Двадцать одна ночь. Эль Камино

Таня Гарсия

Двадцать одна ночь. Эль Камино

Часть первая. Инма

Инма проснулась, когда слепящее мадридское солнце уже было в зените и в комнате сделалось жарко, несмотря на тяжелые закрытые ставни. Каждый раз открывая глаза, она хотела вернуться обратно, в объятья сна. Туда, где она снова на Кубе и снова с Габриэлем. Воспоминание о нем, как всегда, больно обожгло ее сердце, хотя уже прошел год с момента их расставания. Первые полгода она ждала его назад каждую минуту, бесчисленное количество раз поглядывая на экран своего подержанного мобильного телефона. Да что там говорить, она ждала его до сих пор, проводя время, как в сонной дремоте. Она не жила без него, все происходящее вокруг напоминало ей декорации какой-то глупой и скучной мелодрамы. Вся ее жизнь была связана с Габриэлем, с того момента, когда она втрескалась в него без памяти в начальных классах школы, а в старших классах неожиданно превратилась в головокружительную красотку, перед которой он не смог устоять. Они провели вместе два года, не смотря ни на кого другого, – большая редкость по меркам кубинских подростков, активно набирающихся любовного опыта. Признаться честно, Габи никогда не был настоящим кубинцем, хотя его родители появились на свет уже на Кубе, как и бабушка Инмы. Габриэль для кубинца был слишком серьезным, сосредоточенным, даже замкнутым, слишком волевым и упертым. Очень часто чересчур правильным. В школе он любил учиться и успевал по многим предметам, часто «подтягивая» Инму по некоторым из них, хотя никогда подолгу не сидел за учебниками. Ему многое легко давалось, и можно сказать, он схватывал знания на лету. Для Инмы он был самым красивым мужчиной на земле с его зелеными глазами и светлыми выгоревшими локонами – его просто невозможно было не заметить на фоне остальных парней его возраста. Сколько раз Инма подстраивала их свидание, чтобы получить свой лакомый кусочек галисийского пирога, но ей удалось это сделать, за чем последовал головокружительный роман о первой любви. Сердце Инмы было разбито, когда Габриэль решил продолжить учебу и попробовать карьеру профессионального боксера, и воспряло к жизни после того, как учеба закончилась, а попасть в бокс на условиях, которые он хотел, у Габи не получилось. К моменту возвращения Габриэля в Санта-Марту Инма уже работала аниматором в отеле на атлантическом побережье и научилась быстро находить дополнительный приработок, благо европейцы и североамериканцы сходили с ума от ее черных глаз и бровей вразлет. Сколько раз она получала предложения уехать на Большую землю, но она не могла представить себе жизни, в которой не было его, ее галисийского белокурого Бога. Она могла закрывать глаза на все: на его интрижки и случайные связи, только бы он возвращался к ней.

Все изменилось после руситы, хотя даже не так. Все изменилось еще во время руситы. Инма чувствовала, что для Габриэля мир, когда рядом не было Тани, перестал существовать, он жил ею. Габи почти не прятался от их супервайзеров, которые строго-настрого запрещали сотрудникам отеля иметь отношения с постояльцами в рабочее время. Он каждую свободную минуту проводил с ней, мечась по территории отеля в ее поисках, как только освобождался пораньше, пропускал обеды, чтобы только видеть ее рядом, в то время как русита беззаботно спала на пляже, пила коктейли или еще как-то расслабленно проводила время в своем богатом мире. Габи, если не работал, был с ней постоянно, за счет своего сна, еды, рискуя потерять работу. Даже во время спектаклей он высматривал ее в зале, напряженно вглядываясь в темноту, и лицо озарялось, как только он находил ее глазами. Они уединялись на своем пляже в течение дня, и Инма с ненавистью смотрела на их удаляющиеся фигуры, бредущие по кромке воды: широкие плечи Габриэля, затянутые в голубую футболку, и семенившую за ним руситу. Инма не понимала, чего он в ней нашел: конечно, Таня была миловидной, с крепкой большой грудью и мелкими белыми зубами, которыми она улыбалась во весь рот. Поначалу Инма считала ее какой-то дурочкой, пока не столкнулась с ней в гримерке. Там она поняла, что русита с характером, и с трудом выдержала прищуренный, прямой, с вызовом взгляд Тани. Было что-то в русите, что заставляло уважать ее с первых минут знакомства. Инма от души надеялась, что Таня улетит и все вернется на круги своя, но она не ожидала найти Габриэля в таком ужасном состоянии после ее отъезда: молчаливым, подавленным, тенью себя самого. Единственное, что осталось прежним, – его любовь к боксу, и теперь каждую свободную минуту он проводил в зале, безудержно лупя грушу. Так продолжалось до его поездки в Гавану, после чего Габи снова начал возвращаться к жизни, планируя свой отъезд. На тему руситы они никогда не говорили, и до этого момента Инма не подозревала, что кубинец может быть таким скрытным и закрытым. Обычно их общие друзья изливали свои чувства, рыдая пьяными слезами то на одном, то на другом подставленном плече, а потом неожиданно проявляясь, сияя радостными улыбками, с новой пассией. Габриэль же вел себя диаметрально противоположно, избегая вечеринок и не проронив ни слова про Таню, смотря на всех потухшими глазами. Потихоньку между Габи и Инмой стало все налаживаться: Габи был охвачен радостным возбуждением от всех приготовлений, связанных с репатриацией, а Инма готова была следовать за ним куда угодно.

Мадрид не принял их слишком ласково, но Габриэлю несколько раз повезло с работой. Он был очень целеустремлен, рьяно и энергично хотел начать новую жизнь и готов был много работать. Вообще, он был практически неутомляемым, ни в сексе, ни в жизни, всегда страстным и искренним. Как показалось Инме, в период, когда он был с руситой, он мог не спать ночи напролет, а с утра радостно перемахивать через невысокие посадки цветов на территории отеля, спеша быть первым на завтраке для персонала или на разминке в клубе. Именно в Мадриде первый раз Инме пришла в голову мысль, что им не суждено быть вместе. Инме не так просто давался переезд, ее изнуряла тяжелая работа, она не знала, ради чего она здесь, если вдруг забыть, что в ее жизни существует Габриэль (конечно, этого не происходило). Пока Инма лежала в постели, Габриэль все больше проводил время сам с собой, бегая, гуляя или читая книжку. Он не боялся никакой работы, будучи твердо намеренным преуспеть в жизни. На взгляд Инмы, они уже вполне себе преуспели: у них была крыша над головой, работа, блага цивилизации, как, например, постирочная рядом с домом. Доставая ароматное белье из машинки, она вспоминала, как ее сестра на Кубе вручную стирала одноразовые подгузники в небольшом пластиковом тазу, а потом вывешивала их сушиться на веревку. Иметь рядом прачечную самообслуживания с доступным стиральным порошком – чем не жизненный успех?

Они расстались через год после переезда. Габриэль был очень грустен и решителен в тот день, сказав, что будет помогать Инме со всем, пока она не встанет на ноги.

Рыдая в подушку, Инма хотела вернуться на Кубу, но это было чревато преследованиями со стороны государства, связанными с ее отъездом. Да и жить, не стирая одежду вручную, а пользуясь услугами машины-автомата за углом, было так просто! абриэль чувствовал себя очень виноватым, часто звонил и заходил, но каждый раз это заканчивалось ее рыданиями, криком и разбитой посудой, после чего он закрывал за собой дверь, оставляя на столе небольшую сумму денег. Вскоре его визиты стали реже, а Габи сказал, что не хочет давать ей ложную надежду на свое возвращение. Также он посоветовал ей найти соседку или соседа по комнате и делить арендую плату. Инма до сих пор проживала в квартире, которую они сняли вскоре после переезда с Кубы и где коридор украшал странный рисунок дерева с перевернутыми корнями. Откуда только Габриэль взял эту нелепость? Инма частенько думала выбросить рисунок, но так и не осмелилась – для нее это по-прежнему было частью их общей счастливой истории.

– Инма, пойми, – повторил Габриэль серьезно, – если я буду до конца своих дней давать тебе денег, ты так и пролежишь на этом матрасе.

Он многозначительно кивнул головой в сторону спальни.

– А тебе напомнить, как я вообще на этом матрасе оказалась? – Инма повысила голос. – Я оказалась на нем ради тебя!

– Прости, Инма, но это было твоим решением поехать в Испанию. Ты должна отвечать за его последствия. Ты получаешь пособие, можешь связаться с родственниками, у тебя есть все, чтобы начать свою счастливую жизнь и ни от кого не зависеть.

– Да ты у нас сеньор Всезнайка! Всегда знаешь, как поступать другим!

Однако месяц назад Габриэль все же сдержал свое обещание и перестал оплачивать ей квартиру. «Это для твоего же блага», – сказал он.

В конце концов Инма решилась и дала объявление на сайте о поиске соседа по квартире. Если он будет симпатичным, то, помимо арендной платы, можно будет получать удовольствие и от других радостей жизни. Симпатичных кандидатов в соседи Инме, к сожалению, не попалось. Часто квартиру приходили смотреть китайцы, которые готовы были подселиться в маленькую квартирку в количестве трех человек и более, или ей делали недвусмысленные намеки бандитского вида колумбийцы. Некоторые из них были настолько брутальны в своих обтягивающих майках, что однажды у Инмы случился секс прямо при просмотре квартиры. Надо сказать, что, несмотря на страсть и силу, у колумбийцев не было той изящности, пластичности, виртуозного любовного мастерства, которое было частью генетического кода кубинцев или испанцев, рожденных на Кубе. Габриэль был очень внимательным любовником, заботящимся о своем партнере, а не думающим только о самоудовлетворении. Когда на Остров свободы вместе с туристами стало просачиваться порно, кубинцы, насмотревшись, начали копировать стиль горячих жеребцов, что зачастую выглядело наигранным, нелепым и комичным. Колумбиец, видимо, тоже смотрел эти кассеты, поэтому Инма с облегчением закрыла за ним дверь через пятнадцать минут.

В одно прекрасное утро в дверь постучали. Инма как раз собиралась на работу, надев свой самый откровенный топ, благодаря которому получала больше всего чаевых – она до сих пор работала официанткой в одном из ресторанов в районе. Она накрасила губы красной помадой, причмокнула перед зеркалом и распахнула дверь. За ней стояла маленькая фигурка, облаченная во все черное. Черная рубашка, черные брюки, черный кардиган, черный рюкзак за плечами и черный платок, обрамляющий воробьиное лицо с большими круглыми глазами и носом, похожим на небольшой клюв.

– Здравствуйте, – неуверенно сказала фигурка, не отводя взгляда от пышной груди Инмы, плавно раскачивавшейся в вырезе майки со стразами, – я по поводу квартиры.

Инма не была высокого роста, но над фигуркой она нависла словно грозовая туча.

«Только этого не хватало, – пронеслось в голове у Инмы, – соседки-мусульманки». Инма торопливо согласилась, чтобы побыстрее выпроводить гостью.

– Проходите, смотрите, мне скоро на работу.

Смотреть в квартире было особенно нечего, поэтому они управились за пять минут.

– В спальню влезет второй матрас, – щебетала фигурка радостно.

– Обсудим позже, оставьте мне свой номер телефона, – Инма подталкивала фигурку к выходу и пыталась напустить на себя деловитый вид.

– Меня зовут Малика, – с надеждой сказала та, – по-арабски значит «повелительница».

– А, да ну? – недоверчиво произнесла Инма. Как же некоторые имена не подходят их владельцам! Вот Инмакулада – другое дело: «чистая, незапятнанная, непорочная». Инма прыснула от смеха при этих мыслях и с облегчением закрыла дверь за тщедушной фигуркой.

***

Инма отработала смену. Декольте, как всегда, очень помогло с чаевыми. На улице уже стемнело, она зашла в китайский магазинчик с целью купить фасоли и курицу, а также взяла два початка кукурузы, чтобы сварить, когда не будет желания готовить. Честно говоря, его почти никогда не было.

Она приоткрыла скрипучую дверь подъезда, поднялась по ступеням и вздрогнула от неожиданности. На лестничной клетке, прислонившись к стене, сидела все та же черная фигурка. При виде Инмы Малика вскочила.

– Ты что, меня преследуешь? – зашипела Инма.

– Простите, я хотела узнать ответ насчет… квартиры…

– Я не живу с теми, кто выслеживает меня у порога, – Инма уже хотела убрать черную фигурку с дороги.

– Сейчас очень поздно, а мне некуда идти. И даже нет денег на общественный транспорт, чтобы отсюда уехать.

Малика умоляюще посмотрела на Инму. Она выглядела такой жалкой, маленькой и несчастной, что сердце Инмы невольно дрогнуло. Она помедлила, так как прекрасно знала, что значит находиться на нуле, и эти воспоминания сейчас проходили сквозь нее.

– Квартира нужна ненадолго, на две-три недели, а потом мне обещали дать комнату в общежитии университета, – продолжала умолять Малика, заглядывая Инме в глаза.

– А как ты собираешься платить за квартиру, если у тебя нет денег? – поинтересовалась Инма.

– Мне помогает одна из жен братьев, – гордо сказала Малика. – Это была ее мечта: продолжить учебу после школы, но она вышла замуж и сразу забеременела. Поэтому она переводит мне деньги по мере возможности, но никто из семьи об этом не знает.

– Ладно, – Инма пожала плечами, осознавая, что настоящий кубинец не оставит человека без помощи. Это было основное правило, которое она усвоила с детства. Кубинцы могли быть какими угодно жуликоватыми, пройдошистыми, ленивыми, но они никогда не бросят даже незнакомца в беде. Там, на ее родине, на Острове свободы, ты можешь с легкостью одолжить еды у соседей, и тебе не откажут, потому что любой может оказаться в бедственном положении. Здесь, в Мадриде, Инма стеснялась взять взаймы соль у молодого человека, который арендовал апартаменты этажом выше. Она не хотела быть как эти надменные европейцы, она кубинка, в конце концов! – Оставайся до завтра, а потом посмотрим, что с тобой делать.

– Ой, спасибо, – Малика засияла.

Они зашли в небольшую квартиру почти без мебели. Инма думала, куда можно было приткнуть гостью, так как матрас был всего один, и он, понятно, был уже занят. Вечно Инма находила приключения на свою голову, вместо того чтобы просто захлопнуть перед носом мусульманки дверь. Инме удалось найти для Малики полотенце, так как своего у той не было. В целом небольшой рюкзак незнакомки напомнил Инме те времена, когда она с Габриэлем почти без поклажи приехали в Мадрид, не имея даже теплой одежды, которая могла бы согреть их холодными и зябкими ноябрьскими вечерами. Малика приняла душ, замоталась обратно в черный платок и свернулась калачиком в углу их когда-то общей с Габриэлем спальни. Инме неожиданно стало очень жалко свою гостью. В тяжелые времена после переезда у нее был Габи, который брал на себя все организационные вопросы, пытаясь обустроить их скромный быт и добыть денег. Мусульманка же выглядела так одиноко и несчастно, забившись в угол комнаты, как будто на всей земле не было никого, кто мог о ней позаботиться. Инма натянула на себя простыню по самые глаза и выключила свет.

***

Наутро ее разбудило какое-то бормотание, похожее на смесь пения и жужжания мухи. Она открыла глаза, взглянув на висящие на стене старые часы. Пять часов утра! В такое время Инма могла только ложиться в постель, но никак не просыпаться. Она перевела глаза на источник звука. В том же углу комнаты на неизвестно откуда взявшемся молельном коврике сидела Малика, положив руки на колени.

– Аллах велик! – несколько раз повторила она и упала лицом в пол.

Инма закрыла лицо рукой – этого только не хватало! В восемь часов утра Малика потрясла ее за плечо.

– Мне надо в университет, – радостно сказала она.

– Что-то я в последнее время плохо сплю, – зло ответила Инма, отрываясь от подушки, на которой распластались ее иссиня-черные пряди волос. – Я искренне надеюсь, что мы больше не увидимся.

– Огромное вам спасибо за помощь! Я сегодня зайду в университетское управление и узнаю, как там с комнатой.

– Надеюсь, продвигается.

Инма совсем не боялась, что Малика ее ограбит – брать в квартире все равно было нечего, если не считать старого телевизора и курицы в холодильнике. Каково же было удивление Инмы, когда курица оказалась не в холодильнике, а уютно красовалась на теплой сковородке, поблескивая запеченным боком. Пол блестел, и Инма готова была поклясться, что Малика его вымыла. Последний раз Инма делала уборку в квартире месяца два назад.

Вечером, возвращаясь с работы, Инма подумала, что комнату Малике сегодня вряд ли выдали, поэтому она купила булочку с сыром и пару апельсинов. Купила и не прогадала: Малика сидела на том же месте на пороге квартиры, где жила Инма, и, казалось, дремала. Инма потрясла ее за плечо.

– Здравствуйте, – обрадовалась та, протирая глаза. – Я рано просыпаюсь, поэтому к вашему приходу уже вареная.

– Я заметила, что ты рано встаешь, – улыбнулась Инма, – проходи.

Так прошло несколько дней, пока не наступили выходные. Малике не надо было идти в университет, а смена Инмы начиналась позже, так как ее ресторан сегодня работал до последнего посетителя. Инма сходила в мастерскую и сделала для Малики собственный ключ. Все равно понадобится для будущего соседа, когда Малика начнет жить в университетском кампусе.

– Малика, как продвигаются дела с твоим общежитием? Ты не можешь постоянно жить в углу моей комнаты и бормотать у меня над ухом в пять утра.

– Они делают все, что возможно, но это моя вина, я очень поздно подала документы и запрыгнула буквально в последний вагон поезда.

– Что ты изучаешь в университете?

– Юриспруденцию, – она хихикнула. – Я хочу помогать мусульманским женщинам, беженкам или тем, кто просто хочет учиться или работать, а их семьи против этого.

Лицо Малики озарилось, делая ее похожей на маленького счастливого взъерошенного воробья.

– Это твой случай, правда? – осторожно спросила Инма.

– Да, – Малика моментально сжалась, – я ослушалась своих родителей и вместо замужества уехала в Мадрид и подала документы в университет. Мои родные: родители, братья и их жены – остались в Андалусии. Я опозорила семью, но надеюсь, в один прекрасный день они поймут, сколько пользы я могу принести обществу, и простят меня. Ведь Аллах, он велик, он все видит, он не запрещает женщине учиться и работать!

Инма потрепала ее по руке. Габи тоже хотел получать высшее образование. Как будто в этой «корочке» есть какая-то гарантия счастья!

Сама Инма была счастлива окончить школу и никогда больше не возвращаться к книжкам. Тем более все закончилось тем, что они оба работали в отеле, удовлетворяя взыскательные запросы клиентов совершенно разными способами. Инма усмехнулась своим мыслям: почему русита не могла быть такой же, как остальные гости отеля, уезжающие и не оставляющие за собой следа? Просочиться сквозь Габриэля и, как морская волна, уйти в песок?

– А в чем проблема, почему ты не можешь учиться? – поинтересовалась Инма.

– Я из очень традиционной афганской семьи, где никто из женщин не смог получить образование по разным причинам. Родители говорят, что женщина не может быть слишком умной, от этого все беды. Я окончила школу вопреки родительской воле, потому что к нам в дом постоянно ходили волонтеры и говорили родителям, что я очень способная и мне надо учиться дальше, но на университет мои родители никогда бы не согласилась, зная, какие искушения подстерегают там девушек.

Малика осекласьи покраснела. Понятно, она еще и девственница! Инма закатила глаза. Знала бы Малика, каким образом в ее возрасте Инма зарабатывала свои первые карманные деньги!

– Так как ты оказалась здесь? – наконец спросила Инма.

– Просто сбежала с помощью жены брата, как только узнала, что меня приняли в университет.

Глаза Малики озарились.

– Первые ночи я проводила на вокзале и где придется, – она огляделась. – У вас очень красивая квартира.

– Ну, если сравнивать с вокзалами, то может быть, – пожала плечами Инма. – Не забудь, что ты не живешь тут бесплатно, а вернешь мне все до евроцента, как только получишь очередную порцию гуманитарной помощи от жены брата.

***

Как ни странно, дома Инма и Малика почти не пересекались, так как Инма работала во вторую смену, а Малика целыми днями пропадала в университете. Факт, который Инма не могла не оценить, – это то, что с приходом Малики в доме стало гораздо чище, а на плите появилась горячая и вкусная еда. Однажды Инма купила вместо курицы свинину, но сочный кусочек так и остался тоскливо лежать в холодильнике. В целом Малика ела как птичка, недаром и была такой субтильной, так что на бюджете Инмы соседка почти никак не отразилась.

Вечерами, бывало, они немного болтали, так как обычно Инма будила Малику своим поздним возвращением. Инме нравилось слушать про довоенный Афганистан, о существовании которого она не догадывалась до настоящего момента. По словам Малики, до прихода талибов он выглядел как город-сад, с красивыми мечетями, машинами на улицах и даже кинотеатрами, где женщины могли сидеть рядом с мужчинами. После войны с Советами к власти пришли талибы, и положение женщин стало страшным – полностью закутанные в бурки, оставляющие только прорезь для глаз, женщины лишены всяких прав, в том числе на учебу, работу и медицинскую помощь. Тысячи женщин умирают от антисанитарии, голода, побоев, во время родов и отсутствия необходимого лечения. Инма не могла в это поверить, вспоминая доступную медицину на Кубе и равенство женщин и мужчин в коммунистическом обществе. Про талибов она, конечно, ничего ранее не знала.

Однажды днем, когда обе девушки были дома, Малика просто ворвалась в квартиру в состоянии невероятного возбуждения:

– Инма, я нашла его! Какая удача! Пойдем, пока не забрали!

Она усиленно тянула Инму за руку на улицу. Инма не понимала, что такого ценного Малика могла углядеть в их китайском районе. Когда они вышли во двор, то увидели, что у мусорного бака величественно красуется небольшой одноместный матрас. Матрас был не очень чистым и, скорее, серым, чем белым, с парой желтых пятен с одной стороны, но другая сторона была вполне пригодна к использованию.

– Ты что, собираешься остаться надолго? – простонала Инма. – Из-за тебя я не могу искать соседа. Нормального, платежеспособного соседа! И мне придется опять просить деньги на аренду у моего… бывшего… парня…

Инма запнулась, зато Малика расцвела:

– У меня тоже есть жених, нас посватали в детстве.

От этой фразы Инме стало дурно. Ее мысли вернулись на солнечную Кубу, где она снова видела высокого долговязого четырнадцатилетнего Габи с копной вьющихся волос, гоняющего мяч и поднимающего в воздух клубы золотистой пыли. Как бы она хотела сделать стоп-кадр и любоваться им вечно.

– Ну что, понесли? – Малика потянула Инму за руку.

Кое-как они втащили матрас на свой этаж. Толку от Малики было очень мало, зато та сбегала в хозяйственный магазин, купила щетки, взбила какую-то мыльную пену и целый день до вечера скрябала по матрасу щеткой с мыльной пеной. За этим занятием Инма ее и застала, когда пришла с работы. Похоже, мусульманка собиралась обосноваться здесь надолго.

Инма набрала номер Габи, тот ответил.

– Привет, красотка! – поприветствовал он ее. С первых звуков его голоса у нее задрожали колени, однако за эти доли секунды Инма успела уловить какие-то незнакомые нотки в его голосе. Габриэль звучал по-новому.

– Габи, – неслышно произнесла Инма, – у тебя кто-то появился. Кто-то постоянный?

У нее пересохло в горле.

– От тебя ничего не скроешь, красотка. Ты бдительна, как Фидель и его служба разведки. Да, я познакомился с замечательной девушкой, у нас все только начинается, но выглядит многообещающе.

Ну-ка, выкуси, русита! Инма даже позволила себе немного позлорадствовать. Такой красавчик, как Габи, просто не может принадлежать одной женщине, вот и все.

– Габи, любовь моя, мне неловко тебя просить, но мог бы ты оплатить мою квартиру еще на месяц?

– Инмакулада, мы же договорились, – укоризненно сказал он, но по голосу было слышно, что он не собирается отказывать ей. – Пойми, если я сейчас… начну жить кое с кем, то мне трудно будет объяснить, почему я оплачиваю квартиру другой женщине.

– А ты просто не говори ей, – чистосердечно сказала Инма.

Габи рассмеялся. Он и правда был в отличном расположении духа.

– Хорошо, красотка, в память наших жарких ночей я заеду через неделю и привезу деньги. Но ты все равно ищи соседку, Инма.

– Я уже нашла, но она пока не может позволить себе оплатить квартиру. Она в еще худшем состоянии, нежели мы, когда приехали с Кубы.

– Такое бывает? – Габи присвистнул. – Мы разберемся и все решим.

«Мы разберемся» было так в стиле Габи, что Инма опять почувствовала укол в сердце. Почему же это «мы» перестало существовать?

Они распрощались. Мусульманка начищала матрас. Инма бросилась на свою постель и зарыдала, закрыв голову подушкой. Звук щетки о матрас мгновенно прекратился, Малика села рядом с Инмой, положив руку ей на плечо. Так прошло около получаса.