Во власти Золотого Бога

Константин Еланцев

Во власти Золотого Бога

Во власти Золотого бога

Часть 1. СЫВЕРМА – ДАЛЬ НЕСУСВЕТНАЯ

Вертолёт тряхнуло. Задремавший, было, Черкашин, не заметил, как прислонился к стеклу и ударился лбом об иллюминатор. «Вот бесовщина!» – чертыхнулся он про себя. Внизу, изрезанная небольшими речушками и ручьями, сотканная из лоскутов елей и пихт тянулось от горизонта к горизонту на десятки, а то и сотни километров, бесконечное покрывало тайги. Где-то сверкнул одинокий костёр, и дымок серой струйкой между кронами деревьев поднимался вверх, растворяясь в безоблачной синеве.

Кто ж ты, одинокий таёжный бродяга? Грибник, ягодник? Хотя какие грибы и ягоды, когда до ближайшей фактории не один день пути и не одна бессонная ночь!

– Ещё немного! – местный участковый майор Кузьмин старался перекричать гул мотора. Он наклонился к уху следователя и показывал пальцем вниз. Черкашин утвердительно кивнул головой, снова всматриваясь в иллюминатор.

Скоро покажутся Поныри, деревушка, что уютно расположилась на берегу речки Нидукан. Те самые Поныри, куда каждый год на всё лето отправляли его родители давным-давно. Настолько давно, что выветрились из памяти названия речушек и местных достопримечательностей. А вот Поныри, само название, запомнил. В начале шестидесятых один за другим умерли дед с бабкой, да и домик их, скорее всего не сохранился…. И ещё вспомнил Черкашин старого тунгуса по имени Тыманча. Как-то незаметно он подружился тогда со стариком, а тот в свою очередь, видимо, тоже не прочь был поболтать с мальчишкой. Вечерами Черкашин частенько убегал от деда с бабкой к неказистой избушке Тыманчи. Тот всегда сидел возле неё на почерневшем от времени бревне, курил свою трубку и, щурившись, смотрел на заходящее солнце, тяжело вздыхая и покачивая головой. Теперь-то Черкашин понимал, что так он прощался с каждым уходящим днём своей жизни.

Многое узнал он от старика: как возникали фактории, где промысловики за бесценок сдавали драгоценные шкурки соболей, как бабы, самостоятельно отправляясь в тайгу, горбовиками приносили ягоды брусники и голубики, грибы да лечебные травы. Так и жил местный народ от сезона к сезону – зимой мужики кормили семьи, а летом бабы…. И зверя вокруг было много, и рыбы в реках было вдоволь, которую ребятишки на куканах приносили домой.

В пятидесятые власти пытались тунгусов в дома переселить, да только где там! Пожили они, пожили в неуютных для них домах, а потом и откочевали глубоко в тайгу.

– Раньше в чуме жил, – горестно сетовал Тыманча, – теперь тут!

Он, не оглядываясь, кивал на свою избушку и старательно посасывал потухшую трубку. От него Черкашин впервые услышал о Золотом Дялунче – изваянии маленького человека из чистого золота. Живёт тот, якобы, в пещере далеко от людей, под самым берегом дикой реки, оттого и переводится Дялунча как «заблудившийся». Никто его не видел никогда, но раньше все о нём знали.

– А откуда знали, если его никто не видел? – интересовался мальчишка.

– Однако, видел кто-то! – глаза Тыманчи хитро улыбались.

А потом, возвратившись к своим старикам, снились Черкашину ночами то вышагивающий по берегу золотой божок, то старый Тыманча, выныривающий из реки, то его собственный страх, от которого он с криком просыпался и замолкал, слыша, как кашлял за печкой не спавший дед.

Поныри…. Всё, что Черкашин знал на сегодняшний момент, так это то, что осталось от бывшей фактории с десяток домов, да небольшая метеостанция с двумя сотрудниками. Осталась заготконтора, благодаря которой и кормятся местные. Знал и то, что на летний сезон контора закрылась в связи с реорганизацией. То ли кооператив хотели сделать, то ли ещё что…. И ещё остановилась там геологическая экспедиция из Красноярска. Туда-то и летел следователь с участковым Кузьминым, владения которого простирались на сотни километров в округе, а по всей округе пять деревень, приютившиеся по берегам речек. Ни дорог тебе, ни тропинок! Связь с миром – вертолёт, прилетающий раз в месяц, да далёкая река Тумбенча, по которой изредка ходят пассажирские катера. А там и до Туры рукой подать! Тура – посёлок большой, даже аэродром есть! Но и до Тумбенчи ещё добраться надо. Хотя…. У каждого лодчонка на берегу. Мало ли что. Одним словом – глухая тайга….

В вертолёте Черкашин с Кузьминым были не одни. Вертолёт был зафрахтован геологической экспедицией, который вёз на базу продукты и какое-то оборудование, упакованное в небольшие ящики. И ещё вёз руководителя экспедиции, вызванного на место в связи с чрезвычайной ситуацией. ЧП, проще говоря! А разобраться с этим ЧП и должен следователь Черкашин, посланный из самого Красноярска. Участковый Кузьмин, естественно, выполнял свою работу.

Начальник экспедиции сидел отдельно, прислонившись к ящику, то и дело потирал свои виски и часто моргал глазами.

«Волнуется…» – подумалось Черкашину.

Волошин Егор Кузьмич, шестьдесят пять лет. Доктор наук. Начальник Сывермской экспедиции. Всё это плотно улеглось в памяти следователя. Судя по всему, мужик неплохой, только рассеянный какой-то. Впрочем, как и все учёные.

Вертолёт ждали. У площадки, выложенной большим квадратом из брёвен, стояли три человека. Едва остановились лопасти, как к открывшейся двери подбежал толстый, небольшого роста человек.

– Егор Кузьмич, беда у нас! – начал, было, он, увидев Волошина.

Начальник экспедиции молча спустился по трапу и протянул руку толстяку:

– Это не мне рассказывай, а вон участковому да товарищу следователю, который специально из Красноярска прилетел!

– А Вы, собственно, кто? – спросил Черкашин, спрыгнув на землю.

– Зубов Валерий Павлович, завхоз! – отчеканил тот, всё ещё поглядывая на Волошина.

– Фросин где? – грозно посмотрел на завхоза начальник экспедиции.

– Так он к Самсонову уже два дня, как ушёл! К вечеру будет!

– Ну-ну!

Навстречу шли ещё двое. Один – высокий парень в видавшей виды энцефалитке, а второй в клетчатой рубашке и закатанных болотных сапогах, заросший густой и явно ухоженной бородой.

Неуверенно поздоровались с Волошиным, исподлобья посмотрели на Черкашина и Кузьмина:

– Лавров Антон. Геолог.

– Демидов Александр. Тоже геолог, – представился бородач.

– Ну, ведите, деятели! – оборвал всех начальник экспедиции.

Зубов отстал, отдавая распоряжения подошедшим рабочим. Он жестом показал на вертолёт, разгружайте, мол, и побежал догонять прилетевшее начальство.

Суть происшествия Черкашин узнал ещё в Красноярске. Вникая в происходящее, он попросил всех ещё раз повторить цепочку событий, едва они расселись за длинным столом в огромной, оборудованной под лабораторию палатке. « Брезентовая крыша им, несомненно, ближе!» – съязвил про себя Черкашин.

– Я начну, так сказать, с преамбулы, – Волошин поднялся из-за стола, – Это для товарищей из органов, чтоб понятны были цель и задачи отряда товарища Фросина, – он посмотрел на Черкашина. Кузьмин хмыкнул.

– Так вот, цель у нас, как вы знаете, одна – благосостояние страны. По поручению правительства нашим Геологоуправлением поставлена задача по разведке недр Сывермы, богатого края в самом сердце Эвенкии. По данным геофизиков в этом районе сосредоточены большие запасы каменного угля. Вот разведкой этого месторождения и занимается отряд геолога Фросина. То, что он не присутствует на совещании – это ему воздастся, несомненно!

– А Самсонов – это кто? – не выдержал Черкашин.

– Геолог, ведёт работы на Сыртынском участке. Есть у нас такой ручей. Ну, а теперь давай ты, Валерий Павлович!

Волошин сел.

– Собственно, хочу представить присутствующих, – замялся Зубов, – Я здесь и завхоз, и комендант, и мама с папой! Иван Ильич, то есть Фросин, на базе долго не задерживается, всё больше сам по маршрутам ходит. Вот и приходится мне всем заниматься: и бытом, и доставкой продуктов. Связь тоже на мне, кроме производственных вопросов, конечно!

– Кстати, как со связью? – вставил Черкашин.

– Есть радиостанция. Дизель-генератор опять же! К счастью, не только у нас. У метеорологов имеется, у заготконторы. Но там никого нет, один сторож.

– Ясно.

– Ну, с Лавровым и Демидовым Вы уже знакомы! – подытожил Зубов.

– В армии не старшиной служили? – не удержался Кузьмин.

– Да, – удивился завхоз, – а откуда знаете?

– Да всё у Вас по полочкам разложено, всё устроено. Где что лежит, не удивлюсь, тоже знаете! Прямо, как у старшины нашего, когда срочную служил!

– Это плохо? – Зубов поморщился.

– Нет, хорошо! Просто замечательно!

А дело обещало быть долгим и хлопотным. Это Черкашин понял, едва стали проясняться детали происшествия.

Пять дней назад пропал рабочий из отряда Фросина, который и был расквартирован в Понырях. Вадим Холодов, тридцать два года. Недоучившийся студент из Иркутска. В геологии уже с десяток лет, так что в тайге был не новичок, по крайней мере, все прелести таёжной романтики испытал на своей шкуре.

В палатку заглянул человек в выцветшей штормовке, а потом решительно прошёл к столу и плюхнулся на лавку:

– Фросин, – представился он, увидев незнакомых людей. Заметив Волошина, кивнул ему головой,– Извините, только вернулся и сразу к вам!

« Не ладят, видно, между собой!» – уточнил для себя следователь.

– Я веду дело Холодова, а это участковый Кузьмин. Знакомы, наверно? Что скажете, Иван Ильич? – поинтересовался Черкашин.

– Ну, если дело только за мной…. Саша тогда в верховьях Нидукана работал. Ну, километрах в десяти повыше Понырей, – Фросин посмотрел на Демидова, – Так ведь?

– Да, было такое! – кивнул бородач, – Со мной ещё двое рабочих на маршруте шурфы били, – уточнил он, – И я до сих пор уверен, что угольные пласты залегают среди стратифицированных вулканотеригенных образований!

– Ну, это ещё доказать надо! – вспыхнул Фросин.

– Докажу! – набычился Демидов и обиженно отвернулся в сторону.

– Давайте по делу! – разрядил обстановку Черкашин.

– Я по делу. Холодов попросился у меня к Саше. Хочу, мол, наверстать упущенное, в техникум геологический поступать. А он, говорит, геолог от бога, многому меня научить может. Я и подумал, чего его на базе держать? Образцы перебирать любой сможет, а Вадька, может, и в самом деле на свою работу по-другому посмотрел! Вот и отпустил его, на свою голову!

– Когда это было? – спросил Кузьмин.

– В среду, как раз пять дней назад.

– Днём?

– Да, днём, но ушёл он только к вечеру. Я, говорит, дорогу, как своих пять пальцев знаю! Мне тогда интересным показалось: откуда знает?

– Понятно. Много народу в Понырях? – вопрос Черкашина был адресован Зубову.

– Да нет, немного! Три промысловика с семьями, сторож в заготконторе, да на метеостанции двое, мужчина с женщиной: то ли муж с женой, то ли так, по работе….

– Так, давайте перерыв устроим, а потом мы с майором Кузьминым с каждым из вас по отдельности поговорим, договорились? – решил действовать по-другому Черкашин.

Волошин поднялся из-за стола:

– Николай Иванович, – посмотрел он на следователя, – Я на правах начальства отдам кое-какие распоряжения? Вертолёт только утром улетит, поэтому пилотов устроить надо, да и в целом обстановку по разведке из первых уст узнать. Раз уж я здесь! Кстати, – Волошин обратился к участковому, – Вы как, остаётесь? А то я утром тоже отбываю. Время дорого, знаете!

– Остаюсь, Егор Кузьмич! Моё время оценивается количеством несовершённых преступлений….

Шёл июнь 1989 года.

В апреле закончилась Всесоюзная перепись населения, и по итогам её численность Советского Союза составляла  286 миллионов 717 тысяч человек.

Кто-то рождался, кто-то умирал. Вот и здесь, в глухой и почти никому неизвестной Сыверме, шла своя размеренная, далёкая от великих потрясений, жизнь. Шумела тысячелетняя тайга, гнулись от проливных дождей сочные травы, и взбесившиеся после ливней реки захлёстывались на перекатах, смывая всё на своём пути. А вечерами неистребимый гнус упоённо набрасывался на всё живое. И не было от него ни спасения, ни укрытий….

Часть 2. НА БЫВШЕЙ ФАКТОРИИ

Вот она – избушка старого Тыманчи! Черкашин постоял возле почти развалившегося строения. Надо же, даже бревно сохранилось! Трухлявое, почерневшее, но ещё лежит! Вспомнился старик с его трубкой, хитрые с прищуром глаза, маленькие с проступающими жилами руки. Сколько лет прошло!

– Воспоминания? – спросил Кузьмин.

– Да вот, вспомнилось что-то!

Черкашин с участковым решили прогуляться по бывшей фактории. Бывшей. Вот справа от избушки Тыманчи добротный ещё дом, в котором, несомненно, живёт кто-то из промысловиков, дальше ещё один, потом ещё….

– Сколько людей осталось в деревне? – уточнил следователь.

– Трое промысловиков с семьями, метеорологи, ну, и геологи в своём лагере. Ах, да, ещё сторож в заготконторе! Сейчас тебе скажу…, – Кузьмин открыл полевую сумку, – Вот! Нефёдов Александр, пятьдесят лет, жена и один ребёнок. Сын на лето приезжает к родителям, а живёт у тётки в Туруханске. Там и учится. Дальше… Старостин Антон, сорок пять лет, женат, но детей нет. И… Сорокин Фёдор, пятьдесят один год, жена, двое сыновей живут в интернате, в районе.

– А сторож?

– Сторож…. Вот и сторож! Двигун Матвей. Пришлый, не здешний. Работает уже лет пять. Прибыл откуда-то с Дальнего Востока. Добровольно остался в заготконторе. Ехать, говорит, некуда.

– Вон видишь, на пригорке сруб разваленный? – показал рукой Черкашин, как бы пропустив мимо ушей ответ участкового, – Это и есть моё родовое гнездо, так сказать! Мать здесь родилась, отсюда и увёз её отец перед самой войной.

– А ты с какого года, Николай Иванович? – поинтересовался Кузьмин.

– С сорок шестого. Как отец с фронта пришёл, аккурат через год и я появился! А ты?

– С сорок первого…. Отец меня так и не видел.

Они бродили по пустой, единственной улице деревушки, и Черкашин рассказывал участковому о старике Тыманче, о бабке с дедом, о ночных страхах тёмными ночами.

– Кстати, ты слышал что-нибудь о Золотом Дялунче? – посмотрел на участкового следователь.

– Это ты о божке тунгусском?

– Ну, да!

– Эта легенда не один десяток лет людям голову мутит, а то и сотню! О ней с детства каждый тунгус знает, и не только тунгус. Да вот найти никто не может. Я так думаю, что сказка это. Ведь не видел никто: как выглядит, большой, маленький ли….

– Ну, да, – Черкашин не стал заострять этот вопрос, – А давай-ка мы с тобой сторожа посетим, как думаешь?

– Давай, сам тебе хотел предложить! – оживился участковый.

Сторож был на месте. Крепкий мужик, этот Двигун, мускулистый! Он исподлобья посмотрел на подходивших Черкашина с Кузьминым. Неохотно поднялся с крыльца, на котором курил. Чуть смутила форма участкового, но быстро взял себя в руки, расслабился.

Похоже, имел что-то с законом! Впрочем, форма, особенно милицейская, всегда вызывает чувство тревоги, если даже и за душой никакого греха нет. Это Черкашин знал по своему опыту.

– Матвей, – Кузьмин кашлянул, – не знаю как по батюшке….

– Егорыч.

– Матвей Егорыч, мы по делу. Знаешь, наверно, по какому! Ты ведь здесь всё это время. Может, видел чего, слышал? Это следователь из Красноярска, – кивнул он на Черкашина.

– В дом? – спросил Двигун.

– Да нет, спасибо! – отказался Черкашин, – Здесь посидим, на крылечке, не против?

Сторож достал ещё одну папиросу. Несколько раз чиркнул спичкой.

– А что я могу увидеть? – начал он, глубоко затянувшись, – Никуда не хожу, ни с кем не общаюсь. Продукты пока есть. Разве что за водой до родника….

– А в среду видел кого из геологов, – Черкашин наблюдал за Двигуном, – хотя бы из окна?

– Нет, у них лагерь внизу, сами знаете!

– У вас заготконторовская лодка на берегу, – не унимался следователь.

– Да, есть лодка. Только я ей почти не пользуюсь. До Тумбенчи почти сотня километров, далековато для моторки! А по Нидукану на полпути перекаты, не пройдёшь. Так что плавсредство либо оставлять надо в укромном месте, либо волоком по берегу пару километров – выбор небольшой! А если и пройдёшь, по Тумбенче ещё с десяток километров до фактории. Вот и получается, что один бензин дороже встанет всей покупки в магазине!

– Да, далековато…. – подтвердил Кузьмин.

– Есть знакомые среди геологов? – Черкашину не понравились ни ответ Двигуна, ни его равнодушие к происшествию. Ведь в одном месте живут. Человек пропал, не пуговица!

– Знакомых нет. А зачем? У них своё дело, у меня своё….

– Понятно.

Черкашин поднялся с крыльца, помог Кузьмину.

– Ладно, Матвей Егорыч, мы не прощаемся. В любом случае встретиться ещё придётся.

– Встретимся, отчего же…. – с полным равнодушием отозвался Двигун.

На обратном пути Черкашин с Кузьминым ещё раз остановились возле развалин избушки тунгуса Тыманчи.

– Что думаешь?

– Не знаю, – подумав, ответил участковый, – Не договаривает чего-то, мне кажется. Знаешь, Николай Иванович, прокачусь-ка я до фактории с этим сторожем! Тем более мне там на участок надо, недели две не был. Заодно с одним недоразумением разберусь.

– А что?

– Да скандал на пристани был. Сам знаешь, что пассажирские катера до Туры редко ходят. Вот одна мадам и закатила истерику за долгое ожидание, жалобу написала. Ладно, разберусь!

– Ну, давай! Да и к этому Двигуну присмотрись.

– Это само собой!

– А я пропажей Холодова займусь, пора. Созрели, поди, наши свидетели!

Говорят, ещё в стародавние времена мангазейские казаки, впервые пришедшие в эти края, поставили на берегу Нидукана одинокое зимовьё. А затем ушли далее, на Якутские земли для объясачивания новых подданных «царя всея Руси».

Грузы из кочей и дощаников приходилось переносить в лодки, которые проводили по озерам и протокам непосредственно к волоковому участку пути. Затем грузы «волокли» на тележках или переносили «на себе». Далее вновь помещали их на лодки и плыли по системе озер и проток в неизвестные края….

Вот здесь, в этой дикой тайге и пропал никому доселе неизвестный рабочий геологоразведочного отряда Вадим Холодов. Всё бы ничего, да не давал покоя вопрос участкового Кузьмина, что задал он Черкашину перед своим отплытием на факторию Тумбенча. Расположившаяся на берегу одноимённой реки эта фактория была единственным местом цивилизации на сотни квадратных километров в округе.

– Николай Иванович, а ты ведь не по делу Холодова прилетел, так? – спросил тогда Кузьмин.

– Почему? – удивился Черкашин.

– Да понимаешь, на такое рядовое дело могли бы и из межрайонной прокуратуры следователя прислать. А тут из Красноярска и, насколько я понимаю, «важняка»! Ты не обижайся, не моё это дело, конечно, но ведь одним вопросом занимаемся….

Черкашин задумался.

– Знаешь, – следователь запнулся, – я тебе всё потом объясню, майор! Договорились? Вот вернёшься с фактории и объясню!

– Лады! – кивнул участковый, – Договорились! Матвей Егорыч, заводи свой аппарат! – крикнул он Двигуну, который уже давно сидел в лодке и со скучающим видом ждал Кузьмина.

– Присмотрись! – ещё раз напомнил Черкашин.

Допрос так называемых «свидетелей» ситуацию не прояснил. Обычное «не знаю», «не видел» раздражало следователя.

– Во сколько хоть он ушёл? – допытывался Черкашин у Фросина.

– Отпросился где-то в обед, а видел я его последний раз часов в пять, наверное…. Да и не до него было – отчёт готовил, тем более вертолёт ожидали на днях. Ну, тот, на котором Вы прилетели. Богоухальствовать не хочу, но хоть сам начальник экспедиции соизволил ногой ступить на эту землю!

– Недолюбливаете Вы его, смотрю.

– Как сказать…. Геолог он неплохой, да только кабинетная работа ему ближе, привычней. Все свои знания из теории черпал, не из практики. А я таких не понимаю!

– Вы его полная противоположность?

– Надеюсь, да! – удовлетворённо подтвердил Фросин, – Во всяком случае, у меня одних выходов на маршрут больше, чем страниц в его докторской диссертации!

– Круто! – усмехнулся Черкашин.

– Ну, а куда мог отправиться Холодов? – вернулся к теме следователь.

– Куда…. Мог заплутать, мог сбежать, в конце концов! Хотя, бежать отсюда, не зная местности – это навряд ли! Мы его здесь поискали пару дней, я даже местных промысловиков привлекал к его пропаже. Результатов никаких. Только потом в Управление сообщил. Видите ли, у нас здесь иерархия нарушена.

– Как это?

– В Геологоуправлении две-три экспедиции, в экспедиции две-три партии, в партии два-три отряда…. Что-то в этом роде. У нас же партия отсутствует. Мы вроде как отдельный отряд при Управлении! Что б все лавры в случае успешной разведки напрямую начальнику Сывермской экспедиции товарищу Волошину Егору Кузьмичу!

– Начинаю понимать. И ещё… – Черкашин помолчал, – Как специалист ответьте: есть на Нидукане золото?

– Зачем Вам это? – удивлённо вскинул брови Фросин, – Вы, вроде, по другому делу!

– Так, что-то на ум взбрело.

– Есть, конечно! Промышленных объёмов нет , но рассыпное…. Хотите, расскажу теорию происхождения местного золота?

– Хочу!

Фросин оживился:

– Горные слои, подверженные в течении долгого периода времени влиянию сырости, морозов, угольной кислоты, со временем выветривались и рассыпались, причем вода понемногу уносила их из возвышенностей в долины. Действию стихий легче поддавались сланцы, песчаники, и другие более мягкие породы, почему более твердые кварцевые жилы обнажались и нередко торчат на поверхности земли в форме каменных стен или, вернее, валов. Но и кварц, хотя и медленно, тоже подвергается выветриванию и рассыпается, уносится в долины или в форме отдельных камней, или мелкого песка. С разложенными кварцевыми жилами, заключающими в себе золото, последнее тоже уносилось в долины.

По дороге, вода осаждала более тяжелые частицы ближе, а более легкие уносила дальше, производя этим как бы классификацию минералов по их тяжести. Золото, которое в 19 раз тяжелее воды, тогда как кварц тяжелее воды только в 2,6 раз, оставалось на дне в течении и отставало от других, уносимых водой частиц. При этом происходила сортировка самого золота, так как более крупные его частицы оставались в вершинах рек и источников, а более мелкие уносились дальше.

В настоящее время более крупное и более чистое золото находится у самих гор, в вершинах источников, причем там, где склон течения был крут, особенность эта выступает резче. В вершинах долин попадается также золото более шершавое, так как частицы гладкие легче уносились течением.

– Вы мне целую лекцию прочитали! – улыбнулся Черкашин.

– Да, из диссертации, – вздохнул геолог, – которую так и не защитил….

– Из-за Волошина?

– Из-за него….

– А после всего не было соблазна здесь золото поискать, а вдруг?

– Основная задача уголь, а золото…. Нет, не было! – мотнул головой Фросин, – Если кто для себя задумал намыть – намоет!

Допрос остальных членов отряда тоже ничего не дал. Только заметно нервничал завхоз Зубов. С ним Черкашин решил провести отдельный разговор. А потом надо было непременно навестить метеорологов, встречу с которыми он откладывал в последнюю очередь. Да и местность ещё раз прочесать надо бы! Придётся опять привлечь промысловиков.

Черкашин сидел на берегу Нидукана и ещё раз прокручивал в уме весь прошедший день: отлёт Волошина, слова Кузьмина, допросы, ответы…. И ни единой ниточки, ни единой!

– Дяденька! – услышал следователь.

Посыпалась галька.

За спиной стоял парнишка лет пятнадцати:

– Я Тимошка, сын охотника Нефёдова!

– А, ну, садись, Тимофей! – Черкашин удивился и непроизвольно подвинулся, – Ты ко мне?

– Да, – Тимошка присел и оглянулся: не видит ли кто!

– Чего ты? – опять удивился следователь.

– Я видел тогда его, ну, пропал который!

– Ну?

– Он с той стоял, и они спорили о чём-то!

– Да с кем « с той-то»? – не выдержал Черкашин.

– С той, которая на метеостанции! Спорили-спорили, а потом он закинул рюкзак на плечи и пошёл вниз по Нидукану.

– Ты не путаешь, парень?

– Нет, вниз пошёл, вон туда! – Тимошка показал пальцем в сторону, куда сегодня утром отбыл участковый Кузьмин в лодке сторожа заготконторы Двигуна.

– Спасибо, дружище, помог!

Они поднялись, и Черкашин потрепал парнишку за русые локоны:

– Не жарко?

– Да не! Осенью всё-равно состригут!

– Тимофей, а куда пошла та женщина с метеостанции после того, как с пропавшим рассталась? – уточнил следователь.

– Куда… Кажись, к геологам и пошла! Ну, да, к ним! Вон в ту палатку!

Это был склад, палатка завхоза Зубова.

Часть 3. НА БЕРЕГАХ РЕКИ ТАЁЖНОЙ

Нет, не следователь Черкашин Николай Иванович, не следователь, да и не был им никогда! Кадровый сотрудник Комитета Государственной Безопасности майор Черкашин великолепно играл несвойственную ему роль. Так уж получилось, что после увольнения из армии, где основные годы своей службы он провёл в должности начальника особого отдела воинской части, вновь вернулся к тому, с чего начинал аж с конца шестидесятых!