Самозванка

Я ещё слышала сквозь боль, как лекарь провожал приятеля. Они долго тыкались не в те двери, падали по очереди и усердно поднимали друг друга.

Аришша попыталась растормошить господина Крытиса, уснувшего у входной двери. Сначала вежливо и тщетно взывала над его головой. В какой-то момент терпение у девушки закончилось, и она принялась трясти лекаря. Мне становилось всё хуже. Из носа хлынула кровь, и, впав в беспамятство, я уже ничего не слышала.

О том, как поднимала лекаря, Аришша рассказала мне уже утром.

Лекарь мычал и не желал открывать глаза, тогда Аришша в отчаянии отвесила Крытису несколько увесистых пощёчин и буквально завопила:

– Ты, дрянной старикашка, вставай! Если Сольена сейчас умрёт, я сама… слышишь? Сама порешу тебя этими руками! Вставай же!

Сияющие сёстры! Аришшия била кого-то, наверно, впервые в жизни! Да и кричать, я думаю, никогда не умела. Может, это и сработало?

В усмерть пьяный Крытис умудрился очнуться и кое-как встать с помощью девушки. С закрытыми глазами нашарил на пыльной полке шкафа маленькую коробочку, что-то достал из неё и поддерживаемый Ришей проковылял ко мне. Неловко зацепившись за спинку кровати, мужчина уронил на пол маленький бесцветный кристалл, дёрнулся поймать его и свалился под ноги девушки.

‒ Тс-с! Ни-ни.. Камень очш-шень дорогой. Ни-ни!

Аришшия, присев, нашарила рукой кристалл. Схватив за руку, подтянула пьяного лекаря вверх и снова прицепила его к спинке кровати.

– Вот камень! Вот. Крытис! Миленький, что делать? Что с ним делать? Говори же!

Девушка не растерялась и вновь влепила звонкую оплеуху пьяному лекарю. Тот встрепенулся, ткнул пальцем в меня куда попало. Оказалось, в шею.

– К-кожу… острый к-кончик… того…

Аришшия положила камешек во впадину возле моей ключицы, и, пристроив на кристалл руку лекаря, придавила сверху своей ладошкой:

– Крытис. Ну, миленький Крытис, дальше… Что дальше?

– А… вот так, – рука лекаря дёрнулась, чуть развернувшись, – и сказать… – он пробурчал что-то невнятное.

Под рукой мужчины что-то коротко вспыхнуло, а меня перестало выгибать дугой. Прозрачный камешек помутнел. Девушка знала такой вид артефакта. Накопители. В кристаллах в зависимости от вида и размера хранился заряд магии.

Аришша и раньше видела, как лекарь лечил меня, магича. Правда, тогда он руками крутил и бормотал что-то себе под нос.

Таким образом он махал руками надо мной каждый день по несколько минут утром и вечером в течение всего периода моего излечения. Камень же применил впервые. К лечению магией, как правило, добавлялись травяные настойки.

И сейчас, наверно, не хватало этих самых настоек, потому что я всё так же лежала в беспамятстве, тяжело дыша, лишь судороги прекратились. Явно, что воздействие одной лишь магией оказалось недостаточно. А, может, заряд камня был слишком мал.

Девушка попыталась растормошить и расспросить Крытиса о лекарствах, но пьяный мужчина только мычал и рыгал в ответ. Аришша подумала-подумала и пошла шариться по шкафам и полкам кабинета лекаря.

Лекарства и настойки были. Некоторые даже подписаны, чтобы можно было сразу определить, для какой нужды их изготавливали. Но видать, пояснения оказались невнятными.

Конечно, Ришша почитала надписи, открыла некоторые пузырьки и банки, понюхала содержимое, что-то даже полизала, но так и не определилась, что можно было мне дать, а что нет. Но обнаружила ещё два кристалла. Один такой же по размеру и бесцветности, каким воспользовался лекарь, а другой чуть больше и с золотой искрой.

И Аришша принялась рассуждать:

– Один раз магия помогла, значит, и ещё поможет. Если взять снова такой же заряд магии, то… – моё беспамятство ей не нравилось, – может мало помочь. А вдруг этот блестящий лучше подействует?

Десяток щипков, пинков и затрещин уговорили лекаря повторить процедуру с кристаллом, но с бо́льшим зарядом магии. Настолько большим, что Аришша перепугалась, опасаясь, что переборщила с силой.

Утром хмурый от головной боли господин Крытис, чуть очухавшись, выговаривал Аришше. И если б голова его не трещала так безбожно, то орал бы на всю округу, а не просто шипел:

– Глупая курица! Да полный заряд из простого кристалла такой величины, разве что, здорового мужика на месте сразу не прибьёт! А ты ей даже не простую, а уплотнённую магию влила! Сжечь могла девчонку…

Не сожгла. После уплотнённой магии мне было хорошо-хорошо!

А когда лекарь залпом опрокинул в рот какой-то травяной настой, посидел чуток, передыхая, то потом зачем-то рванул волосы у себя на голове:

– Тролль меня задери!.. Мне этот кристалл по ошибке дали! Там магия не простая, а уплотнённая, а я сразу не проверил, – глаза, воспалённые после «совещания» накануне, гневно уставились на Аришшу. – Камень такой величины приюту на целый год выдаётся. И это с простой магией! Настойки усилить и больных подпитать. По чуть-чуть… Норма! На целый год! – лекарь потряс указательным пальцем перед носом девушки. – А уплотнённого кристалла на три года должно хватить! – теперь палец поднялся к небу. – А ты… Ты не просто трёхгодовой запас магии в неё вбухала, ты меня… – Крытис схватился за грудь и замычал, зажмурив глаза.

Аришша растерянно засуетилась:

– Господин Крытис, да вы только посмотрите, как Сола похорошела.

– Похорошела?! Похорошела… Да ты хоть знаешь сколько такой камень стоит? Да ты, если жрать не будешь, только работать, и то за всю свою жизнь не расплатишься! Мне ж бумагу уже прислали, чтобы явился с камнем на замену. А ты… да меня теперь в тюрьму из-за тебя упекут. Буду из-за решётки на красивую Солу любоваться! – и вдруг спохватился. – А камень? Куда ты камень дела? Его ж зарядить можно. Уплотнённой магией не получится, но хоть как-то…

Аришша убито прошептала:

– Господин Крытис… я это… наступила нечаянно. Он и раздавился.

– Ой, дура-а!.. Он же бешеных денег стоит. Сияющие! За что я вас прогневил? Что делать-то? Ох, Ришшка, вместе нас с тобой посадят… Ни камня, ни магии… Ох!

Слушать эмоциональные пререкания Аришши с лекарем было увлекательно, хотя и непонятно. Кто и зачем выдаёт камни господину Крытису? И за что его упекут за решётку?

По моему разумению, в тюрьму сажают за убийство, а меня ведь наоборот – вылечили! Значит, спасли. Да ещё как! Вместо двух недель томительного выздоравливания – р-раз!– и за один момент вылечили. Теперь я себя настолько здоровой ощущаю, какой, наверно, никогда и не была.

Разве за это сажают?

В голове роились вопросы, но и росло желание, как можно быстрее покинуть лекарский флигель. Как я раньше-то не почувствовала, что зло, похожее на то, со склада, и здесь теперь завелось? А я, всю ночь блаженствуя от непонятной уплотнённой магии, только утром распознала знакомое тянущее чувство. Такое, которое уже тревожит усвоенную мной силу и пытается откусить от неё пока маленький еле заметный кусочек.

Я-то знаю, как кусается такое зло. Как отхватывает, отрывает целые куски и кусищи, раздирая тело оглушительной болью. Ощущение пока не такое болезненное, даже еле ощутимое, как намёк. Но уж слишком знакомое, чтобы насторожиться.

Да ещё Аришша говорит, что я похорошела. Как назло, у лекаря и посмотреться не во что, чтобы оценить получившуюся красоту. За ночь у меня даже зубы прорезались. Отвыкла я как-то от них, даже чуть мешаются.

Не-ет. Нужно подальше уходить от зла, которое уже и до лекарской добралось. Ещё быстрее хотелось добраться до бочки с водой в саду, успеть посмотреть на свою красивость, пока она опять куда-нибудь не делась. А то зло уже научилось разгуливать по территории приюта.

Я тянула и тормошила Аришшу, уговаривая поторопиться на завтрак. Может, упоминание завтрака помогло, а может, и явление господина Трауфа, забывшего после «совещания» свою сумку в лекарской, положило конец выяснению отношений.

Я буквально летала от непривычного ощущения здоровья. И не замечала озабоченности Аришши.

Удивительно, в новом состоянии меня даже голод не донимал с такой силой как обычно. И впервые я совершенно спокойно прошла мимо яблонь, ветви которых были усыпаны набухшими цветочными почками, готовыми вот-вот распуститься. Весна бушевала.

Вода в садовой бочке показала новую меня. На первый взгляд, черты лица прежние… Да нет! Чуть другие. Зубы пока ещё небольшие, едва прорезались. Да и не все… Но всё равно поменяли форму щёк.

А вот губы порозовели и пополнели. Глаза блестят.

Правда, непонятно какого цвета стали. Вода ж не зеркало, такие тонкости не покажет. Но видно, что брови обозначились, и веки обзавелись щёточками ресниц. Кожа уже не похожа на тонкую бумагу, на вид стала мягкой, а на ощупь даже бархатистой.

И голова, можно сказать, уже не лысая. Волосы густые, но короткие-короткие. Но ведь не пушок на лысине!

В эйфории от себя новой я проходила целых два дня. Другим детям моя новая внешность тоже понравилось. И дядька Васиш, улыбаясь, высказался:

– Наконец-то, на человека стала похожа, а не на пугало садовое.

А ещё зло со склада и из лекарского флигеля куда-то пропало. Всегда было, во всяком случае, на складе, а тут вдруг исчезло. Вот радость-то!

Третий день начался непривычно. Нас, восьми- и девятилетних девчонок, отправили стирать. Раньше стиркой занимались девочки постарше. Но при новом заведующем завелись и новые порядки.

Теперь старшие дети работали по найму в городе. Утром уходили, а вечером возвращались. Многим это не нравилось, но спорить с господином Флошем дураков не нашлось. Это он, наш новый заведующий, находил людей, кому требовалось сделать посильную детям работу. Говорят, те люди платят Флошу, только мы не знаем сколько. Кому-то даже понравилось так работать.

Шаске, моей всегдашней обидчице, ленту подарили за то, как она хорошо вымыла полы в большом доме у какой-то старушки. Устала так, что рук и ног не чуяла, но красивой лентой обзавелась. Хвасталась, что опять пойдёт к той старушке, так работать будет, что та обязательно ей платье ещё подарит.

Ох, как другие девчонки ей завидовали! А я тихонько радовалась. Пусть Шаска платье зарабатывает – больше будет работать, сильнее будет уставать. Тогда на каверзы для меня сил у неё уже не хватит.

И вот я вместе с другими девочками, моими одногодками, осваивала стирку. Дело было непривычным и трудным даже для других девчонок, а что уж говорить обо мне – малорослой. Стирать оказалось много тяжелее, чем полы мыть. Этак не Шаска, а я к вечеру умаюсь.

Особенно тяжело было управляться с большими вещами вроде простыней. Тут мы старались работать парами. Особенно выжимать вдвоём было легче. Одна держала смятый конец простыни, а другая крутила свою сторону изо всех сил. Конечно, мы не сами додумались до такого приёма, старшие девчонки надоумили. Правда, и сухими в таких условиях невозможно было остаться. Как ни береглись, а вымокли все.

Но совсем уж обидное случилось, когда кастелянша наведалась проверить нашу работу. И не понравилось ей, как отстирали её юбку. Разоралась, даже ногами топала, уже выстиранное бельё по полу раскидала. А на полу-то местами грязные лужи натекли – не привыкли мы ещё к такой работе, чтобы без луж обходиться.

Аришша появилась в постирочной, когда разозлённая госпожа Флош пыталась ухватить за ухо ближайшую девчонку. Ришша шепнула на ухо кастелянше что-то такое, отчего грузная женщина подхватила свои юбки и унеслась прочь. Девушка тревожно осмотрелась и, увидев меня, поманила за собой.

Я, как была в подмокшей одежде, потащилась за старшей наставницей. Странно, что Аришша повела меня в лекарский флигель. Всю дорогу она молчала, о чём-то озабоченно раздумывая. Подавленная тревогой старшей подруги, я не приставала к ней со своими вопросами как обычно. Во флигеле Ришша выдала мне одну из сухих сорочек, в которые обычно одевали больных.

Я в недоумении приняла одежду, а сама всё озиралась по сторонам, ожидая, что в любой момент появится господин Крытис и разъяснит, зачем я тут. Ведь в последние дни, благодаря его уплотнённой магии, я чувствовала себя необыкновенно хорошо, и по здравому размышлению нечего мне было делать в ле́карской.

Я уже переоделась в сухое, лекарь же так и не объявился, а из комнаты для больных донеслись чьи-то стоны и тихий голос Аришши. Закончив переодевание, я поспешила на шум и не сразу узнала того, кто лежит на кровати, возле которой суетилась девушка.

– Сола, побудь, пожалуйста, с Ишассой. Она… с ней… плохо. Ей нужно менять компрессы и губы смазывать мокрой губкой. Ты же помнишь… тебе тоже так делали, когда ты болела.

– А господин Крытис где?

– Лекаря нет, его вызвали по поводу кристалла, – плечи девушки печально поникли. – Я бы сама с ней побыла, но сейчас я – самая старшая в приюте. Господин Флос уехал. Потому и не могу посидеть с Шассой. Да ничего и не сделаешь без лекаря. Она в беспамятстве, вся горит. Девочке нужно только продержаться до прихода господина Крытиса. Побудешь с ней?

Я нерешительно кивнула головой. Побуду, коли нужно. Только… Опасливо покосилась на больную.

– Ты, главное, просто побудь с ней. А если Сияющие… то… – Аришша всхлипнула, прикрыв ладонью глаза.

– Ришша, я побуду с Шаской. Не плачь.

Девушка ласково погладила меня по отросшим волосам:

– Как ты меня назвала? Ришша? Меня так когда-то мой… друг называл.

– А кто твой друг? И где он?

– Он… неважно. Он уже не друг.

– Мальчишка? Ну да, они такие. Сегодня играют, когда им разбойников не хватает, а как заболеешь – чего с тобой дружить, слабачка!

Ну, вот! Наконец-то Аришшия чуть улыбнулась и на мгновение прижала меня к себе:

– О, да! Мальчишки очень коварные и слабачек действительно не любят!

Аришша ушла, а я осталась наедине с больной.

Вот те раз! Шаску-то, оказывается, Ишассой зовут. Впрочем, и меня Аришша иногда величает Сольеной.

Я поменяла компресс на Шаскином лбу, дивясь, как быстро высохла тряпка. А заодно разглядывала свою обидчицу, гадая о причинах столь тяжёлой и внезапной её болезни. Неужто, и вправду от меня заразилась?

На первый взгляд всё у Шаски было нормально. Утром-то, когда нарочно толкнула меня плечом в коридоре, она вполне себе здоровая была, а сейчас почему-то пластом лежит. Что же могло с ней случиться за полдня?

Сейчас же…

Лицо, разве что, бледнее обычного. Меж бровей тонкая складка залегла, выказывая, как Шаске больно.

На мою болезнь от неведомого зла совсем непохоже. Так с чего ей так плохо-то? Аж, до беспамятства и горячки.

И запах от девчонки шёл почему-то нехороший. Тяжкий.

Странно. Лицо целое, а запах кровавый, как от кухонной доски, на которой мясо разделывали и не вымыли.

Сильно пахнет! И противно…

Морщась, но подчиняясь любопытству, я потянула простынь, что укрывала больную по самую шею. И тут же пожалела о несвоевременном своём любопытстве. Открывшееся зрелище пугало.

Как? Как такое могло случиться с человеком?

Вся одежда Шаски была разодрана чуть не в лоскуты и заскорузла от крови. Руки в синяках и рваных ранах. Пальцы… на одном, кажется, ноготь был полностью сорван. Да и тело, что просвечивало в прорехах, было сплошь покрыто почти чёрными кровоподтёками. А ноги… заляпаны подсохшей и свежей кровью. И кровь ещё откуда-то просачивалась. Кажется, от низа живота подтекает.

Как же она живот повредила? Сама себе что ли?.. Не-ет. Такое только кто-то другой сотворить может.

Тут же забылось, что Шаска – моя самая злостная обидчица. Какой бы врединой ни была девчонка, она не заслужила такого издевательства. А уж все её измывательства надо мной ни в какое сравнение не шли с тем, как ей самой досталось.

Конечно, я совсем не разбиралась в ле́карстве, но каким-то наитием поняла, что жива Шаска пока только чудом. И что это чудо долго не продержится, недолго девчонке жить осталось. Если сию минуту господин Крытис не явится, то Шаска его в живом виде точно не дождётся.

Я в волнении даже к окну подбежала, выглядывая лекаря.

Из окна открывался вид на весенний сад. Всё-таки в хорошем месте располагался лечебный флигель. От основного здания достаточно далеко, чтобы любопытные малыши не докучали под окнами. И зелень вокруг. Тишина и спокойствие – самое то, чтобы больные выздоравливали побыстрее. А наш Крытис хорошо лечил. Больных в приюте было мало. Разве что я чаще всех бывала его пациенткой.

Только сейчас тишина не успокаивала. Ведь помрёт Шаска, если никто прямо сейчас ей не поможет.

И как назло! Никого! Никто не торопится на помощь… Да и что этот кто-то сделает без лекарских умений?

Я, жалея Шаску, коснулась её руки, от всей души желая ей выздоровления.

Пожелала…

Между моей ладонью и чужой рукой промчалось-протекло что-то, сначала слегка уколов кожу, а потом полыхнуло… Похоже, шарахнуло и меня, и больную.

Что сделалось с Шаской, я не то что увидеть, даже подумать о том не успела, потому что сама резко шлёпнулась на пол. Уплывая в беспамятство, ещё успела подумать о том, что в этот раз почему-то не почувствовала приближение зла.

Проверяющий

Очнулась я от звуков чьих-то далёких голосов и ощущения слёз Аришши, что частой капелью обмывали моё лицо.

Надо же! Пока валялась в беспамятстве, Ришша пришла. А разговор, похоже, доносился через открытую форточку с дороги, что вела к флигелю, потому что голос Крытиса сначала далёкий постепенно приближался.

– … болеет уже несколько лет. Болезнь незаразная, но странная. Лекарства и травы почти бесполезны. Улучшение наступает на какое-то время, но только после вливания магических сил, а потом опять ухудшается без всяких причин.

О! Это Крытис на мои болячки кому-то жалуется. Наверно, опять «совещание» по установке моего диагноза планирует.

– А в последний раз ей как раз доза уплотнённой магии основательно помогла. Нет-нет, девочка – не маг. Уж, дар я бы заметил. Но сами посмотрите!

Странным было то, что я почему-то стала хуже видеть. Лицо Аришши было близко, но смазывалось цветными пятнами. А самым ужасным было то, что у меня едва получалось дышать. Грудь сдавливало изнутри, как при приступах, но намного сильнее. Того гляди задохнусь.

Мало того, очнуться-то я очнулась – слух так вообще обострился – но дёрнуть не могла даже пальцем, и губами пошевелить не получалось. Неужто, уже помираю?

Да нет. Глаза же открыла как-то… и слышу, как в дом два человека вошли. Что двое, распознала по несхожему ритму шагов. Зашелестели юбки… Видать, Аришша бросилась за помощью к лекарю. Так и есть.

– Господин Крытис, Сола… Она умирает!

– Да полно тебе, голубушка. Наша Сола столько раз помирала, но жива до сих пор как-то.

– Она… такого никогда не было, Крытис, – голос девушки звучал испуганно.

– Подожди, а почему Сола? Сказали, с Ишассой беда приключилась.

– Да… Шасса… Я Солу оставила с Шассой, той очень плохо было. И вдруг Шасса пришла. Сама, понимаете? У неё синяки и страшные раны были… Ей очень сильно досталось, фактически умирала. И вдруг является и говорит, что ничего у неё не болит, а Сола на полу лежит как прежде. Крытис! Она даже не шевелится!

– Да что ж у тебя все умирают? Вот мы сейчас с коллегой посмотрим нашу Солу…

– Госпожа Аришшия, – голос другого человека прозвучал вежливо, но отстранённо.

Неожиданно бухнуло, будто что-то большое уронили или кто-то упал, и послышались рыдания Аришши – горькие, исступлённые:

– Калиан, прошу! Помоги-и, помоги ей!.. Ты сможешь! Она умирает, помоги-и…

– Да, конечно, – сухое.

Но в противовес холодному тону чьи-то тёплые руки аккуратно коснулись моей грудины. Очень нежное что-то настойчиво проникало в моё тело, похожее на то, из уплотнённой магии. И ощущения были не такими, как при лечении господина Крытиса. Мягкие. Тело жадно впитывало силу, как сухая губка воду. Магия проникала совсем не грубо, но стремительно и сильно, принося блаженное облегчение.

Дышать! О-ох, как же замечательна простая возможность дышать!

Я плыла на волнах облегчения и радости. Почудилось, будто у меня отросли крылья, и я сейчас взлечу.

Лечу-у!..

– Что-то лишнее я сделал. Вроде бы и порция силы не такая большая, но, видимо, скорость вливания превысил, – красивый голос незнакомца недоумевал. – Такое обычно бывает при неравномерном усваивании магии. Эй, малышка… девочка… Э-э, Сола, очнись. Лети сюда! Мы здесь! – меня слегка похлопали по щекам.

Я открыла глаза. Надо же! И в глазах прояснилось. На меня взирали три пары глаз – встревоженной Аришши, недоумевающего господина Крытиса и немного виноватый взгляд незнакомого мужчины.

– Извини, малышка, что-то я не рассчитал от неожиданности. Привык со взрослыми людьми управляться, а здесь такая маленькая девочка… Обычно я более аккуратен, – наверно, у этого мага и голос волшебный. В звуки такого голоса так и хотелось завернуться будто в тёплое уютное одеяло.

– Да уж… И последствия скорости налицо.

Не знаю, что там с неведомой скоростью, но мою душу переполняла благодарность за помощь.

Было дело, я как-то подсмотрела, как одна из старших девочек благодарила кастеляншу за конфету. Помнится, госпоже Флош очень понравилось та благодарность, и она дала подлизе-девчонке ещё одно лакомство. А ведь, до того прижимистая кастелянша никого не одаривала два раза подряд.

Я прижала свои ладошки к груди – прямо на то самое место, через которое в меня вливали магию – и, подражая той девочке, воскликнула:

– Ах, господин Коллега, спасибо вам большое! Мне так хорошо стало! Так хорошо!

И узрела три очумелых лица.

– Как? Кха-кха… Как ты меня назвала?

Шепчу:

– Господин Коллега…– и громко возмутилась: – А так вас господин Крытис называл!

Красная как рак, выпрямившись, я сидела на кровати, а вокруг трое взрослых откровенно веселились. Аришша смеялась почти беззвучно, ухватившись за спинку кровати, и плечи её тряслись от сдерживаемого смеха. Господин Крытис, сидя на краю кровати, оглушительно ухал и прихлопывал ладонями по коленям. Незнакомец хохотал в голос.

– Позвольте представиться, юная леди, виконт Калиан Виторий ал Грахиаш, – мужчина плавно и необычно поклонился.

Виконт? Вот это да! Виконт это вам не просто господин, это… Вообще-то, я не знаю, что такое виконт Калиан и так далее. Похоже на имя… А разве имена бывают такие длинные? Да такое никогда не запомнишь, и тем более не выговоришь! Но звучит солидно и длинно.

И выглядит мужчина важно. Может, потому что почти старый? Не такой старый, как лекарь, конечно. Но самые взрослые приютские мальчишки рядом с ним будут глядеться желторотыми пацанятами. И опять же, господин Флош и дядька Васиш явно старше виконта, хотя и не выглядят так значительно. Даже и не знаю, с кем из мужчин сравнить-то. К тому же, виконт – не смотри, что мужчина – а красивый! Прям, глазам приятно! К нам такие красивые ещё не захаживали.

– А кто тогда Коллега, и где он?

– Так обращаются к человеку со схожими занятиями, – вежливо пояснил виконт Калиан и как-то там дальше. – Например, господин Крытис – лекарь, и я, скажем так, занимаюсь врачеванием. Следовательно, мы коллеги. Потому он так и назвал меня. Мы – лекари и, значит, коллеги. Так понятно, юная леди Сольена?

Хм, интересно.

– Значит, все наши приютские мальчишки – коллеги? И девочки тоже?

– Ха-ха-ха! В некотором роде, да.

Пока мужчины веселились, моя Ришша стояла недвижно с прижатыми к груди руками. Её глаза не отрывались от виконта, лицо девушки резко побледнело. Наверно, тоже любовалась непривычной красотой. А этот виконт на неё даже не смотрел.

– Теперь, маленькая леди, вам следует хорошо покушать. Очень хорошо, например, съесть хлеб с маслом и икрой. В таком состоянии очень полезно.

Аришша с усилием сглотнула, отвела от мужчины глаза и, посмотрев на меня, каким-то странным голосом сказала:

– Да-да, конечно… Большое спасибо, господа! – кашлянула. – Мы с Сольеной пойдём… икру кушать.

Кушать очень хотелось. Не знаю, что такое икра, я сейчас и на цветочные бутоны с яблоневых веток была согласна. Вслед нам донёсся голос лекаря:

– Сияющие с вами, господин виконт. В приюте суп на мясном бульоне только по праздникам дают, а вы икру рекомендуете. И Аришшка…

Что там говорил лекарь об Аришше, мы не услышали, далеко отошли. Девушка спешила, будто хотела сбежать, и тянула меня за собой изо всех сил. Даже подслушать о себе не пожелала.

И что уж говорить!

В результате странного припадка я снова облысела, обзавелась тусклой серой кожей и вновь стала похожа на пугало. А уж похудела так, что кожа теперь тесно обтягивала все кости моего скелета без всякого намёка на мясо. Кажется, я настолько усохла, что даже стала меньше ростом. И куда уж ещё меньше? Только новые зубы, слава Сияющим Сёстрам, каким-то чудом не выпали, но расти, похоже, перестали.

Меня даже мои обидчики теперь не трогали. Говорили, что скоро сама скопычусь. А я и не думала копытиться. Вот ещё! С появлением виконта в приюте стало происходить что-то интересное.