Тени былого могущества

Пришлось кричать под окнами, чтобы попросить открыть дверь. Мать, конечно же, тоже была на работе, но я надеялся на нашего соседа, который, наконец, в свои семьдесят пять лет заслужил право не работать и получать пенсию, которой хватало на хлеб и молоко (в буквальном смысле). Ну а что, он был тройкой, так что ещё ничего. Двойке хватило бы на хлеб без молока, а единице вообще не полагалась пенсия: так и работали до самой смерти.

Когда он спустился, выяснилось, что дверь ещё и не открывается изнутри.

– Что за дерьмо, кто эту дверь делал?! – раздались из подъезда возмущения дяди Миши – Вот раньше был механический замок и всё тут. Говорю же, чем проще, тем надёжнее – нет, напихают электроники везде и на тебе! – я искренне надеялся, что смогу не возмущаться по каждому поводу, если доживу до старости. Но с другой стороны, как я его понимал: дядя Миша был, что называется, инженером от бога, но его никто никогда не слушал. Он так и не стал главным инженером, потому у семёрок были на это свои планы. Им было плевать на инженерные способности главного инженера, ведь через него нужно было только воровать.

В общем, ругаться и возмущаться можно было сколько угодно, но дверь не открывалась, а метель только усиливалась. На двери был указан номер, куда звонить в случае неполадок. Я набрал его, зажав второе ухо рукой, чтобы лучше слышать. Оттуда раздалось: «если вы звоните, чтобы оплатить электричество, нажмите один. Если вы звоните, чтобы оплатить воду, нажмите два. Если вы звоните, чтобы оплатить вентиляцию, нажмите три. Если вы звоните, чтобы оплатить…». В общем, этот список был довольно долгим, хотя никто уже давно ничего не оплачивал по телефону. И вот, опять же, попробуй не разозлиться, когда тебе срочно нужна помощь, тебя заметает снегом, а они перечисляют бесконечные опции. И, наконец, «если вы хотите поговорить с сотрудником коммунальной службы, нажмите звёздочку дважды» – разумеется, в самую последнюю очередь. Как только я нажал на звёздочку, в трубке раздалось: «к сожалению, наши офисы работают только до шести вечера, и сейчас некому ответить на ваш звонок. Если это что-то срочное, позвоните по номеру…».

– Да чтоб вас – выругался я. Во-первых, до шести было ещё десять минут, а во-вторых, я понимал, что звонок по следующему номеру займёт ещё несколько минут, а мои деньги на телефоне уже заканчивались. Но делать было нечего: я позвонил и по следующему номеру, надеясь, что раз он для срочных звонков, то мне сразу ответит человек, но куда там: «если вы звоните в связи с поломкой лифта, нажмите один…» – в общем, я дождался, когда там дойдут до поломки двери, и откровенно пританцовывая, чтобы не замёрзнуть, нажал нужную цифру.

– Слушаю – раздалось с того конца. Я быстро продиктовал адрес и изложил суть проблемы, в конце добавив:

– …дверь вообще не открывается ни с одной стороны, то есть люди не только не могут зайти, но и выйти тоже.

– Да, я поняла, минуточку. Так. Да! Мы можем прислать к вам бригаду в девять тридцать! Ждите.

– Но постойте! Это же больше трёх часов, я же тут на улице.

– Извините, а что я могу сделать? Все бригады сейчас на выезде.

– Ммм, нанять больше бригад? Иметь одну-две в резерве? – слабо попытался найти решение я.

– Молодой человек, не нужно учить нас работать! Ждите, бригада будет около десяти! – в трубке пошли короткие гудки.

– Отлично! – вспылил я.

– Ну, что будешь делать? – спросил дядя Миша, который, оказывается, всё это время ждал.

– Не знаю, хоть в гости к кому-то идти что ли.

– Эх вы, молодое поколение – проскрипел дядя Миша – совсем вас разучили думать – сейчас жди.

Это высказывание не улучшило моего настроения. Я, конечно, понимал, что он в чём-то прав, но с другой стороны, мы же не виноваты, что родились в такое время! Ну вот что я могу сделать? Сломать дверь?

В это время одно из окон на первом этаже открылось, и оттуда показался дядя Миша вместе с ещё одним незнакомым мне мужчиной, который, по-видимому, и был хозяином этой квартиры. Они помогли мне забраться в окно, и незнакомый мужчина поспешил его задраить. Хотя, это не отменяло того, что по его квартире гуляли сквозняки.

– Повезло тебе, что Георгич дома! – проговорил дядя Миша – Он тут недавно получил травму, так ему дали пару дней выходных.

– Спасибо – неуклюже проговорил я.

– Да ладно, – отмахнулся Георгич – может, тебе налить для согрева?

– Да нет, спасибо, я дома чайку попью – я вышел в коридор.

– Ну бывай – раздалось из комнаты.

Дома никого не было. Я мрачно поставил чайник и решил поискать что-то перекусить, но выяснилось, что холодильник практически пуст. Там оставалось несколько кусочков хлеба, один огурчик и заветренный паштет для которого «дерьмовое качество» было бы комплиментом. Однако, я знал, что в навесном шкафчике на кухне ещё должны быть сухари, которые я и схрумкал вместе с огурцом. Родители, конечно, всегда говорили мне, чтоб я ел и не беспокоился о них, но я так не мог. Поэтому, я не тронул оставшиеся хлеб и паштет, надеясь, что им хватит хотя бы на полтора бутерброда. Я позволил себе съесть ещё пару сухарей с горячим чаем и, вроде как, приободрился. Да, такому ужину, порой могли бы посочувствовать даже бродячие собаки, но что поделать. Зато, мне всё равно было очень приятно выпить горячий чай, зайдя домой с мороза. Ну это я так пытаюсь найти хорошее в этой ситуации, если вы вдруг не заметили.

Спустя неделю я, наконец, пошёл на рентген, чтобы сделать снимок рёбер. Легенда моя была всё той же: случайная подростковая драка, ничего подозрительного. Впрочем, вранья тут было немного, мы действительно же подрались. Казалось бы, плёвое дело, но и тут без сложностей не обошлось: я просидел в очереди почти два часа, и это при том, что я записался на приём заранее. В таких ситуациях у меня всегда возникал вопрос: а на…черта я записываюсь на определённое время, если мне всё равно часами приходится ждать в очереди? На это я получал ответы, содержание которых сводилось к тому, что запись, всё же, гарантирует приём в этот день, в то время как те, кто пришли без предварительной записи, могут вообще пролететь. Короче говоря, как обычно: довольствуйся тем, что есть и не ной. Это, к сожалению, вдалбливалось в нашу психологию с тех пор, как нашу страну поработили. И вот, теперь, в моё время, почти все смирились с таким образом мышления. И я, пожалуй, не могу винить смирившихся: что ещё делать в такой ситуации? Это только подростки, вроде меня, способны отрицать все мировые ценности, не соглашаться с общепринятыми устоями общества и плевать на авторитетные мнения. В этом заключается и сила, и слабость молодого поколения: они не скованны стереотипами, но иногда не признают очевидные ценности, которые признать стоило бы.

В общем, я, как обычно, был погружён в свои рассуждения, которые, как правило, не имели конца. Но тут меня, наконец, пригласили в кабинет для рентгена. Мне дали чёткие и сухие инструкции, которые могла бы выполнить даже амёба. Взгляд медсестры на меня можно было бы охарактеризовать как презрительно-снисходительный, хотя, как я понимал, её социальный статус был ничуть не выше моего, иначе, она бы не работала на окраине.

Спустя буквально минуты три, было вынесено официальное научное заключение «ничё у тебя тут нет, всё нормально», и я радостный пошёл домой. В принципе, я мог бы сказать, что вся эта эпопея закончилась хорошо, а, ведь, могло бы быть гораздо хуже. Однако, казалось, что живя в этой стране, ты просто не можешь быть счастлив, потому что это не по правилам.

Глава 5

Конец года всегда был большой радостью для меня (опять же, как и для большинства других учеников). Все готовились к новогодним праздникам, и, конечно, у меня опять была возможность уехать в деревню на целых две недели. Но в этот раз это событие было безнадёжно омрачено: за пару недель до окончания полугодия умер отец. Где бы вы думали он умер? Конечно, на работе…. К его чести, надо признать, что несмотря на то, что я, как и говорилось ранее, его толком даже не знал, он всегда думал о нас. Вот и в этот раз, мужественно перенеся инфаркт на ногах, он доковылял до работы и даже начал свою смену. Просто он понимал, что в этом случае, нам полагаются хоть какие-то страховые выплаты. А если бы он умер по пути на работу, но не на рабочем месте – то шиш.

Но и сейчас выплат ждать скоро не приходилось: ведь

страховщикам-семёркам надо было проверить столько важных вещей…. А не был ли отец пьян, когда пришёл на работу? А не употреблял ли он наркотики? А ходил ли он исправно на работу в течение последних трёх месяцев? А проверял ли он сердце регулярно в соответствии с каким-то там пунктом, который только страховщикам и был известен…. Ну и так далее. Это я вам перечислил только то, что на поверхности, а там было ещё проверять и проверять. Главное для них было найти хоть какую-нибудь причину не делать выплаты, или, на худой конец, урезать их. Но самое смешное знаете, что? Сумма страховой выплаты едва ли превышала суммарные отчисления, которые принудительно списывались с отцовской зарплаты на протяжении всей его жизни. То есть, по сути, это итак были его деньги, но за них нам ещё надо было побороться. Ну, точнее, понадеяться, что мы их получим, потому что бороться со страховой компанией, естественно, не было никакой возможности.

Смерть отца омрачила нашу жизнь ещё больше: как морально так и материально. Мать теперь хлесталась, как и отец на бесконечных подработках, и я начал подумывать о том, чтобы попытаться тоже устроиться на работу. Но мама была категорически против этого и почему-то говорила, что я должен бросить все силы на учёбу, хотя я, вроде как, итак справлялся без особого труда. К тому же, перед новым годом устроиться на работу было практически нереально (тем более подростку, так как это вообще было полузаконно и сопровождалось дополнительными неудобствами). Поэтому, я опять собрался ехать к бабушке. В деревне я мог хоть немного отвлечься от уныния, что преследовало меня повсюду.

И вот я уже сижу в душном автобусе, который еле-еле заезжает на очередную горку. В салоне почти едкий запах пережжённых тормозов и чьего-то перегара (не удивлюсь, если водительского). Но, собственно, я привык к этому, как и ко всему остальному. Автобус явно был в аварийном состоянии и требовал немедленного техобслуживания. Но средства, выделенные на это, к сожалению были разворованы ещё задолго до того, как автобус пришёл в такое состояние.

Люди выходили на разных остановках близ посёлков по пути, и когда автобус, наконец, доезжал до последней остановки, я, как правило, оставался единственным пассажиром. Когда я выходил из дверей, у меня аж перехватывало дыхание. Возможно от радости, но скорее всего, потому что спёртый воздух автобуса резко сменялся свежим воздухом горного озера.

Закинув рюкзачок на плечо, я бодро зашагал по нашей улице. Я помнил каждую яму на дороге, потому что дорога не ремонтировалась годами, я помнил и каждый покосившийся заброшенный дом с закрытыми ставнями. Это, наверное, тоже должно было наводить уныние, но меня всегда будоражила старина, даже не знаю почему. Я иногда копался на чердаке нашего дома, находя там вещи столетней давности, и мне приносило умиротворение просто то, что я их рассматриваю, верчу в руках.

– Ярослав! – это бабушка окликнула меня с радостной улыбкой. Она знала, когда приезжает автобус и, почему-то, всегда встречала меня у ворот, как будто я был знатным гостем.

– Здравствуй, бабушка! – мы обнялись и пошли в дом, где меня, как всегда ждал вкуснейший обед. Было очень приятно зайти с мороза в дом и услышать как умиротворяюще потрескивает огонь в печи. А уж если пахло свежим хлебом – так вообще здорово. Хлеб в магазинах был сделан неизвестно из чего, так что это и хлебом-то назвать было трудно. Поэтому я никогда не упускал возможность поесть деревенский хлеб.

– Аська-то твоя приехала? – спросила бабушка, пока я уплетал грибной суп за обе щёки.

– Да не знаю, наверное, – немного растерялся я – чего это она моя-то?

– Ну а чья ж? Вы постоянно вместе тут бродите, поди и обжимаетесь по углам, а? – меня всегда обескураживала такая непосредственность, хотя, вроде как, ничего плохого в этом я не видел. Просто, видимо, для жителей города, погрязших лицемерии (поневоле), это было слишком непривычно. Я улыбнулся:

– Мы просто дружим и даже не видимся, когда возвращаемся в город. Здесь больше никого нет, кроме Коли-Хомяка и неё, так что выбор у меня невелик.

– Ишь какой, выбор ему подавай – шутливо проворчала бабушка.

– Спасибо, очень вкусно! – тут я доел суп, но меня ещё ждала картошечка со сметаной и грибами. Это было здорово, но я знал, что когда в ход шли сушеные грибы в таких количествах, это, обычно, означало, что с едой туго.

– Что-то в этом году рано ты за грибы взялась… – осторожно заметил я.

– Да нет, ты зря переживаешь, просто захотелось что-то – отмахнулась бабушка, но я не был уверен, правда ли это.

– Точно всё нормально?

– Да нормально, нормально, беги давай к своей Аське, пока время есть. А то завтра дрова привезут, так не до обжиманий будет – продолжала гнуть своё бабушка. Я не стал спорить и действительно направился к дому, где жила бабушка Аси, чтобы узнать, приехала ли она. Впрочем, мне не пришлось даже стучаться – Ася сама радостно вышла мне навстречу:

– Привет, а я как раз за тобой собиралась зайти!

– Привет! А ты что, на утреннем автобусе приехала что ли?

– Да! Пойдём на озеро?

– Пойдём! – в общем, на первый взгляд, на озере делать было совершенно нечего. Там был просто каменистый берег и далёкий шум могучего леса, возвышающегося на близлежащих сопках. Но лёгкий плеск волн всегда приносил умиротворение. Поэтому мы с Асей любили приходить на берег и обмениваться какими-то впечатлениями, накопившимися между каникулами. Но в этот раз, разумеется, все мои впечатления, кроме одного отошли на второй план.

– Мне так жаль – проговорила Ася, когда я поделился с ней печальной новостью о моём отце. Я вздохнул:

– Мне тоже. Но не будем о грустном, пойдём, пройдёмся до причала?

– С удовольствием! Интересно, его, наконец, разберут или будут ждать, пока он совсем развалится и утонет? – дело в том, что, как я уже и говорил, деревня была практически мёртвой. Может, когда-то тут и было развито какое-то судоходство, но я этого не застал. Редкие катера, которые иногда здесь пришвартовывались, просто подплывали вплотную к берегу и сбрасывали деревянную лестницу. А причал был заброшен сколько я себя помню и, как заметила Ася, с каждым годом всё больше и больше разваливался и уходил под воду.

– Конечно, будут ждать, никто выше шестёрок вообще в такие деревни не заглядывает – улыбнулся я.

– И то верно, – согласилась Ася – я вот тут думаю может попытаться организовать какой-нибудь фонд, который будет заниматься тем, на что чиновники наплевали?

– То есть, всеми их обязанностями? – приподнял брови я – А финансирование где возьмёшь?

– Ну это же фонд! – немного неуверенно проговорила Ася – Сборы, пожертвования….

– Вы, я смотрю, кучеряво живёте, раз ты думаешь, что люди могут позволить себе делать пожертвования – желчно проговорил я.

– Ярослав, ты знаешь, что я – тройка.

– Да знаю, знаю. Поэтому и не понимаю, с чего ты взяла, что это сработает?

– Ни с чего, это просто отчаяние! – всплеснула руками Ася. Я на мгновение задумался: наверное, этот диалог двух восьмиклассников о многом говорил. Вместо того, чтоб беззаботно играть в снежки, дурачиться, мы обсуждали такие вот проблемы. Не успел я об этом подумать, как мне в плечо попал снежок. Мы с Асей с удивлением смотрели на трёх пьянющих мужиков:

– Чё стоим, молодёжь? Так и задубеть можно! – я даже не нашёлся что ответить, хотя они все мне были знакомы (в деревне-то всего-то было человек двести-триста). Звали их дядя Петя, дядя Афоня, а того, что запустил в нас снежком, все с важностью называли Григорий Иванович. Он был этаким местным самородком: золотые руки, как говорится. И самогонный аппарат сам сделает, и счётчик электричества поможет уменьшить, и трактор починит. В общем, мастер на все руки. Однако, как я и говорил ранее, для нас, подростков, авторитеты мало что значили. Поэтому Ася, проворно слепив снежок, запустила его прямо в лоб Григорию Ивановичу. Двое его друзей расхохотались и принялись энергично бросаться в нас снежками. Мы с Асей начали «отстреливаться», весело смеясь и, пожалуй, радуясь этой импровизированной игре.

Надо признать, что мужички, несмотря на своё состояние, «стреляли» довольно метко, чего не скажешь о нас с Асей. Однако, они так задорно уклонялись от наших снежков, что зачастую падали в снег, теряя равновесие. Так что вся троица была просто облеплена мокрым снегом. Закончилось это всё так же внезапно, как и началось:

– Вот ты где! Баня не топлена в доме воды нет, а он, ёпа мать, в снежки играет! – обернувшись я увидел довольно-таки грузную тётку средних лет, которую, кажется, звали Агата Акимовна, но всё называли её Ага.

– Не бранись, всё сделаем сейчас! – ответил Афоня, запуская очередной снежок и оскальзываясь в своих кирзовых сапогах – Мужикииии! – пробасил он.

Всем сразу стало понятно, что этот короткий и ёмкий призыв означает: пойдём все вместе затопим баньку, воды натаскаем, а там можно и продолжить праздник, всё-таки суббота.

Мы с Асей продолжали идти вдоль берега до условленного тёмно-синего дома с заколоченными ставнями. Мы почему-то всегда разворачивались именно дойдя до него. Правда, от тёмно-синего там мало что осталось, это изначально дом был такого цвета. Сейчас же краска облупилась, выгорела, а кое-где вообще проступали тёмно-коричневые брёвна. Дом уже немного покосился, от забора остались только редкие колья. Таких домов, как я уже и сказал было предостаточно: почти половина. Чтобы не придаваться унынию вновь, я спросил:

– Завтра снег застынет, хочешь как в старые добрые времена покататься с сопки на какой-нибудь клеёнке?

– Ну ты вспомнил !– фыркнула Ася – Мы, наверное, уже не в том возрасте.

– Ой да ладно тебе, – отмахнулся я – к тому же, ты что знаешь о каких-то других развлечениях тут?

– А ты что, сюда развлекаться ездишь? – вдруг совершенно серьёзно, чуть ли ни строго спросила Ася – Что-то непохоже.

Я вдруг осознал, что если бы кто-то меня спросил, зачем конкретно я езжу в деревню, я бы, наверное, затруднился ответить. Нет, конечно, увидеться с бабушкой, побродить по лесу или по берегу озера – это всё здорово. Но для этого хватит три-четыре дня. Как я уже и говорил, здешняя атмосфера приносила мне покой и умиротворение, хоть я и постоянно называл деревню мёртвой. Ой, уж ни к вечному ли покою я стремлюсь в свои четырнадцать лет?!

– Э-эй! – раздалось откуда-то издалека – Ты тут, или пришельцы поработили твой разум?

– Извини, задумался – улыбнулся я – Ну а ты зачем приезжаешь?

– Не знаю, мне тут нравится и всё. Нету суеты, нету расписания, вон – она махнула рукой куда-то вдаль – полно времени.

– Твои родители хотят, чтоб ты постоянно училась? – догадался я.

– Да, но сюда легко отпускают. А мне вот уже где все эти дополнительные занятия после школы – она дотронулась до своего горла – хоть в каникулы дайте отдохнуть.

– А у тебя нет ощущения, будто здесь ты полна сил? – спросил я.

– Конечно, есть! Ведь я не трачу здесь все силы на учёбу! – я снова улыбнулся и не стал продолжать этот разговор, хотя и был уверен, что дело в какой-то необъяснимой местной энергетике. Правда, на данный момент, это всё было псевдонаукой и, возможно, мне просто хотелось верить в нечто такое.

Мы с Асей побродили ещё немного, а потом решили, что пора по домам: темнело уже достаточно рано, а в деревне ночью так темно – хоть глаз выколи, не как в городе. Да и ветер поднялся такой, что я был рад скорее оказаться дома. Но, как водится, я сначала проводил до дома Асю:

– Ну что, до завтра? После обеда зайду за тобой – подмигнул я.

– Или я за тобой, – кивнула Ася – пока! – и она, махнув мне рукой, скрылась за воротами. Чтобы срезать, я пошёл к своему дому по заброшенному узенькому переулку и, конечно, набрал себе в ботинки полкилограмма снега. Но ничего, ботинки на печи высохнут быстро, а я уже сейчас приду. Подойдя к дому, я, как обычно, закрыл ставни на ночь, а потом и ворота на крючок. Это было довольно забавно: вот от кого тут можно было закрываться? Кто тут что воровать будет? Летом закрывали ворота, чтобы скот не зашёл в огород, а зимой – так, по привычке.

Остаток вечера мы с бабушкой провели за очень «весёлым», но полезным занятием: мы перебирали гречку. Ну, если вы вдруг не знаете, перебирать гречку – это когда надо среди хороших крупинок выискивать «бракованные» (чаще всего, они чёрненькие).

Как правило, первые несколько ночей в деревне я спал как убитый из-за пьянящего чистого воздуха. И эта ночь не стала исключением: мне казалось, что я едва коснулся подушки, а вот уже солнечный свет заливает мою комнату, проникая сквозь морозные узоры на окнах. Еле-еле слышно как снова потрескивает печка, и шумит чайник.

На этот раз меня ждали блинчики с домашним клубничным вареньем (бабушка, правда предлагала есть блины со сметаной, но я всегда предпочитал варенье).

– Сбегаешь в магазин? – спросила меня бабушка, когда мы допивали чай.

– Конечно, а что нужно?

– Сахар закончился, да и спички нужны. А ещё масло растительное не мешало бы, ну это если привезли – бабушка встала из-за стола и начала копаться в шкафчике, где по своему обыкновению хранила деньги. Потом она ещё поискала в карманах куртки, висевшей в прихожей и, наконец, выложила на стол две купюры и кучу монет.

– Спасибо, вкусно, – сказал я, допивая чай и добавил – сейчас приду.

Я сгрёб в карман все деньги, которые дала бабушка, оделся потеплее и направился к Асе. Мы всегда так делали: если кого-то отправляли в магазин, то мы шли вместе. К тому же, вполне вероятно, Асю тоже могли отправить в магазин. Так было повеселее, ведь единственный магазин было километра за полтора, так что поход туда и обратно занимал минут тридцать а то и сорок. Я ждал, пока Ася соберётся, и вдруг услышал знакомое «небооо!» где-то неподалёку. Но потом, вдруг раздалось «солнцеее!», и я насторожился. Я никогда не слышал, чтоб этот парень кричал что-то, кроме «небооо!». Тут вышла Ася, которая, видимо, тоже услышала необычный крик:

– Что-то новенькое? – приподняла брови она. Я хотел ответить, но тут калитка заднего двора соседнего дома буквально слетела с петель, и с криком «солнцеее!» оттуда выбежал бедный парень в одной рубахе. Уж не знаю, что у него приключилось, но взгляд его был явно безумный. Он вдруг посмотрел на нас и крикнул: «свееет!» – показывая на солнце, взошедшее над тайгой. Следом за ним выскочила наша перепуганная соседка, тётя Дуся:

– Гаврюша, стой, куда?! – но Гаврюша припустил как на пожар, а Дуся умоляюще глянула на нас с Асей. Мне почему-то вдруг стало чуть ли не стыдно, что мы тут «стоим без дела». Поколебавшись буквально секунду, я рванул следом, совершенно не представляя, как остановить Гаврюшу, даже если его догоню. На самом деле, конечно, этого рослого парня давно уже следовало называть Гавриилом, но тётя Дуся, видимо, по привычке звала его так, как в детстве.

В общем, несмотря на то, что бегал я довольно прилично, расстояние между нами только увеличивалось, хотя меня хватало, чтоб держать Гавриила в поле зрения. Где-то сзади я слышал топот Аси (я её не видел, но понятно, что кроме неё никто за нами бежать не мог). В глазах всё блестело от снега вокруг, а холодный воздух стягивал грудь тугим жгутом. Я уже подумывал о том, чтоб с чистой совестью прекратить погоню, но тут, наконец, и мой «соперник» начал выдыхаться. Это придало мне немного уверенности, и я из последних сил ускорился. Но несмотря на то, что мне удалось сократить разрыв, Гавриил уже был на опушке леса, а мне оставалось ещё метров сто. Добежав до первых деревьев, я услышал крик Аси:

– Может, не надо?!

– Да он уже… тоже… выдыхается – с трудом переведя дыхание, прокричал я – надо немного поднажать ещё.

– Тебе… оно надо…?! Ну где… мы будем его искать? – Ася подоспела ко мне, обеспокоенно поглядывая в лес.

– Это дело нехитрое – я указал на совершенно чёткие следы на снегу – думаешь, много тут таких бегунов?

– Да не много, но… – Ася замялась, но я прекрасно понял, что она подумала. Это было довольно глупо, переться в лес за этим несчастным, учитывая то, что уговорить его вернуться мы вряд ли сможем, а уж притащить силой – тем более. Но я ужасно не любил бросать дело на середине:

– Ну я пойду, попробую, раз уж взялся. А ты, может, тогда сходи за меня в магазин – я начал выгребать деньги из кармана, но Ася покачала головой:

– Ну уж нет, пошли вместе, раз ты так упёрся.

Гавриил уже давно скрылся из виду, мы шли ориентируясь исключительно на следы, и шли уже минут десять. Я недоумевал: парень был в одной рубашке, а на улице был самый настоящий мороз. Впрочем, конечно, предугадать его поведение или мотивы не представлялось возможным. Я уже хотел развернуться, как вдруг что-то привлекло моё внимание. Что-то, что выделялось на фоне снега и могучих деревьев многовековой тайги.