собой в глубь леса. Мы переглядываемся, но все же идем за ним, долго продираясь сквозь кусты и, наконец, выходим на небольшую полянку. Человек в нерешительности оглядывается по сторонам. Меня просто распирает возмущение. Уж лучше бы пошли искать ребят.
– Вы тоже заблудились? – раздраженно спрашиваю я.
– Да. —человек радостно улыбается.
– Вы знаете, где дорога? – вновь уточняю я.
– Нет.
– Так, зачем вы взялись нам ее показывать? —Леша с укором смотрит на толстяка.
Человек по—прежнему радостно улыбается.
– Выведете нас отсюда, пожалуйста, – прошу я его.
Маша молитвенно простирает к нему руки. На слове «пожалуйста» у человека на мгновение перекашивает лицо.
– Я выведу вас туда, где живу, а старший покажет вам дорогу.
– Он точно знает?
– Знает.
– Ну что, Маша?
– Пошли, конечно. У нас нет выбора.
Человек уверенно выводит нас на тропинку, и мы еще долго идем по лесу.
***
Гусеницы почти переползли тропинку, по которой шел толстый человек в длинной рубахе.
– Ой!
– Что ой?
– Он наступил мне на хвост.
– Это не хвост.
– А что это?
– Это часть твоего тела.
– Он наступил на часть моего тела! На самый его конец. Смотри, какой красный!
– Окуни его в росу, быстро!
Гусеница опускает конец тела в росу. Раздается шипение, капля испаряется.
– Как хорошо—то, Рита.
– Разомлела уже. Вперед!
– Я так устала от этой гонки…
– Если новости придут раньше нас…
– Нет, нет! Мне об этом даже страшно подумать.
***
Человек выводит нас на поляну, на которой расположился настоящий палаточный городок. Только вместо туристов из них повылезали, зевая и почесываясь, такие же толстые в грязных балахонах люди. Мы рассматриваем этих странных людей, а они нас, но недолго. Я беру себя в руки.
– Ну, и кто тут старший? – спрашиваю я.
Из палатки выходит самый толстый и большой человек.
– Я тут старший. – говорит он.
– Может вы знаете, как выйти к дороге?
Толстый близко подходит к Маше и смотрит на нее:
– Какая дорога! Для жролей не существует дорог!
Один из жролей пальцем дотрагивается до Маши. Жроли торжествующе смеются. Маша прячется мне за спину, но там тоже стоят жроли.
– Инна, мелкий, бежим! – кричит Маша.
– Куда, Маша? Эти жроли окружили нас со всех сторон! – возмущаюсь я, оглядываясь по сторонам.
– Ну, сволочи, гады я сейчас вам покажу!
Леша выскочил вперед и приготовился драться, но вдруг жроли упали на спину и, поглаживая себя по животу, застонали:
– Еще! Еще!
Мы смотрели друг на друга в недоумении. Маша охнула. Мелкий стал совершенно седым. Я схватила руку Машы.
– Бежим!
– Помогите! – голос раздавался откуда—то сзади.
Мы обернулись. У входа в палатку лежал немощный старик. Я бросилась к нему:
– Вы кто? Вам помочь?
– Меня зовут Кирилл, – еле шевеля губами проговорил он.
Маша обернулась, подошла к старику.
Кира? Бежим! – сказала она ему.
– Не могу, нет сил.
Маша, это кто?
– Это Кирилл, Инна!
– Понятно. Я все поняла! – задумчиво сказала я, пытаясь все сложить по полочкам в своей голове.
Но тут кто—то ткнул мне пальцем в спину. Я обернулась. Все жроли сидели вокруг нас и умиленно смотрели на Лешу. Меня передернуло от этого бессмысленного голодного взгляда.
– Мальчик, скажи еще что—нибудь. Ведь мы тебе не нравимся?
Жроли засмеялись. Я взвалила старика на спину.
– Дорогу! – крикнула я им.
– Вы никуда не пойдете!
Все жроли встали плотным кольцом. Но тут Маша закричала изо всех сил.
– Блин, сволочи немытые, уроды толстые, говно вонючее!
Жроли упали на землю и застонали, причмокивая и облизываясь. И Маша почти физически почувствовала, что из нее как будто пылесосом высасывают жизнь. Закружилась голова. Она сделала глубокий вдох, резкий выдох.
– Бежим! – крикнула я.
Неслись мы так, как говорят, со всех ног, не разбирая пути. Я практически не чувствовала веса Кирилла. Жроли бежали где—то позади, не отставая. Разрыв между нами сокращался. Пот и какая—то красная пелена застилали мне глаза. Я сильно расцарапала лоб о ветку, из ранки сочилась кровь, но я ни на что не обращала внимания: главное – оторваться от погони!
***
– Опять этот грохот! «Кто—то бежит», – произнесла одна гусеница.
– Они еще далеко, а колокольчики рядом, – подтвердила вторая.
– Береги свой конец тела, Чита.
– Как я могу его беречь, Рита?
– Поджимай под себя.
– Я тогда ползу медленно, а колокольчики уже близко.
– Да, да, еще немного, все, я звоню.
– Звони, Рита, звони! Я подползаю.
Гусеницы доползают к цветам и начинают звонить. Перед ними появляются две детские ладошки. Гусеницы радостно на них заползают.
– Я похудела, Рита!
– Тебе на пользу, Чита.
***
Летающий человек приземлился на песчаном плато. Намут и Шана вышли из корабля. Намут приблизился к каменной горке и нажал на один из камней. Горка сдвинулась, открыв проход в подземелье.
Они идут по коридору, так ярко освещенному, что в двух шагах ничего не видно. Намут открывает одну из дверей. Просторная комната без окна ярко освещена, но выглядит очень уютной. Большой обеденный стол застелен цветной скатертью. На нем стоит самовар, посуда, поднос с фруктами, вареньем, булочками. Намут пытается быть гостеприимным.
– Вам придется немного подождать здесь.
– Как скоро я попаду домой?
–Это не так просто. Все решится, как только появится наш главный специалист.
– Он мне сам все расскажет?
– Я думаю, что он поручит это мне.
– Нет, нет, я хочу, чтобы он это сделал сам.
– Не волнуйтесь, я думаю, что все будет хорошо.
Намут выходит, закрывает двери и останавливается, задумавшись.
– Странно. Что—то не так! Не так.
***
Кажется, вот еще секунда и нас настигнут, но вдруг жроли остановились. Я оборачиваюсь, стоят как вкопанные. Как будто бы перед ними стена из невидимого стекла. Леша и Маша добегают до середины поляны, когда понимают, что больше нас не преследуют. Я снимаю с плеча тело Кирилла и кладу его на траву. У меня дрожат руки и подкашиваются ноги. Я отвожу руку за спину и нащупываю сумку. Так вот, что било меня так больно по боку – сумка! Но я рада тому, что она со мной. Совсем без сил падаю в траву. Достаю из сумки носовой платок, вытираю лицо и прикладываю к ране.
– Давно я не бегала с грузом.
Маша садится рядом с Кириллом.
– Кира, ты как? – спрашивает она.
– Ты кто? – удивляется Кирилл
– Я это, я, Маша!
– Это они тебя так?
– Нет. Это я сама себя.
– Не понимаю.
– Что тут непонятного!
Из Машиных глаз фонтаном брызжут слезы.
– Нельзя пользоваться матом.
Машу вдруг напугало последнее произнесенное слово. И она тихо произнесла:
Ну, этой, ненормативной лексикой! Понял! Здесь нельзя. Никак нельзя!
– Совсем?
– Совсем! Инна, дай зеркало.
Кирилл дрожащей рукой берет его и долго туда смотрит.
– Это я? – спрашивает он с сомнением.
– Да. Вот, результаты перед тобой. И на меня можешь посмотреть, – предложила Маша.
Кирилл машет головой и видно, что ненормативной лексики у него полон рот.
– Ой! И думать нельзя тоже. Смотри, волосы! У тебя выпали волосы! Прекрати немедленно. Не то умрешь! Что мы тогда будем делать?
– Значит нельзя не только говорить, но и думать?
– Кир, ты им много наговорил?
– Много. Они те еще провокаторы. Маша, так ты обо всем уже знала, когда на них кричала?
– Да.
Кирилл садится, обхватывая голову руками.
– Ребята, я понял! Я все понял. Я понял, что было в той страшной бабке не так!
– Да. Это была я.
– Прости, Маша.
– Кира, ты еще кого—нибудь видел?
– Нет.
– Ребята, я очень страшная?
Я приподнялась на локтях, встать еще не было сил, и посмотрела на Машу:
– Машка! Посмотри. Прядь. Вот та. Слева. Она потемнела!
– Правда?
– Сама глянь.
Маша рассматривает себя в зеркале.
– Значит, это все может вернуться обратно? Можно стать прежними? Но как? С чего она вдруг потемнела?
– Маша! Давайте порассуждаем. Если из—за ненормативнаой лексики и дурных поступков мы стареем, то по логике хорошие поступки и слова должны вернуть все на место.
– Я буду стараться, я переделаюсь, я не буду говорить и думать всякие гадости. У меня получится, Инна?
– Безусловно! Нам надо всем переделаться. Я верю – все получится!
Кирилл посмотрел в небо.
– Появляется уже кой—какая ясность! И жить хочется. Я все понял.
Маша смахнула украдкой непрошенные слезинки. Солнце припекало. Плыл тихий летний полдень. «Почему все время полдень и полдень?», – подумала я в какой—то полудреме.
Кирилл опять лег на траву.
– Интересно, сколько мне надо сделать добрых дел, чтобы стать прежним? Я с ума сойду. Где мы? Избушка на курьих ножках, жроли! Мы в большом дурдоме!
– Нет. Вы в стране Ооомм, – вдруг услышали мы.
Голос, раздавшийся за нашими спинами, заставил нас в очередной раз вздрогнуть. Это был нормальный мужской голос, но для нас – трубный глас небес. Мы резко обернулись, и вздрогнули еще раз, потому что перед нами стоял мальчик—пионер. Нет, он был без галстука, но одет… Одним словом: отличник, командир дружины, или что—то в этом духе из пионерских времен, но никак не обладатель низкого мужского голоса.
– Здравствуйте, – произнес он.
Мы переглянулись.
– Вы – нам? – нервно спросила я.
– Кроме вас здесь никого нет.
– Здравствуйте, – неуверенно и вразнобой сказали мы.
– Вы те, кто упал с неба у большой земляники?
Мы утвердительно закивали головами.
– Идите за мной.
– «Куда?» – заволновалась я.
– В наш город. Вам никто не причинит зла. Не беспокойтесь.
Все было сказано монотонно, без выражений, даже устало. И меня это как ни странно, успокоило.
–Упали не только мы! Надо найти остальных!
Маша даже подпрыгнула от беспокойства, которое не могла до конца выразить словами.
– Все уже у нас.
Маша расслабилась и вздохнула. Потом опять заволновалась.
– А почему я вдруг стала такой, ну, старой? Там, у нас, я была девочкой! Как опять…
– Вам все объяснят.
Монотонный голос заставил нас со всем смириться и замолчать. Мы понуро последовали за отличником. Прошли немного и оказались на красивой, нет, на сказочно красивой поляне. Пышные заросли разноцветных цветов и трав создавали необычайную волшебную гамму песни радости. Правда, скрупулезно рассмотреть ее не удалось. Мальчик подошел к нам, раскинул руки, как будто собираясь нас обнять, и мы оказались зажатыми в каком—то невидимом коконе, но ничего не успели: ни рассердиться, ни запротестовать, ни тем более испугаться, как очутились перед деревянным с витиеватой вязью забором. «Пионер» разжал объятия, и невидимый кокон исчез. Ворота открылись и захлопнулись где—то за нами. Мы оказались перед группой таких же «пионеров». Впереди всех стояла девочка лет двенадцати, она казалась лидером этой группы. У мальчиков, которые ее окружали, лет десяти, были очень важные лица. Я обратилась к ней:
– А можно увидеть кого—нибудь постарше?
– Старшая здесь я. Меня зовут Василиса.
– Премудрая? – съехидничал Кирилл.
– Да.
– «Извините, но смеяться нет ни сил, ни желания», – произнесла я устало.
– В моем имени нет ничего смешного.
– «Можно узнать, где мы находимся?» – с любопытством спросил Кирилл.
– В стране Ооомм.
– И как мы сюда попали?
Василиса обернулась к мальчикам.
– Откуда они?
–Только что поступили сведения от Читы и Риты. Мы их проанализировали. Открылся канал на Ведьминой поляне.
– Что?
Один из мальчиков вышел вперед.
– Василиса, это факт.
Василиса задумалась, наморщив лобик. Я внимательно ее рассматривала. Девочка со взрослыми глазами и поведением. Ощущение дурдома нарастало. И еще: очень хотелось лечь, закутавшись в мягкий плед, заснуть и проснуться дома в своей постели. Вместо этого я услышала монотонный голос Василисы.
– Когда вы упали, вы видели сочную землянику.
Кирилл, Маша и я хором сказали: «Да» и переглянулись. Василиса нахмурилась.
– Плохо. Все очень плохо. Вам надо отдохнуть. Прошу в наш центр.
Василиса повернулась к мальчикам.
– Мудры, носилки сюда. Общий сбор. Читу и Риту ко мне.
Василиса хлопнула в ладоши и исчезла перед нашими удивленными взглядами. Как будто ее сдуло. Мальчики сделали то же и исчезли. Один остался. Он достал что—то маленькое из кармана и бросил в траву. Это что—то стало суматошно раскладываться, вырастая в объеме, и превратилось в кровать на колесиках. Я и Маша помогли Кириллу лечь на нее. Мальчик достал пульт, нажал кнопки, и кровать быстро исчезла за деревьями. Мы с Машей устало переглянулись. Нам уже было все равно. Как нам казалось, удивить нас ничего не сможет. Только у Леши блестел взгляд, и, казалось, никакие пробежки, жроли, избушки не погасят его восторга от происходящего. Мальчик—пионер нахально, как мне показалось, окинул нас взглядом.
– Идемте, я вас провожу в дом, – предложил он.
– Я хочу спросить… – Маша попыталась завязать разговор.
– Вы отдохнете и получите все ответы на все вопросы.
Я огляделась. Это был небольшой компактный городок. Двух— трехэтажные дома стояли в несколько рядов по кругу. В середине располагалось здание, похожее на обсерваторию. Все было из полупрозрачного бело—розового пластика. Мальчишка обернулся и показал на один из домов:
– Здесь вы сможете отдохнуть.
– Я не хочу отдыхать! Мелкий, ты хочешь отдыхать? – спросила Маша.
Леша явно не знал ответа на вопрос. Не получив нужной реакции от брата, Маша затопала ногами, суматошно замахала маленькими кулачками. Это была истерика уставшего, замученного человека.
– Мы не хотим отдыхать! Я домой хочу! Отправьте меня домой! – запричитала она.
– Боюсь, что это невозможно! По крайней мере сейчас.
Я посмотрела на совсем растерявшегося мальчика. Ничего подобного он явно в своей жизни не видел. Я обняла Машу.
– Ну, ты чего, Маша? Отдых – это хорошо! И как мы заявимся домой в таком виде?
Я попыталась быть миротворцем. И хотела произнести какую—то пламенную речь по поводу машиной истерики, но пламя, как ни странно, во мне не возгорелось.
– Послушай, э… как тебя зовут?
– Элек.
– Послушай, Элек! Представь, что ты попадаешь в странную историю! Ты не понимаешь, где находишься и почему. Все напоминает то, что тебе читали в детстве, то есть сказку. Сказка вдруг становится реальностью. И ты постоянно ждешь, что вот—вот проснешься, и закончится этот бред. Очень хочется проснуться, а тебе говорят: «Нет, нет, не сейчас».
Мелкий, потрясая кулачками, стал наступать на Элека.
– Маша права! Немедленно скажи, где мы, когда мы вернемся домой и что с Кириллом?
Пионер глубоко вздохнул и нажал пуговицу на своей рубашке.
– Василиса, пришельцы требуют ответов немедленно. Знаешь? Когда? Хорошо.
Мы все переглянулись.
– Мы пришельцы?
Элек посмотрел на нас с сожалением, вздохнул.
– Ну, пошли.
Мальчик опять обнял нас, и мы оказались в центре огромного круглого зала, который был заставлен мониторами разных размеров и еще не понятно чем.
***
В одном из секторов этого зала мы увидели круглый стеклянный стол. Там на двух больших капустных листах, как сказочные принцессы, возлежали две, знакомые уже мне гусеницы, которые взахлеб рассказывали Василисе о том, что с ними происходило утром.
– А я ей говорю, что кто—то идет, а она… – сказала гусеница Рита.
– Рита, сколько раз проходили? Сколько их было? – уточнила Василиса.
– Двое. Я слышала два раза.
– Да, да, Василиса, это было два раза! А потом как бухнет, как бабахнет, у меня прямо все нервы расстроились! – дополнила вторая гусеница.
– Чита, перестань тарахтеть не по делу, – возразила Рита. – Как загромыхал, ну, приземлился, мы не видели, а как отлетал, то смотрели во все глаза. Это был он, на своем железном человеке. Мы сразу побежали, то есть поползли.
– Мы так торопились, так торопились, что я чуть не похудела.
– Молодцы! – похвалила Василиса.
В это время мы подошли к столу. Не было у меня никаких слуховых галлюцинаций! Хоть это радует. Это они лежали на огромном пне.
– Вот, познакомьтесь. Это Чита. Это Рита, – сказала Василиса.
– А как вы их различаете? – спросил Леша, глядя с интересом на гусениц.
По—моему, одна даже покраснела, смутившись.
– Это просто. Я, Чита, шоколадно-голубая.
– А, я – желто—фиолетовая.
– Между прочим, ваши спасительницы. Это они позвонили в колокольчики, а мы просмотрели границу по мониторам и вовремя выставили защиту, – торжественно произнесла Василиса.
– Вы от кого—то спасались бегством? За вами гнались? Какой ужас! – спросила первая гусеница.